Вазелин

      Усталость накрыла сразу же, как только я заглушил мотор, как-будто ждала, когда наконец все самые срочные дела за этот день будут завершены. Прочитал четыре пары лекций в универе, отпахал вторую смену в лаборатории, работая над практической частью для докторской, будь она неладна, и даже по пути домой закупился по списку, продиктованному в голосовом сонным голосом Вальки. Тело двигалось будто на автомате, больше всего сейчас хотелось просто рухнуть в постель, но нужно было еще взять пакеты из багажника и подняться на восьмой этаж. В этот раз, с тяжелой ношей и настолько уставший, конечно же на лифте, но вообще я давно приучил себя к подъему пешком. Да, высоко, но это хоть какая-то активность, тем более что в последнее время совсем не остается ни сил, ни желания на тренажерный зал.       Опять накрыли какие-то странные мысли о возрасте, абсолютно неуместные ни сейчас, ни в любое другое время. В конце концов, Влад, ты сам себе выбрал молодого партнера, который кажется вообще не стареет. Ты, сорокалетний дед, стареешь, а Валька как был восемнадцатилетним мальчиком с кукольной внешностью, так им и остался, вопреки всем законам биологии. И пусть так и будет, потому что с годами моя любовь к этому чуду только крепнет, да и не хочется желать любимому человеку даже такого, вполне естественного, зла. Десять лет вместе — совсем не шутка, и если до сих пор, пройдя столько конфликтов и примирений, мы все еще не расстались, значит, такой вот мой выбор, и нечего теперь ныть.       Спину уже сводит от перенапряжения — все-таки сидячая работа еще ого-го как сказывается и надо бы возобновить походы в спортзал, чтобы совсем не рассыпаться, но на носу Новогодние праздники, да и завтра очередная безумная затея, на которую меня подбил Валька. Как-то так получается, что все инициативы по углублению наших отношений и картинным жестам исходят от него, начиная с первых «брачных колец» из серебра, а затем и замены их на золотые; с бутафорской свадьбой пару лет спустя, а теперь на десять лет совместной жизни ему пришло в голову еще и пометить мою кожу — сделать парное тату. Это слишком серьезный шаг для прежнего Влада, который в свое время паниковал из-за отношений со студентом и сомневался буквально во всем, но для меня сегодняшнего, который все давно осмыслил и принял, страшно только от фразы Ника, что он никогда не пробовал стиль ботаники и нежелание Вальки набить у кого-либо другого.       Мыслей о том, что когда-нибудь нам придется расстаться и каждый останется залечивать душевные раны с несмываемым следом прошлых отношений, не могло возникнуть — это чистейшая глупость. И даже профессионализм мастера не вызывал сомнения (с более чем двадцатью годами опыта у Ника это тоже было бы довольно глупо), но все равно некоторое волнение присутствовало. Оно достаточно слабое, чтобы как-то повлиять на решение, но точит нервы знатно, так еще и вина из-за этого неуместного волнения не добавляет спокойствия. Мне нужен Валька с его детской непосредственностью, чтобы заразиться от него легким отношением ко всем изменениям. Да и вообще просто так нужен, после тяжелого дня особенно.       Квартира как обычно встретила тишиной, но я давно уже привык не пугаться, так как знаю, что Валька закрывается в дальней комнате и там, лежа на постели, что-то читает. Сколько бы я ни соблазнял его компьютерным столом в гостиной, переманить любимого с уже насиженного местечка не удалось. Вообще черт с ним, пусть занимается там, где душе угодно, но спальня из-за этого потеряла ореол таинственности и сексуального напряжения, а стала, ну, просто еще одной жилой комнатой, пусть и с необычным антуражем — БДСМ слился с повседневностью, и мы все чаще теряли грань, где заканчивается «ваниль» и продолжается «жесть», как говорит Валюша. Он уже не такой нежный и гораздо более опытный, а пройдя небольшое обучение доминирующей позиции у Александра, и сам кое-что умел и гораздо больше понимал в том, как все должно быть организовано по части безопасности. Но тревога за то, что очередная сессия, сумбурно начатая без должного обсуждения, на одних «инстинктах», может закончится глобальным недопониманием, травмой, оставалась. Опять эти глупые тревоги, которые только точат нервы и абсолютно ни к чему путному не приводят.       — Я дома! — крикнул я вглубь квартиры, чтобы обозначить свое возвращение. Тут же услышал мышиную возню и легкие шаги, что не могло не вызвать улыбку. Все-таки от некоторых замашек лайфстайл-Доминанта у меня так и не получилось отказаться, встречающий обнимашками прямо с порога саб был слишком привлекательным, чтобы вот так просто лишиться этого.       — Привет, — протянул Валька, нагло повисая у меня на шее и отпинывая в сторону оставленный на полу пакет с продуктами, чтобы не мешался. Запоздало думаю, что там хрупкие яйца, пусть даже в упаковке, но все-таки желания ворчать не было никакого. Также, словно совсем в стороне, услышал звон упавших на тумбу под зеркалом ключей, но на них тоже стало совершенно фиолетово, как только Валька стал самостоятельно расстегивать пуговицы на дубленке и лезть с поцелуем.       — Эй, не так быстро, мне надо хотя бы раздеться, а потом поужинать. Ты что-нибудь готовил? — попытался отвлечь его, пока воля совсем не оставила меня и мы не занялись любовью прямо на пороге — прецеденты были. Да и вообще Ник однозначно предупредил нас, что все БДСМ-игры перед сеансом тату строго противопоказаны, так что незачем искушать судьбу.       — Из чего готовить? Холодильник пустой — что принес, из того сейчас и буду готовить, — проворчал Валька, все-таки добившись от меня поцелуя в нос и затем послушно отойдя на шаг, приняв отказ. Хороший мальчик. Как трудолюбивый муравьишка, согнувшись в три погибели под тяжестью пакета, поволок разбирать его на кухню.       — У нас же в холодильнике не пространственно-временная аномалия, которая проглатывает все без разбору, когда ей вздумается, дорогой. Вчера еще было понятно, что там мышь повесилась — почему было после универа не зайти в магазин и не приготовить? — проворчал я, стягивая ботинки, но достаточно громко, чтобы Вале даже в соседней комнате было слышно. Такой его ответ мне еще как не понравился, меньше всего мне сейчас хотелось ждать, но и ругаться перед таким важным для нас днем было ни к чему, поэтому я очень аккуратно кольнул претензией, чтобы было понятно, что не хочу мириться с подобным впредь. Почему-то я своевременно выполняю свои домашние обязанности, а у него не понос, так золотуха. — Да и вообще, макароны уж можно было сварить, — продолжил я, уже зайдя на кухню, хотя наверное стоило бы остановиться уже на первом предупреждении.       — Ага, а потом бы ты мне эти макароны, который раз за неделю, на голову бы надел. Сейчас, пять минут, — рыкнул в ответ Валя. Он, хоть и однозначно чувствовал себя виноватым, но ползать в ногах, вымаливая прощение, ничуть не спешил, его волновали дела поважнее.       Вывалив смесь замороженных овощей на сковороду, он занялся разделкой охлажденной курицы. Я же просто молча наблюдал, не решаясь вставлять свое последнее слово. Ну, с «на голову бы надел» Валька однозначно загнул, я конечно же бы поел, ну поворчал бы, что любимый мой вконец обленился… Хотя в том, что обленился, уже закрадывались некоторые сомнения, все очевиднее становилось, что Вальке то ли времени не хватает, то ли сил на домашние обязанности, как-то не верилось, что вот так просто, за один день, мой идеальный муж мог превратиться в трутня. И не так уж сильно волнуют меня домашние хлопоты, я и сам могу приготовить, никто не отменял домработницу в конце концов, просто обидно как-то возвращаться поздно вечером и получать перекати-поле в тарелке.       — Как твоя кандидатская? — все, что смог спросить я на пробу. Это было единственное, что могло так сильно напрягать Вальку, и, несмотря на то, что до защиты еще пахать и пахать, мало ли какие важные этапы проходят прямо сейчас, что любимый с головой в этом, забывая обо всех бытовых вопросах.       — Никак, — фыркнул Валька, оставив от курицы один скелет и теперь терпеливо нарезая грудку на отбивные. Я только согласно кивнул такому выбору, конечно же зная, что Валька меня не увидит, так как стоит спиной. — Я пытаюсь что-то писать, но пока не получается, не идет. Меня научница убьет за то, что у меня до сих пор только пара страниц какого-то несвязного бреда, — продолжил ворчать он, вымещая все неприятные эмоции на куске куриной грудки — молоток опускался на нее с жутким грохотом.       — Подожди, ну ты же что-то делаешь — экспериментальная часть у тебя уже как пару месяцев готова была, методики описаны, какие пара страниц… — я искренне не понимал, из чего вдруг возникли проблемы. Не для того я отпускаю Вальку в бесконечные командировки к экзотическим тварям, чтобы он мне вдруг заявил, что работа не продвинулась ни на йоту. Странно все это, и как бы Валька ни ленился, ну никак не могло быть так, чтобы все стояло на месте который год.       — Ой, это ладно, делать нечего, только переписать дневник наблюдений, потыкаться в программах с первичными данными — не так напряжно, как переливать из пустого в порожнее в теоретическом обзоре. Нахера, а главное зачем? Я прочитал литературу, разобрался, а теперь от меня хотят, чтобы я буквально то же самое повторил своими словами — зачем? И самое прикольное… ну, ты знаешь, да… эта прекрасная программа мне засчитывает за плагиат ссылки на мои же статьи! Еще и бесконечные курсовые-дипломы, где меня цитируют, и в итоге вместо того, чтобы заниматься делами, я заново изобретаю велосипед. Обожаю! — взорвался он, за пару минут как на духу выложив мне все, что наболело.       Я не могу не засмеяться, потому что это очень знакомо: и по опыту собственной защиты, и по поводу всех Валькиных курсовых и диплома, над лит. обзором к которым он так же сокрушался. Это не повод, конечно, менее серьезно относиться к его проблеме, но теперь по крайней мере я спокоен за своего мальчика. Хорошо, что все идет своим чередом и годы кропотливой работы не канули в Лету из-за какой-то системной ошибки, косяка в выборке, отсутствия статистических различий между группами — да мало ли что. А теория, с ней всегда так, не он первый и не он последний, мне вот тоже скоро мучиться, пытаясь обойти плагиат собственных статей, но это малая часть из всех проблем, которые могли бы произойти.       