Nobody Loves Me Like You

      Конечно, это твои фотографии.       .       Исак очень хорошо помнил, как его впервые ударили по лицу в средней школе. Он считал это самым сильным физическим потрясением, которое когда-либо испытывало его тело.       Ему было тринадцать или четырнадцать лет, и Эвен держал холодную банку фанты на его ушибленной скуле, пока Вальтерсен пытался восстановить дыхание. Он слышал, как на заднем плане Элиас и Адам бросились на парня, который напал на него.       Он до сих пор помнил, каково это — когда из лёгких выбивают воздух; когда тело вдруг перестаёт слушаться тебя; когда перехватывает дыхание и кружится голова.       Исак толком не помнил, за что его ударили. Он просто знал, что это в какой-то степени оправданно и что он помирился с этим парнем позже за какой-то видеоигрой в чьём-то доме.       Но что он помнил очень ясно, так это то, как сильно ему было больно и как сильно он замёрз тогда, потеряв дар речи. Единственное, что удерживало его на земле, несмотря на звон в ушах — синева в широко раскрытых глазах Эвена. Голубой, голубой, голубой. Успокоение, умиротворение. Голубой. Эвен тоже был в панике — он мог это сказать, — но Насхайм не сводил глаз с Исака и держал руки на его лице, пока тот не успокоился; пока Исак не понял, что всё в порядке; что он в безопасности.       Исаку было тогда лет тринадцать-четырнадцать, но он уже тогда знал, что это такое. Он знал, что только одна вещь может сделать всё менее болезненным.       Пока ты смотришь мне в глаза.       .       Исак из прошлого был не прав. И сегодня вечером удар в его сердце показался ему более жестоким, чем удар в скулу в средней школе; более разрушительным; более калечащим. Синева в глазах Эвена с другого конца комнаты только разжигала огонь в его груди и боль — невыносимую боль — в его сердце.       Он крепче сжал телефон, пока костяшки его пальцев не побелели. Его зрение помутнело, когда он попытался рассмотреть фотографии, которые только что прислал ему Эвен.       Что? Когда? Как? Какого хрена? Что за чертовщина?       Он возился с дисплеем, пытаясь отрегулировать яркость, чтобы изучить чёрно-белые фотографии; проверить, не был ли это просто фотошоп; не было ли это какой-то хреновой шуткой. Но в глубине души Исак знал, что они настоящие. Он знал, когда они были сделаны. Он знал, но не мог в это поверить. Поэтому он прислонился к стене и смотрел на фотографии, пока его грудь не начала подниматься и опускаться, отражая бурю в его сердце и разуме.       Исак не мог дышать. Исак ничего не видел.       Мои фотографии. Наши фотографии. Вместе в постели. Без футболок. Я у него на груди. Спящий. Без футболки. Мы спали без них только когда трахались. И одеяло. Это моё старое одеяло. Одеяло, которое я дал ему, потому что он не мог уснуть. Какого хрена?       — Исак? — бодрый голос вернул его к реальности. Он принадлежал Эве, которая выглядела немного смущённой и слегка обеспокоенной. — Ты в порядке?       — Что? — выдохнул Исак дрожащим голосом.       — Ты выглядишь так, словно кто-то только что слил твои голые фотографии, — пошутила она, но Вальтерсен не засмеялся.       Он не был пьян, но и абсолютно трезвым тоже не был. Алкоголь в организме заставлял его мозг бешено мчаться, пытаясь каталогизировать воспоминания и недавние события, представляя Эвена, лежашего в постели поздно вечером, глядя на эти фотографии, дабы почувствовать себя лучше.       «Моё самое драгоценное воспоминание.»       Твоё самое драгоценное воспоминание. Ты обнимал меня в постели после того, как трахнул меня; после того, как занимался со мной любовью; после того, как заставил меня плакать и сказал мне, что никто не любит меня так, как ты.       Почему это звучит так, будто ты меня любишь?       — Исак? — повторила Эва, и теперь её тон был более взволнованным. Исак начал бы чувствовать себя неловко, если бы выпил меньше алкоголя. Но сейчас он даже не слышал её, он едва мог видеть подругу. Его глаза метались от телефона к Эвену, который выглядел таким же разбитым; таким же вымотанным. Он смотрел на Вальтерсена с другого конца комнаты с приоткрытыми губами, как будто не мог поверить в то, что только что сделал это.       