Обстоятельства смерти неизвестны

      Внутри Гавриила кипела ненависть.       Точнее, кипела она только в самом начале. Время притупило его гнев, и вместо горящего костра остались лишь тлеющие угольки, готовые, впрочем, в любом момент разгореться настоящим пожаром.       Он не мог выбросить из головы двух ангелов, увлеченных друг другом больше, чем Ее планами. Почему Она допускает такое святотатство? Разве их привязанность друг к другу — не первый признак их греховности? А уж речи этого Кровлея… Он сомневался, он высказывал свои догадки, он задавал неудобные вопросы, на которые Гавриил не мог дать ответ. Хуже всего было, когда Кровлей делал это на глазах у всех остальных ангелов, ставя архангела в неудобное положение.       А Гавриил ненавидел оказываться в неудобном положении.       Умения Кровлея лишь подливали масла в огонь. Он мог, словно бы играясь, создать новую звезду, да такую, что восхищенные ее красотой ангелы переделывали чертежи Вселенной, ища место, куда ее можно было бы поместить. Развести руками в стороны, создав радугу — то изобретение, которое понравилось Всевышней настолько сильно, что она взяла ее себе — «на будущее». Провести руками по голове живого существа — будь то кот или змея — и дать им обоим, казалось бы, одну и ту же форму зрачков. Гавриил попытался тогда поддеть его — что, мол, исчерпал идеи? — но понял, что все его тонкие подтрунивания остались без внимания. Другие ангелы не считали глаза котов и глаза змеи одинаковыми, а даже наоборот.       Существуй на Небесах кто-то, с кем Гавриил был бы более честен, чем с собой, он признался бы — он завидует. Но, как и любое Божье создание, он был склонен к тому, чтобы оправдывать свои поступки влиянием внешних факторов, а чужие — обвинять сущностью тех, кто их совершил.       Грубо говоря, по его мнению, в его зависти и злости Гавриила виноват не Гавриил, а Кровлей, наверняка намеренно пытавшийся вызвать их у праведного архангела. А в том, что у Кровлея получались столь популярные среди ангелов создания, заслуга не Кровлея, а его удачливости и отсутствия вкуса у других ангелов.       Поэтому, когда ангелы начали Падать один за другим, Гавриил с нетерпением стал ожидать очереди Кровлея. А она, как назло, все никак не наступала и не наступала.       И тогда Гавриил взял дело в свои руки.       Метатрон записал все слова Гавриила и бесстрастно сообщил, что в ближайшее время Кровлея ждет проверка.       Кровлей, ожидаемо, ее не прошел. И так же ожидаемо повелся на предложение Гавриила.       В его истории ложью была каждая деталь — начиная от Хастура с Лигуром, которые в любом случае бы Пали оба, даже если бы Гавриил бы вычистил память им обоим. Заканчивая Азирафаэлем, который, по подозрениям Гавриила, находился на каком-то особом счету у Всевышней, и не Пал бы, даже если бы решил уничтожить Небеса со всеми ангелами в придачу.       И несмотря на этот факт, от него Гавриил не чувствовал никакой угрозы. Но Азирафаэля тоже не помешало бы обезвредить, поэтому он и выдумал столь удачную, как ему казалось, историю про возможное Падение Азирафаэля. И Кровлей клюнул на нее.       Гавриил был уверен, что он идеально справился со своей задачей — один Пал, другому он стер память и запугал его так, что теперь он и на шаг не приблизится к Падшему ангелу. Теперь все идет именно так, как и должно идти — на Небесах не должно быть хотя бы одного хоть сколько-нибудь сомневающегося в Ее планах ангела. И он ожидал похвалы от Всевышней за такую хитрую уловку по очистке Небес.       Но Всевышняя в этот момент задумчиво прикусила губу и подумала, что, возможно, это сделает историю гораздо интереснее.       И его уверенность в собственном успехе разбилась вдребезги, когда Михаил разложил перед ним черно-белые фотографии с Азирафаэлем и Кровлеем, мило беседующими, как будто и не было никакого Падения и потери памяти.       У него едва хватило самообладания, чтобы ответить то, что он должен был сказать, но чего говорить вовсе не хотел и на самом деле так не считал: «Этому должно быть невинное объяснение». Но на носу был Апокалипсис, и времени разбираться с воссоединившейся парой не было. Гавриил был уверен, что они погибнут во время битвы, и тратить на них силы казалось ему нерациональным.       Отчасти именно поэтому он так вспылил, когда Земля так не взорвалась всеми ядерными бомбами, которые скопились у человечества. А когда он увидел рядом с Антихристом Кровлея и Азирафаэля, у его буквально вскипел мозг от гнева.       Едва услышав от Вельзевул фразу «Предатель Кроули», он понял, что нужно делать. Раз они оба решили идти против Небес с Преисподней, то Небесам и Преисподней не остается ничего иного, кроме как повторить их же ход. И, разобравшись с ангельскими войсками, он связался с Вельзевул и предложил сделку. И тот, хоть и со скрипом, все же согласился сотрудничать для их казней.       Но они снова смогли избежать наказания. Азирафаэль не сгорел в адском пламени, Кровлей не умер от святой воды — это взбесило не только Гавриила, но и Вельзевул. Они оба были весьма сильными архангелом и демоном — но даже они были бессильны против огня и воды. Не говоря уж об унижении перед другими ангелами и демонами, ставшими свидетелями неудачных казней.       Их новый план был идеальным. Гавриил должен вывести Кровлея на эмоции, да так, что тот дойдет до нападения на Гавриила. В этот момент подоспеют другие ангелы, которых должен вызвать Вельзевул, и, увидев своими глазами нападение на архангела, они задержат Кровлея и отведут на небесный суд. А с оставшимся в одиночестве Азирафаэлем разобраться будет куда проще, чем когда рядом с ним болтается этот демон.       И Гавриил, и Вельзевул отключили слежку за этим местом. Гавриил взял с собой святой воды — на всякий случай, хоть Вельзевул и уверял его, что если целая ванна ничего ему не сделала, то бутылка для него точно угрозы не представляет.       Но кто же мог знать, что у Вельзевула не было никакой причины спасать Гавриила от разъяренного демона?