№6. Девятнадцать и двадцать один. — Ты помнишь наш первый поцелуй? — прошептал Эвен. — Нет, — солгал Исак. — А ты? — Нет. Исак съехал, потому что не мог больше оставаться в одной постели с Эвеном. Но вот они снова здесь, в его постели. В день годовщины смерти его сестры. Просто два друга делят воздух, смотря друг на друга. Его сердце пылало. Исак устал. Он устал чувствовать и не понимать, почему больше не может дышать рядом с Эвеном. Но если бы Эвен захотел поцеловать его сегодня вечером, то Исак позволил бы ему. С удовольствием. Он с радостью предложил бы себя. Боже, пожалуйста. Поцелуй меня. Ладони Эвена были большими и подавляющими на его лице. И когда его большой палец задел нижнюю губу Исака, заставляя открыть рот, Вальтерсен не мог не закрыть глаза и высунуть язык. Он быстро облизнул кончик пальца Эвена, как какая-то девственница, которая отчаянно желала лизать и быть отлизанной. Пожалуйста. Эвен никогда не целовал его в губы, но он поцеловал Исака в лоб. — Давай просто поспим, — прервал он. — Ладно, — не ответил Исак. Иногда ты меня убиваешь. Но совсем чуть-чуть.
. — О чём ты думаешь? — спросил Эвен, а их пальцы всё ещё были переплетены; сигарета уже давно погасла; и они всё ещё были перед могилой Леа. — Ни о чём, — солгал Исак. — А ты? — Тоже ни о чём, — ответил Эвен, толкая того в плечо, когда Исак наконец осмелился посмотреть ему в глаза. Я рад, что мы не поцеловались вчера вечером, потому что, возможно, сегодня у нас бы не было всего этого. — В этом году небо голубое, — сказал Исак, потому что обычно было наоборот; потому что каждый год Исак озвучивал это наблюдение; а ещё в прошлом году, когда Эвен спросил, чего тот хочет, когда они стояли перед могилой Леа, переплетя пальцы точно так же, Исак ответил: «Голубое небо». — Так и есть, — ответил Эвен. — Хочешь потом полежать на траве в парке? — Да, — кивнул Исак. — Мне бы этого хотелось. . Элиас даже не возмущался, когда они покинули компанию ребят и просто ушли. Исак не был уверен, был ли он благодарен или ненавидел особое отношение к себе сегодня. И всё же теперь они были одни. Дул октябрьский ветер, но трава всё ещё была зелёной, а небо — голубым. Это было прекрасно. — Мы испортим наши костюмы, — сказал Эвен, когда Исак лёг спиной на траву. — Мой всё равно испорчен. Посмотри, какие короткие штаны, — ответил Исак. — Не страшно. Это может потянуть на какой-нибудь модельный показ, — сказал Эвен, когда его колени коснулись земли. — Я не модель, как ты. Извини. — Я не модель, а подражатель кинорежиссера. Я просто попозировал пару раз, потому что один парень на кружке по фотографии очень мило попросил меня об этом, — продолжил Эвен, теперь уже лёжа на боку, подперев голову локтём и глядя на Исака. — Какой-то парень попросил тебя позировать для него? Какого хуя? — нахмурился Вальтерсен. — Я думал, это для какого-нибудь проекта. — Нет. Этот чувак Герман послал мне сообщение, а я знаю, как трудно найти желающих людей, — ответил Эвен, выдёргивая немного травы пальцами. — И он обещал принять участие в одном из моих фильмов, так что это был беспроигрышный вариант. Исак продолжал хмуриться, пока Эвен не поднёс большой палец к его лицу и не разгладил складки между бровями. — Почему ты хмуришься? — спросил Эвен, улыбаясь. — Ревнуешь? — Отвали, — оттолкнул его Исак, и Эвен засмеялся. Исак хмурился в общей сложности две секунды, прежде чем присоединиться к Насхайму. Смех Эвена был слишком заразителен, а Вальтерсен никогда не мог долго злиться на него. Затем он наблюдал, как Эвен сорвал одуванчик и заправил его за ухо Исака, при этом всё время улыбаясь. — А это зачем? — спросил Исак, слегка покраснев от этого жеста. Эвен всегда называл его цветком, и хотя Вальтерсен ненавидел это, всё же это всегда согревало его сердце. — Самый красивый цветок, — сказал Эвен, ткнув указательным пальцем в нос Исака. — Одуванчик, что ли? Это сорняк, Эвен! — Я говорил не об одуванчике, — улыбнулся Эвен, а Исак закатил глаза и покраснел. Он ненавидел его и всё это ванильное