Валька в ответ хмурится и бросает на сковороду кусочки запанированных отбивных, стараясь не оборачиваться на меня. Приходится подняться с места и под предлогом заваривания чая подойти ближе, невзначай притянув моего обиженного, кажется на весь мир, мальчика. И пусть еще десять, двадцать лет пройдет, он для меня все равно мальчик, как бы мы ни пытались играть в равноправие, но я совсем не против, да и он тоже — сам ластится, как кот макушкой к плечу, отведя в сторону грязные от готовки руки. И как бы мне ни хотелось как в пресловутых немецких фильмах, согнуть его над столом, это кажется не гигиеничным, да и нет у меня сегодня в планах играть, нельзя так нельзя.       — Справишься со всем, я верю. А если не справляешься, прямо скажи, разок закажем еду с доставкой — это не катастрофа, а вот когда голодный муж приходит домой с работы и ему еще и приходится ждать… — все-таки приходится провести сеанс избавления от тараканов. Шучу, чтобы сгладить неприятные эмоции, которых Вальке и без моего недовольства хватает. На самом деле он работает ничуть не меньше меня, но если я сразу решил, что дома только отдых и личная жизнь, предпочитая все вопросы решать на месте, частенько задерживаясь, то Валька со студенческих времен подцепил привычку все, что можно и нельзя, тащить домой, совсем не считая трудовые часы. — Меня кормишь реже, чем своих пауков, — добавляю, все-таки не удержавшись и прикусив его за мочку уха с миниатюрной сережкой, металл показался кислым на языке.       — Неправда, ты бы давно помер с таким режимом. Пауки-птицееды в дикой природе вообще до года могут обходиться без пищи, на одной воде. Поставим эксперимент? — поддался моему игривому настроению Валька, что меня немного расслабило. Пациент смеется — значит, жить будет. — И вообще, кто бы из нас еще говорил о заботливости: кажется, только я твоими цветами занимаюсь, — проворчал он, но вовсе не обижаясь, наоборот пытаясь прижаться как можно ближе, даже забыв про готовку. Приходится даже потрепать его по плечу и обратить внимание на подгорающие овощи.       С какой-то стороны он прав, я благополучно скинул на него поливку цветов, но он и так лазает в своем террариуме каждый день, чистит аквариумы и подкармливает гадов, а если паукам своим воду меняет, то и мои растения может напоить, не особенно напрягаясь. Да и по веселому тону понятно, что цветы мои ему не мешают, даже наоборот, он сам говорит, что в нашем «живом уголке» паукам спокойно в тени листьев, да и на редкость гармонично все это смотрится, как будто так и должно быть. В который раз удивляюсь его чувству вкуса и интуиции. Сначала я сопротивлялся самой мысли завести паука, мол, никаких членистоногих в моем доме нет и не будет, а своих пауков Валя спокойно может разводить в лаборатории, было бы желание.       Тогда Валя очень тактично напомнил мне, что это и его дом тоже, и вообще, с такими замашками собственника я могу оставаться один, без лишних стеснений, а он уйдет обижаться в общагу. Долго обсуждали это, но компромисс так и не нашли, но когда на очередной День рождения друзья презентовали Вале какого-то редкого птицееда, деваться было некуда, не выставлять же «на мороз» бедное животное, пришлось приютить, строго предупредив, что это первый и последний гад в моем доме. Ага. Конечно же так не получилось, и к первому пауку добавились второй и третий, а затем и огромные тараканы длиною с палец, после которых я вообще перестал обращать внимание на пополнение в семье, только молясь на Вальку, чтобы его любимцы не разбежались по дому.       К членистоногим пришлось привыкнуть, и пару раз я даже соглашался потрогать пушистого птицееда, однако после первого же болезненного укуса предпочитал наблюдать исключительно через стекло аквариума. И видно моя фобия уже совсем исчезла, если я соглашаюсь набить изображение черной вдовы на листе — вроде как по идее Ника это я и Валька, и он меня своим обаянием поймал в сети… Каждый раз перекручивает от того, насколько это личное и одновременно абсолютно непонятное для многих, а поэтому страшновато выставлять это на всеобщее обозрение, как-будто чужие взгляды мгновенно обесценят нашу любовь, но с другой стороны, ничего более символичного придумать уж точно было нельзя, Ник несомненно гений.       — Ник прислал окончательный вариант эскиза, посмотришь? — словно читая мои мысли, предложил Валя, уже усадив меня за стол. Сам отвлекся на заваривание чая, оставив меня наедине с тарелкой на скорую руку приготовленного ужина.       — Ты там все лапки пересчитал, сошлось? — усмехаюсь, намекая на его предыдущие почти истерики по поводу того, что Ник вообще неправильно рисует паука.       — Как будто тебя не будет бесить, если у листа будет пильчатый, а не зубчатый край, — фыркнул он в ответ, наконец тоже садясь напротив, но слишком глубоко уйдя в поиск чего-то в смартфоне, чтобы удостоить меня взглядом. Также автоматически подливает себе чай, а мне остается только в очередной раз удивляться тому, как ловко у него получается справляться с несколькими самыми разными задачами одновременно.       — Честно? Все равно. И вообще, может это особенный вид растения имени меня? Мне кажется, тебе стоит попроще отнестись к этому, Нику виднее, — покачал головой я, не поддаваясь на провокации. Валька и, правда, излишне ревностно относится к ползучим тварям, так что даже обычно уравновешенного и с юмором ко всему относящегося Ника довел до белого каления постоянными правками в эскиз, словно это не макет тату, а рисунок к лабораторной работе по энтомологии.       — А мне не все равно. И раз уж собрался рисовать за три метра узнаваемую Черную вдову, то пусть мучается. А то он вообще сначала нарисовал самку, — фыркнул он, опять совсем меня не услышав. Остается только гадать, как Ник до сих пор не психанул, вернув предоплату. Рисовать что-то живое двум биологам, еще и в стиле ботаники, чревато большой головной болью.       — Теперь все как надо? — с улыбкой спросил я, отвлекаясь на еду. Наконец и Валька нашел нужное фото и сунул мне под нос макет чрезвычайно аккуратно выверенной и фактурной татуировки, явно с большой любовью прифотошопленной к моему пока что голому плечу. Смотреть на это отчего-то было жутковато, прорисованный во всех деталях паук и правда первым бросался в глаза, а лист какого-то полупапоротника в паутине оказался хоть и тоже на переднем плане, но все равно в тени, являясь как бы фоном к ползущему по нему красавцу — теперь уж точно выполненного по всем правилам самцу Черной вдовы.       — Мне нравится, — кивнул Валька, с надеждой наблюдая за моей реакцией. Наверное, он и сам понимает, что доконал Ника, и если я вдруг тоже начну играть в лабораторную работу, то ничем хорошим это не закончится.       Но я почему-то не чувствовал такой ревности к идеальной морфологии на картинке, которую мне носить на коже всю оставшуюся жизнь. Татуировка смотрится на редкость гармоничной, как пространство нашего домашнего «живого уголка» или как наши отношения — Валька ползет вверх, а я поддерживаю, из тени радуясь успехам моего мальчика. И пусть этот листок уж слишком походит на папоротник, которыми я не занимаюсь, но до того идеально вписывается в изгибы плеча, что никакие правки вносить не хочется. Киваю, подтверждая, что мне тоже все нравится, и Валя опять закапывается в телефон, чтобы написать ответ. И вот эти постоянные отвлечения в экран нервируют меня гораздо сильнее анатомических подробностей на стилизованном рисунке. Но недовольство свое я стараюсь держать в узде и не высказывать, понимая, что дело и правда неотложное, и надеюсь, что скоро Валька одумается и мы наконец останемся совсем наедине, без домашней рутины и посторонних в личных сообщениях.       — Я так переживаю… Это ж не кольцо, его не снимешь, — вдруг выдал Валька, без аппетита ковыряясь в тарелке, когда я съел уже больше половины простенького, но с любовью и умением приготовленного ужина. Чуть не подавился от неожиданности.       — А ты собирался снимать? — уточняю осторожно. Меньше всего я сейчас хочу ссориться, но такие слова звучат как минимум странно, а как максимум даже обидно. Татуировки он, видите ли, испугался, потому что не сможет ее снять как кольцо, я ему дам.       — Ну, конечно нет, просто… — замялся он, не в силах сформулировать мысль. И я, даже понимая его сомнения и в глубине души чувствуя то же самое, не смог скрыть подозрительный прищур. Как только речь заходит о сомнениях Вальки, я превращаюсь в ревнивого идиота, даже несмотря на то, что сам грешу постоянными самокопаниями. Ведь если Валька, наиболее инициативный и бесстрашный в нашей паре, будет сомневаться, то это тревожный сигнал. — Я люблю тебя и не собираюсь бросать, не смотри на меня так, — фыркнул он, когда я уж было хотел возмутиться.       — Как? — переспросил я от неожиданности. Стоило бы привыкнуть к тому, что мы понимаем друг друга без слов, но такое чтение мыслей в который раз шокировало, а затем меня пробило на неловкий смешок, что Вальку несколько задело, он еще более взъерошился, как воробей на морозе.       — Как будто сейчас съешь, — ответил он, нахмурив брови. Понятно, я опять получу выволочку за ревность, если прямо сейчас не исправлю ситуацию. Когда-то я ругал Вальку за вспыльчивость и подозрение к каждому мужчине вокруг меня, а теперь роли как будто поменялись, но я правда не понимал, как можно не ревновать молодого мужа, у которого миллион и один знакомый, а также постоянные заграничные командировки. Хотя бы в шутку, чтобы показать, что мне не совсем все равно.       — Не съем, так, немножко покусаю, — ухмыльнулся я, вызвав у Вальки мгновенный приступ дрожи. Резкое воодушевление и расширившиеся зрачки, а затем мгновенное смущение и спрятанный в тарелке взгляд стали мне наградой. Незачем думать о плохом, если можно вспомнить одну из наших случайных сессий, когда обычный нежный секс перерос в то, что я Вальку чуть не сожрал, понаставив засосов даже на щеках, и потом ему пришлось как побитой женушке прятать синяки в свитерах и обливаться тональником.       И сколько бы истерик по поводу того, что я ужасно бестактный и вообще не думаю о следах, я ни выслушал за несколько недель после, примерно через месяц мой мальчик, тихо кусая губы от стыда, приполз, ткнулся в колени и попросил повторить. А я что, я не фея-крестная, такое по заказу не бывает, и, даже если в теории возможно воспроизвести физику, то чувства, внезапно вспыхнувшие тогда, не сыграешь. Я поступаю нехорошо, напоминая о том случае, но и Валя жестит, ставя мне в укор недовольство его странным «его, как кольцо, не снимешь». Если бы мне было совсем все равно, я бы конечно так не реагировал, но ведь это не так.       — Давай поиграем сегодня, мне надо расслабиться, — заявляет он в лоб, опять намекая на повторение акта абсолютного безумного собственничества с моей стороны. Раньше стеснялся говорить о своих желаниях, обо всем приходилось буквально клещами тянуть, а теперь он слишком прямолинеен, и это тоже не совсем хорошо, как будто пропадает вся романтика.       — Ник сказал не темачить, — отрезал я, не желая развивать эту тему. Потому что знаю, что если у Вальки получится развести меня на секс, то ванилью все не ограничится сто процентов, годами жизни вместе проверено. А дальше откладывать битье татуировки, потеряв предоплату за бронь, я не готов, даже если Вале все равно. Отстреляться бы уже и не болеть лишними нервами, этими дурацкими сомнениями.       — Ник сказал не жестить, это другое, — фыркнул он, нагло закатив глаза, и я испытал странную смесь гордости и раздражения от поведения Вальки. Я обожаю его, взрослого и смелого, моего мальчика, которого я своими усилиями вырастил и поставил на ноги, так что он теперь не стесняется даже пререкаться со мной, но какая-то частичка постоянно включенного Доминанта во мне бесится от неприкрытого пренебрежения. Запоздало улавливаю откровенную провокацию и только благодаря этому могу удержать чешущиеся руки. Мальчишка просто нарывается на порку.       — Нет, даже не пытайся, — покачал головой я, стараясь добавить в голос равнодушия. Ему ни к чему знать, что меня задело, иначе потом не отделаешься от подобных провокаций. — Будешь плохо себя вести, поставлю в угол. Порки ты от меня не дождешься, маленький мазохист, — не могу обойтись без снисходительного сарказма. Говорить такое давно повзрослевшему тридцатилетнему Вальке странно, но сегодня, в преддверии нового шага в наших отношениях, хочется немного понастальгировать.       — А фильм мы вместе хотя бы посмотрим? — буркнул Валька, снова нахмурившись, обидевшись не столько на мою фразу, сколько на свою неспособность все-таки склонить меня к сессии. Интересно, откуда у него такое сильное желание, наверное, нервничает перед татуировкой, сделать которую сам же меня и уговорил.       — Фильм можно, — улыбаюсь, коротко кивнув. Быстро доедаю свою порцию и оставляю тарелку в раковине, пока Валька уныло ковыряется в своей. Смотрит на меня исподлобья, как волчонок, и мне тоже жаль, что сегодня ничего не получится. Такое событие стоит отметить, мы всегда устраивали мини медовый месяц, а теперь за день «до» нельзя, так еще и месяцем после придется ухаживать за свежей раной от иглы, тоже не потемачить — одни ограничения.       Но если мой мальчик хочет — пусть развлекается. Как по мне, эти все дополнительные знаки нашей близости и выставление ее напоказ ни к чему, за деньжищи, что мы отвалили Нику за индивидуальный эскиз и двойную работу, можно было съездить куда-нибудь на отдых, скажем, в Италию на пляж, чтобы заниматься любовью неделю напролет, ну или за активным отдыхом в Финляндию, ведь Вальку должно тошнить от теплых стран по работе. Но ему хочется, а я не могу да и не хочу говорить ему что-то поперек. Если взял что-то в голову, то уже от своей затеи не откажется — сам воспитал его настойчивым, сам же теперь и расхлебываю.       И пока мой благоверный намывает посуду на кухне, я лениво листаю каналы в телевизоре, тихо умиляясь с того, как все-таки хорошо. Пусть забывчивый и упрямый, но мой, хорошенький, родной — который год уже вместе, а чувства сильны как в первый год, когда была и новизна ощущений, и адреналин от возможности попасться учебной части. И даже когда он, наведя порядок на кухне, сделал приличный крюк, чтобы посмотреть на своих гадов в аквариумах, и наконец прилег рядом со мной на диван, нагло отобрав пульт, я все равно узнаю в нем моего Валюшу, особенно по тому, как аккуратно он устраивает макушку на моем плече и спрашивает, что будем смотреть.       — Все равно. Что ты хочешь, — бросаю равнодушно, запуская пальцы в его длинные мягкие волосы. А этот наглец, довольно хмыкнув, щелкает что-то в онлайн кинотеатре, а пока идут начальные титры, покушается на пуговицы моей рубашки.       — Устал? — воркует, вырисовывая пальчиком замысловатые узоры на моей груди. А меня уже порядком раздражают его намеки. Привлекают, но раздражают, не надо нам сегодня и точка. Почему вообще даже родной саб меня не слушается? Этот чертенок довел меня, превратил из тигра, которого все мальчики в Теме боялись и уважали, в домашнего кота, причем как-то постепенно, не устраивая скандалы, просто вот так нежничая вечерами, играя мне на гитаре и шепча на ушко всякие пошлости. — Ну прости, я просто… не знаю, нервничаю, а ты меня всегда успокаиваешь, — раскаивается, но вопреки своим словам чуть не снимает с меня рубашку.       — Ммм… Давай так, — все-таки сжалился я, видя, как Вальку выламывает от переживаний. — Если Ник сказал, что все-таки можно, то я могу что-нибудь придумать. При условии, что ты будешь слушаться. Или завтра татуировку набью себе только я, а ты с выпоротой спинкой будешь исключительно моей группой поддержки, — пытаюсь звучать угрожающе, но когда Валя придвигается ближе и поглаживает уже живот… Приходится даже схватить его за руку и предупреждающе зыркнуть. Ведь и правда доведет, нетерпеливый мальчишка, привык к мягкому Дому, который исполняет все его капризы. Стоит, наверное, все-таки проучить, чтобы окончательно не распоясался.       — Буду самым послушным, — шепчет на ухо, обдавая мочку горячим, влажным дыханием. И никому из нас уже не интересна открывающая сцена фильма, мы оба уже настроены на другое. Пока Валюша довольно растекается, я лихорадочно придумываю, чем его занять. Не то чтобы у меня были проблемы с фантазией, просто не привык к ограничениям. Все Валькины табу мы вместе сняли еще лет семь назад кажется, и с тех пор у нас с ним нет полумер: либо полная моя свобода, либо он не в настроении и говорит однозначное нет, третьего как-то не дано.       Валька горячий и все такой же нетерпеливый, только еще и более смелый, чем в первый год. Раньше пытался воспитывать, приучать к тому, как нравится мне — медленнее и вдумчивее, но у него вечно шило в одном месте, и в итоге, смирился с тем, что мой молодой любовник способен поумерить свой пыл только под чутким и строгим контролем. И когда Валька лезет целовать в шею, не дождавшись разрешения, перехватываю его за подбородок довольно грубо и, окатив холодным взглядом, прошипел безапелляционное «нельзя», наслаждаясь тем, как проняло нас обоих. Валюша мгновенно заерзал, глаза лихорадочно заблестели — все, назад дороги нет, мой мальчик готов сделать все, чтобы довести вечер до логического финала. Главное теперь самому не сорваться и его направить в нужное русло. Никаких физических наказаний, только мягкое психологическое давление, чтобы как при массаже — расслабить то, что у него там в голове перемкнуло.       — Сначала раздень меня, медленно и без лишних движений. Сегодня я — твой Господин, а ты — мой услужливый раб, — озвучиваю условия все тем же строгим, не терпящим возражений тоном. Вальку опять пробивает дрожь, и он, забывшись, гладит мои плечи, а затем внезапно отнимает руки, словно испугавшись. Так скромно опустив глаза, занимается пуговицами на манжете.       — А может ты — мой препод, а я — нерадивый студент? — как бы невзначай предлагает, своими тонкими пальчиками массируя мое запястье. Зеркалит так, тонко намекает на то, чего ему самому хочется, но если продолжит так пререкаться со мной, получит только порку, ей-богу. В другое время мы бы обязательно обсудили сценарий, возможно, я бы даже спокойно принял такую явную провокацию и дал ему то, что он хочет, сколько бы он до этого ни ныл, что ему ни в коем случае нельзя.       — Нерадивый студент должен быть наказан, а мы вроде как пытаемся играть без жести, — резонно заметил я. — Будешь со мной спорить — выпорю, — тихо рыкнул я, притягивая Валю к себе на колени. Он, забывшись, ненадолго поднимает горящие желанием глаза, но тут же опускает их, как послушный мальчик. Расстегивает второй манжет так же неторопливо и аккуратно тянет за рукав, чтобы вдруг не проявить лишней инициативы и дать мне как бы с барского плеча разрешить себя раздеть. Хорошенький.       — Это… довольно заманчивое предложение, — позволил он себе неуместное замечание. И даже то, как он затем опустил глаза и попробовал сползти на пол, чтобы заняться брюками, меня не особенно расстроило. Вообще-то мое наказание подразумевалось как угрожающее даже для мазохиста Вальки. И когда он берется за ремень, приходится накрыть его ладони своими и грозно посмотреть в непонимающе поднятые глаза.       — Я так понимаю, татуировка тебе уже не нужна? — спрашиваю строго, но увидев дрогнувшие на секунду губы, понимаю, что не стоит давить на него сейчас. Если у меня сердце не на месте, то боюсь, что происходит с ним. Он у меня такой эмоциональный, до сих пор чуть что, сразу в слезы, как я могу быть таким строгим? — Когда я говорю, что хочу тебя отшлепать, это должно вызывать праведный ужас, детка. Не рушь мне игру, хорошо? — решаю немного понаглеть, совсем входя в роль беспощадного Господина.       — Простите, Господин, я могу как-то искупить свою вину? — идеально ловит мой настрой Валя и смотрит так умоляюще, словно и правда боится порки — хороший актер. А мне, чтобы совсем погрузиться в образ, чего-то не хватает. Возможно, тоже внутреннего спокойствия, но если Вальке простительно, ему можно не думать и просто довериться, то мне надо настроиться как можно скорее, иначе все пропало. Как-то не хорошо получается, Валька соблазнительно звенит пряжкой ремня и мило кусает губы в предвкушении, а у меня даже не стоит.       Я многозначительно молчу, намекая на то, что не потерплю лишней болтовни. Великодушно разрешаю себя раздеть, не проявляя никакой активности, и просто жду. Щелчка, какого-то озарения, чтобы понять, куда двигаться дальше. Сегодня вопреки всему хочется пожестче, вспомнить все, поностальгировать, что ли… И именно в этот момент Валя справился с брюками и «подвис», думая, за что браться дальше, а затем, хищно усмехнувшись, потянулся к носкам, и меня как током проняло — вот оно. И мой мальчик сразу чувствует мою дрожь и замедляется, подсовывая под резинку только один пальчик. Мягко, но сосредоточенно массирует, склоняется, чтобы поцеловать икру, и меня уносит окончательно.       