Призраки, незнакомцы и кофе

      У Олли торчали маленькие рожки в волосах, а сам он играл на флейте и болтал ногами, удобно устроившись на крыше фургончика перед входом в цирк.       Полосатые шатры с маленькими флажками раскинулись на огромном поле недалеко от города. Вечер только спускался, доносился ещё звук молотков и крики рабочих, которые проверяли, всё ли готово.       Ещё не пахло поп-корном и карамелью, ещё не зажглись огни в лампах, но уже в воздухе чувствовалось предвкушение той удивительной магии, которую привозил с собой цирк. Вместе с гибкими феями в ярких костюмах и гримом из блесток, танцующими светлячками и силачом из горных великанов.       Цирк готовился к вечернему шоу.       Олли заметил Дороти ещё издалека, но играть так и не перестал, пока она не подошла совсем близко к его фургончику, который вскоре превратится в кассу по продаже билетов.       Дороти уже была в золотистом цирковом купальнике и гриме. Всё её лицо в белилах усыпали мелкие фиолетовые блёстки, а на ходу она натягивали длинные перчатки. Ей всегда нравилось смотреть на закат перед тем, как в сумерках оживёт удивительный мир.       — Залезай ко мне, — предложил Олли, его маленький хвостик дёрнулся в приветствии.       — Почему ты перестал играть? Мне нравится твоя музыка.       Миниатюрная и лёгкая, Дороти ловко забралась на фургончик и села рядом, сложив руки на коленях. Олли пожал плечами.       — Ещё вечером сыграю. И загляну в шатёр, когда будет твой номер.       — Ты видел его много раз.       — Но мне никогда не надоест смотреть! У тебя нет крыльев, как у Джорджины, или силы, как у гиганта Бо, но ты умеешь летать!       Дороти захотелось потрепать Олли по голове, но она вовремя вспомнила, как ему это не нравится, он ведь себя считает совсем большим, Бо его даже пивом угощал. Тёплый летний вечер пах клевером и луговыми травами, а в воздухе уже витали первые ароматы сладостей. Дороти было и тревожно, и волнительно, и… грустно.       Олли прав — у неё нет ничего, кроме собственного мастерства. Но восторг этого мальчишки такой честный и искренний, не с ним ей говорить о грустном.       — Сыграй Олли, пожалуйста.       В свет заката вплелись звуки флейты.              Цирк ожил, как только сгустились сумерки.       Первые гости уже подходили, взбудораженные ожиданием и предстоящим чудом. Цирк с незатейливым названием «Луна» был известен на весь Фейриленд, на его представления приходили и аристократы, и бедняки, завороженные глотателями огня, экзотическими танцами на шелковых лентах и яблоками в карамели.       Джим поправил рубашку в чёрно-белую клетку и встряхнул руками — его фокусы требовали ловкости и четкости, нельзя ошибиться. Больше всего Джиму нравились дети. Он с удовольствием возился с ними, водил по цирку, показывал шатры, внутри которых таилось волшебство. Маленькие фавны, дети подводных фей, а порой и старших фейри, если те приходили, смотрели на его фокусы, раскрыв рты.       Но пока он переживал за Дороти — сестре всегда тяжело давались выходы на арену. В реве и шуме толпы она слышала не восторг, а обвинения. Испорченная. Изгой. Уродка.       Джим хотел быть рядом с ней, но тогда Дороти смущалась ещё больше.       — Здравствуй, — улыбнулся он первому крохе-фавну, который крутился у ног родителей. — Хочешь, покажу фокус?       Джим чувствовал настороженный взгляд его родителей — они искали признаки принадлежности к Фейриленду. Изъян, который часто встречается у их народа, рожки в волосах, скрытые крылья, следы копыт или хвоста, ощущение магии.       Ничего.       Он просто показывал фокусы — и достал из-за уха рассмеявшегося малыша медную монетку.       — Идём, ты хотел увидеть слона.       — Но я ещё хочу фокусов!       — Тут и лев есть.       — О, лев!       Мальчика увели, а Джим напоследок ощутил настороженный и встревоженный взгляд родителей. Дети не обращали внимания на то, на что смотрели взрослые. Для них достаточно грима, клетчатой рубашки и смешной шляпы на голове. Может, ещё пары фокусов.              Дороти любила летать.       В детстве ей часто снились сны про полёты, о которых она потом грезила и наяву. Она мечтала отрастить себе крылья, как у фей, переливчатые и тонкие, но крепкие, чтобы ощутить это в жизни.       