дерьмо. — Ты используешь это на всех, кого пытаешься запикапить? Ты когда-нибудь использовал это на парнях? Мне нужно знать. Это в целях науки, — сказал Исак. — Только на тех парнях, которые мне нравятся, — подмигнул Эвен. — Заткнись! — игриво толкнул его Исак, всё ещё краснея, а в его ушах всё ещё звенело. — Что? — рассмеялся Эвен. — И что эти парни отвечали тебе на эту чушь? — спросил Исак. — Был только один, и он ответил: «Заткнись», — с усмешкой сказал Эвен. — Я ненавижу тебя, — простонал Исак, закрывая рукой своё лицо, в то время как Эвен смеялся рядом с ним. Самый утешительный звук. Ветер развевал голубые волосы Эвена, который смеялся во всю глотку. Исак убрал руку со своего лица и стал наблюдать за ним. Он. И пока он смотрел на него, лежащего на траве в прекрасный солнечный октябрьский день. Эвена, возвышающимся над ним, Исак не мог не заметить, как синева в его волосах была похожа на синеву неба. — Твои волосы голубые, как небо, — сказал Исак, инстинктивно зарываясь пальцами в волосы Эвена, не думая, что это будет слишком. — На случай, если небо в этом году не будет голубым, — с улыбкой ответил Эвен. Его пальцы встретились с пальцами Исака в собственных волосах, переплетая их вместе, как он и делал раньше. Исак не мог по-настоящему дышать, его сердце билось как барабан в груди и ушах. Ощущение было такое, словно он падает в пустоту; словно катается на американских горках; словно находится посреди океана и попал в волну. Исаку показалось, что в груди у него разгорается огонь, а в сердце снова бушует буря. Снова, как и ожидалось. Каждый год. Каждый чёртов год. И он никогда не мог игнорировать это. То, что он чувствовал, свои эмоции. Его глупые чувства, которые кричали ему в лицо. И хотя в это время года он всегда был сентиментален, Исак не мог продолжать отрицать свои чувства. Это было слишком больно. — Исак? — позвал Эвен тихим голосом, который будто не принадлежал ему, а на лице были признаки беспокойства. Он возвышался над парнем, в то время как ошеломлённый Исак оставался на траве. — Твои волосы, — наконец заговорил Вальтерсен, а его грудь, вероятно, вздымалась. — Так это всё было.. для меня? Эвен кивнул. — Всё для тебя. Эвен не успел закончить фразу, потому что спина Исака оторвалась от травы, а его руки обхватили лицо Насхайма. Теперь Вальтерсен почти сидел на коленях Эвена. Исак ненавидел себя за то, что постоянно нарушал все правила, которые когда-либо устанавливал, но сегодня было третье октября и суббота, и Эвен только что убил его ещё раз. — Для меня, — повторил Исак, его грудь беспорядочно вздымалась и опускалась. Обе руки обхватили лицо Эвена так нежно, как только могли, а их губы были близко друг к другу. — Для тебя, — прошептал Эвен, положив обе руки на бёдра Исака. Такие сильные, целеустремлённые ладони. Исак закрыл глаза и позволил их лбам соприкоснуться. Он всхлипнул, когда правая рука Эвена сжала его бок. Половину времени я не знаю, люблю я тебя или просто нуждаюсь в тебе абсурдным и бессмысленным образом, потому что ты всегда был так нежен со мной. Я не знаю, фантазия ли ты, которая перестанет быть ею в тот момент, когда я получу тебя, или если я умру и если у меня не будет тебя. Я не знаю, хочу ли я быть твоим другом, любовником или младшим братом. Я не знаю, реальны ли флирт и поддразнивания, или ты просто пытаешься заставить меня чувствовать себя лучше, потому что у меня нулевая самооценка. Я ни черта не знаю и не знаю, могу ли я позволить себе потерять тебя, выясняя всё это дерьмо. Я не знаю. — Я сам не знаю, что делаю, — признался Исак, в который раз чувствуя себя совершенно разбитым. — Каждый год я занимаюсь этим дерьмом, прости. — Что за дерьмо? — спросил Эвен, а его голос был хриплым и глубоким. Его руки всё ещё держали Вальтерсена. — Иду к тебе. Использую тебя и чувство вины, заставляя тебя дарить мне любовь, потому что я просто хочу, чтобы кто-то поддержал годовщину смерти моей сестры. И я знаю, что ты не откажешь мне, когда я так делаю, — сказал Исак, его глаза всё