Вазелин

POV Влад       Слушать жестокий нагоняй от Александра было неприятно. Сразу по уши окунулся во время, когда месяц был его сабом, и этот опыт для меня важен, его нужно помнить, но вернуться назад — ни за что. Очень хотелось скинуть и не слушать неожиданную головомойку, но как только услышал имя Вальки, внутри все оборвалось. На удивление, злости на то, что он сломался и вынес сор из избы, не было и в помине, только страх за его эмоциональное состояние. Он у меня мальчик послушный, хорошо знающий правила этикета, и чтобы он так поступил, пожаловался на меня другому Дому, это нужно было постараться. Я и постарался, а теперь Александр справедливо отчитывал меня за это.       Мне остается только глубоко дышать и терпеливо выслушать все обвинения, вычленяя из них полезную информацию о том, что сейчас с Валей все хорошо и он едет в такси домой, но его нужно с теплотой принять, со своей стороны успокоить и обязательно поговорить. Пока мягко, в чем-то признав свою вину и натолкнув на то, что он тоже повел себя некрасиво — таким образом вывести его к разговору на равных и окончательно решить, нужно ли нам дальше играть в эту игру. Попытка возразить, что я и не думал играть с Валей, выходит мне ой как боком. Отборный мат полетел в ответ незамедлительно, и мне пришлось молча слушать все это и мотать на ус. И, несмотря на чрезмерный негатив, в конце я говорю спасибо уже за то, что он успокоил Валю и уговорил вернуться ко мне, а не сбежать в очередной раз в общежитие.       Напоследок обещаю сделать все, как он сказал, и прощаемся мы уже на более позитивной ноте. Александр хоть и просит больше не лезть к нему с нашими проблемами и решить все между собой, но затем объясняет, что впутывание третьих лиц нам на пользу не пойдет. Да я и сам это понимаю, но как можно свои личные загоны, все сомнения выливать на Вальку? Во-первых, это мои тараканы, которых он может не понять или принять слишком близко к сердцу и начать винить себя, а во-вторых, Валюша — ребенок и все равно не даст мне дельного совета. На данном этапе он пока «смотрит мне в рот» и просит, чтобы я принимал все решения, и я не могу, не имею права путать его своими сомнениями. Но Александр подсказал мне, что пора, я больше не могу ограждать моего мальчика вообще от всего. Он заслуживает серьезного разговора, а под моим чутким руководством, возможно, даже сможет прийти к правильным выводам и поможет мне все исправить.       Не могу найти себе места, продумывая каждый свой шаг. Как открою ему дверь, как встречу и что скажу, стоит ли его обнять или пока повременить с прикосновениями, чтобы не играть на триггерах… Понимаю только то, что люблю его и хочу для него только лучшего. И пусть он сегодня повел себя некрасиво, да и весь последний месяц выводил меня своей ревностью, в том, что произошло, виноват только я. Не воспитал как следует моего хорошего мальчика, не объяснил ему все правила. Получается, что в чем-то я его чрезмерно жалею и оберегаю, а где-то забываю, что для него все в первый раз, и не удосуживаюсь объяснить. Стыдно за это. Не знаю, захочет ли Валя после такого дать мне еще шанс. Особенно после разговора с Александром.       В нашей паре ревнует не только Валя, но отчасти из-за возраста, отчасти из-за отсутствия опыта, гораздо ярче это проявляет и больше от этого страдает. Я горю тише, больше понимаю, когда стоит промолчать и отделить реальную неприятную ситуацию от моих додумываний. Но если любишь действительно сильно, то одновременно боишься потерять, поэтому ревность неизбежна, вопрос только в том, насколько она помешает отношениям. Я чаще всего молчу, но это не значит, что меня не злит, что свои проблемы Валя обсуждает с Александром. Я его Дом, я должен проявить максимум внимательности и понимания, потому что Валюша — мой. Это то сокровище, которое я нашел там, где совсем не ожидал, и не могу допустить, чтобы так трепетно выращенный мною саб ушел к другому… Да и что там саб, просто мой любимый человек может уйти к другому — и уже только это меня злит. Но я понимаю, что не могу ругать его за это, я сам довел ситуацию до края.       Ручка входной двери с тихим щелчком опускается, и я быстрым шагом оказываюсь в коридоре до того, как Валюша входит внутрь. Смотрит в пол, первым делом скидывает портфель и замирает на пороге, расстегивая куртку нарочито медленно, вдумчиво, по одной пуговичке. Понимаю, что он ждет первого шага от меня, но я просто не знаю, с какой стороны к нему подступиться. Тоже замираю, со стороны как будто бы строго наблюдая за тем, как он вешает одежду на крючок и снимает ботинки. Он смотрит на меня исподлобья, как волчонок, и я неосознанно подаюсь вперед, всего на полшага, но останавливаю себя, потому что не хочу, чтобы он меня оттолкнул. Если Александр сказал Вальке хоть половину из того, что мне пришлось выслушать по телефону, то это конец. Я не уверен, что он согласится продолжать с Домом, который думает только о себе.       Но Валя идеально понимает мое настроение, и сам бросается на шею, и уже не ответить ему я не могу. Стискиваю в объятиях сильно, до боли, но вовсе не романтично, а как-то по-отечески. Думаю, сейчас так будет лучше для него: сломанному, абсолютно не понимающему, что будет дальше, нужно крепкое плечо, а не горячий любовник. Валя дрожит и начинает бормотать что-то о том, что поступил плохо, но больше не может все это терпеть. Я позволяю себе поцеловать моего мальчика в щеку и пообещать, что все будет хорошо. В первый раз верю, что все будет хорошо, потому что мы переживаем об одном и том же. Оба ревнуем, оба боимся потерять друг друга, а значит, что будем вместе, несмотря ни на что. Конечно, Валя переживает больше, он вообще перманентно паникует, и я виноват в том, что не проследил за ним, не предотвратил катастрофу в зародыше.       — Я люблю тебя, так сильно… Но я ревную тебя абсолютно к каждому, и я ненавижу себя за это, но не могу, не могу… — пищит мне в шею, хватаясь за плечи, как за спасательный круг. Понимаю, что он в шаге от новой истерики, и стараюсь мягко уговорить его взять себя в руки.       — Я тоже тебя очень люблю, ты мой хороший, единственный, и я никогда тебе не изменял. Слышишь? Ни-ког-да. Я понимаю твои сомнения, но кроме тебя мне никто не нужен, честно, — обещаю, еще крепче сжимая его в объятиях, поглаживая по спине, мягко укачивая. Меня захлестнула волна нежности, и я уже был готов замять эту ситуацию. Утешить, раздеть моего мальчика и отвести в душ, где отмыть и заняться любовью. И пусть горят синим пламенем все разногласия, незачем рвать душу разговором ни о чем.       — Александр сказал, — начинает, и мое сердце на мгновение останавливается. Я слишком хорошо представляю себе, что мог сказать Александр, а еще хорошо представляю ведомость и внушаемость Вальки. Боюсь, что он скажет мне нет, послушав того, кто старше. А еще боюсь, когда-нибудь придя в гости к Нику и Александру, увидеть с ними Валю. Бред, конечно, им не нужен третий надолго, но на пару месяцев переманить к себе, использовать и отпустить в свободное плавание они могут, и это для Вали будет слишком жестоко, — что нам нужно поговорить, — добавляет, и я нервно усмехаюсь.       — Ты голодный? — спрашиваю, чтобы разрядить атмосферу. Валю тоже нагрузили негативом, скорее всего Александр руководствовался мотивом не рушить выстроенную в нашей паре дисциплину, но с непривычки перестарался. Он не знает Валю, а с ним нельзя так жестоко, как он привык с Ником. Ник требует неусыпного контроля и жестокой руки, а Валя нежнее и послушнее, ему порою достаточно просто сказать, без лишнего давления, особенно когда он уже морально подавлен.       — Да. Ты что-нибудь готовил? — отвлекается на бытовые вопросы и тем самым успокаивается. Градус драматизма сразу снижается, и я наконец снова чувствую невероятное единение с ним. Смотрю на свое чудо, с разлохмаченными кудрявыми волосами, с зареванными глазами, и понимаю, что, несмотря на все его истерики, несмотря на сегодняшнюю неприятную ситуацию, я все равно хочу только его. Я как будто всю жизнь ждал только его, и слышать его претензии о каких-то изменах мне просто смешно.       — Картошку запек с курицей. Пойдем поужинаем вместе, — отвечаю, снова прижимая Валюшу к себе и целуя его в лоб. Его еще немного отпускает, чему я конечно же рад. Ну наконец я хоть где-то не ошибся. Он просит меня разогреть еду, пока сам отлучается в ванную, чтобы привести себя в порядок.       Что ж, пока мы обошлись без истерик, а слезы на пороге не в счет, мы оба просто перенервничали, будем считать так. Как будто сам себе сдаю экзамен, и это не самое правильное чувство, потому что Валя особенный, он не бонус мне в карму перед Александром. Понимаю, что слишком часто оглядываюсь на других в моментах, которые касаются только нас двоих. Мне важнее сохранить лицо и репутацию Доминанта или жить счастливо с Валей? Эх, хорошо, если бы не приходилось выбирать. В идеале бы научить Валю этикету, чтобы за него не было стыдно при очередном скандале, но как бы я с ним ни бился, его взрывной характер не изменить, да и не очень-то хочется менять. Я переживаю только о том, что мои друзья скажут обо мне, когда увидят, что я не способен как следует воспитать восемнадцатилетнего мальчишку.       