Sayonara Judaime

— Ты знаешь, что из-за тебя мы опаздываем? Гокудера кивнул, виновато опустив глаза. Он совсем не выспался и не мог встать пораньше, но отмазки сейчас звучали бы по-детски глупо. Хотя причина для этого была серьёзной: он полночи разбирал огромную кипу документов. — Простите, Десятый. Этот «Десятый» уже стоял у Цуны поперёк горла. Он ничего не ответил, только посмотрел исподлобья и отвернулся. Его холодный взгляд пугал, но Гокудера уже давно привык к подобному поведению, и лишь сдавленно улыбнулся, чем разозлил ещё больше. Савада влез в автомобиль и сел на заднее сиденье, отвернувшись к окну. Он выглядел сильно уставшим и недовольным. Да и как тут довольным быть: он опаздывал на важное совещание, причём из-за человека, на которого, по идее, должен был во всём полагаться. Да ещё этот мерзкий запах бензина, из-за которого он терпеть не мог автомобили. Водитель получил свои деньги и маршрут. Такси с визгливым рыком поехало по ещё тёмным улицам Нагои. — Если и опоздаем, то на пару минут, никто от этого не умрёт, — отрывисто зашептал хранитель Урагана, посмотрев на своё запястье. — Твои часы опять спешат, блядь. Он всё понимал, но его тоже бесило, когда из-за пустяков с ним разговаривали в таком тоне. Особенно, если он, как оказалось, совершенно точно не виноват. А ещё больше бесило то, что Цуна просто из принципа будет злиться ещё долго. За долгие годы их совместной жизни Цуна научился пользоваться тем, что Хаято готов терпеть от него всё что угодно, и любил порой сорвать на нём своё плохое настроение и усталость. Церебрально отыметь, другими словами. — Угу. — Тот даже не повернул головы, продолжая рассматривать пролетающие за окном огни и рекламные плакаты. Он понял, что неправ, но ненавидел, когда его тыкали носом в собственные ошибки. Словно спихивали на несколько ступеней вниз, ближе к никчёмному прошлому. Хотя порой это было просто необходимо. — Сегодня же переведу. — Ага. А Гокудера чувствовал, как истерика алым цветком распускается где-то внутри. Как, чёрт возьми, он умудряется, ничего не делая, доводить его до такого состояния? Истерике нужно было дать выход. Как угодно, но только не сидеть вот так, сложа руки. Сонливость мгновенно улетучилась, и поспать в пути, как он хотел сначала, теперь не получалось. Довыёбывался. Цуна смотрел в окно. Он уже расслабился и под гнётом сна начал забываться, как вдруг почувствовал чужую руку на своём колене. Он обернулся: Гокудера старательно делал безразличное лицо и вообще не смотрел в его сторону, а сам продолжал его трогать. Савада сначала удивился, потом разозлился и готов был высказать всё, что он думает об этом грёбаном извращенце, но здесь был третий человек, который всё слышал, а ещё видел их лица в зеркале. Он лишь бросил на него короткий негодующий взгляд. Хаято это забавляло, и он улыбался. Он же не виноват, в конце концов, что каждый раз, когда тот злится, он хочет отдаться ему сразу же, независимо от времени и места. А когда ещё и беззащитен, это просто сводит с ума. Гокудера повёл рукой, сжимая тощее бедро босса. Чуть придвинулся, едва сдерживаясь, чтоб не развернуть свободной рукой его лицо к себе и не поцеловать куда-нибудь. — Убью, — едва слышно выдохнул Цуна ему в ухо. Его дыхание становилось всё более напряжённым, по мере того, как ладонь Гокудеры глубже проникала между ног, щупая внутреннюю поверхность бёдер. После неудачной попытки убрать его руку Савада закинул ногу за ногу и поставил дипломат на колени, чтоб, если что, ничего не было видно. Он чувствовал, как жар заливает его лицо, и ему становится жутко стыдно, смотрел в окно, но ничего не замечал. Ему хотелось верить, что это всего лишь дурной сон. А рука Гокудеры, зажатая между его ног, продолжала его гладить. Цуна сильней сжал бёдра, так, что им обоим стало больно. Вытащить её было невозможно, и хранитель приспособил к делу другую руку, тесно прижимаясь плечом. Он расстегнул молнию на его ширинке и просунул туда пальцы, лаская член сквозь тонкую ткань трусов. Цуна чуть запрокинул голову, кусая себе губу, чтоб не застонать, но шумное возбуждённое дыхание скрыть не удалось. Он посмотрел на Гокудеру как на идиота. А у того было такое сосредоточенное лицо, будто решает, блядь, судьбу страны. — Вам не плохо? — вдруг обеспокоенно спросил водитель. Нет. Это не сон. У Савады чуть сердце не выскочило из груди. Он мысленно взмолился всем богам: лишь бы тот не обернулся, иначе его безупречная репутация будет подмочена раз и навсегда. Лишь бы не услышал недвусмысленный шорох на заднем сиденье, лишь бы он утонул в звуках машинной музыки. Которая, как назло, была о любви. — В порядке, не волнуйтесь, — ответил Цуна, стараясь говорить спокойно, но его голос звучал хрипло и надорванно. У него уже стоял так, что головка члена выглянула из-под трусов, и этот засранец старательно массировал её большим пальцем, запустив туда ладонь. Шершавые пальцы с влажным скрипом скользили по его члену вверх и вниз. Цуна невольно раздвинул ноги, устраиваясь удобнее, и ёрзал, слегка толкаясь вперёд. Конечно, ему нравилось, что уж греха таить. От движения сиденье автомобиля тряслось под ним, и это только добавляло остроты ощущениям. Чувствуя, что скоро кончит, он крепко, до боли, схватил Хаято за запястье и попытался убрать его руку, но не успел. Приятная судорога пробежала по всему телу, он закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, не сдержав стон. Гокудера вовремя накрыл ладонью его член, и его рука теперь была вся в вязкой белой жидкости. Он достал из кармана носовой платок и стал вытирать ладонь. Цуна быстро застегнул ширинку и расслабился, приходя в себя и тяжело дыша. Мыслей в голове не было вообще. — Мы приехали, — прозвучало, словно голос из реальности прервал сон. Они вышли из машины, и водитель проводил их удивлённым взглядом. Когда оба ушли достаточно далеко от дороги, Цуна развернулся и ударил Гокудеру по лицу кулаком. Не очень сильно, но и далеко не нежно. — Блядь, ну зачем ты это сделал?! — он сорвался на крик. — Только не говори, что тебе не понравилось, — ответил Хаято, потирая ушибленную скулу. — Понравилось. Но так стыдно мне ещё никогда не было. Цуна вдруг резко замолчал и пошёл дальше. У него немного кружилась голова после всего, и сил злиться уже не было. Гокудера догнал его и приобнял на ходу за талию. Было раннее утро, и вряд ли их кто-то мог увидеть. — Господи... Да ему дела до нас нет. И вряд ли он знает, кто мы, — смущённо забормотал он, пытаясь успокоить. Он уже понял, что совершил большую глупость, и ему стало совестно. Цуна посмотрел на него и как-то хищно улыбнулся. — А я тебе всё равно устрою. — Конечно. — Если домой вернёмся. Гокудера знал: если он так улыбается, значит, не злится по-настоящему. И вздохнул спокойно. Кажется, что всё же угадал, чего им обоим не хватало в рутине трудовых будней. А совещание теперь обещало быть абсолютно бессмысленным.