ещё были закрыты, а пальцы всё ещё на лице Эвена. — Тебе не обязательно это делать. Прости. . Обратный путь к дому Эдварда был не чем иным, как мучительно неловким: Исак перебирал в плейлисте песни, чтобы поднять настроение, а Эвен дышал через нос рядом с ним. Эвен был расстроен, насколько Исак мог понять. Он был расстроен, и его тон был почти ледяным. Исак знал, что Насхайм почти никогда не был честен с ним, но он не мог спросить, потому что сказал достаточно на сегодня, может быть, на месяц. Возможно, им обоим не помешало бы провести какое-то время порознь. — Ты злишься на меня, — сказал Исак, когда Эвен остановил машину перед домом Эдварда, всё ещё не глядя на него. — Нет, — ответил Эвен. — Да, это так. Ты даже не смотришь на меня. — Я никогда не злюсь на тебя. Я просто расстроен. — Почему? Эвен вздохнул, прежде чем закрыть глаза и запрокинуть голову назад. — Давай просто поговорим об этом позже. Ладно? Уже поздно, — сказал Эвен. — Окей. Исак выскочил из машины и, ни разу не оглянувшись, закрыл входную дверь дома. И если он плакал в ту ночь, потому что больше ничего не знал, то никто, кроме Текилы, не должен был знать об этом.________________________________________ Эвен 23:22
Я не знаю, что ещё сделать, чтобы ты увидел меня Ты меня не видишь________________________________________
Исак поспешно напечатал «всё, что я вижу, это ты», прежде чем успокоиться и стереть текст. Он не хотел усложнять ситуацию ещё больше. Он всё ещё не понимал, что Эвен имел в виду большую половину времени.________________________________________ Эвен 23:25
Иди спать, Эвен Мы поговорим завтра Окей?
Окей________________________________________
Чувства накатывали и накатывали волнами, и Исак уже привык к этому. Они больше никогда не говорили о том дне в парке. Они никогда больше не возвращались к текстам Эвена, которые он отправлял. Они были забыты в прошлом, как и всё, что когда-либо происходило между ними. Спрятано в ящик Пандоры. Они никогда больше не будут об этом говорить. Однако, самым смешным было то, как им удавалось поддерживать это соглашение в течение более чем трёх лет. Конечно, с того времени и до сих пор многое произошло. У Эвена диагностировали биполярное расстройство, и у него было несколько эпизодов. Он также пропустил остаток своего третьего курса и должен был остаться на второй год. Исак, с другой стороны, вышел из шкафа и разорвал связь со своими родителями. Он пережил худший курс, когда все закончили Бакку, и он понял; что быть геем в школе без друзей не так уж и весело; что не все люди такие добрые. Тем не менее, единственной константой было то, что Исак и Эвен всегда были рядом друг с другом, даже когда всё становилось запутанным и сложным; даже когда иногда становилось трудно дышать. Они всегда были нежны друг с другом. Всё всегда заканчивалось тем, что они смеялись в кебабной в тот или иной момент. Не важно, насколько всё усложнилось. Поэтому, когда в среду днём Исак заметил голубые волосы Эвена на их обычном месте, в кафетерии, после нескольких дней молчания, его губы скривились в самой нелепой улыбке. Он быстро подошёл к Насхайму и прижался к нему, как ребёнок. — Что ты делаешь? — спросил Эвен весёлым голосом, в то время как остальные ребята наблюдали за этим. — Твои волосы всё ещё голубые, — ответил Исак. — Так и есть. — Прости, — простонал Исак, обхватив его обеими руками. — Мне жаль, что я разозлил тебя в субботу и был таким странным последние две недели. Эвен рассмеялся, а потом крепко обнял его. Он развернул к себе Вальтерсена и отошёл с ним в сторону, чтобы парни не видели и не слышали, о чём они говорят. — Я скучал по тебе, — снова вздохнул Исак, уткнувшись лицом в грудь Эвена. Он крепко обхватил его руками за талию, пока Эвен нежно покачивался с ним из стороны в сторону. — Я тоже скучал по тебе, — ответил он с улыбкой и поцеловал парня в макушку. — Друзья? — спросил Исак, наконец подняв голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Лучшие друзья. Исак и Эвен продолжали обниматься, пока