***
Просидев в таверне до самой ночи, отлично поужинав и изрядно выпив, Буагильбер ненадолго вышел, а когда вернулся, то был уже не один. Две миловидные девицы из местных красавиц, которые могли скрасить любой вечер и ночь любому бравому рыцарю, оруженосцу или другому, у кого водились золотые и серебряные монеты. Приказав красавицам пониматься наверх, чтобы дожидаться, пока оба рыцаря доедят свой ужин и допьют вино, Бриан заметил, что, несмотря на удачный исход дела, его грозный друг опять погрустнел. — Что с тобой, Реджинальд? — Буагильбер присел рядом с бароном и тряхнул Фрон де Бефа за плечо. — Погляди, каких красоток я раздобыл нам на сегодняшний вечер! — Благодарю тебя за заботу, сэр Бриан, но в этот раз я не смогу составить тебе компанию, забирай обеих, — ответил Фрон де Беф, наливая себе еще вина. — У-у-у, Реджинальд, уж не заболел ли ты? Нет ли у тебя жара или лихорадки? Я не узнаю моего старого друга и товарища по оружию! — Буагильбер был искренне удивлен таким нетипичным поведением своего могучего друга и даже приложил руку ко лбу барона. — Нет, сэр, я не болен, — твердо произнес Фрон де Беф, осушив стакан с вином за один раз. Его темные глаза были грустными и задумчивыми. — Кажется, я начинаю понимать. Дело в твоей сарацинке, не так ли? — спросил храмовник, наливая себе и Фрон де Бефу еще вина. — А если бы и так, что с того? — ответил Реджинальд, приподняв густые черные брови. — Да ты никак влюбился в неё? Неужели? Ты — и влюбился в эту сарацинскую девчонку? — рассмеялся Бриан. — Вот так день, просто чудеса, да и только! Фрон де Беф ничего не ответил, а лишь стал мрачнее тучи и, казалось, отнюдь не был рад такой догадке храмовника. — Я могу тебя понять, Реджинальд, — продолжал Буагильбер, приобняв барона. — Сказать по-правде, она красивая, милая, а еще… — А еще она спасла мне жизнь, а я… — прошептал Фрон де Беф, глядя на языки пламени разгоравшегося камина. — Я заставил её страдать, я растоптал её… Понимаешь, она не заслужила всего этого… Проклятье… — Разрази меня гром! — воскликнул Бриан, вытаращив глаза на своего друга. — Воистину, сегодня происходят одни лишь чудеса! Барон Реджинальд Фрон де Беф мучается совестью — и из-за кого? Из-за пленной сарацинской девчонки! Клянусь Пресвятой Богородицей, завтра горы заговорят! — Черт тебя побери, Бриан, вовсе нет! — вспылил Фрон де Беф и запустил стакан с недопитым вином в стену. — Я и сам не знаю, что со мной… Я так привык за всё это время… Привык, что она рядом, всегда. Я не хочу другой женщины. Еще никогда со мной такого не случалось. Её запах, её нежное трепещущее тело в моих объятиях, её тонкий стан, который появляется каждое утро в проеме дверей моих покоев, чтобы принести мне чистую одежду. Её голос, когда она в свободные минуты играет на ситаре и поет свои песни… Песни своей страны… Когда она была счастлива и свободна. Когда мы гуляем в садах, когда она гладит моих лошадей и улыбается, но лишь тогда, когда, как ей кажется, я этого не вижу. Амира… Её глаза… Мой олененок… Не знаю, что со мной. Жиль утверждает, что Амира околдовала меня и завладела моим разумом. Что за чушь! — Что с тобой происходит? — сказал Бриан ласковым голосом, потрепав Фрон де Бефа по плечу. — Ты её любишь, только для тебя самого это кажется смешным и, возможно, глупым, но это так. — А теперь она носит под сердцем мое дитя… — выдохнул Реджинальд и мрачно взглянул на Буагильбера. — Не ты первый и не ты последний, Реджинальд, кто плодит ублюдков, — улыбнулся Бриан и подлил еще вина в их стаканы. — Взять того же Филиппа де Мальвуазена: он даже точно не знает, сколько их у него! — Пусть катится ко всем чертям! — отрезал Реджинальд, выпивая залпом еще стакан вина. — Мне достаточно считать своих. — И много их у тебя? — спросил храмовник. — Кроме того, кто должен родиться, никого больше, — ответил барон, нахмурившись. — Если бы были другие, я бы знал. — Тем лучше; по крайней мере, с этим у тебя не будет хлопот, — кивнул Буагильбер и залпом