Почему ты это делаешь со мной?       Исак не знал, кто к кому подошёл первый, но теперь они оба смотрели друг другу в глаза: Вальтерсен сжимал свой телефон, а Эвен — собственное сердце так, будто ему было очень больно. Они оба тяжело дышали в час тридцать ночи, пока в динамиках Эвы звучала песня «I Follow Rivers», заставляя его думать о том, кто отвечает за плейлист. Это была та самая дурацкая песня из дурацкого фильма «Синий — самый тёплый цвет», которым был одержим Эвен. Это была та самая дурацкая песня из любимой сцены Исака, когда Адель просто отпустила её и танцевала сколько душе угодно, произнося эти дурацкие слова:

I, I follow, I follow you Я, я следую, я следую за тобой Deep sea baby, I follow you Я следую за тобой в глубокое в море, малыш I, I follow, I follow you Я, я следую, я следую за тобой Dark doom honey, I follow you Я следую за тобой в тёмную комнату, милый

      Эвен смотрел на него с таким напряжением, которое, как ему казалось, предназначалось только для тех случаев, когда они вдвоём сидели в каком-нибудь тёмном углу в три часа ночи, в холодную пятницу; или когда оба были под кайфом; или в бассейне, когда ноги Исака, обхватывали его за талию в неудачной попытке утопить до того, как между ними возникнет сексуальное напряжение; или на диване, когда Мутта засыпал, а Исак, сам того не желая, дотрагивался до его руки; или в постели Эвена, когда Исак сдавался и просил его открыть рот.       Под его пристальным взглядом Исак чувствовал себя голым и тонким, как бумага. И снова это чувство. Всё слишком поглощало, как нежеланный жар в его груди. Не тот, что согревал, а тот, что калечил его изнутри и делал беспомощным.       — Чего ты от меня хочешь? — открыл рот Исак, потому что Эвен не произнёс ни слова. Его рука всё ещё лежала на сердце, а глаза были всё такими же голубыми и пугающими.       «Чего ты от меня хочешь?» тот же самый вопрос задал Исак в ту ночь, когда они спали вместе.       — Чтобы ты, блять, увидел меня, — ответил Эвен с уязвимостью, которая была слишком нехарактерна для него. Эвен нечасто ломался. Но когда это происходило, то последствия были деструктивными.       «Перестань морочить мне голову, Эвен.» Эти слова должен был произнести Исак. Он знал, что должен был сказать что-то о том, что Эвен не может ожидать от него чего-то, а потом убегать в закат с каким-то парнем из Бергена по имени Герман. Но он не мог. Не тогда, когда Эвен так выглядел.       — Ты что, пьян? — спросил Исак, потому что заметил, как тот слегка опирается на него.       — Да, — ответил Эвен, обхватив рукой карман пиджака Исака и прижавшись к нему ещё сильнее. — Я знаю, что это такое.       Исак любил меняться ролями, но не в этом случае. Эвен напивался только тогда, когда ему было больно. А Исак терпеть не мог, когда Эвену было больно.       Внезапно вся боль в его собственном сердце на какое-то время перестала иметь значение, Исак слишком сосредоточился на Эвене. Всегда только на нём.       — Хочешь вернуться домой? — спросил он нерешительно, подражая голосу Эвена, когда тот задавал ему тот же вопрос.       — Нет. Я не настолько пьян, — слабо улыбнулся Эвен.       Он выглядел таким мечтательным; таким уютным и красивым. Исак почти хотел дотронуться до него, потащить за руку к ближайшей кровати и просто обниматься, пока они снова не будут пахнуть друг другом.       — Спасибо, что пришёл сегодня вечером в церковь, — сказал Исак, потому что внезапно понял, что не поблагодарил Насхайма за то, что он был там. Вальтерсен всё это время был слишком занят тем, что злился на весь мир.       — Я хотел сделать тебе сюрприз, — ответил Эвен, а его пальцы сжались в лёгкий кулак в кармане Исака. — Я хотел быть главным событием твоей ночи, как какой-то ревнивый придурок. Извини.       — Почему ты извиняешься? — Исак поймал себя на том, что спрашивает это, когда сам был зол на него всего несколько минут назад.       — Я мог бы просто сказать тебе, что приеду. Но у меня была фантазия просто появиться и удивить тебя, — сказал Эвен тихим голосом, а его рука чуть не разорвала карман Исака. — В моих фантазиях ты улыбался, был счастлив и видел только меня. Вместо этого я заставил тебя грустить из-за моего дерьма. Я не понимал, что веду себя как придурок, пока ты не обнял меня. Извини.       Его внутреннее смятение рассеялось. Мысли Исака теперь были полностью настроены на демонов Эвена — Эвена, который даже больше задумывался, чем он.       — Всё в порядке, — ответил Исак, а его собственная рука теперь легла на руку Эвена в кармане, чтобы заставить его разжать кулак; заставить его расслабиться и просто дышать. Эвен выглядел так, словно задыхался. — Всё в порядке. Ты не заставлял меня грустить. Я просто счастлив, что ты пришёл.       Нежность. Это всё, что у них было. Эвен мог разбить его сердце и спать с другими людьми. Он мог послать Исаку их фотографии в постели без каких-либо объяснений и разорвать его прямо посреди вечеринки. Он мог просто исчезнуть, когда был нужен Вальтерсену больше всего на свете, только чтобы «удивить его» позже. А Исак всё равно держал бы Эвена за руку, даже если бы это выглядело так, будто ему сейчас тяжело, и отбросил бы все свои мысли и чувства в сторону. Потому что они могли подождать. Его сердце могло подождать.       Нежность. Это всё, что у них было.       Ты передо мной. Всегда.       Это не было чем-то здоровым, но именно так они и поступали. Это всё, что у них было.       — Перестань мне врать, — пробормотал Эвен с отчаянием в голосе, а его пальцы теперь сжимали руку Исака в кармане. — Пожалуйста, Исак. Пожалуйста.       — Что? — Исак ахнул. Эта просьба застала его врасплох.       — Просто дай мне знать, если я сделаю тебе больно. Перестань говорить, что всё в порядке. Именно поэтому мы продолжаем причинять друг другу боль.       — Я..       Исак несколько раз открывал и закрывал рот, пытаясь что-то придумать, но его мозг каким-то образом замкнуло. Он просто отключился.       Только тогда Исак вспомнил, что они были на вечеринке с окружающими их людьми; только тогда он заметил неодобрительное выражение на лице Мутты и обеспокоенное на лице Сони.       У нас всё хорошо. Не лезьте не в своё чёртово дело.       Исак уже собирался вытащить Эвена наружу и расспросить о фотографиях; о том, что они означают, ведь теперь, казалось бы, они были честны друг с другом. Но затем Исак пригляделся и понял, кому принадлежало тело, свернувшееся калачиком на диване рядом с Муттой. Сигве.       Сигве дремал на плече Мутты, надежно укрывшись между ним и Нурой, которая выглядела так, словно пыталась убедиться, что с ним всё в порядке, и заставляла его пить воду. Если бы Исак не знал ничего лучше, он бы предположил, что Мутта раздражён тем, что Сигве перебивает их. Но этот взгляд.. Исак знал его. Это был взгляд «ты опять делаешь это дерьмо», взгляд «ты настраиваешь себя на разочарование и цепляешься за Эвена, который может бросить тебя, если дела пойдут слишком плохо, когда у тебя есть парень, который пил всю ночь, потому что ты не обращал на него внимания».       Сигве. Исак даже не взглянул в его сторону за всю ночь. Его сердце было слишком занято стремлением к Эвену; его глаза всю ночь были заняты тем, что следили за его затылком. Он был как влюблённый дурак, ищущий синеву и только её.       Прости.       — Чёрт, — вздохнул Исак, отпустив руку Эвена и наконец осознав, как жестоко они оба сейчас выглядят.       И когда Эвен снова потянулся к его руке со стоном — стоном! — спрашивая и умоляя, сердце Исака упало в груди.       — Пожалуйста! — голос Эвена дрогнул. Он умолял одним словом, сжимая его пальцы и заставляя Исака хотеть отдать ему весь мир прямо сейчас, хотя даже не зная, о чём конкретно Насхайм просит.       Пожалуйста что? Пожалуйста что, Эвен?       