Элиас не начал записывать их на видео и угрожать транслировать их драму на своём youtube канале. — Отвали, Баккуш! — простонал Исак, всё ещё обнимая Эвена. — У нас есть ещё минута. — Как насчёт того, чтобы вы наконец-то сошлись, и кое-кто из нас мог немного поспать и перестать слушать каждодневное нытьё Эвена о том, что он невидимка? — спросила Соня. — Заткнись, Соня! — чуть не взвизгнул Эвен. — Боже мой! Можем ли мы теперь вернуться к планированию Хэллоуина, когда эта драма наконец закончилась? — спросил Элиас. — Плевать, — Исак закатил глаза. — У нас есть план, как осуществить Муру, — сказал Элиас. — Муру? — Мутта плюс Нура. — Окей. Я слушаю, — сказал Исак, почти отталкивая Эвена от себя и заставляя всех смеяться. . — Это правда, что у Эвена биполярное расстройство? — спросил Магнус на следующей неделе, когда всё вернулось на круги своя. Исак почувствовал, что сейчас взорвётся, прямо посреди библиотеки. — Что? — нахмурился Исак. — Ходят слухи, что у него биполярное расстройство, — ответил Магнус, поедая какое-то дорогущее печенье, которое он купил в кафетерии. — Кто это сказал? Где ты это слышал? — Я ничего не помню. Может, какая-нибудь вечеринка? Я не помню, — пожал плечами Магнус. — Это не какая-то грёбанная болтовня на вечеринке, Магнус, — прошипел Исак. — Эти люди несли какую-то чушь? — Кстати, у моей мамы биполярное расстройство. Я бы не сидел просто так, если бы они говорили подобную херню. Ох. — Так это он? — снова спросил Магнус. — Да, — ответил Исак. — Но он принимает лекарства, чувствует себя хорошо и всё такое. — У него в последнее время были приступы? — Почему ты спрашиваешь? — снова нахмурился Исак. — Потому что его синие волосы могут быть знаком, — ответил Магнус. — По моей маме трудно понять, когда она гипоманиакальна, но в этот раз она покрасила волосы в чёрный цвет, и всё пошло под откос. Исак вздохнул и провёл рукой по волосам, отложив ручку и калькулятор. Это было для меня. Он покрасил свои волосы в синий цвет для меня. Потому что я хотел, чтобы небо было голубым, и потому что всё, что он делает, это для меня. — У него не было приступа. У Эвена просто такое лёгкое сердце, — ответил Исак. — Но откуда ты знаешь наверняка? — спросил Магнус. — Ты когда-нибудь был рядом, когда у него случался приступ? Ты знаешь, когда ему плохо, а когда нет? — Да, — ответил Исак. — И я был рядом с ним во время каждого эпизода, да. — Неужели? Не становится ли всё плохо, когда наступает депрессивная стадия? — Почему ты задаёшь мне так много вопросов? Почему тебя это волнует? — наконец спросил Исак. Он был слегка раздражён. — Почему меня это волнует? Потому что он мой друг, — ответил Магнус. Правда. — Ты прав, извини, — сказал Исак. — Когда ему поставили диагноз? Это было после маниакального эпизода? Исак кивнул. Он снова открыл книгу и потянулся за калькулятором. Когда Магнус предложил позаниматься вместе, Исак не собирался отвечать на вопросы о биполярном расстройстве Эвена. — Он когда-нибудь причинял тебе боль? — спросил Магнус. Исак почти мгновенно поднял голову, а его глаза, вероятно, были полны боли. — Какого хрена? — спросил в ответ Исак. — Не важно. Это был странный вопрос. Прости, бро. — Это то впечатление, которое мы произвели на тебя? Это то, что ты видишь, когда мы с Эвеном вместе? Что он причинил мне боль? Исак не понимал, почему этот вопрос так его беспокоит. Он не был уверен, что именно заставило его кровь закипеть, вопрос или предположение. Исак не знал. — Нет. В половине случаев кажется, что вы просто трахаетесь, — фыркнув, пожал плечами Магнус. — А как насчёт другой половины? — Хм? — Ты сказал, что в одной половине случаев, — ответил Исак. — В остальное время кажется, что он любит тебя, но это не взаимно. Какого хуя? — Ну, я имею в виду, что тебе нравятся цыпочки, а ему нравятся все, — добавил Магнус. Цыпочки. Да. Исак чуть не рассмеялся из-за того, что все видят, что Эвен увлекается и парнями, и девушками, но при этом никогда не нуждается в том, чтобы афишировать это. Потрясающе.