Тридцать один день до Самайна

— Говорят, если заехать в глушь севера штата Калифорния, то можно найти крошечный городок, в котором бок о бок живут люди и нелюди, и это — место мира. Да, для того, чтобы оно им стало, всем пришлось пройти долгий путь, но… — Заткнись, Гретта, и подвинься, я тоже хочу сесть у огня. Гретта двигается и не обижается. Ей привычно то, что никто не хочет верить в мир, не хочет загребсти полные ладони надежды, чтобы упустить ту через пальцы — слишком зыбка она была здесь, под мостом, в трущобах, куда копы не суются, потому что знают — тут всё слишком темное и грязное, непричесанное до дикости, и да, тут грызут глотки и сражаются до смерти, тут нет места всему высокому, до чего дожили люди. — А я хочу послушать, — хрипло говорит какая-то девчонка в большом черном худи. Она смотрит из-под капюшона, и в глазах ее отражается свет, но как-то странно, не золотом, а серебром. — Говори, Гретта, что там с этим городом? Гретта трет нос рукавом, думая, про что рассказать в первую очередь, хмурится легко, а потом говорит: — Когда-то трое пришли к Неметону — Древу, что хранит этот мир, и Древо откликнулось, нарекло троих своими защитниками и спасителями. И они спасали… — Погибая один за другим, — хрипловато отзывается ей девчонка. — Сначала умерла Охотница. — Охотница не умерла, — не соглашается Гретта. — Она до сих пор ходит по улицам этого города — тенью, призраком, безмолвным советчиком. Она была слишком человеком, чтобы выжить… и Неметон даровал ей другой путь, путь незримого защитника. — Не сильно-то она спасает этот город, — смеется хрипло девчонка. — Она проворонила и Зверя, и Дикую Охоту!.. — Или сдерживала их до последнего? — не соглашается Гретта. — Не надо, — по слогам проговаривает девчонка. — Охотница мертва. Альфа жив только за счет своей Истинности. А… а последняя… Третья. Она хуже, чем мертва. — Если она так думает, — хмыкает Гретта и говорит нараспев: — А Третья дважды делила свою суть с Ногицунэ, с Темнейшим из всех Лисов. И дважды Лис был изгнан и заточен. А она… — Осталась с выеденной душой, — отзывается девчонка. — С осколками себя, перемешанными с лисьей сутью. — Третья стала Лисой, — соглашается Гретта. — И именно она бродит по этому миру и направляет в Город заблудших, потерянных, тех, кому больше некуда идти, тех, кто сам не справится ни с этим миром, ни со своей сутью. — Но почему? — сипло спрашивает девчонка. — Ей бы с собой справиться… — А она спасает других, — кивает Гретта. — Просто спасает. Потому что это — в ее сути. Третья — спасает. Охотница — советует. Альфа — ведет и хранит. Есть у них Банши, что смотрит в будущее. Есть Койот, что готова драться за этот город и них до последней капли крови. Есть Мертвец, что больше других ценит жизнь и следит, чтобы дети всегда обретали дом. Есть… — Хватит!.. — обрывает девчонка, вскакивая. Капюшон слетает с каштановых волос. В глазах сияет расплавленное серебро. И все, кто пришел погреться у костра, замирают. Потому что узнают. — Однажды, — говорит Третья, — у Охотницы не найдется совета, Альфа не сможет вести, Банши не увидит опасность, Койот прольет кровь до последней капли, Мертвец предпочтет снова убить, а Третья не спасет никого… И что тогда? Город рухнет? — Почему же? — спрашивает Гретта, улыбаясь мягко. — Нет. Он не рухнет. Он будет держаться на тех, кого они собрали и спасли, кого научили быть сильными, добрыми, кому дали… дом. Они удержат этот Город, даже если весь мир рухнет. — Это сказка, — говорит Третья. — И эта сказка не спасет никого. Она накидывает капюшон, прячет руки в карманы и уходит чуть шаркающей неуверенной походкой. Гретта смотрит ей вслед и молчит о том, что сказка уже спасла кое-кого — в ту самую секунду, когда Третья хоть на миг, но поверила, что она сможет вернуться домой… в Бикон-Хиллс, что находится в Северной Калифорнии, туда, где ее давно ждут.