Nobody Loves Me Like You

      Исак не был жаворонком. У Вальтерсена всегда были проблемы с пробуждениями, независимо от того, в какое время звонил его будильник, потому что сон не был его другом. Морфей приходил к нему не так легко, как к другим, так что Исак ценил то мизерное количество времени, что ему удавалось поспать, а по утрам уж особенно.       Другими словами, Исак был ленив. Но совсем чуть-чуть.       Он никогда не просыпался достаточно рано, чтобы приготовить себе завтрак. И если Эдвард или мать Эвена не следили за его рационом питания, то он часто уходил из дома раздражённым и с пустым желудком.       Исак не любил утра. Некоторые даже утверждали, что он их ненавидит.       «Избегайте его по утрам», — часто предупреждал Элиас окружающих, на что Эвен отвечал: «Он нормальный по утрам. Я не понимаю, о чём ты говоришь».       «Он просто тебе нравится, только поэтому», — в конце концов добавлял Адам, заставляя Исака краснеть ещё сильнее.       Исак не ненавидел утра. Он просто не мог проснуться без будильника или чьей-то помощи.       Иногда он просыпался раньше будильника. Иногда он просыпался на рассвете. И обычно он просто смотрел на него, как бы неловко это ни звучало.       Него.       Исак не мог сказать, когда он проснулся. Но он почти задохнулся, когда понял, кому принадлежат сильные руки, обнимающие его. Он лежал рядом с Эвеном в своей огромной кровати, чувствуя себя тёплым, здоровым и спокойным. Эвен обнимал его изо всех сил, и тело Исака уже должно было привыкнуть к этому, но оно никак не могло перестать остро реагировать на то, как приятно было находиться в объятиях Насхайма. Он.       Исак выдохнул через нос и прижался к Эвену, как делал это в детстве. Он ещё глубже зарылся лицом в изгиб его шеи и крепче обхватил руками талию. Исак знал, что это против правил, но ничего не мог с собой поделать. Эвен лежал в его постели, их ноги были переплетены, а волосы Исака, вероятно, были у Насхайма во рту. И Вальтерсен ничего не мог с собой поделать. Он хотел быть ближе к нему. Он хотел раствориться в нём. Он хотел получить всё утешение, которое только мог впитать, прежде чем настанет время взглянуть правде в глаза и осознать, насколько всё это запутано.       Боже, что я творю?       Исак закрыл глаза и позволил рукам скользнуть вверх по спине Эвена. Он обнял его так, словно не мог вынести разлуки с ним, и прижался своей грудью к его, пока не почувствовал собственный стояк. Иисусе. Прости меня.       Исак не хотел секса. Он не хотел, чтобы его шею и бедра покрывали голодными поцелуями. Исак просто хотел, чтобы его обняли. Он просто хотел, чтобы его прижимали к себе, любили и заботились о нём, даже когда у его тела были иные намерения. Исак хотел только одного.       Его мысли были приглушены Эвеном, который ворочался в постели, но его глаза всё ещё были закрыты. Руки Насхайма высвобождались из-за спины Исака, оставляя его немного голым и холодным. Исак подождал секунду. Он ждал, что Эвен снова обнимет его, что его руки снова потянутся к нему. Но Насхайм почти полностью отпустил его и повернулся на бок, чтобы лечь на спину, а руки Исака всё ещё обнимали его.       Окей.       Исак тоже отпустил его, потому что не хотел будить, но он также не хотел, чтобы этот момент заканчивался. Поэтому он положил руку на подушку и уложил на неё голову, в то время как вторая рука осталась лежать на широкой груди Эвена. Она была такой же потерянной, каким чувствовал себя Исак всякий раз, когда они вот так обнимались.       Исак некоторое время смотрел, как Эвен спит, чувствуя себя спокойным, довольным и благодарным. Такого не случалось уже целую вечность. Исак просыпается с Эвеном в его постели, чувствуя себя хорошо и безопасно, и ему не хочется горевать. Возможно, Исаку не следовало уезжать. В конце концов, он скучал по этому. По утешению, благодаря чужому телу, помимо его собственного, причём так рано утром.       У Исака был мир, и он ушёл от него, потому что собственное сердце больше не могло принимать его. Какой идиот.       