осушил свой стакан. — Что мне делать? Отдать его в монастырь, как родится, или наградить какого-нибудь крестьянина еще одним ртом? Нет… Амира никогда мне не простит… Она и так меня никогда не простит, — продолжал Фрон де Беф, отпивая вино — на этот раз прямо из кувшина. — Еще есть время подумать. Если будет совсем тяжело — отдай ребенка под мое покровительство, если это будет сын. Обещаю, после он вступит в наш орден и будет достойным рыцарем, для него откроются прекрасные перспективы. Это самое лучшее, что только можно придумать. Он прославит свое имя и — кто знает? — возможно, займет такое положение, которому смогут позавидовать даже королевские особы, — говорил Буагильбер, воодушевившись и живо представив себе всю картину наяву. — Тебе, как никому другому, должно быть хорошо известно, что в твой орден могут вступать лишь знатные родовитые дворяне. — Низкий тяжелый голос Фрон де Бефа вернул Бриана с небес на землю. — Я не смогу дать этому ребенку свое имя. Амира никогда не примет святое распятие, а даже если бы так и случилось, как я могу жениться на сарацинке? Нет, сэр Бриан, то, что ты предлагаешь, конечно, самое лучшее, но это может произойти в том случае, если его удастся окрестить и выдать за найденыша из благородной семьи или сообразить еще какую-нибудь сказку на твой вкус. Черт возьми, ты и сам можешь придумать что-нибудь получше! Фрон де Беф ударил кулаком по столу от досады и злости больше на самого себя, чем на кого-то еще. — Я бы не мучился так, если бы речь шла о любой другой девице, но не о НЕЙ…Понимаешь… Если бы это была не Амира… Проклятье! — выпалил барон и закрыл лицо руками. — Понимаю, — тихо ответил Буагильбер. — Ну, еще рано сокрушаться, возможно, это будет девочка, и тогда… — В монастырь… — поговорил Фрон де Беф, не отнимая рук от лица. — Оставь меня, сэр Бриан, прошу. — А как же… — начал было храмовник, намекая на то, что ожидающее их развлечение хоть немного развеет тоску барона. — Нет, развлекайся один, друг мой. — Реджинальд отнял руки от лица и кивнул Бриану, чтобы тот шел без него. При этом темные глаза грозного рыцаря были очень странными и показались храмовнику настолько отрешенными и печальными, что Буагильбер не сразу решился оставить друга одного. Но потом всё же отправился наверх, оставив Фрон де Бефа один на один со своими мыслями и вторым кувшином вина.***
На следующие утро, тепло распрощавшись с Буагильбером, барон Реджинальд Фрон де Беф вместе со своими оруженосцами, слугами и новыми наемными воинами отправился в обратный путь. Барон еще не знал, что случилось накануне в его владениях. Реджинальд торопился вернуться домой, как будто что-то неведомое гнало его обратно в Торкилстон. Он решил не останавливаться больше на ночлег, а продолжить путь ночью, чтобы уже к утру другого дня быть на месте. Лишь изредка давая небольшие передышки лошадям и людям, Фрон де Беф позволял остановиться на некоторое время, а потом снова приказывал продолжать путь. Опасения и сомнения его были не напрасны. Случившийся накануне пожар охватил большую часть посевов и полей. Только разразившаяся гроза смогла немного притушить остатки растущих трав для кормежки скота. Некоторые крестьяне и слуги, завидев пламя, кинулись спасать посевы. После им на помощь подоспела замковая стража по приказу Жиля. Сам он приказал увеличить охрану территорий рядом с Торкилстоном и прочесать окрестный лес, но вооруженные всадники так и не были найдены. В суматохе и огне, который перекинулся и на сады недалеко от замка, всё же погибло несколько крестьян. А потом начался сильный ливень, тем самым облегчив незавидную участь обитателей Торкилстона. С наступлением ночи все вернулись в замок и продолжили свой нелегкий труд с первыми лучами солнца. Сожженный урожай, луга и сады, мертвые тела погибших в огне крестьян, двойной караул и поиски пропавших Амиры и Юстеса — всё это легло тяжким бременем забот на плечи Жиля, который не уставал проклинать сарацинку и винил во всех бедах