К сожалению, она родилась человеком, как и Джим. В Фейриленде это означало родиться неудачником. Их с братом отец считал, что им очень повезло, что они смогли попасть сюда и найти дом. Его не смущало, что им плюют в спины и считают уродцами. В мире людей шла война, которая пока ещё не затронула Фейриленд. Он считался безопасным и прекрасным, а родители смогли найти лазейку и вырваться в мир чудес. Джим тогда уже родился, но мир людей помнил смутно. А для Дороти единственным домом стал Фейриленд.       Дороти считала, что он ужасен. Здесь она точно не могла взлететь. Здесь она уродка, у которой нет ничего — ни красоты, ни грации, ни чешуек, ни огромных прекрасных глаз. Однажды она видела группу танцующих фейри, и от каждого их движения дыхание замирало. Она так никогда не сможет.       Когда родители умерли, они с Джимом остались вдвоём. Это его идея была уехать куда-нибудь, не оставаться в городе, который их ненавидел, где над ними насмехались, называя бескрылыми уродами.       — Где-то там должно быть лучше.       Дороти поднималась по лесенке под внимательными взглядами толпы под самый купол цирка, освещенная прожекторами. Каждый раз она вспоминала, как они с Джимом забились в первый попавшийся фургон за городом, скрутились в два комочка и грелись теплом друг друга. Джим всё шептал про то, что найдёт способ, чтобы Дороти летала, а она не могла никак смириться, что родителей больше нет — лихорадка унесла их, почти не тронув жителей Фейриленда.       Дороти не смотрела вниз — там ничего не осталось. У неё нет крыльев, и её полёт — это шаг с высоты.       Наутро их нашёл Бо. Гигант хмуро смотрел на них, а потом кликнул хозяина цирка, тут же появившегося из-за его спины. Дороти сжалась в комочек, так испугалась полыхающих огнём глаз, тёмных рук в завитках татуировок и витых рогов.       — Так-так, беглецы.       — Человеческие, — ухмыльнулся Бо. — Смотри, какие маленькие. Хрум, и нет.       — Представление давно закончилось, малыши. Бегите домой.       Тогда Джим вскочил и зло крикнул, что нет у них дома. И родителей нет. И если хоть кто-то посмеет обидеть его сестру… Дороти помнила вкрадчивый голос и вопрос:       — А чего вы хотите больше всего на свете?       Дороти не была глупой, она знала, что родителей уже не вернёшь. А кроме этого…       — Летать, — пискнула она. — Я хочу крылья.       — А я — поесть, — практично ответил Джим.       — Ну, летать, может, и не получится. А вот с едой что-нибудь придумаем. В цирке всегда не хватает рабочих рук, может, и вы сможете чем-то помочь.       Дороти не знала, высмеивают её фейри внизу или нет, ждут её падения, или отвлеклись на разносчика напитков, но теперь она не видела зал. Ей было всё равно. Дороти улыбнулась и, крепко схватив планку, прыгнула.       Она летела.              Джим стоял у выхода из шатра, когда оттуда выходили гости. Кто-то сворачивал под соседний чёрный полог, за которым пахло благовониями, а в клетке сидел ворон гадалки, другие лакомились яблоками, третьи торопились успеть посмотреть на циркачей на ходулях в длинных полосатых штанах. В небо взвивалось пламя, а на площадке между шатрами тонкий юноша фейри жонглировал кинжалами.       Джим слушал разговоры.       — Видел, она же человек!       — Ужас какой, как её только пустили сюда. Наверное, перепутали с цирком уродцев.       — А мне понравилось. Вон, какие у тебя крылья, а ты можешь так кувыркаться в воздухе?       Раньше Джима злили такие разговоры, потом он привык. Он слушал тех, кто восхищался смелостью и мастерством Дороти, гордился своей сестрёнкой, парящей в вышине. Постояв ещё немного, он и сам поспешил к толпе детишек. Олли уже был там, играл на флейте, а вокруг него собрался хоровод.              Дороти нашла Джима у фургончика, когда близился рассвет. Он сонно зевал и ждал, когда поднимется солнце. Тёплая ночь была на исходе. Цирк останется здесь ещё на несколько дней, представлений будет много. А потом снова в путь.       — Ты так летала сегодня!       Джим крепко обнял её, от него пахло карамелью и краской для лица.       — Тебя не было в шатре.       — Да, увлёкся фокусами. Они никак не отставали, хотели, чтобы я рассказал секрет.       — Тогда откуда знаешь?       — Я подслушал.       Дороти фыркнула. Она уже переоделась, только грим остался. Каждый раз она чуточку жалела, что ночь закончилась, но знала, что будет новый вечер — и цирк снова будет жить. А она — летать.       Дороти вместе с братом встречала рассвет, и где-то недалеко слышалась флейта Олли.