* * *
Привкус металла разливался в глотке. Клейкие нити слюны повисли на подбородке. Веки натянулись на глазах, едва-едва пропуская красный свет. Как будто на той стороне, за тонкой тёмной перегородкой, пылал пожар. — Это омерзительно: ваши люди совсем потеряли всяческий стыд и страх! — Мой агент едва не погиб, рискуя своей жизнью и самоотверженно защищая представителей королевской семьи и простых граждан. Тяжёлый сапог, ткнувшийся в рёбра, красноречиво объяснил, что сейчас лучший момент для пробуждения. Сгребая руками осколки стекла, Клем пошатываясь поднялся. Дрожь жила где-то на уровне коленей своей собственной жизнью. Если бы не крепкое плечо виконта, парень вновь рухнул бы на пол. Яркие блики то расползались, то склеивались в попытках превратиться в картинку реального мира. Среди ярких пятен единственным чётким воспоминанием был окружённый светлым ореолом силуэт человека, поднимавшего флейту. Ловко бегавшие пальцы и звуки, один за другим складывшиеся в мелодию. Кровь, вскипавшая в венах. Удар, вышибавший из груди весь воздух. Лёгкие, казалось, натянувшиеся на рёбра. Пылающий взгляд. Ключевое воспоминание. Серебристый блеск флейты. Звуки, раздирающие мир на лоскуты. Взгляд, пылающий яростью. Холодной, расчётливой. — Вы должны держать своих людей в узде, виконт. — Если мне когда-нибудь станет интересно ваше мнение, я спрошу его. Едва сдерживая рвотные позывы, Клем улыбнулся духовнику. Надменно поджатые губы. Презрительный взгляд. В ушах опять застучала кровь. Короткий кивок, как будто по статусу они были равны. Лицо духовника перекосило, как будто ему прямо под нос сунули мешок с гнилыми рыбьими головами. Клем не слышал, что ещё говорил виконт, но чувствовал как сильные пальцы сжимали его руку. Перед глазами вновь начали проступать пятна. Словно те щупальца, что были усеяны слепыми глазами.* * *
— Напомни мне, чтобы я приковал тебя к батарее, — голос виконта бьёт по вискам лучше, чем арматура. — Хотя такой выблядок как ты и привязанным найдёт себе приключений на задницу. Голос сильный, глубокий. В него хочется завернуться как в покрывало. Несмотря на жестокие слова, одно за другим срывающиеся с этого языка. Виконт подчиняется непосредственно королю и держит ответ только перед ним, но это совершенно не отменяет взаимодействия с другими людьми. Которые, в отличие от агентов, не связаны обещанием не напоминать Алдеру о его титуле. Для духовников, министров и придворных он всегда будет виконтом, который зачем-то якшается со всякой шушерой. Для той самой шушеры, работающей под началом виконта, он всегда будет кем-то вроде бога. Бога, который поддерживает Клема до машины. Бога, который почти тащит Клема на себе до тренировочного зала. Бога, который швыряет Клема на пол, едва только за ними захлопывается дверь. Начищенные до блеска деревянные половицы едва слышно поскрипывали. На шее всё ещё чувствовалось тепло пальцев. Прохладные жемчужины, вплотную прилегавшие к коже, начинали теплеть изнутри. Как маленькие сердца, в которых постепенно начинал ощущаться пульс. — На что они спишут этот прорыв?.. — Как обычно: взрыв газа или прорыв труб, вмешательство сектантов и массовые галлюцинации. Пальцы смыкаются на двойном ряде ровных бусин. — А это? — Компенсация, хотя мне следовало бы оторвать тебе башку, ублюдок. Клем усмехнулся, пытаясь нащупать пальцем хоть одну шершавость на поверхности жемчуга. Хоть один недостаток в этих совершенных шариках, за которые люди готовы были убивать и умирать. Подобрав под себя ноги, Клем прислушался к тому как внутри отдаётся пульсация ошейника. Блеснула флейта. Совсем как там, в зале. Из-под полуприкрытых век Клем наслаждался виконтом. Форма как только что с витрины. Аккуратно подстриженные и зачёсанные светлые волосы. Разные глаза: левый карий, правый голубой. Клем даже после прогулки с приписанными к отряду псинами по парку мог выглядеть так, будто пережил апокалипсис. Виконт Алдер же всегда выглядел так, будто только-только вышел из салона. Первые ноты разрубили повисшую тишину. Мягкие и лёгкие, они принесли с собой аромат