именно её — ведь эта ведьма вполне могла навести порчу и беду на здешние земли, а сама чудесным образом просто испариться. Жиль знал: когда вернется хозяин, ему придется несладко. С тяжкими мыслями он и еще несколько слуг и воинов из замковой охраны продолжали разыскивать Юстеса. Отчаявшись разыскать его и Амиру, Жиль отдал приказ возвращаться в замок, чтобы накормить людей, а после отдать приказ начать работы по очистке земель от сгоревших кустарников и деревьев. Нужно было запрячь волов в телеги и собрать всех слуг и крестьян на подмогу. Самым тяжелым было потерять будущий урожай и луга для скота. Жиль понимал — зимой их ждет голод, а также возможные восстания местных крестьян, работавших на его господина. Он спустился с лошади и решил немного пройти, оглядеть лес — не сильно ли пострадали охотничьи угодья? Он пошел чуть дальше, в лесную чащу. Тяжелые мысли не покидали голову Жиля, и вдруг среди густой травы ему удалось разглядеть скомканный кусок пергамента — откуда бы здесь ему взяться? Жиль тут же поднял его и развернул. Пробежав глазами написанное, мужчина злобно выругался и мгновенно спрятал короткое письмо за пазуху. Оглядевшись, Жиль всё же решил вернуться обратно. На душе было неспокойно, а дела не требовали отлагательств. Вокруг стоял запах гари, обожженные деревья и трава, дым, который иногда поднимался тонкой белой занавесью — вот всё, во что превратились поля, луга и земли барона Фрон де Бефа. Сам грозный рыцарь почуял запах гари, еще не добравшись до замка. Барон и остальные пришпорили лошадей и понеслись во весь опор к Торкилстону. Реджинальд уже понял — случилось что-то ужасное, пока его не было, и это наверняка дело рук его врагов или мятежных саксов. Проскакав немного в другом направлении, отличном от дороги, ведущей к замку, барон приказал свернуть с пути и проехать к лесу. Именно там, где проходила лесная граница, отделяющая земли и его охотничьи угодья. Всадники обнажили мечи, предвкушая возможное нападение.***
Страшное зрелище предстало перед глазами Фрон де Бефа. Барон многое повидал в своей жизни и сам не раз чинил расправы и зверства, но сейчас всё было по-другому, и дело касалось его собственных людей, его земель, а значит и его самого. Растерзанный, замученный до смерти Юстес, лишенный одного глаза, руки и ушей, привязанный к дереву, заставил самого барона и остальных перекреститься и прочитать короткую молитву. Выжженные поля и сады, уничтоженный урожай, запах сгоревших тел погибших в огне крестьян — вот что встретило хозяина Торкилстона. Остальные, выжившие слуги и крестьяне, те, кто пытался потушить пламя и спасти скот, теперь были заняты тем, что без устали грузили мертвые обгорелые тела на телеги и свозили к замку, чтобы позже их отпел местный священник, а потом похоронить, как добрых христиан и преданных своему господину людей. — Андреа, — сказал тихим голосом Фрон де Беф, обратившись к одному из своих оруженосцев. — Возьми еще пару человек и… И отвяжите Юстеса, после обмойте тело и отвезите в часовню, ту, что в замке. Пусть мой капеллан приготовит всё необходимое. Его следует похоронить, как достойного, храброго воина и преданного слугу. Андреа и еще несколько мужчин тут же бросились исполнять приказ барона. — Эй, ты! Подойди сюда! — Реджинальд окликнул одного из слуг, подвозящих телеги. — Говори, что здесь произошло, пока меня не было! И кто-нибудь, пошлите за Жилем, немедленно! — Мой господин, — начал слуга, опустив голову и стараясь не глядеть в глаза разгневанного барона. — На нас напали какие-то люди. Это были вооруженные всадники… Мы как раз работали в поле, а всё это произошло у кромки леса, как раз в той самой его части, куда нам всем ходить не следует… — И что же вы сделали? Испугались каких-то всадников и забились в замок, как овцы, вместо того, чтобы защитить урожай и позвать на помощь охрану? Проклятье! Сколько их было? Говори, если знаешь, иначе прикажу спустить с тебя шкуру! — рычал Фрон де Беф, пока его люди