<i>Мужчина же словно не обращал на это внимание — он наклонился ещё ниже, проведя носом по обнажённой шее.
Юнги детально повторяет всё, что пишет, а потом неожиданно останавливается и подталкивает её лежащие на столе руки вперёд, ближе к клавиатуре. — теперь ты. Лалиса практически не слышит собственных мыслей за бешеным стуком своего и чужого сердца.Девушка дёрнулась: мурашки пробежали по коже рук. Она не могла и пошевелиться, только мысленно умоляла: «Продолжай». Произнести что-то вслух сейчас — нарушить всю хрупкость момента и рассыпать его осколки по светлому паркету. Потом будет очень больно на них наступать.
Юнги снова отталкивает её руки и завладевает клавиатурой.Мужчина чувствовал её мысли, отдававшиеся крупной дрожью по всему телу. Близости становилось катастрофически мало, а воздуха между ними — ещё меньше.
Лалиса уже не может мыслить достаточно связно для того, чтобы что-то писать. Но она всё-таки тянется к клавиатуре и набирает:Поцелуй меня.
Она чувствует его ухмылку затылком и начинает подниматься со стула. Затёкшие после долго сидения в позе по-турецки ноги напоминают о своём существовании. Лалисе кажется, что она наступила на стаю ежей, которые очень недовольны тем, что по ним кто-то топчется. Но усмехающееся лицо напротив кажется ей куда более интересным, чем собственные болезненные ощущения. Манобан не в курсе, входит ли это в рамки нормального — поцелуи с музами, но писательнице откровенно плевать. Тем более — он ведь сам пообещал помочь. И вот теперь она хочет эротическую сцену со всеми подробностями и деталями. У её муза (боже, что за странное слово?) серые глаза с жёлтыми крапинками. Похоже на золото. Лалиса любуется в них приблизительно десять секунд, прежде чем привстаёт цыпочки и прикасается к тонким губам напротив. Похоже, что Юнги перед визитом к ней успел забежать в кофейню и захватить себе крепкий американо без сахара. Вполне себе человеческие привычки у муз, оказывается. — решила вдохновиться по полной? — нельзя? Манобан облизывает пересохшие губы; ей хочется немного пофлиртовать, прямо как в красивых голливудских фильмах делают полностью обнажённые героини с дымящими сигаретами в пальцах. Лалиса не голая, но это можно быстро исправить. Тем более, что она уже завелась, а в серо-золотых глазах нет ни единого намёка на ёмкое слово «нет». — иногда мне очень нравится моя работа и её бонусы. Юнги подхватывает Лалису под подбородок длинными холодными пальцами. Такими одновременно удобно и печатать, и играть на пианино. А ещё это можно считать отдельным полномасштабным фетишем. Манобан прикрывает глаза и сосредотачивается на ощущениях, детально их анализирует и запоминает как можно чётче, чтобы потом в красках расписать всё на бумаге. Горячий язык врывается в её распахнутый рот; дыхание спирает и перекручивает в узел вместе с лёгкими. Он напирает, заставляет отступить на пару шагов назад и упереться поясницей в столешницу. Лалиса отставляет одну руку назад, чтобы не упасть, шарит ладонями и натыкается на клавиатуру, раздражённо отталкивая писательский инструмент в сторону. Юнги вжимается в неё своим худым телом и Манобан на мгновение интересно — а могут ли они в какой-то момент стукнуться костями? При первых поцелуях в голову почему-то всегда подобная фигня лезет. Кончики пальцев подрагивают, когда он отрывается от влажных и мокрых губ, тут же переходя на охотно подставленную шею. Лалиса стонет и неосознанно свободной рукой за его плечо, комкая в пальцах рубашку. Он скользит языком по сверхчувствительной (её эрогенная зона) коже: девушка всхлипывает, когда Юнги неожиданно прихватывает кожу на ключице зубами, посасывает и отпускает, оставляя после себя темнеющее красное пятно. Лалисе вдруг очень хочется узнать, какие наощупь его тёмные тяжёлый кудрявые волосы. Она тянется рукой вперед, вслепую вплетая тонкие пальцы и сжимая мягкие волны. Юнги неожиданно хрипло стонет прямо в нижнюю часть подбородка, прямо туда, где дёргано бьётся сонная артерия. Манобан улыбается и запускает пальцы ещё глубже. — чёрт… Розовый плед уже давно сполз на пол и валяется у них под ногами. В своём белом спортивном лифчике Манобан бы уже давно замёрзла, если бы Юнги не был так близко и не грел бы её жаром собственного тела, которое скрывается под необъятной чёрной рубашкой. Лалисе вдруг думается, что это не справедливо, ведь она сама обнажена куда больше. Пока муз млеет под её рукой словно домашний кот, Манобан отрывает вторую от столешницы и торопливо