И самое прекрасное в этот момент — знать, что Валька ловит примерно такой же кайф. Наш общий фетиш — еще одно замечательное открытие совместной жизни. И пока мой хороший мальчик медленно, но верно стягивает с меня сначала один носок, а затем второй, я позволяю себе откинуться на диван, прикрыв глаза. Сначала думаю продирижировать процессом, но Валя так вдумчиво взял на себя инициативу, что выбивать его из этого состояния ни к чему, ему хорошо уже просто оттого, что мне хорошо. Я почти слышу, как, делая мне массаж, Валюша проговаривает в голове, что примерно то же самое будет происходить завтра в кабинете у Ника — он отдастся мне так же искренне и без остатка, окончательно связав нас.       Никаких больше колец, которые можно снять или потерять, никогда. Мой и точка, никуда не денется, и я тоже буду навечно связан с ним таким клеймом. Возможно, это эгоистично, да и вообще начинать все это было жутко эгоистично с моей стороны, но если бы я не поддался тому первому эгоизму, то были бы эти прекрасные десять лет совместной жизни? Мы нужны друг другу, он мне — особенно. И этот последний шаг должен быть. Дело даже не во внешнем антураже, черт бы с ней с этой татуировкой, в конце концов, я всегда был против, чтобы Валя получал боль от чужих рук. Все дело во внутреннем ощущении, и если бы мы были нормальной гетеро парой, то такой точкой стало бы свидетельство о браке или общий ребенок — что-то, что навсегда нас склеит, не чета золотым колечкам, за которыми нет ничего, кроме устного договора.       Он дышит так глубоко и прерывисто, что я боюсь, как бы мой мальчик ненароком не грохнулся в обморок от переизбытка чувств. «Тише, любовь моя, рано», — успокаиваю перевозбужденного саба, склонившись сначала с желанием поцеловать, но поняв, что этот жест только усугубит ситуацию, зарываюсь пальцами в волосы, немного грубо, но достаточно, чтобы придержать, как разогнавшуюся в галоп лошадь. Не дело так, Валюше нужен контроль, особенно при таком накале и череде сомнений. Чувствую, что если сейчас сорвется, то ничего у нас не решится, и на сеанс мой мальчик пойдёт не с тем настроем, без чувства крепкой опоры за спиной. Тяну выше, к себе в объятия, и он на секунду дергается ничуть не от боли, а будто опомнившись.       — Нельзя, — шепчет уже мне в губы, а меня смешит его вдруг проснувшаяся совесть. Ник нас обоих убьёт за сегодняшнюю выходку, ведь сказал же, не темачить, даже не из-за возможных физических повреждений кожи (он не дурак и знает, что я в этом плане меткий и по предплечью точно бить не буду), а потому что возможен дроп, а это все равно что с температурой на сеанс являться. Это ж не свадьба, на которую можно и с похмелья после мальчишника явиться, все-таки почти медицинская процедура.       — Можно, — отрезаю безапелляционно, но чисто для вида, чтобы больше не перечил мне в игре, пусть даже той, которая с самого начала пошла не туда. — Завтра здесь, — веду пальцем по подрагивающему плечу, — будет красоваться моя отметка. А ты, сладкий, кажется делаешь все, чтобы этого избежать. Перечишь мне, собрался кончить без разрешения, так ещё и придумал себе какое-то «нельзя», как будто специально чтобы меня позлить. Стоп-слово? — поднимаю голос, чтобы привести его в чувство. Эмоциональной встряски ему который день не хватает: он с головой в диссертации, а я на работе — вот оно и скопилось все так не вовремя.       Валя испуганно и растерянно мотает головой, принимая новые правила игры. Да, детка, то, что я сегодня добрый, ещё не значит, что можно паясничать. Затем берет себя в руки и отвечает: «Нет, сэр, пожалуйста, простите меня». А я киваю, потому что на самом деле у меня в планах нет наказывать его. Чего доброго, Ник мне и правда голову открутит. Да и, боюсь, если по-джентельменски не пропустить Вальку вперёд в таком сложном деле, то правда испугается и не решится идти вместе со мной. Но он расслабляется, стоит только мне взять ситуацию в свои руки. Все-таки как бы ни взрослел Валя, полностью отделиться от моего строгого присмотра у него не получается. И хоть я давным-давно обещал даже не приближаться к лайф-стайлу, сейчас чуть-чуть можно, даже нужно втянуть повседневность в БДСМ. Никак не наоборот.       Первой мыслью конечно же было поставить раком и заняться сильной, глубокой любовью, ведь на него это всегда действует отрезвляюще. Но так как он до сих пор не любитель анального секса, без боли никуда, а мне надо сегодня обойтись без нее. Пройти по грани, но не переступить. Тогда для начала решаю раздеть его: домашняя футболка, а затем шорты падают на пол. Когда тяну вниз резинку трусов, слышу тихий скулеж и едва успеваю пресечь попытку сдвинуть ноги. Его все ещё потряхивает, и это совсем не дело, словно он все ещё боится и не доверяет мне, как в первые разы. Видно, что не специально, но как будто и правда нарывается, возможно неосознанно. Как же мне тебя угомонить, милый?       — Татуировка — это больно, ты же знаешь? И я совсем не удивлюсь, если с твоим мазохизмом у тебя встанет. Будешь так же дергаться и извиваться, как сейчас? Контур выйдет неровным, — издеваюсь, но совсем чуть-чуть, чтобы обратить внимание на то, как Валька зажат. Ему же уже не восемнадцать, чтобы так терять самообладание. Хотя рядом со мной все возможно, особенно когда я в ответ на попытки закрыться только сильнее напираю, совсем без должного пиетета, по-хозяйски, сжав в кулак прямо через ткань мошонку и яички. Он скулит и от шока даже немного расслабляется.       — И что же нам… делать? — задыхаясь, спрашивает он, чуть оправившись от первой волны. Ерзает у меня на коленях, зная, что я тоже на пределе, но мне нужно договорить и только потом разрешить ему излиться, пока он такой податливый и уязвимый.       — Я буду тебя держать… как сейчас… крепко. Никуда не денешься. А когда все будет готово, спустя несколько часов, я скажу тебе, что можно. Ты ведь сможешь кончить при нем? — отдельными кусками фраз и даже слогами выговариваю, потому что у самого уже дыхание ни к черту, но он как-то меня понимает. Прав Валька, надо возобновить походы в спортзал, а то работа сидячая, а я с годами ничуть не молодею. Вале хорошо, он по скалам и пустыням в поисках своих тварей в командировках шарахается, он у меня выносливый. Такой выносливый, что до сих пор не попросил стоп.       У него, как по команде, брызжут слезы, и он кивает несколько раз как ненормальный болванчик, после чего у нас у обоих уже нервы не выдерживают. Сам кончаю от одних только его вздрагиваний на коленях, как старшеклассник, и его отпускаю. И он так сладко стонет и извивается в моих объятиях, мой золотой, хорошенький… Без всяких премудростей и без единого удара получилось выйти на такой уровень взаимного понимания, любви, а главное — доверия. Теперь у Вальки отпали все сомнения, я это понимаю без слов, за десять лет научившись читать мысли.       На фоне все ещё идёт брошенный фильм, пока мы оба обтираемся Валькиной футболкой, которую он героически пожертвовал, чтобы не тащиться в душ. Ничего, куплю ему новую, а лучше десять, а то подозрительно часто его одежда оказывается угваздана в гадости, которая засыхает намертво и потом не отстирывается. А с другой стороны, не деловым же костюмом убирать срам, правильно? Валька лезет ко мне в объятия, а я укрываю нас обоих стянутым с дивана пледиком — приобретение Вальки вроде как для уюта, хотя чаще всего он служит одеялом для мерзнущего после сессии саба.       — У нас какие планы завтра? Ну, кроме Ника, — спрашивает Валя, чуть расслабившись в моих руках. Теперь чувствую, что это не напускное, а вполне реальное спокойствие. После моего, завернутого в такую чувственную обертку обещания быть рядом и образно «подержать за ручку» весь сеанс, он принял предстоящее испытание как данность, теперь точно и не думая выводить меня на порку и капать на мозги Нику по поводу эскиза.       — Посмотрим, во сколько наша фея закончит делать тебе, потом может быть мне, пока только контур… В восемь где-то надо будет уже поехать к маме, а там пока пробки, ещё что-то, надеюсь к Новому Году успеем, — улыбаюсь и шучу, пытаясь разрядить обстановку. Знаю, что ему все еще больно говорить о родителях, хоть он никогда не покажет этого. Будь моя воля, я бы вообще провел Новый Год только вдвоем и поздравил маму по телефону, но Валька уперся, мол, родители — святое.       После неосторожного признания Вальки брат сначала долго пытался «вправить ему мозги», даже в Москву приезжал и караулил у универа — пришлось даже как-то раз успокаивать его заявлением в полицию и закрыть Вальку дома, чтобы не провоцировать неадеквата. Затем отстал и оборвал все контакты, и слава Богу, как по мне, но Валюшу надломило, особенно после того, как и мама перестала отвечать на звонки. Получается, что я теперь единственная родня для него, а мои родители, которые приняли его без каких-либо вопросов, даже с радостью (шутка ли, сын наконец официально представил своего любимого человека, пусть даже своего пола), стали и его родителями тоже. Отца с не сработавшим кардиостимулятором несколько лет назад вместе хоронили, и Валька, кажется, ревел больше меня, потому что я давно волновался за здоровье родителя и был морально готов к концу, а Валя как получил родного человека, так в один момент его и потерял. Мой бедный хороший мальчик.       — Я так сильно тебя люблю… Ты прости меня за вот эту истерику, — неожиданно подал голос Валька, которого я уже стал считать благополучно заснувшим. Секс как снотворное всегда действовал безотказно, но, видно, с годами эффективность падает, привыкание.       — Я тебя тоже, радость моя. А теперь хватит телячьих нежностей, быстро в душ и спать, — подгоняю, добавляя веса своим словам ударом по мягкому месту. Несильным, так, исключительно для ускорения.       — Только сначала я, потом ты. Я второго раунда не выдержу, — охает Валька, пытаясь встать, что из-за слабости у него получается далеко не с первой попытки. Я же только понимающе закатываю глаза, помогая любимому в этом нелегком деле. Я же надежная опора для него, что и буду доказывать сегодня, завтра и еще целую жизнь.