Sayonara Judaime

— Чёрт. Мы слишком рано. Хаяко поставила чемодан на пол, нервно поправляя на себе рубашку и глядя то на большие часы, безмолвным наблюдателем повисшие над залом ожидания, то на расписание поездов. На всякий случай, просто, чтоб убедиться, что она ничего не перепутала. Чувствуя волнение подруги, Цуна мягко взяла её под руку. — Было бы досаднее, если бы мы пришли слишком поздно, правда? — И то верно. — Хаяко улыбнулась. Слова босса, заботливые интонации в её голосе всегда вселяли в неё уверенность. Но сейчас улыбка быстро исчезла с её лица. Как бы Гокудера не отгоняла от себя эту мысль, но ей было страшно. Страшно оказаться одной в чужом городе теперь, когда у неё появились люди, с которыми хочется держаться рядом. Однако отступать было поздно. Она сама это выбрала. Давясь неловким молчанием, Цуна крепче сжала локтевым сгибом её руку. Хотелось сказать что-то ободряющее, но мысли никак не хотели собираться в слова. Ей самой было не легче. Подумать только: целых шесть лет они будут видеться лишь урывками. Гокудера мечтала учиться в Токио и в будущем стать известным учёным-биологом. Она не могла отказаться от своей мечты, и Цуна понимала это. Более того, была очень горда за неё. Но она слишком привязалась и уже не могла представить свою жизнь без того, чтобы каждый день быть рядом. — Так и будем стоять? — неожиданно спросила Хаяко. Она рванулась с места, потащив Саваду и чемоданы за собой. — Где здесь уборная? Не дождавшись ответа, она отыскала взглядом на стене значок WC и направилась в заданном направлении. — Здесь нельзя курить, — серьёзно сказала Цуна, когда уже в уборной хранительница Урагана достала из кармана джинсов пачку и зажигалку. — Похуй. — Она выдернула сигарету из пачки и зажала в зубах, нетерпеливо поджигая. Потом уселась на большой чемодан, закинув ногу на ногу. — Да и кто здесь вообще за этим следит? С наслаждением затянувшись, Хаяко выдохнула сгусток сизого дыма и отвела руку с сигаретой в сторону. Цуна невольно залюбовалась на эти красивые тонкие руки, на изящные пальцы с чёрными ногтями, судорожно сжимающие окурок. Она напоминала ей тех подростков-бунтарей из декаданских музыкальных клипов, подростков, которые никогда не взрослеют. — Нервничаешь? — спросила Цуна после недолгой паузы, пока поправляла перед зеркалом макияж и причёску. Она снова обернулась к Хаяко, присев на краешек тумбы. — Я всю ночь не могла заснуть. — Понимаю. Я тоже. Они снова замолчали, погрузившись в свои мысли. Говорить сейчас ни о чём особенно не хотелось. А молчать вместе, думая об одном и том же, было даже приятно. Докурив, Хаяко щелчком отправила сигарету в мусорное ведро и встала с чемодана, потирая уставшее от неудобного сидения бедро. — Знаешь, мне будет тебя очень не хватать, — сказала она, критически рассматривая собственное отражение и сразу же переводя взгляд на Цуну. — Я знаю. — Девушка смущённо улыбнулась, когда Гокудера вдруг обняла её за талию и прижалась губами к плечу, манящему съехавшей бретелькой. — Не надо. Нас могут увидеть. Она мягко, но решительно оттолкнула Хаяко и поправила бретельку. — Тогда давай спрячемся. Цуна мелко рассмеялась в ответ, не понимая, почему позволила схватить себя за руку и затащить в кабинку. — Нет. — Поздно отпираться. — Щёлкнул замок на дверце, и прохладные ладони скользнули по её обнажённым бёдрам, задирая юбку. Цуна окончательно проснулась и мёртвой хваткой взяла Хаяко за запястья, не давая зайти дальше. Ей хотелось крикнуть, что та совсем с ума сошла, но, подумав, она смягчилась. — Веди себя тихо, — едва слышно прошептала она ей в ухо, после того, как отпустила её руки и притянула к себе за галстук, заставляя нагнуть голову. Хаяко пахла ароматными кремами и табаком, и эта смесь почему-то сводила её с ума, хотя Савада сама не курила. Целуя шею, учащённо пульсирующую в предвкушении, и жадно вдыхая её запах, она словно пыталась запомнить её всю, до мельчайших деталей. Чтобы легче потом было предаваться приятным воспоминаниям. — Сучка, — улыбаясь и с трудом сдерживая стон, шепнула Цуна, когда Хаяко укусила её за мочку уха, щекоча кончиком языка и обжигая жарким дыханием, а её рука тем временем гладила внутреннюю сторону бёдер. Прищурив серо-зелёные глаза, хранительница наклонилась к ней совсем близко, как и всегда, не решаясь преодолеть последнюю пару дюймов. Савада впилась в её губы долгим и настойчивым поцелуем, кусая и соприкасаясь языками. И снова отстранила от себя, вытирая подбородок от слюны друг друга. Её милое личико залилось румянцем. — Всё, хватит, — задыхаясь от охватившего всё тело жара, сказала она и прислушалась к звукам снаружи. Слава богу, там вроде никого нет. Ранним утром на вокзале вообще мало народу. Но могло случиться всякое. Цуна уже собралась выйти из кабинки, но Хаяко прильнула к ней, крепко