Поэтому Исак наблюдал за ним так долго, как только мог. Потому что, как только всё это закончится, у Эвена не будет причин проводить ночь здесь, обнимать его и осыпать поцелуями по всему лицу. Это был единичный случай. Они оба горевали, и это больше не повторится. Ему придётся подождать до следующего года.       Следующий год.       В мгновение полного порыва Исак протянул свободную руку и провёл большим пальцем по нижней губе Эвена, чувствуя, что сходит с ума. Он даже не думал об этом. Он просто делал это, заставляя собственное сердце биться быстрее, чувствуя себя немного безрассудным и отчаянным.       Я скучаю по тебе подумал он, потому что действительно скучал. Он так по нему скучал.       Сначала он очень осторожно провёл большим пальцем по потрескавшейся губе Эвена, едва коснувшись её. Затем, когда ответной реакции не последовало, Исак позволил себе слегка надавить, осторожно раздвинув губы Насхайма большим пальцем, чувствуя, как всё его тело воспламеняется от этой мысли. Я теряю его.       Исак уже собрался убрать большой палец и прекратить всю эту ерунду, когда губы Эвена внезапно сжались. Они почти надулись, заставив ахнуть Вальтерсена и чуть не упасть с кровати. Эвен поцеловал его большой палец, отчего тот потерял дар речи, а сердце готово было выскочить из груди.       Ты спишь?       Эвен не спал. Глаза Исака широко распахнулись, а дыхание стало учащённым, когда гигантская рука Насхайма обвилась вокруг его запястья.       — Я.. — начал Исак, всё ещё лежа на месте. Я должен извиниться? Что мне делать?       Но как Исак мог что-то придумать, когда глаза Эвена были такими пронзительными и такими голубыми? Когда он мог видеть его насквозь? Когда он знал его лучше, чем сам Исак?       Исак перестал что-либо говорить и просто уставился на Эвена, ожидая, что тот сам всё исправит. Эвен всегда был так хорош в рассеивании напряжённости между ними, всегда так хорош в превращении всего в дружеское подшучивание.       — Ты всё усложняешь для меня, — вместо этого сказал Эвен, а его голубые глаза смотрели прямо в его зелёные, выбивая весь воздух из лёгких.       Боже мой.       Эвен продолжал держать Исака за запястье, а его глаза блуждали по лицу Вальтерсена, как будто он что-то искал. Но Исаку нечего было сказать, нечего было ответить. Ничего. У Исака ничего не было.       — Мне очень жаль, — пробормотал он, опустив глаза. Он всегда ставил Эвена в самые неловкие ситуации, а потом ждал, что тот всё исправит и будет таким же милым, как и всегда.       — Ты действительно должен что-то сделать со своим дыханием, — наконец произнёс Эвен, а ослепительная улыбка вернулась на его лицо. — Я не могу постоянно просыпаться от твоего неприятного запаха изо рта. Это убивает меня.       Ох. Вот оно что. Уход от темы. Дружеский стёб. Я усложняю тебе жизнь из-за своего утреннего несвежего дыхания. Конечно.       Затем Эвен отпустил его запястье и сел на кровати, прежде чем провести рукой по своим синим волосам.       — Хорошо спал? — добавил он, совершенно не обращая внимания на ошарашенное выражение лица Исака.       Исак хорошо умел скрывать свои эмоции, но он не был уверен, что делает это хорошо прямо сейчас.       — Исак? — Эвен снова посмотрел на него.       — Да. Я спал очень хорошо, — ответил Исак, тоже садясь. — Спасибо за..       — Обнимашки? — улыбнулся Эвен, выглядя таким ангельским в своей белой футболке.       — Да, наверное, — пожал плечами Исак, всё ещё чувствуя комок в горле. Ему почти хотелось завернуться в одеяло и снова заснуть.       — Сначала я приму душ. Ты не против? — спросил Эвен, как только слез с кровати.       — Нет. Конечно, — ответил Исак с раскрасневшимся лицом. Это было смешно, но Эвен никогда не принимал душ там, где ночевал, если это не его дом. Это было слишком интимно для него.       И когда Эвен исчез в ванной с одним из полотенец Исака, тот схватил одну из своих подушек и почти кричал в неё.       .       — Доброе утро, Исак, — поприветствовал его Эдвард в гостиной, как только тот вышел из своей комнаты. Он был одет так, будто куда-то собирался, и сидел на диване с газетой в руках и кофе на маленьком столике рядом с ним.       — Доброе утро, — ответил Исак, слегка смутившись. Его лицо, вероятно, выражало панику. — Куда-то собрался? Ты хорошо выглядишь.       Эдвард усмехнулся и положил газету на колени.       — Никуда, — ответил он. — Я бы предпочёл быть готовым на случай, если кто-то захочет взять меня с собой.       Исак неловко улыбнулся и подумал, что бы такого хорошего сказать. Но как только слова начали складываться в логические предложения в его голове, в ванной послышался звук льющейся воды. Ох.       — Эм, я.. Мой друг остался вчера вечером, потому что уже было поздно, — нервно пробормотал Исак. — Э-э.. Он скоро уйдёт.       — Ох, это очень мило, — сказал Эдвард с улыбкой. — Ему не обязательно уходить.       Его тон был достаточно отстранённым, но всё же это наводило на мысль, что Эдвард думал, что это была романтическая связь. Исак чувствовал, как горели его щёки.       — Это не.. Это не то, что ты подумал.. — настаивал Вальтерсен. — Это всего лишь Эвен!       — Если это Эвен, то я настаиваю, чтобы он присоединился к нам за завтраком, — добавил Эдвард, всё ещё улыбаясь. — Я его фанат.       Ты же динозавр. Почему ты дразнишь меня?       — У него есть дела сегодня утром, — ответил Исак, не совсем понимая, почему он так защищается и раздражается. Эвен и раньше часто обедал с ними.       — Я всё-таки попытаю счастья, — сказал Эдвард. — Если, конечно, ты сам этого не хочешь.       .       Исак слушал рассказ Эдварда о последнем эпизоде «Может, потанцуем?» в центре гостиной, когда Эвен возник из ниоткуда позади него. Он прижался поцелуем к коже Исака, прямо там, где его плечо и шея соприкасались, заставляя Вальтерсена дрожать.       — Доброе утро, — сказал Эвен своим утренним охрипшим голосом, а с его синих волос капала вода, несмотря на полотенце на шее.       Рот Исака всё ещё был открыт от такого жеста, и он подозревал, что его лицо стало пунцово-красным. Он был вне себя от смущения, а дрянная ухмылка Эдварда не помогала.       — Что? — спросил Эвен совершенно спокойно, изучая лицо Исака, брови которого были нахмурены.       Ты издеваешься надо мной?!       — Ох, привет, Эдвард. Как поживаешь, друг? — спросил Эвен с широкой улыбкой на лице, когда он, наконец, осмотрел комнату и заметил старика на диване.       — Эвен! Теперь, когда я тебя увидел, у меня всё стало отлично, — ответил Эдвард.       Эвен подошёл к нему и ударил кулаком о его.       Исак ненавидел их обоих, по-настоящему.       .       Исак молча завтракал. А Эвен и Эдвард говорили о политике, изредка поглядывая на Текилу, которая устроилась на коленях Насхайма.       Исак ненавидел и её.       — А ты знаешь, что у юного Исака прекрасный певческий голос? — спросил Эдвард, заставив Исака подавиться тостом.       — О боже мой! — Эвен хлопнул в ладоши. — Вы слышали, как он поёт? Разве он не великолепен?       — О боже! — простонал Исак, отодвигая стул. — Только не это снова.       — Что?!       .       — Теперь ты должен подписать контракт с клубом или что-то в этом роде. Представляешь, как обрадовался бы Эдвард, увидев, как ты поёшь на сцене? — сказал Эвен, растянувшись на кровати Исака и помогая выбрать тому наряд.       Интересно, как долго мои простыни будут пахнуть тобой.       — Да, этого не случится, — ответил Исак.       — Исак! Ну же! — простонал Эвен позади него, теперь обнимая одну из его подушек.       Только не эта подушка.       Исак покраснел, когда понял, какую подушку держит Эвен. Всё то, что он делал с этой подушкой.       — Что у тебя с лицом? — спросил Эвен, нахмурив брови.       — Ничего, — солгал Исак.       — Ты ведёшь себя странно, — сказал Эвен, садясь и всё ещё обнимая подушку.       — Это всё подушка, — указал Исак пальцем, едва удостоив Эвена взглядом, прежде чем снова переключить своё внимание на шкаф.       — Что с ней не так?       — Возможно, мне следует постирать наволочку, — сказал Исак, всё ещё стоя спиной к Эвену и ничуть не смущаясь.       — Исак, о боже мой! — завопил Эвен, прежде чем отбросить подушку и встать на ноги.       Исак не удержался и расхохотался. Возможно, он мог бы оставить эту информацию при себе, но так было ещё забавнее.       — Что ты сделал с этой бедной подушкой? — спросил Эвен, тоже теперь стоя перед шкафом Исака.       — Кто сказал, что я что-то сделал с бедной подушкой? — усмехнулся Исак.       — Ох, ого. Чёрт, — Эвен попятился, глядя на него с притворным недоверием. — У тебя был ещё один парень в этой постели до меня?       — Весь город, детка, — засмеялся Исак, доставая из шкафа серый свитер.       — Ты продолжаешь разбивать мне сердце. Ты это знаешь? — спросил Эвен, положив руку на левую сторону груди. — Думал, что я особенный.       — Так и есть, — улыбнулся Исак, проходя мимо него и кладя свитер на кровать.       — Ох, правда? — глаза Эвена загорелись. — И почему же?       — У тебя голубые волосы.       А ещё я люблю тебя.       — Ты безжалостен, — простонал Эвен, в то время как Исак смеялся как идиот. — К тому же ты не носишь такое.       — Дай мне хотя бы передохнуть! — Исак закатил глаза и сел на край кровати. — Мы идём не на свидание.       — Ты ни за что не увидишься с ней в этом свитере!       .       Исак на цыпочках прошёл в гостиную, втайне надеясь, что Эдварда там не будет. Ему не хотелось объясняться.       — Ты выглядишь шикарно, — сказал Эдвард, взгромоздившись на столешницу, стоявшую посреди кухни. — Куда-то собрался?       Чёрт возьми.       — Э-э, да. Кое-куда, — ответил Исак, чувствуя себя глупо в своём чёрном костюме, который больше не подходил ему. Возможно, ему следовало купить новый. Он не мог продолжать носить один и тот же с пятнадцати лет.       — Тебе помочь с галстуком? — спросил Эдвард.       Исак чуть не выгнал Эвена, прежде чем попросить его завязать галстук. Ему действительно нужна была помощь с этим. Он никак не мог сообразить, как его завязать.       — Конечно, — ответил Исак, осторожно подходя к нему.       — Джентльмен должен уметь завязывать галстук, — сказал Эдвард. — Это очень важно.       — Я никогда не учился, — пожал плечами Исак. — И я почти не ношу их, так что всё нормально.       Руки Эдварда были такими сухими и старческими. И Исак не мог не задаться вопросом, доживёт ли он до того, чтобы увидеть, как выглядят его собственные руки.       — Я могу научить тебя, — сказал Эдвард. — Если хочешь.       По какой-то причине Исак чувствовал себя ближе к этому старику, чем к кому-либо из членов своей семьи. И ему было интересно, чувствует ли Эдвард то же самое.       Конечно, Исак никогда не был так нежен и мил со своей семьёй, и он задавался вопросом, было ли это так и у Эдварда. Вёл ли он себя как полный мудак со своими родными на протяжении всей жизни, а сейчас просто пытается искупить свою вину, так заботясь об Исаке.       — Мне бы этого хотелось, — сказал Исак. — Спасибо тебе.       — Ты такой красивый, — ответил Эдвард с улыбкой, похлопывая его по плечу обеими руками. — Твой друг будет очень рад тебя видеть.       — Э-э, спасибо, — ответил Исак, гадая, имеет ли тот в виду Эвена и намекает ли на то, что тот нравится Вальтерсену.       Но странное чувство, пробивающееся в его груди, было не просто смущением и замешательством. Это было также странное чувство гордости. Никто никогда не говорил ему, что он красив, кроме Эвена. Он помнил, как мать Эвена называла его так несколько раз. «Мой красивый сын». К сожалению, Исак никогда не слышал подобного в своей семье.       — Куда ты идёшь, если не секрет? — спросил Эдвард, возвращаясь на своё место за кухонным столом, потому что не мог стоять так долго.       — Навестить сестру, — ответил Исак, сам удивляясь своей честности. Но он чувствовал, что должен сказать об этом.       — Ох. Как чудесно! — сказал Эдвард. — Как её зовут?       — Леа, — ответил Исак, не обращая внимания на то, что произнесение её имени всегда ощущалось как щипок в сердце.       — Леа, — повторил Эдвард с улыбкой, которая выглядела более грустной. — Моя дочь назвала одну из своих дочерей так. Это красивое имя.       — Да, — сказал Исак с комком в горле. Он ненавидел чувствовать себя таким незащищённым.       — Что ж, надеюсь, вы хорошо проведёте время. Думаю, она замечательная, — ответил Эдвард. — Мне бы очень хотелось как-нибудь встретиться с ней лично.       Я искренне надеюсь, что этого не случится, Эдвард. Из глубины собственного сердца.       .       — Ты опоздал, — сказал Эвен, небрежно прислонившись к своей машине, с сигаретой во рту и выглядя как чёртова модель прямо из журнала.       Я ненавижу тебя.       