выпутывает из петлиц маленькие пуговицы, щуря глаза в окружающем полумраке. Она сто лет, кажется, не носила рубашки и практически потеряла сноровку. — дурацкие пуговицы. Она шипит это сквозь сжатые пуговицы практически обиженно, а Юнги, наблюдающий за её попытками, смётся. — помочь? Лалиса поднимает голову, прикусывая влажную губу. Она всё ещё чувствует креплёный привкус чёрного кофе. — ты любишь издеваться. расстёгивай быстрее! Он сам справляется с этим куда легче и ловчее, чем сама писательница, чья ловкость ограничивалась только общением с клавиатурой и скоростью набора текста. Манобан стучит пальцами по его плечам от нетерпения, а потом, увлечённая каплей пота на бледной шее, слизывает её. Юнги дёргается и сбрасывает рубашку с плеч. — и после такого у тебя с эротической сценой проблемы были? Лалиса поражается сама себе, но всё-таки находит в себе спрятавшийся куда подальше сарказм для достойного ответа. — рабочего материала не было… Юнги не даёт ей договорить — заставляет поднять руки и стягивает с неё спортивный белый топ, отбрасывая его в ту же сторону, куда улетела его собственная рубашка. Манобан едва рефлекторно не прикрывается руками, но парень опережает её, вынуждая застонать от контраста горячих ладоней и холодной кожи. Это просто потрясающе. Да, так она и напишет. Он растирает её соски между пальцами, одновременно увлекая в новый поцелуй и обостряя ощущения до максимума. Лалиса сжимает ноги крепче, между ними уже очень горячо и влажно — стоять становится практически невозможно. Она всхлипывает в чужой рот и позволяет прижать свой язык к нёбу, признавая поражение. Ещё чуть-чуть и Манобан начнёт умолять — это тоже надо будет расписать её героине. И желательно поподробнее. В своей сосредоточенности на двух ощущениях сразу Лалиса пропускает тот момент, как Юнги опускает одну руку вниз, скользит по плоскому животу и оттягивает резинку спортивных штанов. Манобан давится собственным вскриком, когда один из тонких длинных пальцев касается там, де горит больше всего. Она невольно сжимает бёдра плотнее, не давая его ладони выскользнуть и прервать то, чего ей сейчас так хочется. — не смей останавливаться. Лалиса прикусывает нижнюю губу Юнги, выдыхая ему эти слова прямо в рот. В ответ на это в неё скользит палец, надавливая на внутренние стенки. У Манобан все слова и мысли вылетают из головы, как будто возбуждение просто дало им пинка под зад и сказало, что сейчас не их время и пусть заглянут попозже. Она роняет голову на обнажённое плечо парня и пытается вспомнить, что такое дышать и как это делается. Полгода без нормального секса дают о себе знать, Лалисе вообще кажется, что она сейчас кончит только от одних пальцев. Это убеждение только крепнет, когда в неё проскальзывает ещё один. — юнги! Крик она уже не сдерживает, цепляется пальцами за плечи Юнги и выгибается дугой, рискуя сейчас стукнуться головой о ноутбук. Лалиса концентрирует все свои органы чувств на нарастающем напряжении внизу живота и том, что ноги начинает потряхивать мелкой дрожью, отчего стоять становится практически невозможно… Юнги вынимает пальцы за мгновение до того, как Манобан могла бы испытать первый за полгода оргазм. — эй… У неё не хватает дыхания на то, чтобы возмутиться в полный голос, как ей бы этого хотелось. Юнги вместо ответа вновь усмехается и трётся носом о влажную кожу её груди. Лалисе приходится отбросить мокрую чёлку в сторону, чтобы посмотреть на него. Но парень быстро исправляется: подхватывает её под бёдра и подсаживает на стол. Свободные спортивные штаны вместе с нижним бельём отлетают в сторону. Манобан прикусывает язык и тянет руки вперёд, чтобы расстегнуть ремень и спустить джинсы с его бёдер. Юнги снова опережает её. Лалиса тут же придвигается к нему ближе и накрывает ладонью вставший член, обхватывая его головку и восхищённо выдыхая. — вот это строение у муз… — а ты думала у меня там как у кена всё? плоское и пластиковое? хер тебе. — вот именно. Манобан улыбается и захватывает его губы, отвлекая от того, что её рука творит внизу, мстя за собственное прерванное удовольствие. Юнги хрипло стонет и отрывается от её поцелуя, надавливая на плечи и укладывая голой спиной на столешницу. В сторону откатывается цветной карандаш, который она успела оттолкнуть. Лалиса прикрывает глаза и разводит ноги чуть шире. Неожиданно возникает один вопрос, который заставляет её поднять голову. — а музы носят с собой презервативы? Юнги в ответ отрывает зубами уголок