Все неправильно. Валя в постели идеальный, слушается, отдается, даже не думает перечить, и взаимное удовольствие получается мгновенно, как искра, которая превращается в пожар. Валя в жизни — это головная боль. Да, мне все еще интересно следить за его успеваемостью, шутливо наказывать за бардак и прочие мелочи, но за его концерты перед другими людьми мне по-настоящему стыдно. Строго отчитать и настоять на своем которую неделю не помогает, и мне приходится задуматься, стоит ли исправлять это в рамках БДСМ. Одно дело объяснить молодому парню элементарные правила приличия, и совсем другое — сделать из него образцово-показательного саба. Практически невозможно. Да и не нужно.       Противень с курицей и картошкой во все еще горячей духовке, так что разогревать ужин не нужно, а моя задача только разложить все по тарелкам и заварить чай. Время не супер позднее, но клонится к ночи, а так как Валя плохо спит, ему сейчас категорически не стоит пить что-то с кофеином. Думаю, любимый Ником красный чай как нельзя кстати сейчас, хоть для меня это прогулка по тонкому льду. Валю выводит из себя все что угодно: задержки на работе, сообщения от друзей, даже просто упоминание в позитивном ключе людей из моего окружения, которые ему не нравятся. И если он сегодня в гостях у Ника уже пил каркаде, то может понять, для кого я держу этот чай в своем доме. Но я решаю, что пусть приревнует, чтобы мне было с чего начать разговор, о котором он так просил. На примере будет проще объяснить, что меня тревожит.       Вали долго нет, но как только он появляется, я понимаю, в чем дело. Он тоже боится и не хочет говорить, поэтому делает то, что ему привычнее всего — бежит от меня и от проблем. Не просто умыл заплаканные глаза, но и полностью принял душ и даже голову помыл, и теперь чистый и распаренный, появляется передо мной в банном халате, хрупкий, домашний. Такого бы завернуть в одеяло и вместе смотреть какой-нибудь фильм до глубокой ночи. Но уж точно не отчитывать. У Вали упаднический вид, и даже мою провокацию в виде красного чая он как-будто не замечает. Ковыряется вилкой в тарелке абсолютно без аппетита и не поднимает на меня взгляд. И я вдруг отчетливо понимаю, что дальше так нельзя. Я не могу постоянно его стыдиться перед друзьями, но горячо любить наедине и в постели. Есть только один выход.       — Валюш, давай оставим БДСМ в постели. Больше никаких элементов лайфстайла, — начинаю медленнее, чтобы и Валю не пугать, и самого себя успокоить, но он реагирует очень резко: дергается и со звоном, слишком сильно, прикладывает вилкой по тарелке. — Я люблю тебя, но не хочу краснеть за твои истерики…       — Я больше не буду, — перебивает меня Валя, и сейчас ведет себя как самый настоящий ребенок. Только что показывал свой характер, и вот уже «не буду». Проблема в том, что он сам за собой не замечает проблем. Он не понимает, когда надо молчать и слушать, когда сдержать свою слишком эмоциональную реакцию — это все не про него, он не саб, по крайней мере не в жизни.       — Валюш, не надо. Послушай меня, пожалуйста. Ничего не поменяется, кроме того, что я перестану тебя пилить по пустякам. Мне достаточно, чтобы ты отдавался мне в постели, а в жизни давай будем просто парой, — предлагаю максимально спокойно и рассудительно. Вижу, что Валю колотит от эмоций, и жду, что как обычно будет защищаться агрессией: бросит в стену тарелкой, начнет кричать — но никак не ожидаю дрожащих губ и затравленного взгляда исподлобья.       — Потому что ты так хочешь или потому что я не справился? — задает вопрос очень обдуманно и по-взрослому, чем пугает меня. Это не мой Валюша. Мой будет кричать и впадать в истерику, как детсадовец, он расплачется и будет смотреть на меня с просьбой и надеждой, но уж точно не уйдет в глухую оборону.       — Потому что нам так будет лучше. Я думал, что мне нужен лайфстайл, но сейчас понимаю, что больше всего мне нужен ты. Мой яркий, прекрасный мальчик, с которым мне приятно даже пререкаться. Я не хочу потерять тебя и что-то исправлять, это ни к чему, — только проговорив, окончательно уверился в своем решении. Мне нужно только убедить Валю в том, что это не личное оскорбление ему, а что нам обоим будет лучше именно в таком формате.       Я всегда смотрел на красивую картинку идеальных отношений Александра и Ника и не замечал, что жизнь другая, да и я другой. Я не умею как Александр и даже хуже того — не люблю, когда все слишком идеально, и фиаско с Артуром — тому подтверждение. Оказывается, мне нравится, когда нет слишком явной дистанции, когда нежно, близко и легко, с некоторой долей здорового юмора и мелких склок. С Валюшей у меня все это есть, и незачем ломать такую идиллию ради того, чтобы оценил кто-то со стороны. Мне нравится его яркая индивидуальность, которую стоило бы пустить по правильному руслу и закончить эти бесполезные истерики из-за ревности. Надеюсь, когда мы перестанем бояться друг друга и бросим пытаться что-то играть в жизни, то будем чувствовать себя гораздо спокойнее и не будем выливать друг на друга свой негатив.       — Я так не смогу. Мне нужна Ваша твердая рука, сэр, я умоляю Вас, я сделаю что угодно… — видимо, перенервничав, Валя переходит на Вы, но я понимаю, что нам ни в коем случае нельзя переключаться на БДСМ, не сейчас. Это переговоры, которые определяют формат отношений, и если Валя не отстоит свое мнение и прогнется под меня, то никому из нас не понравится результат.       — Не надо. Валь, пожалуйста, посмотри на меня, — пытаюсь экстренно реанимировать ситуацию, и мне приходится включить командный тон. Валя вздрагивает так, словно я влепил ему пощечину. Дергается, но поднимает взгляд. Мокрые пряди налипли на лоб и глаза от слез тоже мокрые, и меня на секунду выбивает из колеи тем, как это красиво. — Тебе пора брать свою жизнь в свои руки. Мы с тобой с самого начала договорились, что я только направлю и помогу. И сейчас я тебя, конечно же, не брошу, но моего контроля будет все меньше, а дальше сам. Давай попробуем, — спокойным, но настойчивым тоном пытаюсь убедить моего мальчика, что ему это тоже нужно.       — И БДСМ только в постели? — уточняет осторожно и перестает трястись, но ничуть не расслабляется, и я теряюсь в догадках, что сказать, чтобы поддержать его. Не знаю, что он хочет услышать от меня, задавая этот вопрос, потому что я уже не раз говорил это. Может, ему нужны небольшие уступки?       — Да, но мы можем иногда по выходным устраивать день лайфстайла, если ты захочешь. А в повседневности это лишнее, — отвечаю довольно расплывчато, давая пространство для возражений, и надеюсь, что Валя выйдет из глубокого отрицания и включится в обсуждение. Но он только кивает пару раз и продолжает молчать. Решаю ничего не отвечать и дать ему время, потому что мне нужно либо его четкое согласие, либо какие-то возражения, с которыми уже можно будет конструктивно разбираться.       — Давай попробуем. Но не сразу, потому что я пока не готов. Я привык, что ты меня постоянно за шкирку держишь, хвалишь, ругаешь — мне сложно будет без этого, — на удивление спокойно соглашается и даже объясняет мне, что его тревожит, и это заставляет тепло улыбнуться. Я правда счастлив, что мы пришли к пониманию, потому что за последний месяц такое случалось редко. А точнее никогда.       — Не переживай, — стараюсь сказать это как можно тверже, чтобы тоже поддержать моего любимого мальчика, который в кои-то веки не стал спорить и решил мне довериться. Это моя идея выйти на другой формат отношений, и спокойствие моего саба на первом месте. Если он будет хоть в чем-то сомневаться и продолжит давить из себя идеальность, вопреки установке быть естественным, то нас ждет провал. — И еще очень важно: никаких больше истерик по поводу ревности. Не держи в себе, но давай возьмем за аксиому, что мы доверяем друг другу. Если я говорю, что задерживаюсь на работе, то это именно работа. И если ты говоришь, что идешь на гитарный вечер, то я этому верю.       — Значит, никакого лайфстайла, но правила остаются? — усмехается Валя, и в его заплаканных глазах пляшут черти, но это меня наконец не удручает, а тоже радует. Он у меня вот такой, озорной, говорит то, что думает, но меняется до неузнаваемости при интимной близости, играет хорошего и послушного, когда я прошу. И эта дурацкая игра в идеальных наконец нас отпустила, ушла до поры, пока мы сами не захотим получить новые эмоции, исследовать другие грани друг друга.       — Это называется здравый смысл, — по-мальчишески фыркаю и чувствую себя как никогда счастливым. — Нормальные взрослые отношения — это прежде всего доверие. Поверь, любовь моя, я тоже боюсь тебя потерять, но если бы я каждый раз устраивал тебе истерики по малейшему поводу, мы бы уже давно расстались. Давай решим, что мы по умолчанию верны друг другу. И если вдруг случится так, что мы больше не захотим быть вместе, то спокойно поговорим, разойдемся и тогда пойдем «во все тяжкие». А сейчас мы вместе и ни в коем случае не предаем друг друга, — пытаюсь сказать мягче, но все равно получается довольно жестко отчитать Валю за прошлые косяки. И его улыбка мгновенно куда-то пропадает. Что ж, я не робот, мне тоже придется привыкать к новым порядкам.       — Александр тоже отругал меня за это. Сказал, что ты верный и не дело указывать тебе, с кем общаться. И я, наверное, понял, но принял это как саб, а не как просто твой парень, и теперь немного запутался, — говорит это потухшим голосом и снова прячет глаза, и я понимаю, что просто не будет. Мы уже привыкли идти по одному пути, а сейчас резко повернуть на другой нам обоим сложно.       — Теперь мы на равных, и ты тем более не в праве командовать мною. Я никогда не говорил ничего плохого о твоих друзьях, и мог только мягко посоветовать не общаться с кем-то, но точно не требовать. Это мои и твои рамки. Мы не сиамские близнецы, чтобы так глубоко лезть в чужие дела. Если тебе не нравится мой друг, ну физически не можешь переварить этого человека, то мягко откажись с ним видеться, скажи мне, что тебя смущает, но не надо, я тебя очень прошу, устраивать истерики чужому человеку. Это тоже называется здравым смыслом, — объясняю, разжевываю ему каждую мысль, и он наконец расслабляется, опять несколько раз кивает так, словно бы мы сидели с ним в аудитории и я ему объяснял систематику водорослей.       Я вообще-то больше по высшим растениям, но в прошлом году вел в весеннем семестре у первого курса альгологию, вот только пришлось уйти, чтобы не пересекаться с Валюшей лишний раз. И, кажется, у меня появилась нереализованная сексуальная фантазия. Эх, если бы не правила субординации, я бы не отказался продолжать преподавать моему мальчику, потому что это тоже элемент игры, эстетика наставничества — вся прелесть, на которую я и купился в самом начале. Но сейчас тоже ничего, тоже по-своему интересно вернуться к обычным «ванильным» отношениям уже с другой головой. Надеюсь, что горячие ночи и некоторые тематические дни помогут мне кормить своего внутреннего демона, а Валя гораздо лучше раскроется мне без жестких ограничений.       — Встречаешься со взрослым — будь взрослым? — снова пытается пошутить, и мне определенно нравится его оптимизм. Может, это напускное веселье, скорее нервный смех, но пусть лучше истерично смеется, а не кричит и плачет.       — Встречаешься с адекватным человеком — веди себя соответствующе, — пытаюсь ответить в том же тоне, но по лицу Вали бежит тень, и он опять прячет взгляд. Та-а-ак, а это мне уже не нравится. Очень и очень сильно напрягает, что он от меня что-то скрывает, особенно в таких важных вопросах. — Говори, — и тут уже никак не могу себя притормозить, вспыхиваю мгновенно.       — У меня истерики в последнее время, очень часто, руки трясутся… — начинает самонадеянно бодро, но чем дальше, тем тише и неувереннее произносит каждое слово. И я злюсь, меня бесит такая безответственность. Ну вот почему он такой самостоятельный там, где не надо? А что я за Дом, который не видит дальше своего носа? Я катастрофически не справляюсь со своей задачей: не объяснил ему, как важно сообщать о своем состоянии, не проконтролировал, а самое главное — не внушил доверия к себе. — Я ходил к терапевту, мне сказали валерьяночки попить, записали к неврологу, но он пока в отпуске… — тараторит бесцветно, и я понимаю, что не могу больше это слушать.       — Иди сюда, — зову к себе, вставая, и приглашаю к себе в объятия. Я понимаю, что это не очень хорошо, что надо бы сохранить дистанцию и серьезно поговорить об этом, донести, что так нельзя, что это опасно, что я тоже переживаю и хочу помочь ему, но я не железный и не могу сохранить лицо, когда происходит такое. Мне нужно ощутить его тепло и почувствовать, что я ему нужен, даже такой косячный. Опять недоглядел, не обратил внимания на его чувства, и это непростительно. — Не молчи, никогда, родной мой, я ведь тоже переживаю. Мне нужно знать, что с тобой происходит, я же хочу помочь, — объясняю как могу, но не получается связать слов из-за переполняющих чувств. Я люблю его, и мне плохо от одного факта, что ему плохо и он скрывает это от меня. Что у него проблемы со здоровьем, но он почему-то молчит, почему-то боится сказать мне об этом.       Валя с тихим писком прижимается ко мне и обещает, что больше так не будет, в который раз. Но серьезно отругать его не получается, и я готов даже простить это ему, потому что я тоже виноват. Значит, в какой-то момент повел себя неправильно, не стал для него надежным плечом, и теперь ему проще вывозить все в одиночку, чем попросить помощи у меня. Он жмется ко мне и объясняет, что не хотел грузить меня своими проблемами, потому что у нас в последнее время и так все было не гладко. И я бы хотел сказать, что так только хуже, что если бы он сразу сказал мне, что у него проблемы, что постоянные истерики вылились в проблемы со здоровьем, то мы бы не довели до такого. Я бы начал этот разговор гораздо раньше и не возникло бы опасной ситуации, когда все буквально разваливается на куски.       Но все слова кажутся сейчас лишними, кроме одного: что я ему помогу. Да, мы решили, что БДСМ в прошлом и я больше не лезу в его дела, но это то, что я натворил своими руками, а значит, и исправлять буду тоже сам. Прослежу, чтобы он прошел всех врачей и вовремя пил все таблетки. Да, я пытаюсь увидеть в нем взрослого и относиться по-взрослому, как к равному, но сейчас он уже учудил и дальше может только все запустить. Резко не получится, мы должны медленно влиться в новые порядки, но когда он болен, я не могу оставить его наедине с собой.       Говорю ему это и получаю столько благодарности, что позволяю себе немного расслабиться. Провести согнутым пальцем по вытянувшейся шее, вызвав дрожь, и подарить мягкий поцелуй в губы. Жаль, что он нездоров и с ним нельзя сделать все то, что крутится в голове. От долгого нежного секса до шуточной порки за все и сразу. Он заслужил ремень за свои истерики чужим людям, а не мне, за то, что молчит, и конечно же за то, что он такой невероятный и даже в ситуации, когда почти крах и мне бы только рвать и метать, я думаю только о том, как сильно люблю его. Но из всего непристойного только прикусываю его за ушко и отправляю доедать ужин, а затем в постель. Просто лежать под одним одеялом и обниматься.       Этот чертенок сводит меня с ума. Кому еще я позволял так много и так много прощал? Значит, судьба. Стать седым к сорока годам, но точно не соскучиться. И потом, когда мы наконец не просто ложимся спать в одной постели, а именно вместе, объятия и мягкие поглаживания сами собой становятся все острее и откровеннее, и, чтобы не перейти черту и не угробить окончательно моего хрупкого мальчика, у которого что-то страшное творится с нервами, я изо всех сил сдерживаю себя. И мне как раз следует успокоить Валюшу, расслабить, ласково укачать его, чтобы даже не думал просыпаться среди ночи. Предлагаю сделать ему массаж, и сначала Валя упрямится, пытается возразить, что он тут саб и, наоборот, сам должен меня обслужить, но стоило на него аккуратно рыкнуть, как он тут же бросает сопротивляться и переворачивается на живот, оголяя передо мной спину.       Найденное в тумбочке массажное масло сначала холодное и неприятное, и Валя недовольно ведет плечами, но через пару движений полностью расслабляется и едва не поскуливает от удовольствия. Я мастер этого дела, обожаю трогать своего саба, разминать перенапряженные мышцы и просто делать приятно, а Вале так и вдвойне. Заставляю его растечься по постели, мурлыкая, как котенок, и запрещаю безобразничать, ерзая бедрами по сбившимся простыням и выгибаясь так, что даже мое железобетонное спокойствие едва не дало трещину. Пару раз он таки получает по заднице, но так, ладонью и вообще в полсилы.       — Пожалуйста, сэр, мне так нужно… — понимая, что язык тела ничуть не помогает, Валя идет в атаку сладким скулежом. Чертенок, знает, как меня подкупить. Но нет, он не заставит меня изменить свое решение. Я не буду играть с ним, зная, что он болен и в любой момент может неправильно отреагировать. Но раз уж начал, то могу сжалиться и погладить моему мальчику не только спинку.       — Тогда вертись на бок и не сдерживайся, — с барского плеча разрешаю отдаться чувствам. Разминаю с тем же массажным маслом соски и грудь, и Валя, не стесняясь, стонет, прикрыв глаза и на ощупь пытаясь в ответ погладить меня.       Я сам уже весь горю и хочу по-настоящему заняться любовью, показать свою силу, немного агрессию, но вхожу в положение моего вконец разбитого любимого мальчика и нежничаю как в последний раз. Он уплывает мгновенно, а я наблюдаю за его одним, продолжительным и мощным, оргазмом. Сам кончаю коротко и бесцветно, но сегодняшний вечер и не для моего удовольствия. Вале очень не хватало моей нежности, близости и заботы. Мой хороший, прекрасный мальчик, которому я должен был дать все, сейчас отвлекается от невзгод последних дней. Я пока не знаю, как ладить с ним и устраивать такие вечера не раз в месяц, а каждый день, но как успокоить его в моменте, я изучил на сто процентов. Утешал его из-за проблем в учебе, лечил от детской психологической травмы, помогал забыть первого любовника, и вот черед успокаивать его после своих ошибок, вот только этот период ну очень затянулся.       — Я так сильно тебя люблю. Ты не представляешь, как я счастлив, что ты у меня есть, — вопреки всем моим сомнениям говорит Валя, ластясь, как кот, в объятия, и я позволяю ему это, предварительно завернув в простыню, конечно же. Ласкам не мешает, а я не буду вымазан в масле, и, отправив Валю под легкий душ, смогу перестелить постель и наконец уложить его спать. — Мне так с тобой повезло, и я не знаю, как тебя отпустить к более опытным, которые постоянно крутятся вокруг, — и расстраивает меня очередным затягиванием одной и той же шарманки.       — Мне не нужны все эти опытные, только ты, мой маленький, хороший, яркий, которого приятно учить. И тебя я тоже очень боюсь потерять. Уйдешь от меня к ровеснику, или вообще к более опытному Дому, который будет внимательнее к тебе, — не ругаюсь на него за новый виток выяснения отношений и в ответ даже делюсь своими переживаниями. Пусть знает, что не одинок в своих страхах, что я люблю его и он любит меня, и нам не о чем ругаться. Мы заодно, но почему-то постоянно видим друг в друге врагов, зачем-то изматываем друг друга лишними подозрениями.       — Глупости, — фыркает и только отмахивается от меня, и мне это определенно не нравится. Я разбираюсь с его тараканами, уделяю максимум внимания и пытаюсь утешить, а ему наплевать на то, что чувствую я. Слишком я его избаловал, не научил оглядываться на партнера и тоже брать на себя часть ответственности.       — А твоя ревность — не глупости? Для меня это такой же нонсенс, — фыркаю, слегка не сдержавшись. Но не срываюсь на него, понимаю, что это тоже моя ошибка, которую придется исправлять, но не сейчас. И на Валю мои слова действуют как целебный подзатыльник.       — Ты прав, — откликается, наконец не пытаясь спорить. Может, до него даже что-то дошло, например, что у меня тоже есть чувства и мы с ним в одной лодке, что он не может бесконечно требовать ублажения только своих желаний. Заигрался я в «сладкого папочку» для своего мальчика, сам же теперь пожинаю плоды, пытаясь вывести его на рельсы здоровых отношений.       — Тебе надо взрослеть. Будь молод душой, не изменяй себе, но теперь все сам, я подтолкну вперед, но не хочу, чтобы ты был зависим от меня в этом отношении. Я хочу двигаться дальше, учить тебя более сложным техникам БДСМ, а не топтаться на месте с бытовыми вопросами. Я знаю, что ты сможешь, если захочешь, — добавляю, чтобы добить все сомнения, укрепить в нем мысли, что пора меняться. И мне тоже пора, и я еще не раз проконсультируюсь у Александра, как нам выйти из игры с минимальными потерями. Он сразу знал, что с Валькой не получится лайфстайл, и зря я не обращал внимания на его намеки.       — Я согласен вообще на все, — шуточно сдается, но я понимаю, что в нем что-то щелкнуло. Может, от ревности это нас окончательно не избавит, но притормозить свои истерики Валя точно рано или поздно научится. По крайней мере, он больше не отрицает возможность идти на компромисс и даже высказывает готовность слушать меня. И это мне определенно поможет грамотно выстроить наши отношения, которые с самого начала пошли по руслу БДСМ, не пережив даже этап первого узнавания друг друга.       Какие мы вне БДСМ, в рамках обычных «ванильных» отношений? Валя и вовсе этого даже про себя не знает. Я у него первый, а тот парень, с которым у него было непонятно что, и вовсе не считается, это так, ошибка, и уж точно не опыт обычных романтических отношений. А я когда-то, во времена бурной молодости, пытался строить обычные отношения, но их ждал неизбежный крах из-за моей кровожадности, которая не знала выхода. И когда Александр научил меня реализовывать свои желания, я заболел красивой картинкой лайфстайла и опять ушел в крайность. Теперь все по-другому, и опять у меня с Валей все не по плану, но в этом и весь пугающий кайф.       Жизнь — не план, и если я буду слишком фанатично следовать своим безумным расчетам, то нашим отношениям не продержаться долго. Сам себе выбрал такого непредсказуемого парня, с которым сложно, но интересно. Я хочу воспитать его под себя в постели и помочь встать на ноги в жизни. Не уверен, что хочу тащить за собой бестолкового ребенка, наигрались и хватит, а на постоянку мне нужен сильный равный партнер, который сможет в том числе помочь мне, тоже стать своего рода опорой. И если я боюсь, что мой невероятный Валька наиграется и уйдет к ровеснику, то пора заканчивать игры и показывать, что я для него не только Дом, но еще и человек, что он сам сильнее, чем думает о себе, а значит, ему не нужно распыляться на поиски себя с другим — он уже все нашел.       Я вообще скептик, но поверить в такое счастливое для нас обоих совпадение не могу. Не иначе судьба, и если я Вальку заслужил, выстрадал за более чем десять лет поисков и проб, то сам Валька пока не понимает и не верит своему счастью, постоянно порывается убежать или проверить мои нервы на прочность, и я не делаю скидку на его растерянность, из-за чего у нас постоянно все не слава богу. Сейчас понял сколько ошибок допустил, своим неровным отношением: где-то как к маленькому ребенку, а где-то как к опытному состоявшемуся сабу, сам его в чем-то разбаловал, а в чем-то довел до отчаяния и паники. Мне был дан идеальный материал, чтобы все объяснять и воспитывать под себя, но я оступился, перемудрил, и теперь надо сделать шаг назад, исправить все и выйти на новый уровень доверия.       Прав Александр, мы заигрались. Валя в попытки быть идеальным, а я в свою шикарную возможность слепить для себя идеального партнера. Забыл про его индивидуальность и то, как волшебно он раскрывается, если не вести его за ручку, а предельно ясно указать направление и подтолкнуть. А я делал то первое, то вообще бросал его на произвол судьбы, понадеявшись на то, что он уже все знает и умеет. Но ничего, разберемся, и я уверен, что если мы оба этого хотим, то сделаем и будем вместе.       Отправив Вальку в душ, я занялся монотонной уборкой и еще долго думал о том, как нам быть и какие шаги мне предпринять, чтобы больше не отталкивать любимого человека. Возможно, я слишком много на себя беру, но сам же в этом и виноват, не давал Вале решать и тащил все на себе, а теперь, когда стало тяжело и я оступился, поздно стенать о несправедливости. Как и поздно думать, что можно было сделать по-другому, только то, что нужно сделать сейчас, чтобы вывернуть ситуацию в другую сторону. Для начала избавиться от масок, а затем, узнав друг друга настоящих, выстроить наши отношения так, чтобы именно нам было хорошо, а не только лишь красиво смотрелось со стороны. *** POV Валя       Ледяной порыв ветра неожиданно налетел на меня, едва не сбив с ног. Начало октября, а на улице опять холодно до стучащих зубов. Почти все листья облетели, и на скейте приходится объезжать мелкие замерзшие лужи, которые трескаются ледяными осколками. Немного потерялся я во временах года, и определенно стоило послушать Влада и уже переодеться в зимнюю куртку и ботинки. Как обычно, заупрямился, решил лишний раз напомнить Владу, что у нас теперь БДСМ только в постели. Он поворчал, что лечить себя я, если такой самостоятельный, буду тоже сам, и теперь, когда от холода колотит, я понимаю всю серьезность его угроз. Пару раз оттолкнувшись от земли, добавляю скорости и, несмотря на то, что ветер становится невыносимым, надеюсь быстрее забежать в подъезд.       — Ну так да или нет? — давит в наушниках Ник. Я раздраженно выдыхаю через нос и думаю, как еще раз объяснить ему, что я пока не знаю. Ну просто не знаю.       — Я хочу, но меня Влад не отпустит, — признаюсь, закусив губу от странного стыда. Да, я теперь вроде как самостоятельный, но открыто идти наперекор в по-настоящему серьезных вещах, а не в том, какие ботинки надеть, мне совесть не позволит. Он все-таки заботится и переживает обо мне, и просто так, без разрешения, укатить в другой город на выходные — верх неуважения.       — А Влад в праве тебе что-то запрещать? — замечает абсолютно резонно, и я опять не знаю, как объяснить всю свою гамму чувств. Да, я у него больше не отпрашиваюсь. Если мне нужно, то могу просто поставить в известность, что вот тогда-то буду поздно, а тогда-то вообще ночую в общаге, и он ничего, понимает и только шутливо ворчит, что я еще не начал учиться, а уже спиваюсь в сомнительных компаниях. Но это ничего, пустяки, а вот уехать в другой город, зная, что Влад будет явно против, я не готов.       — Я просто не хочу, чтобы он волновался, — наконец собираю мысли в кучу и могу выдать абсолютно здравую мысль. Я просто не хочу причинять Владу боль, не хочу, чтобы он думал, что его мнение для меня ничего не значит и уж точно не хочу, чтобы он переживал из-за меня. Это абсолютно нормальное чувство, которое вполне применимо и к «ванильным» парочкам. — Я поговорю с ним, и если он поверит, что мы с тобой не будем прыгать по крышам… — добавляю, чтобы мои оправдания выглядели не так жалко.       У Ника гораздо более строгий Дом, однажды Александр даже со злости сажал его на цепь, натуральную такую железную цепь, как из декораций к фильму ужасов, привязывал к батарее, чтобы наказать за что-то. Но даже он Ника отпускает хоть на край света, с одним только условием — позвонить. Но с другой стороны, Ник раза так в два старше меня, поэтому можно понять гораздо большее спокойствие по поводу его похождений. Я же себе, пусть даже на выходные, это разрешить не могу. Мне жаль Влада, который будет злиться и дергаться, преждевременно седеть… Я все-таки люблю его и не хочу, чтобы он волновался лишний раз, поэтому ехать в Питер на выходные без его санкции пока не готов. Может быть, через пару лет, когда он окончательно перестанет видеть во мне ребенка, можно будет просто поставить его перед фактом, а сейчас нет, совесть не позволит.       — Твой Влад — неисправимый паникер. В Питере на каждом шагу парни с табличками «Прогулки по крышам» — это все одна тусовка, и если бы это было так опасно… — в который раз повторяет, и я, не дожидаясь рассуждений о том, что в центре по закону нельзя строить дома выше трех этажей и даже если с такого упасть, то это максимум сломанная нога, перебиваю:       — Нет-нет, я пас, — решаюсь отказаться. От новости, что я прыгал с Ником по крышам, Влада инфаркт хватит. Может, о выходных в туристической столице еще можно было повести разговор или, возможно, даже взять Влада с собой и погулять вместе, но с Ником он меня не отпустит, потому что знает, какие опасные развлечения он любит. Я понимаю, что Влад паникер, понимаю даже то, что в прогулках по крышам может и не быть ничего страшного, но Влада я люблю больше, чем щекотать себе нервы.       — Ну, как знаешь, — бросает вроде как обиженно и отключается, но я понимаю, что это и не ссора вовсе, а так; Ник расстроен, что не получится подбить меня на очередную безумную затею. Мне интересно кататься к нему на студию и даже, поддавшись мимолетному импульсу, проколоть левую мочку и теперь козырять сверкающим гвоздиком, окончательно расписавшись в неспособности выглядеть как натурал. А в планах еще и набить себе татуировку, пусть малюсенькую и где-нибудь на лопатке, чтобы была незаметной, и исключительно ради искусства, но это тоже как-нибудь потом, вместе с прогулками по крышам, когда Влад сможет это принять.       Звучит так, словно Влад мой папочка, который вечно ворчит по поводу и без и отговаривает меня от безумных поступков, и даже он сам удрученно замечает это и подкалывает меня на тему того, что сейчас я переживаю запоздалый подростковый бунт, но меня все устраивает. Наверное, и правда, мне нужно это: общаться с неформалами, мечтать обколоться пирсингами и татуировками, иногда пропадать на тусовках в общаге, но всегда возвращаться к моему Владу, который обогреет, поможет принять важное решение, но и поругает, если мне это нужно. Мне нужен именно такой формат: относительная свобода в повседневности и сильный строгий мужчина в постели. И Влад гений, потому что предложил мне это. Я сначала отнесся со скепсисом и даже неосознанно пытался сорвать все его начинания, но Влад гораздо мудрее и терпеливее, поэтому победил мое упрямство, и мы наконец нашли свой идеал, нашли себя и успокоились. Даже я успокоился, хоть это было и не просто.       Иногда и сейчас меня, бывает, переклинивает, но я научился новому «стоп-слову»: если мне хоть на секунду кажется, что Влад смотрит налево, я тут же спрашиваю, так ли это, и если слышу «нет», то меня мгновенно отпускает. Понятия не имею, как это работает, но работает, а значит, что наши отношения в кои-то веки не разваливаются на глазах из-за моей и его подозрительности. Влад у меня тоже иногда спрашивает то ли в шутку, а то ли всерьез, тянет ли меня к ровесникам, и я честно отвечаю, что нет, совсем не тянет. Влад меня как будто заколдовал, притянул к себе и сделал так, что на других и смотреть не хочется. Сам не ищу никого, а если кто-то и пытается флиртовать со мной, то просто не замечаю намеков. Мне некогда, у меня учеба и гитарные вечера, прогулки с Ником и просто тихое, по-семейному теплое, время с Владом — тут нет места ничему лишнему.       Спрыгиваю со скейта прямо у двери подъезда и, ловко подхватив свою новую игрушку под мышку, не теряя скорости, взбегаю по ступенькам и открываю дверь своим ключом. Каждый раз почему-то страшно, что ключей не окажется в кармане, хотя Влад чаще всего дома и может открыть мне по звонку. Мне стыдно быть безалаберным и обременять любимого из-за своей глупости даже в мелочах. Я теперь вроде как взрослый, хоть и с затянувшимся подростковым бунтом, и забывать дома ключи как-то совсем несерьезно. Ходить в кедах по замерзшим лужам тоже несерьезно, но уж не все сразу, когда-нибудь я, честно, и шапку начну носить, и даже перчатки не буду забывать, чтобы не отмораживать пальцы, но уж точно не сегодня и даже не завтра. А может, и вовсе никогда, как Ник, который недавно праздновал сорокалетний юбилей, и я, когда узнал это, был в глубоком шоке примерно весь день.       В наушниках бьет панк, и, несмотря на то, что я активно сопротивлялся, мне привили вкус к чему-то тяжелее инди. Заядлым любителем блэк-метала, как Влад, мне точно не стать, даже культовый Rammstein пока мимо кассы, но я по крайней мере признал существование электронных инструментов и что их звучание довольно мелодично даже для моих нежных ушей. И входя в квартиру, не сразу слышу, что дома есть кто-то еще, кроме Влада. Но потом даже сквозь гитарное соло до меня долетает истеричный возглас явно женщины, который никак не может присутствовать в нашем уютном гомосексуальном гнездышке, да и являться частью заслушанной до дыр композиции — тоже. Осторожно и очень тихо стягиваю наушники и, пока раздеваюсь, успеваю подслушать разговор на повышенных тонах закипевшего Влада и истеричной… подруги, сестры? Наверное, сестры, он же как-то говорил, что у него есть сестра с особенностями развития.       Когда я вхожу в кухню-гостиную, Влад только машет рукой, чтобы я быстрее проходил в комнату, не останавливаясь и особенно не задавая лишних вопросов. Успеваю разглядеть только перекошенную спину под полупрозрачной розовой блузкой у сидящей лицом к Владу женщины и сразу же, испугавшись, отвожу взгляд. Причем испугался даже не самого вида больного человека, а того, что мои взгляды могут быть слишком долгими и откровенными. Понимаю, что не должен относиться к ней как-то по-особенному, тем более Влад говорил, что у нее не тяжелая стадия и она полностью дееспособна, а беспокоиться стоит исключительно за ее ментальное здоровье, мне все равно странно и неуютно, и хорошо, что Влад отправил меня сразу в комнату, а не потащил за стол знакомиться. Было бы неловко и очень невежливо с моей стороны. Я пока, наверное, морально не готов знакомиться в целом с его родственниками.       Но познакомиться по крайней мере с одним мне приходится, потому что маленькое чудо, которое ростом мне едва достает до пояса, разбросав по полу все подушки, уже направляется неустойчивым, но гордым шагом к шкафу с девайсами. А у меня настоящая паника, потому что я не знаю, как обращаться с детьми, особенно такими маленькими. У меня нет ни младшего брата, ни племянника и даже соседи никогда не просили меня приглядеть за детьми, и все, что я знаю о детях, — это то, что им уж точно не стоит лезть в шкаф, где хранятся взрослые игрушки. Бросаюсь наперерез и даже успеваю удержать карапуза за руку, обратив на себя его внимание, но не учитываю, что такая резкая перемена может изрядно напугать ребенка. Лицо кривится и дыхание становится прерывистым и частым, он уже почти готов разрыдаться, и не придумываю ничего лучше, чем начать говорить.       — Не ори. Ты зачем плачешь? Не надо этого делать. Я тут тебе что-то принес, пойдем посмотрим? Давай посмотрим, что тебе принес дядя, который понятия не имеет, что с тобой делать, — стараюсь говорить как можно тише и медленнее, чтобы успокоить. Я не знаю, как на взгляд определить возраст и уж тем более понять, умеет ли это пухлое чудо в черных колготках и синей футболке говорить. Но интонации он по-любому должен понимать, так что делаю упор на это, и мне пока не важно, что нести, только бы ровным потоком и с улыбкой.       — Дай! — бодро откликается карапуз, вниманием которого я завладел целиком и полностью. Ему уже и не интересен какой-то скучный шкаф, зато серебряное кольцо на моем безымянном пальце ему очень нравится, так что он даже предпринимает наглую попытку его стащить.       — Эй, нет-нет, это моё, это нельзя, а то тебя твой дядя знаешь как наругает? Еще как наругает. Это он мне подарил, не тебе, — как могу пытаюсь объяснить, надеясь на благоразумие. На самом деле немного вру, потому что это не совсем так, а точнее, вообще не так.       Перед отъездом на летние каникулы я разнылся, что бросаю Влада просто так на два месяца, и он сначала отшучивался, что носить пояс верности целых два месяца — какая-то дикость, но потом проникся моими переживаниями и отвез меня в ювелирку, где мы выбрали одинаковые кольца, как детский символ наших отношений, а праздничным вечером Влад даже пообещал мне, что когда все станет более определенно, он сделает мне уже настоящее предложение с золотой обручалкой и символической росписью в Вегасе. И я не то чтобы жадничаю сейчас, но определенно не готов отдать на растерзание ребенку такую дорогую моему сердцу вещь, которая за долгие месяцы разлуки с Владом буквально приросла ко мне, плоть от плоти стала, и дать ребенку это потерять никак нельзя. Да и колечко мелкое, еще чего доброго проглотит, а мне потом головой отвечать за его несварение.       Но ребенок, конечно же, этого не понимает и снова начинает ныть. И я в общем-то не обязан успокаивать племянника Влада, совершенно точно я не нанимался к его буйной сестре нянькой, но двум разгоряченным спором взрослым на него совершенно наплевать, а я под воспитанием Влада стал слишком ответственным, чтобы просто так бросить это свалившееся мне на голову «счастье». Нужно придумать, чем безопасно занять ребенка, и не нахожу ничего лучше, чем притащить свои старые альбомы по биологии из письменного стола в гостиной и карандаши. Пусть рисует. Дети в его возрасте умеют рисовать? Сначала увлечь детеныша карандашами и чистым листом не получается, он начинает хныкать, снова пытаться снять с меня кольцо и даже звать маму, но я нахожусь на удивление быстро. Вообще в стрессовой ситуации я соображаю гораздо лучше. И наскоро пролистав всех самых страшных тварей, с гордостью демонстрирую красиво прорисованного во всех красках жука-оленя.       — Зук! — угадывает на секунду отвлеченный от своего горя ребенок, и я готов праздновать победу. Да, я не умею ладить с детьми, но оказалось, что это довольно просто. Внимание переключается молниеносно, и мне не надо ругаться и объяснять, почему именно нельзя отбирать у меня красивую блестяшку, достаточно предложить что-нибудь другое, гораздо красочнее и интереснее.       — Да, жук, смотри, какой рогатый. А у меня тут еще есть бабочки, — продолжаю показывать свой альбом, очень аккуратно и ненавязчиво стягивая кольцо с безымянного пальца и убирая его в карман от греха подальше, а затем беру ребенка за руку и отвожу подальше от шкафа.       — Надо красить, — замечает резонно, тыкая мне в карандашный эскиз бабочки-капустницы парой страниц позже, и я скрепя сердце даю ему карандаши и разрешаю творить полную вакханалию. Запоздало думаю о том, что стоило бы поднять малыша на кровать, но не найдя в себе смелости брать его на руки, решаю стянуть одеяло на пол и усадить прямо так, по крайней мере я ему так ничего не сломаю.       Довольно мило провожу время с детенышем сестры Влада, стараясь даже случайно не подслушивать их ругань. Раскрашиваю свои старые эскизы и помогаю рисовать других, более традиционных, животных, вроде котика, лошадки и слоника. У детеныша я также невзначай выясняю, что его зовут Семен и он любит красный цвет и не любит черный. Оказывается, что он умеет говорить, пусть немного шепеляво, но довольно осмысленно. Слегка отрывочно, но какая разница, если у нас складывается какой-никакой диалог и совместная деятельность. И мне даже нравится, потому что в новинку, и я только надеюсь, что переливание из пустого в порожнее на кухне прекратится быстрее, чем общение с ребенком станет мне в тягость. Пока мы с ним неплохо общаемся: я его учу рисовать схематичных животных, а он меня выбирать цвета и забыть про стереотипы, поэтому пусть будет красный слон и желтый медведь — почему нет?       Увлекаюсь так, что и не замечаю, когда крики стихают, а затем дверь с тихим скрипом распахивается. Мне даже жаль, что сестра Влада бросается к ребенку, небрежно поднимает на руки и, уничтожающе зыркнув на меня, буквально выбегает из комнаты, продолжая орать на Влада что-то о том, чтобы я не лез к ее драгоценному малышу. Семен, еще недавно сосредоточенно объясняющий мне, почему одинаковые крылья у бабочки это некрасиво, плачет навзрыд, кричит, чтобы его отпустили, и вырывается, но это уже не в моей власти. Судя по звукам из коридора, сумасшедшая мамаша спешно собирается уходить, а Влад пытается ее успокоить.       Прикрыв дверь в комнату, занимаюсь уборкой, чтобы не встревать в чужой скандал. Потом можно будет спросить Влада, что вообще произошло, а сейчас я только помешаю. Да, мне все еще сложно молчать и не лезть в его проблемы, я же все-таки хочу помочь, может, именно моего мнения не хватает… но Влад уже объяснил мне, что это все подростковое чувство собственной значимости и вспыльчивость и если ему понадобится моя помощь, то он спросит. Мне сначала было неприятно промолчать, когда прямо у меня под носом разворачивается такая драма, но сейчас гораздо легче. Влад взрослый мальчик и сам себя защитит и меня тоже в обиду не даст. Истеричный рык из-за того, что я приглядел за ее детенышем, не считается, нужно быть очень ранимым, чтобы серьезно оскорбиться из-за этого.       Как раз заканчиваю с развороченной постелью и с тревогой представляю, чем тут занимался Семен, пока двое взрослых были заняты тем, что покрывали друг друга взаимными оскорблениями. Скатился с постели или слез сам и пытался построить домик из подушек? Все равно стремно, ведь так нельзя. Из меня нянька так себе, но даже я понимаю, что с детьми так не поступают. Ну там пару игрушек ему оставить, карандаши и листочки — много же не надо, чтобы сойти за ответственного родителя. Видимо, для нее это слишком сложно. Также как и понять, что не ее дело, с кем спит Влад. Да, этот предмет спора тоже успеваю расслышать во всех подробностях, и мне однозначно не нравится слишком спокойная реакция Влада на откровенную грязь в мою сторону, но я предпочитаю успокаивать себя тем, что этот диалог длится уже не первый час и Влад уже отчаялся ее переубеждать.       Нервно разглаживаю все складочки на покрывале, когда Влад, подкравшись сзади, просто обнимает меня. Молча разворачивает к себе лицом, целует в щеку и крепче прижимает к себе. Извиняется за свою сестру, и я таю, сам не остаюсь в долгу и выпрашиваю поцелуй. Я негодую, и мне не то чтобы больно, но однозначно неприятно, и очень нужен его поцелуй, но таковы правила — в постели он главный, и если он сейчас скажет, что мне сначала нужно поесть и переодеться, я мстительно покусаю его колкий от щетины подбородок, но настаивать не буду. Что-что, а наглеть точно не стоит, иначе я опять разрушу наше уютное равновесие и вместо горячего секса, может чуть позже, меня будет ждать нудный диалог о том, как я нехорошо себя веду и Владу приходится включать Доминанта, когда этого делать не стоит.       Но вопреки всем моим опасениям, Влад охотно отвечает на мои ласки, бурно, сильно и сразу же входит в роль. Не верю, что все случится так быстро, обычно он любит помучить, поиздеваться над тем, что я не могу терпеть долго и практически сразу начинаю «приятно для ушей Доминанта» ныть о том, как сильно хочу его и не могу терпеть. Но, видимо, сегодня, и правда, одна мегера довела его до белого каления, и теперь ему жизненно необходимо выплеснуть негатив, отдать мне свою боль, чтобы я ее успокоил. Не замечаю, как мы оказываемся на кровати и Влад придавливает меня собой. Наощупь, потому что слишком занят поцелуем, находит мои руки, но останавливается на половине движения.       — Объяснишься? — спрашивает угрожающе, показывая мне мою же руку без кольца, только с темным ободком от окислившегося металла, по которому проводит с силой, с раздражением. У меня кровь стынет в жилах, и на секунду все мысли вылетают из головы. Я забываю даже как меня зовут, не то что куда делось чертово кольцо и за что Влад меня сейчас убьет. — Нам надо серьезно поговорить, да? — продолжает, за какие-то пару секунд уже успокоившись. Поднимает меня, ничего пока не понимающего, в сидячее положение и пока избегает смотреть в глаза.       — Да, конечно, — соглашаюсь мгновенно, не особо подумав, потому что привык слушаться Влада, особенно такого разозленного и расстроенного Влада, который сейчас опаснее любого хищника — голову точно также откусит за любой неосторожный жест. — Почему твой племянник покушается на чужие вещи и абсолютно не понимает слово «нет»? — нахожусь мгновенно, когда понимаю, что Влад успокоился и у меня появилось время на экстренную «перезагрузку системы». Демонстрирую вынутое из кармана кольцо, которое тут же возвращаю на безымянный палец, и играю негодующий вид, хотя хочется только смеяться от странного счастья. Впервые Влад так откровенно приревновал меня, по этому поводу определенно стоит открыть шампанское.       — Не пугай меня так больше, — просит Влад, тепло улыбнувшись и снова прижимая меня к себе. Разница между первым объятием и этим минимальна, но ее достаточно, чтобы угасшая искра страсти не загорелась вновь. Момент упущен, и теперь ни мне, ни ему не хочется, теперь только обниматься и просить прощения друг у друга: я — за то, что совсем забыл о том, куда дел такую драгоценную вещь, а Влад — за то, что перенервничал из-за сестры и чуть было не сорвался на мне. — У нее случаются обострения примерно раз в полгода, прибегает и начинает делать мне мозг по поводу того, что я живу неправославно и мне срочно нужно покаяться и полюбить женщин, — объясняется, обнимая меня как огромного плюшевого мишку, и я позволяю ему это. Пусть, мне тоже сейчас нужно.       — Дура, — ставлю диагноз, снова утягивая Влада на постель, но теперь без подтекста, просто чтобы было удобно лежать в обнимку. Зарываюсь пальцами в его волосы, делая небольшой массаж, а другой рукой лезу под футболку, чтобы погладить мягкий живот и самому кайфануть от того, что он такой большой и теплый, и весь мой. — А племянник твой мне понравился, хороший послушный ребенок, правда, довольно-таки бесцеремонный, — заполняю тишину своей болтовней ни о чем, пока Влад расслабляется и окончательно приходит в себя.       — Хотел бы познакомиться с моими родителями? — спрашивает невпопад, и я, непуганый такими странными предложениями, чуть было по привычке не соглашаюсь, но успеваю понять смысл фразы и затормозить лживое «да». Дело в том, что я определенно не готов, это страшно и как-то не вовремя, но и говорить однозначное «нет» неуважительно к чувствам Влада. Я вот трушу пока что даже просто признаться своим родным, что встречаюсь со взрослым мужчиной, из-за чего и уехал в родной город вешаться от скуки все каникулы, а Влад уже вполне серьезно предлагает мне знакомство с родителями…       — Я нет… я не знаю, — выдавливаю этот ужас из себя, только ради того, чтобы пауза не тянулась так неприлично долго. Не могу решиться буквально ни на что. Понимаю, что если Влад хочет этого, то рано или поздно мне придется, но точно не сейчас. — И твой отец, он разве знает? — перевожу разговор с такой неудобной скользкой темы на что-то более приземленное. Например, с каких пор Влад грузит больного родителя лишними нервами.       — Так получилось, что мы поговорили по душам этим летом. Я тогда много думал, пытался понять, есть ли у нас будущее, это был довольно тяжелый для меня период, — рассказывает, и я уже жалею, что спросил.       Я знаю, что Влад до сих пор всего боится и даже символическое предложение руки и сердца пока не сделал, потому что не хочет давать мне ложных надежд, но я предпочитаю делать вид, что этой проблемы у нас нет. Ведь пока мы вместе, все хорошо, Влад обожает меня и ревнует так же по-черному, как и я его, но стоит нам ненадолго разойтись, пусть даже только физически, как Влад начинает загоняться на пустом месте, думать о том, правда ли он меня любит, правда ли мне с ним хорошо (конечно же не спрашивая меня, ведь я, по его мнению, как всегда ничего не понимаю). Не знаю, почему нельзя просто жить и наслаждаться совместной жизнью, почему не держаться за то, что есть сейчас, не придумывая ужасные сценарии того, как мы расходимся. Но не могу ставить это Владу в укор, он уже наелся отношениями на пару месяцев и даже год, которые непременно заканчивались, и ему уже хочется «любви до гроба», но боязно прикипать ко мне так сильно, когда я тоже могу оказаться одним из многих, прошедших мимо.       — Он спросил прямо, я ответил. На удивление, он спокойно принял. Может, уже знал, догадывался… Я рассказал о тебе немного, думаю, они были бы рады с тобой познакомиться, — добавляет Влад, и я правда счастлив, что он решился на такой серьезный шаг. Я стараюсь на него не давить, но и не могу спокойно день за днем проглатывать слова о том, что пока ничего не понятно и он не готов сделать даже абсолютно декоративное предложение руки и сердца, не несущее за собой никаких юридических обязательств. И вот уже он серьезно и вполне конкретно рассуждает о знакомстве с родителями, что не может не радовать. У нас определенно наметился прогресс.       — Я подумаю. Это все неожиданно, я пока боюсь, — решаю, что лучше сказать откровенно. Я боюсь его родственников, которые сильно старше меня и определенно могут неправильно понять нашу связь. Все-таки студент и преподаватель, и какие бы они ни были понимающими и прогрессивными, наверняка попадут в плен стереотипов. Даже друзья Влада иногда выдают очень странные реакции. Мне определенно нужно подрасти, чтобы наша разница в возрасте не так бросалась в глаза.       — Я не хочу на тебя давить. Но морально приготовься к тому, что на Новый Год уже не отвертишься, — усмехается, как-то очень плавно и ненавязчиво стянув с меня свитер и теперь покушаясь на пуговицы рубашки. Оказывается очень понимающим и не задает встречный вопрос о том, когда я скажу своим, но я не могу не ответить.       — Боря меня убьет, если узнает. Маму инфаркт хватит. Я не знаю, что делать. Вроде и хочу совсем переехать к тебе, летом тоже, но как представлю, что надо сказать, и мне дурно, — признаюсь, помогаю ему тоже избавиться от одежды. Это даже не петтинг, а что-то более спокойное, даже можно сказать, медлительное и очень-очень чувственное. Потрогать друг друга, обвести пальцами каждую родинку и стать еще ближе.       — Не говори пока, если так тяжело. Сладкая ложь иногда гораздо лучше. Скажи, что на лето устроился в лабораторию пробирки таскать и пополам с однокурсником снимаешь квартиру. Им гордость, а тебе спокойнее, — советует, и я счастлив тому, что он у меня есть, что может в любой момент подсказать и направить. Без него я до сих пор как без рук.       — Я и сам думал… Второй курс пока рано, говорят, самый сложный, так еще и поступление на кафедру. А летом можно будет попроситься в бот. сад, — как будто оправдываюсь за то, что пока не работаю и не вношу лепту в семейный бюджет. Повис на шее у Влада, лишь иногда притаскивая домой всякую ерунду, купленную на мизерную стипендию — совсем не дело. Но на младших курсах пока не получается пойти никуда, даже на полставочки, иначе я просто свихнусь, слишком много учебы.       — Я же сказал тебе не лезть в ботанику, если не чувствуешь, что любишь это. Энтомология тоже неплохой вариант, — ворчит, стягивая с меня джинсы и бросая в дальний угол комнаты. Мне немного прохладно, но, думаю, скоро будет жарко. Пока беседуем об отвлеченных вещах, но исключительно чтобы чуть отодвинуть, посмаковать момент.       — В идеале пауки. Но пауки не насекомые, а значит, мне придется идти на беспозвоночных, которых я терпеть не могу. Да и я после нее никуда не устроюсь, а преподом быть не хочу — какой из меня препод? Я пока попросился писать курсач на кафедре экологии, но там тема такая… как же это… в общем, влияние чего-то там на популяцию каких-то пауков-вредителей. В общем, я знаю, чего хочу, но не хочу изучать то, что никому не нужно. И я не уверен, что нормально переживать о том, что будет только через год, — ною, обнимая Влада за плечи и утыкаясь носом в шею. Ну что со мной такое, вечно я всего боюсь и во всем сомневаюсь. Не иначе подцепил эту болезнь от Влада.       — Экология тоже ничего. И я не уверен, но вроде бы у тебя пауки на кафедре энтомологии. Я спрошу, — успокаивает меня, спускаясь поцелуями по шее, и у меня так сладко тянет внизу живота, что все тревожные мысли разом вылетают из головы. Вообще если пауки правда каким-то чудом присоединены к кафедре энтомологии, то это отлично, и мне не придется ломаться между всеми «за» и «против».       — Отшлепаешь меня? Мне надо немного… перезагрузиться, — прошу, и каждый раз такой же стыдный, как первый. Но я пытаюсь это перебороть. Важно уметь говорить о своих желаниях, какими бы странными они ни казались. Все началось с того, что мы с ним оба ненормальные: один любит командовать, а второй подчиняться, и если не будем говорить о том, что нам нужно прямо сейчас, чтобы почувствовать себя удовлетворенными, все опять развалится, и мы опять будем ходить из угла в угол, пытаясь реанимировать наши забуксовавшие отношения.       — У меня есть идея получше, но мне нужно твое согласие, мой любимый, хороший мальчик. Мы уже не раз пробовали связывание — тебе понравилось? — уточняет, и я с опаской киваю. Это уже, можно сказать, пройденный этап, а значит, что он хочет предложить мне что-то пострашнее. — Я бы хотел пойти дальше, более серьезное упражнение на доверие. Мумифицирование — слышал? — вопрос неожиданный и не очень-то понятный мне. Нет, не слышал, но уже звучит страшно, но я только мотаю головой. Волков бояться — в лес не ходить. — Замотаю тебя в пищевую пленку и ты просто полежишь, послушаешь свое тело. Если будет страшно, быстро ножницами освобожу, это неопасно, — уговаривает мягко и вкрадчиво, и меня, словно мушку в мед, затягивает.       Я соглашаюсь, хотя мне все еще страшно, просто потому что такое нельзя пропускать. Если он обещает, что будет приятно, то мне остается только верить, у меня нет причин искать в словах Влада подвох. Тем более что затем начинается долгий и скучный этап обсуждений того, что и как будет, что я должен почувствовать, а при каких ощущениях стоит сразу бить тревогу, что Влад должен предпринять, если мне поплохеет — все-все до малейшей детали, и я наконец не капризничаю. Наконец слушаю и не перечу, молча мотаю на ус все разъяснения и предостережения. Затем — маленький экзамен по «пройденному материалу», теперь я рассказываю ему что да как; определяемся со стоп-словами.       Раньше меня бесила долгая подготовка, хотелось всего и сразу, слишком велико было желание скинуть все на Влада, но когда понял, что Влад тоже человек, что он хоть старше и опытнее, не может знать и учитывать все. Стало страшнее отдаваться, но затем и через это мы переступили, я заново открыл для себя Влада как Доминанта. Чем больше сам стал разбираться, не без помощи Ника и Александра, конечно, тем больше стало понимания, что вообще происходит, как сильно мне повезло с Владом и что стоит делать мне, чтобы помочь ему с таким несносным мною. Да, с самооценкой у меня пока беды, но по крайней мере она не так сильно мешает, я уже спокойно принимаю признание Влада в том, что он привирал мне по поводу поездок к родителям и задержек на работе, на самом деле встречаясь с каким-то своим другом, который спец по делам мумифицирования: спрашивал что да как, смотрел мастер-классы, планируя сделать мне сюрприз.       Я лишь немного и конечно же в шутку, утрируя до абсурда, ворчу, что он предал мое доверие и о какой сессии вообще может идти речь, если он разбил мне сердце своей грязной ложью. Влад от души смеется и, щелкнув меня по носу, отправляет в душ. Предупреждает, что мы сегодня долго, поэтому мне стоит заранее позаботиться о своих нуждах: попить воды, сходить в туалет и все такое. Что ж, это тоже безумно интригует. Разок у нас было долго, но не из-за одной практики, а целого вечера, в течение которого я ползал у Влада в ногах, выполняя все его прихоти, а затем чувствовал себя выжатым, как лимон, словно все соки, всего себя отдал, и на следующий день не смог собраться и даже встать с кровати, но благо, что это были выходные и Влад мог поухаживать за разбитым мною.       