укладывали тело Юстеса на телегу. Пока Реджинальд слушал рассказ слуги, его черные глаза мигом окинули сожженные поля: урожай погиб почти весь, а это означало лишь одно — голод для крестьян и непредвиденные немалые расходы для хозяина этих земель. — …Как вы сами приказали, мой господин, — продолжал слуга, боясь поднять голову, — Юстес взял ту самую лошадь и отправился с вашей служанкой. Она привыкла гулять около леса, и вот… — Что? — переспросил Фрон де Беф, будто только теперь догадался, отчего здесь оказался Юстес. — Ту самую лошадь? Эта небольшая лошадка с добрым и спокойным норовом была предназначена специально для прогулок, и лишь на ней барон иногда позволял ездить Амире. — Да, мой господин, они отправились на прогулку, когда ваша служанка закончила убирать ваши покои. Юстес, как всегда, её сопровождал… — объяснял слуга. — Где она?! — Глаза Реджинальда полыхнули огнем, когда речь зашла об Амире. — Где моя служанка? Где Амира? — Её никто не видел, мой господин. — Голос, раздавшийся позади всадников и барона, принадлежал Жилю, который только что прискакал на место. — Что?! Искать! Немедленно! — взревел Фрон де Беф, сдерживая сильной рукой ретивого коня. — Боюсь, мой господин, это напрасный труд, — отвечал Жиль, спускаясь со своей лошади. — Что ты сказал, недоносок?! Ты еще смеешь мне перечить! Да я прикажу повесить тебя немедленно вот на этом дереве! — бушевал Реджинальд, обрушивая всё свое негодование и ярость на Жиля. — Мой господин, она не стоит того… Она — настоящая ведьма! Только посмотрите… — Но Жилю не дали закончить свою речь. Фрон де Беф был в ярости и отдавал новые и новые приказы. — Спустить собак и искать повсюду! Сен-Мор, займешься людьми и покажешь всё, что нужно! Бери всех, пусть начнут работы, и немедленно! Клемент, собери отряд, и прочешите лес еще раз! Искать её! Всем! — Хриплый, грозный голос барона заставил всех притихнуть и живо исполнять приказы. — Кто это — Амира? И почему наш господин так озабочен пропажей служанки? — спросил Бальтр, обращаясь к Сен-Мору. — Это любимая служанка хозяина, он привез её из Палестины, когда вернулся после крестового похода, — отвечал Сен-Мор, провожая Бальтра по дороге в замок. — Она сарацинка, пленница нашего господина, он хотел продать её, но потом решил оставить Амиру себе. — Сарацинка? — удивился Бальтр и заинтересованно поглядел на Сен-Мора. — Должно быть, красотка, наверняка, знавал я одну восточную красотку. Её продавали на рынке в Йорке. Черные косы, как смоль, глаза — будто два омута. А как танцевала! Потом её, конечно, кто-то купил, один зажиточный купец из того же Йорка. Вот повезло, такая красотка! Эта уж точно не хуже, не то, что местные саксонские бесцветные скучные девицы, знающие только, как бегать в церковь. Понимаю нашего хозяина! — Да, она красивая, но мне её жаль. Наш хозяин не слишком с ней церемонился, но Амира — хорошая, добрая малютка, — отвечал Сен-Мор — Помогла вылечить и поставить на ноги некоторых наших крестьян и слуг. Выходила и отпоила травяными отварами одного из наших конюхов, а то он был совсем плох, думали, помрет к середине лета. Жаль, если достанется разбойникам; бедняжка вряд ли перенесет издевательства или побои… Уж лучше бы ей лежать рядом с Юстесом мертвой, чем достаться каким-то негодяям.… Даже не представляю, что сделает Фрон де Беф, когда отыщет мерзавцев. Ведь только Амира немного могла смягчить его буйный и жестокий нрав, а теперь… Эх… Так, за разговорами, они добрались до Торкилстона.***