серебристой упаковки и раскатывает резинку по всей длине члена. Манобан чувствует, как между ног пульсирует, словно подсказывая направление. Как же давно она не испытывала это замирание сердца перед тем, как в тебя проникнет чужой горячий орган. — юнги… Он толкается в неё одним слитным движением — Лалиса распахивает рот буквой он и выгибается на столе, неудобно упираясь голыми плечами в твёрдую поверхность. Но ощущения внутри всё компенсируют. Юнги сразу выбирает удобный для себя ритм, для удобства подхватив её рукой под спиной. Манобан тоже такая поза нравится, так как она меньше ездит спиной по столешнице и может двигать бёдрами навстречу. Она обхватывает его за шею и смотрит в лицо, снова прикусив губу, чтобы не закричать. У некоторых парней во время секса бывает удивительно красивое лицо — можно даже пожалеть, что ты не фотограф или художник, а просто писатель. Лалиса смотрит и не может насмотреться на то, как упавшие вниз и влажные кудри подпрыгивают на вспотевшем лбу. Это гипнотизирует. — не смей молчать. Юнги не нравится её молчание и он вбивается ещё сильнее, отчего у Лалисы всё-таки вырывается громкий вскрик вместе с капелькой крови на губе. Прикусила от неожиданности и резкости ощущений внутри. Парень усмехается и слизывает красную каплю, коснувшись её лица влажными волосами. Манобан практически сносит голову, когда она чувствует, что вот-вот и провалится глубоко вниз, в мягкие кучевые облака и задохнётся окончательно собственным удовольствием. — юнги…юнги, я… Сказать больше двух слов этом же темпе — абсолютно нереально. Пальцы Лалисы съезжают вниз, цепляются за напряжённые плечи Юнги, когда она мощным рывком выгибается ему навстречу до хруста в позвоночнике и давится кислородом, потому что ей настолько хорошо, что нет сил даже крикнуть. Манобан почему-то хочется шептать, тихо и неразборчиво шептать на ухо постанывающему и совершающему последние толчки парню откровенные глупости. Или цитаты из её собственных рассказов – она точно не уверена что это и имеет ли вообще какой-то смысл. Стол под их сплетенными усталыми телами выглядит как поле битвы с разбросанными карандашами, ручками, съехавшими в сторону блокнотами и полу-раскрытым ноутбуком. Юнги с пошлым хлюпом (Лалиса впервые за всё время умудряется покраснеть) выскальзывает из неё и утыкается носом во влажные волосы на макушке. - блять, если после этого у тебя не появится вдохновение… - честное слово, я всю книгу сегодня допишу! Лалиса смеётся, роняя спутанные пряди волос на голую грудь и прикрывая её сгибом локтя (какой смысл, если он уже всё видел?), когда Юнги разрывает объятья и возвращает на место джинсы с боксерами. Презерватив летит в корзину для бумажного мусора. - а музы приходят только один раз? - нет. - каждый раз разные? Выходит откровенная тавтология, но Лалису, усевшую на столе и обнявшую согнутые колени, это особо не волнует. Она вдруг вспоминает, что он (если не соврал, конечно) – муза. Вернее, муз. Но дело не в половой принадлежности, а в том, что Юнги – мифологическое существо, с которым вряд ли можно сходить на свидание или ещё раз вот так встретиться… - нет. но при желании мы можем меняться. Он поворачивается к ней в полу-застёгнутой чёрной рубашке, пока Лалиса, так и не начавшая одеваться, задумчиво смотрит на то, как ночной ветер треплет край задёрнутой шторы. - что ты хочешь спросить? - ничего. Манобан тут же вскидывается и наблюдает за ним из-под взмокшей и вьющейся чёлки, крупными кольцами падающей на лоб. Похоже на его кудри. Юнги усмехается и оставляет расстёгнутыми три верхние пуговицы, подходя к нахохлившейся и укрывшейся собственными волосами писательнице. - думаешь, мы живём на парнасе? ходим с лирами и питаемся божественным нектаром? лалиса, сейчас двадцать первый век, мы живём среди вас. - то есть… Манобан теперь действительно сомневается в том – спит она или нет. Единственным подтверждением реальности происходящего так и остаётся просто божественный секс, после которого она в деталях знает, о чём будет писать. - твой адрес я запомнил. и телефон записал. Юнги смазанно целует её в удивлённо распахнутые губы и растворяется в ночной темноте. Под столом укоряюще мяукает Лука, и Лалиса вспоминает, что хотела одеться. Она едва удерживается от того, чтобы не соскочить со столешнице и начать танцевать. Будет похоже на легендарную Маргариту, а Манобан очень интересуется Булгаковым. А теперь ещё (наверное) и одним вредным музом с нестандартным подходом к работе.