На нем был чёрный костюм и белая рубашка с расстёгнутой верхней пуговицей. Эвен всегда завязывал Исаку галстуки, но сам никогда их не носил. Вечная мятежная эстетика.       — Всё это было твоей идеей. Где твой галстук? — спросил Исак насмешливым тоном, как только подошёл к нему.       — Ты же знаешь, что я никогда их не ношу, — улыбнулся Эвен, открывая дверь машины, чтобы забраться внутрь.       — Да, я никогда не заполучу это, — закатил глаза Исак и потянулся к ручке, чтобы открыть дверь и сесть на пассажирское сиденье.       — Всё очень просто, — сказал Эвен, положив руки на руль. — Это просто заставляет меня выглядеть более горячим для невооруженного глаза. А ты знаешь, что я люблю радовать невооруженный глаз.       — Ты чёртов идиот, — рассмеялся Исак и потянулся за ремнём безопасности. — И ты не радуешь никого. Я уже сказал, что не влюблюсь в тебя.       — Даже теперь, когда я не натурал? — дразнил его Эвен с ухмылкой, прежде чем завести машину.       — Ты идиот, — снова закатил глаза Исак.       — Ты уже говорил это, — ответил Эвен. — И я никогда ничего не говорил о тебе. Мне нужно напомнить тебе, что мы собираемся нанести визит прекрасной леди?       — Ты отвратителен. Ей было двенадцать, — взвизгнул Исак, ныряя под сиденье в поисках шнура питания.       — Прошу прощения! Сегодня ей исполнилось бы двадцать один, Исак! — издевался Эвен.       — Исполнилось бы, — повторил Исак, стукнувшись головой о приборную панель.       Он хотел, чтобы это прозвучало как подтверждение слов Эвена, но вместо этого прозвучало довольно печально. Так бы и было.       — Мне очень жаль, — сказал Эвен.       — Не стоит, — пожал плечами Исак. — Ты тоже потерял её.       Это была не пятница, но Исак всё ещё позволял Эвену держать его за руку в машине, всё ещё позволял целовать его в волосы, когда они парковались и направлялись на кладбище. Это была не пятница, но в последнее время каждый день казался ею.       .       — Вы, ребята, настоящие придурки! — воскликнул Исак, когда наконец заметил Мутту, Элиаса, Соню, Сану, Микаэля, Юсефа и Адама.       Они все стояли у надгробия Леа, и Исак наконец понял, почему Эвен отчитал его за опоздание. На Соне было красивое чёрное платье с кружевами, на Сане — великолепный чёрный хиджаб, а на парнях — костюмы и галстуки. Исак не мог поверить, что Эвен заставил Мутту надеть галстук.       — Позвольте мне начать с того, что это была идея Эвена, — сказал Элиас. — И Мутта издевался над нами, чтобы всё это обязательно произошло, потому что он Мутта.       — Вы все выглядите нелепо, — фыркнул Исак.       — Извините-ка, мне кажется, я выгляжу сексуально, — сказала Соня.       — Я тоже отлично выгляжу, — ответила Сана. — Не приравнивай меня к этим парням.       Элиас был в кроссовках и костюме, и Исак не мог не посмеяться над ним. Его смех в конце концов превратился во что-то ласковое, потому что Вальтерсен не мог поверить, что они все нарядились в субботу, чтобы навестить Леа на следующий день после годовщины её смерти. Он не мог поверить, что после стольких лет они всё ещё считали её достаточно важной и ценили её память. Исак был благодарен и счастлив, по-настоящему счастлив.       — Спасибо вам всем, — сказал он, глядя на свои изношенные ботинки. — Я знаю, что часто веду себя, как ребёнок и всё такое, но спасибо, что пришли сегодня.       Элиас и Соня обняли его первыми, прежде чем остальные присоединились. Все, кроме Эвена и Мутты, которые ждали позади.       — Что вы делаете? — спросил их Юсеф. — Присоединяйтесь к групповому объятию.       — Я из тех, кто любит обниматься лично, — сказал Мутта. — Не фанат групповых объятий.       — Я того же мнения, — ответил Эвен, держа обе руки в карманах.       — Вы двое просто хотите его для себя, — сказал Элиас, а Исак засмеялся, отталкивая всех от себя.       — Думаю, на сегодня с меня хватит объятий, — влез в разговор Исак.       — Я так не думаю, — сказал Мутта, прежде чем наброситься на него.       Исак рассмеялся и позволил Мутте обнять себя, потом Эвену. И если Исак закрыл глаза, когда Эвен поцеловал его в шею сразу после того, как обнял обеими руками за спину, то Вальтерсен надеялся, что никто этого не заметил.       .