бриза. Шум океана возник где-то на задворках сознания. Крики чаек, шорох песка под осенними ботинками. Прохладный ветерок, нёсший с собой кислый запах гниющих водорослей. Волна накатывала за волной, неся с собой лишь белую пену. Тёмные щупальца, отделившись от кожи, потянулись к таким желанным волнам. Домой! Домой! Бежать! Бежать! С головой накрыло желание нырнуть в прохладные воды и раствориться в их безмятежности. Шум осыпавшейся под неосторожным шагом гальки. Доведённые волнами до совершенства камушки скользили под ногами, будто бы неся навстречу приветливым волнам. Таким родным, таким спокойным волнам, где зародился мир и куда ему надлежало вернуться. Лёгкость, непостижимая лёгкость — протяни руки и сам станешь пеной, воздушной и невесомой. Золотистая чешуя кружащихся в танце рыб и солоноватый привкус на губах. Восторг и эйфория текли по венам, расслабляя уставшие мышцы. Мир, разлетающийся на части клочками пены и горстями песка, расползался по швам. Быстрее, быстрее! Туда, где вода. Туда, где солёные брызги и прохладные ладони моря. Туда, где захлёбываешься счастьем. Быстрее, быстрее… Клем пытался сосредоточить взгляд на мелькающих пятнах перед глазами. Привкус крови в этот раз возник не сам — он что было силы сжал зубы, прокусывая щёку. Эйфория накрывала с головой. Вскипал в венах восторг. Счастье, бескрайнее, всепоглощающее счастье. Тонкой нитью на висках запульсировала тревога. Вместе с резкими, взвизгнувшими нотами, море вокруг него начало волноваться. Лёгкие, маленькие волны захлёстывали ботинки, уступая под напором более высоких волн. Опасность! Волны, как верные псы, предупреждали о том, что где-то рядом притаился враг. Бежать! Бежать! Вслед за волнами. Золотистые листья, проносившиеся мимо, давили на виски. Быстро, горячо. Словно бриз сменился жарким воздухом пустыни, выгоняя из лёгких приятную прохладу. Опаляя, обжигая… Восхитительная фигура проступала сквозь листопад. Светлое сияние — будто последние солнечные лучи — окутывало до боли знакомый силуэт. Клем знал эту мелодию. Обрывками, остатками выжженных воспоминаний он узнавал эту мелодию. Камиль Сен-Санс. Серебро флейты. Карий и голубой глаза, внимательно следящие за ним. Упоение собственной властью и мастерством. Дрожь в пальцах отдалась ноющей болью в кистях. Тёмные щупальца метались не зная чего хочется больше — увидеть этот мир, найти спрятавшееся куда-то бескрайнее прохладное море, или же задушить пульс в груди. Шею обожгло как огнём. Клем зарычал, на губах вспенилась кровь. Золотистые листья превратились в чёрные кляксы. Песок под ногами превратился в лёд. Звон стекла. — Не знаю, как ты это делаешь, но признаю, что это в высшей степени интересно. Огромное зеркало во всю стену за спиной Алдера лежало на полу бесчисленным множеством переливающихся на свету осколков. Клем вновь опустился на пол, стирая с губ кровь. Татуировки на его коже горели огнём, резонируя с двойным рядом жемчужин, впившихся в шею точно ошейник с шипами. Со стуком на пол опустилась банка. По жестяной поверхности лениво скользили капли. Плюнув на осторожность, Клем жадными глотками начал пить ледяную воду. Рядом с ним на пол опустился и Алдер, продолжавший с интересом рассматривать чёрные узоры на коже. — Ты ведь понимаешь, что дело не в музыке, которую мы играем, а в частоте и ритме?.. Хриплый вдох и короткий кивок. — Понимаю. Но я не такой мастер флейты, как ты, — судорожные смешки, больше напоминающие кашель. — Может у меня получится понять откуда вообще берутся эти твари и что они такое?.. — Даже если они заставляют тебя целыми сутками глотать таблетки от головной боли и жрать всё, что ты видишь?.. Клем пожал плечами и вытянулся на полу, положив голову на колени Алдеру. — Сыграй мне что-нибудь чуть менее убойное, чем Danse macabre? Прежде, чем виконт закатил бы глаза и сказал, что кто-то слишком много себе позволяет, Клем закрыл глаза, закрывшись от внешнего мира. Жемчужины на шее перестали гореть и едва теплились. По щеке пробежали пальцы. Нежно, мягко, ободряюще. В темноте мира Клема вновь зазвучала флейта.