К вечеру, после того, как в Торкилстон вернулся его хозяин, в большом зале замке Фрон де Беф созвал небольшой совет, на котором решил продолжить поиски пропавшей Амиры, пообещав награду в сто золотых, а также найти во чтобы то ни стало тех ублюдков, которые посмели вторгнуться в его земли так открыто и нагло. На другой день барон распорядился о похоронах погибших слуг и крестьян, а также отдал приказ о том, чтобы верного Юстеса похоронили на местном кладбище в его землях. Сразу после отпевания, улучив момент, Жиль снова решился поговорить со своим господином. На этот раз разговор предстоял непростым, важным, и барону, несмотря на недовольство и злость, пришлось всё же выслушать Жиля. — Что ты там еще придумал в свое оправдание? — рычал Фрон де Беф, вталкивая Жиля в свои покои, чтобы их разговора никто не мог слышать. — Не в свое, мой господин, — начал Жиль, опустив глаза. — Речь пойдет о вашей служанке, об Амире. — Что тебе известно? Отвечай, пес или я порежу тебя на ремни, не испытывай моё терпение! Хватит и того, что с твоего попустительства мы лишились урожая! Нас явно кто-то предал! Стража не могла просто так… Проклятье! Я лишь потому тебя не повесил на воротах, что мне сейчас нужен каждый человек! Ну, говори! — Черные, пылающие глаза Реджинальда сосредоточились на Жиле. Сложив руки на груди, барон приготовился слушать, выпустив предварительно пар и гнев. — Вот это, мой господин, я нашел в лесу, когда осматривал деревья, чтобы убедиться в масштабах потерь. Слава Господу нашему, лес не пострадал, — продолжил Жиль, вытаскивая из-за пазухи смятый кусочек пергамента. — Я полагаю, вам будет интересно прочитать это письмо, и вы всё поймете сами. Я не раз говорил вам, что эта сарацинская ведьма принесет нам несчастья. С этими словами он протянул смятое письмо Фрон де Бефу. Барон несколько раз пробежал глазами по пергаменту, а потом вернул его обратно Жилю, побагровев и уставившись куда-то вдаль. Его глаза приняли жуткое выражение. — Читай вслух, — проговорил он наконец-то каменным злым голосом, а его темные глаза загорелись диким огнем. Жиль кивнул и начал читать вслух. Каждое слово жгло Фрон де Бефа словно каленым железом, с каждой прочитанной Жилем фразой он чувствовал, как сжимаются его кулаки, как закипает его кровь, а жажда мести и наказания для предателя перехлестывает всё остальное. Не дослушав послание до конца, барон с силой вышиб ногой двери в соседние покои, где жила Амира. В приступе дикой ярости Реджинальд принялся крушить всё вокруг, разнося на мелкие кусочки. Его дикий страшный взгляд напугал даже вошедшего Сен-Мора. Барон остановился лишь тогда, когда в комнате не осталось ни одной целой вещи, кроме ситары, на которой любила играть Амира. Черные глаза Фрон де Бефа остановились, засмотревшись на этот инструмент. Еще мгновение — и ситара разлетелась о каменную стену. Издав страшный крик, больше похожий на рев раненого зверя, Реджинальд медленно повернулся к застывшим от изумления Жилю и Сен-Мору. — Сжечь всё, чтобы ничто больше не напоминало о ней… — проговорил барон спустя минуту железным, не дрогнувшим голосом, а потом добавил: — Сен-Мор, я приказываю: с этого дня собрать наших воинов, а также новоприбывших людей и лучников. Приготовить осадные машины. Мы пойдем в поход на саксов, чтобы раз и навсегда уничтожить это гнездо бутовщиков и разбойников. Отныне Уилфред Айвенго, весь его поганый саксонский род и его приспешники — мои враги. Я сровняю Ротервуд и его окрестности с землей! А их головы будут украшать стены Торкилстона. — Мой господин, — нарушил воцарившуюся тишину голос Сен-Мора. — Следует ли продолжать поиски Амиры? — Если кто сумеет отыскать эту… эту женщину, никому не трогать. Я сам придушу это дьявольское отродье. — Низкий, страшный, спокойный голос Фрон де Бефа, напоминавший железный скрежет оружия, заставил содрогнуться не только Сен-Мора и Жиля, но и каменные стены Торкилстона, впитавшие боль и разгоревшуюся месть своего господина. Темные глаза Реджинальда Фрон де Бефа внимательно всматривались в тонкую красную полоску заходящего солнца. Эта тонкая линия, словно налившаяся кровь, прочертила своеобразный рубеж в сердце Реджинальда. Отныне он больше никогда не поддастся чувствам, никогда не позволит никому прокрасться в его сердце, подобно ночному вору. Отныне и навсегда он не даст больше никому такого сильного оружия против себя. Отныне и навсегда: у Торкилстона будет лишь один хозяин — барон Реджинальд Фрон де Беф.