Сейчас пятница, и в субботу мне вообще-то на пары. Да, далеко не к первой и чисто теоретически ее можно прогулять, но не хотелось бы. Было, проходили мимолетный момент бунта, когда я решил, что можно прогулять сначала одну скучную лекцию, потом вторую, а потом вконец обленился и еле выгреб из кучи долгов. Влад за всем этим наблюдал и не вмешивался, но потом поговорил со мной, объяснил ошибки. Сам сказал, что нужно держаться дисциплины, что для меня это важно и по-другому, гибко лавируя в планах, я не умею, а сейчас, получается, сам инициатор моих прогулов? Но отказываться, что-то ныть ему о том, как необходима эта несчастная педагогика второй и единственной парой завтра, просто преступление. Пусть будет неожиданно, но страстно и так, чтобы еще месяц вперед вспоминать и дрожать от возбуждения. Иначе наша с ним постель окончательно аннигилируется в унылое расписание.       Возвращаться в спальню несколько боязно. Переживаю о том, как все пройдет, не струшу ли я, получится ли поймать волну. Чувствую, что если продолжу так сильно переживать, то точно ничего не выйдет, поэтому резко выдыхаю и опускаю ручку двери, медленно вхожу. И Влад сразу приглашает на постель. На оставленные рядом рулоны пищевой пленки и изоленты стараюсь не обращать внимания, отдаюсь Владу в поцелуе, подставляясь, как кот, поглаживаниям сначала по щеке, затем по шее и плечам. Влад меня укачивает и настраивает на доверие, я должен «поплыть», чтобы не дергаться в путах. Черт, даже на крепкий бондаж меня все еще приходится настраивать, я вовсе не уверен, что у меня получится не испугаться мумифицирования… Слово еще такое, само по себе тревожное.       Это длится долго, мы никуда не спешим, и маска для сна на мне оказывается не раньше чем через полчаса после начала, когда я совсем расслабился и почти забыл о главном событии этого вечера. Я дергаюсь, ненадолго придя в себя, отчего-то мгновенно поймав глупую панику, но Влад снова успокаивает меня, как-то умудряется найти нужные слова и чтобы я отпустил все страхи и согласился продолжить. Вообще на удивление много говорит со мной во время действия, объясняет каждое свое движение, что и зачем, параллельно обучая и меня, и мы чуть ли не в первый раз не переходим на «вы» в угоду игры. Между нами нет никаких масок Дома и саба, словно мы только два парня, которые занимаются не совсем обычной любовью. С пищевой пленкой, ага.       Нервно хихикаю, когда Влад начинает обматывать меня. Он лишь просит меня отнестись серьезно. Спокойно просит, даже не включив фирменные нотки Доминанта, но я все равно слушаюсь. Когда у меня на глазах повязка и вот-вот пленка ограничит даже самые незначительные движения, глупо пререкаться. Начинает с груди, прося меня вдохнуть поглубже, мотает крепко, внахлест, и я едва не поддаюсь панике в самом начале. Сразу становится тесно и жарко, темнота под сомкнутыми веками давит, и кажется, что кружится голова, что сама комната начала медленно вращаться вокруг несчастного островка пола, на котором стоим мы с Владом. Так близко, черт.       Но Влад каким-то чудом понимает, что меня заносит не туда, хотя я ни словом, ни жестом не показал, что глупо паникую, но он заметил и тихо, медленно начал говорить со мной. Не банальное «успокойся» и «ничего страшного», что непременно только усилило бы тревогу и довело бы меня до стоп-слова, а тихо комментирует свои действия, становится для меня зрением, которого так не хватает, чтобы сориентироваться в пространстве и остановить безумную круговерть. Обещает, что уложит меня, как только закончит верх, чтобы получилось ровно и красиво, спрашивает меня об ощущениях в теле, как мне пленка. И я, отвечая на такую ерунду, потихоньку отвлекаюсь. Голос Влада, его мягкие, но требовательные интонации, его уверенные движения становятся центром вселенной для меня. И пусть комната вокруг меня все еще медленно вращается, я знаю, что эти сильные руки не позволят мне потеряться и упасть.       Он все еще никуда не спешит, давая возможность привыкнуть и увериться, что все сделано правильно. Когда готова обвязка торса, я с удивлением обнаруживаю, что могу нормально дышать, но полиэтилен охватывает крепко, каждый изгиб тела, и не дает мне перебарщивать со вдохом и слишком сильно раздувать грудную клетку. Ощущения странные, это уже не единичные, впивающиеся в кожу до царапин, веревки, а полноценный корсет, плотная обтягивающая рубаха, в которой очень жарко и поэтому вдвойне тревожно. И если бы не продолжающий говорить со мной Влад, который объяснил мне, что так и должно быть, я бы уже давно бился в истерике. Владу я привык верить, особенно когда у него такой спокойный и уверенный тон, а движения медленные, но точные, без лишней суеты.       «Любуюсь» своим Домом через прикосновения как рук голой кожи, так и плотной пленки, что ложится слоями, запирает. Страшно, но не настолько, чтобы паниковать, скорее будоражаще. В конце концов, сессия — это всегда немного страшно, иначе не было бы так интересно, было бы обычно, что практически антоним БДСМ. Не для того мы с Владом играемся с этим огнем, чтобы превращать постель в рутину. Всегда должно быть что-то новенькое, чего я буду бояться, но одновременно страстно желать, на что Владу придется меня уговаривать и помогать справиться со слишком сильным страхом. Как сейчас.       Пленка уже на руках. Теперь Влад движется совсем медленно, почти медитативно. Обматывает отдельно каждый пальчик, заставляя меня сладко дрожать. Я наконец привык и смог по-полной насладиться подчинением. Я сегодня — только для него, и он творит со мной такие странные вещи, потому что хочет, и я не могу не слушаться, не могу не подставляться. И мне хорошо, даже несмотря на то, что моему телу безумно жарко и оно изнывает по ощущениям, хотя бы мимолетному дуновению ветерка, а не бесконечной давящей пленке. Потому что на первом месте не я, а Влад, он обожает, когда я такой беспомощный и нуждаюсь в нем, как в воздухе, когда я беззащитен перед любым его действием и под плотной маской для глаз уже назревают первые непрошеные слезы. И я только стараюсь дышать медленнее и ровнее, чтобы угодить ему — единственное, что зависит от меня сейчас.       Когда меня укладывают на постель и так же не спеша принимаются за ноги, я окончательно уплываю. Можно и не заканчивать, я все уже, готовенький, мне уже слишком. И Влад это понимает, поэтому, понятно с какой целью оставив открытыми гениталии, даже не думает стимулировать меня еще и так. Закончив с обмоткой, еще какое-то время разговаривает со мной о моих ощущениях, спокойным, ровным голосом, стараясь не выдернуть меня из этого транса, дать прочувствовать. А когда предлагает мне наушники, я снова боюсь, но соглашаюсь. Иначе никак, в таком оцепенении у меня нет иной функции, кроме как подчиняться. И слушая ненавязчивую классическую музыку в вакуумных затычках, которые с гарантией лишают меня любых шорохов, я дохожу до такой степени чувственной депривации, что даже мысли смерзаются, их остатки хаотично перемешиваются в голове, перебивают друг друга. Я сам в себе тону.       И когда меня с помощью ножниц освобождают то ли через пару минут, а то ли спустя несколько часов, я все равно не могу отойти, и пока Влад кутает меня в полотенца, предлагает теплый чай с шоколадкой и аккуратно массирует затекшие мышцы, я едва улавливаю связь с реальностью. Не могу поверить, что можно быть так близко с человеком, не могу поверить, что внутри у меня такой хаос и только Влад способен его упорядочить. Я так сильно его люблю, что это чувство не помещается во мне, оно гораздо шире, чем жалкое тело, которое можно обездвижить и полностью дезориентировать парой мотков пищевой пленки. Все больше верю в то, что Влад таким причудливым способом достал мою душу. Меня колотит от сильнейшего морального оргазма еще очень долго, я не могу связать и двух слов, чтобы заверить Влада в том, что со мной все в порядке, и сказать, как сильно его люблю. Как сильно дорожу им и после такой встряски готов по его слову хоть в огонь.       Он нежно укачивает меня, называя солнышком и самым любимым, послушным, идеальным мальчиком. Его тоже колотит, вместе со мной. Я только недавно узнал, что Влада тоже может накрывать почти так же сильно, как меня, и что после сессии мы вместе, прижавшись друг к другу так близко, как только можно, переживаем одно и то же. И я даже не знаю, когда это чувство бесконечной любви и преданности ярче: во время воздействий, когда я, ведомый Владом, выхожу за грани мнимых возможностей, или уже после, когда понимаю, что мой такой спокойный, невозмутимый во время сцены, Дом тоже чуть-чуть изменился, с помощью меня тоже нашел в себе что-то новое. И я задыхаюсь от счастья, стоит только подумать, как много таких моментов еще впереди, сколько мы еще не пробовали, сколько практик Влад еще пока не знает и как многого я еще боюсь.       И каждый раз, пробуя новое, мы становимся еще ближе друг другу, и я не знаю, где тут предел. Есть ли вообще? Через пару лет я буду заканчивать за ним фразы, а то и вовсе читать мысли, и черта с два тогда Влад заикнется о том, что ничего пока не понятно и нам нужно время. Мне вот, как наивному подростку, потребовалось всего пару минут (часов?) полежать запеленутым в пленку, чтобы решить, что это навсегда, что мы оба слишком близки, чтобы вдруг оказалось, что не созданы друг для друга. Глупости. Очередной таракан в голове у Влада, который сегодня если не издох в муках, то явно ослабел, и я, как будущий энтомолог, сделаю все, чтобы окончательно его вытравить. Тем более что этот процесс обещает быть более чем приятным.