обнимая и зарывшись носом в грудь. Она лишь капризно промычала, но было ясно, что это значит: не уходи. Улыбнувшись, Савада стала гладить её по светлым волосам. Ей, как никому, были понятны её чувства. Она посмотрела на свои наручные часы. Время ещё есть. — Ладно-ладно, — успокаивающе прошептала Цуна, поглаживая её по пояснице и чувствуя, как она по-кошачьи выгибается от её прикосновений. Скользнула ладонями под рубашку, притягивая к себе ближе и ощупывая выступающие острые косточки. Она не считала, что болезненная худоба — это красиво, но Хаяко почему-то она была к лицу. Гокудера тем временем задрала ей майку и сдёрнула лифчик, высвободив маленькие аккуратные груди. Тяжело вздыхая от ощущения горячих пальцев, ласкающих их и сжимающих напряжённые соски, Цуна потянулась к поясу на джинсах подруги, но неожиданно опустила руки. — Чёрт, там же вещи! — громко вспомнила она, совсем забыв о мерах предосторожности. Савада встрепенулась и кинулась открывать дверь, даже не удосужившись тем, чтоб прикрыться. Хаяко удержала её. — Если кто-то возьмёт мой чемодан, я услышу, поверь, — спокойно сказала она. — И этому воришке не поздоровится. — Предупреждать надо, — раздражённо выдохнула Цуна, снова вжимаясь спиной в холодную стену. — Прости, — Гокудера не вполне понимала, за что извиняется. Это было её дурной привычкой. Девушка тихо хихикнула в ответ и продолжила начатое. Расстегнув ремень и немного приспустив джинсы, она забралась обеими ладонями ей под трусики. Хаяко осторожно поставила одну ногу на унитаз и обняла Цуну за плечи, принимая более удобное положение. — Только не стони, пожалуйста, — прошептала Савада ей в ухо, поглаживая по бедру, а другой рукой сжимая ягодицы. Джинсы немного мешались, но ладонь проникла дальше, лаская её. Там, как и всегда, всё было идеально гладко. Гокудера закусила губу, когда пальцы босса раздвинули кожные складки и стали терзать напряжённый бугорок. Было больно, и от невозможности кричать она извивалась в её руках. Цуна прижала её к себе, обняв поперёк спины, и крепче сжала ладонь на её промежности, чтобы хоть как-то зафиксировать. Пальцы увязли в липкой горячей влаге. — Тш-ш. — Она стала ласкать её как можно нежнее, чтобы не причинять боль, но всё равно периодически Хаяко шумно вздыхала, подавляя крик. Она повисла на ней, возбуждённо дыша в шею. Когда её ублажали, ей всегда больше всего хотелось расслабиться и ничего не делать. Палец ткнулся в узкое отверстие и стал слегка надавливать на него, разрабатывая. Вскоре он стал долбиться сильней, углубляясь, и вот уже два пальца быстро-быстро и с громким хлюпаньем скользили глубоко внутри. У Цуны быстро устала рука, но она продолжала, что было сил. Гокудера беспрерывно скулила, уже не стесняясь, и сама насаживалась на пальцы. — Я хочу кончить с тобой, — выдохнула она сквозь стон, опуская одну руку между их телами и забираясь ей под юбку. Тонкие пальцы коснулись уже мокрых трусиков Савады и стали поглаживать там. Она всхлипнула, невольно разводя ноги шире. — Не надо. Тебе же не удобно. — Удобно. Её ладонь устроилась у неё под трусиками, и кончики пальцев стали сильными круговыми движениями давить на клитор. Цуна застонала, чувствуя, как сладкая истома быстро начала подступать к низу живота. Через некоторое время пелена наслаждения накрыла с головой и по ногам прошла судорога, заставив её слегка присесть. — Теперь я ещё сильней не хочу тебя никуда отпускать, — грустно сказала Цуна, отдыхиваясь. Она бросила в унитаз комок туалетной бумаги, которой только что вытерла руки, и прижала к себе уставшую и растрёпанную Гокудеру. — Я знаю. Но если я сейчас всё брошу и никуда не поеду, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. — Нам пора. Приведи себя в порядок. Они вышли как раз вовремя. Поезд уже стоял у перрона и ждал пассажиров. Цуна помогла подруге затащить вещи в купе. — Ты ведь, конечно, не дождёшься меня? — сказала она, стоя в дверях и печально глядя в окно, где по перрону неторопливо бродили кондуктора. — Дождусь. — Хаяко смотрела на неё, залитую лучами раннего солнца, и улыбалась. Они были одни в купе, и у них было ещё целых пять минут, чтобы побыть вместе. — Глупо. Ты молода и красива. — И что? Я принадлежу только тебе, Десятая. Цуна подняла на неё свои большие ореховые глаза и улыбнулась краешками губ. Её зрачки дрожали: казалось, она едва сдерживается, чтобы не расплакаться. — Хаяко... Она заключила её в крепкие объятья и поцеловала в щёку. Потом шагнула назад. — Пиши, звони, если что. — Обязательно. Больше не надо было слов. Всё, что они хотели друг другу сказать, было сказано. Цуна вышла из вагона и вдохнула утренний воздух. Лёгкий ветерок принёс с собой аромат сакуры. Проводив глазами отходящий поезд, девушка пошла домой, по дороге улыбаясь своим мыслям. Она знала, что Гокудера её дождётся.