Исак никогда ни в чём не отказывал Эвену. Он никогда никого не ставил выше него, даже самого себя.       — Я должен отвезти его домой, — пробормотал Исак после долгой паузы, делая шаг назад и убирая руку, понимая, как это может быть больно, если Эвен всё-таки любил его. — Мы можем поговорить позже, — добавил он, прекрасно зная, что они этого не сделают; что всё будет просто замято, как всегда.       Исак знал, что ему не следовало смотреть на Эвена после этих слов; что он должен был отвести взгляд, но он всё равно посмотрел. Он сделал это, и сердце его оборвалось. Эвен выглядел убитым горем. Блять. Почему это так сложно?       — Позже, — повторил Эвен, свесив руки по бокам и выглядя странно. Он будто не знал, что делать с собой после того, как обнажил свою душу перед Исаком.       — Да, позже, — ответил Исак.       — Обещаешь? — смущённо добавил Эвен, как будто ему пришла в голову та же мысль. Мы никогда не будем говорить об этом.       — Обещаю, — солгал Исак, прежде чем уйти.       .       Сигве прижался к Исаку сразу же, как только узнал его. Он обхватил обеими руками его шею, когда Вальтерсен обнял его за талию, чтобы поднять с дивана.       — Давай отвезём тебя домой, м? — сказал тихо Исак, потому что ему нравилось, когда Эвен так разговаривал с ним, пытаясь заставить его вернуться домой.       — Я соскучился по тебе, — пробормотал Сигве, уткнувшись ему в шею, когда он был уже на ногах и всем телом прижимался к Вальтерсену. — Исак, я скучал по тебе.       Это заставило его сердце упасть, потому что он совсем не скучал по нему и потому, что он мог узнать тоску в его голосе. Исак не мог припомнить, сколько раз он выпивал слишком много на вечеринке, а потом висел на шее Эвена и шептал: «я скучал по тебе.»       Эвен. Мутта отвёз его домой, и Исак был благодарен ему, потому что не хотел, чтобы Насхайм видел, как Сигве вот так прижимается к его боку. Исак жаждал внимания, но не хотел никого обидеть.       Юнас предложил помочь отвезти Сигве домой, но Исак решил, что это его вина, что парень так много выпил. Может быть его. А может, и нет. Может быть, Сигве не так уж сильно его любит, и Вальтерсен просто льстит себе.       — Ты мне так нравишься, — прошептал Сигве, прижимаясь закрытыми глазами к ключицам Исака в такси, с мягкой улыбкой на губах. — Так чертовски сильно, Исак. Ты знал?       Теперь Исак всё понял. У него было два сердца, два мальчика, о которых он должен был думать сегодня вечером. Ему почти хотелось рассмеяться. Это было всё, чего он так долго хотел. Какое-то внимание. Кто-то, кто увидит его, захочет его и будет тосковать по нему хоть раз. Как он докатился до такого?       Исак опустил стекло и позволил холодному воздуху врезаться в его лицо, отрезвляя, причиняя боль, наказывая. Потому что он это заслужил.       Исак подумал, не испытывает ли Эвен такую же тяжесть каждый раз, когда ему приходится везти Вальтерсена домой. Он подумал, что его кристально чистые чувства к Эвену возможно являются обузой.       .       Сигве, возможно, был ниже его ростом, но тащить его вверх по лестнице было непросто, особенно когда он пытался прижаться губами к коже Исака каждый раз, когда они сворачивали за угол.       — Мне нравится твой вкус, — пробормотал Сигве, пьяно хихикая.       «Я люблю твой запах» хихикнул Исак в лицо Эвену на Хэллоуин, пытаясь поцеловать его.       Исак никогда раньше не заходил в квартиру Сигве, но он знал, где тот живёт. И хотя Сигве был пьян, он всё же достал ключи и протянул их ему.       Передвигаться по квартире так, чтобы никого не разбудить, было непросто. Исак надеялся, что родители Сигве не испугаются, увидев постороннего человека.       — Не беспокойся, здесь никого нет, — сказал Сигве, прислонившись к Вальтерсену, словно читая его мысли. — Тут живём только мы с отцом, но он никогда не бывает здесь, потому что ненавидит меня.       От этих слов у Исака защемило сердце. Он не знал никого другого с такой дерьмовой семейной ситуацией, как у него.       — Я уверен, что это неправда, — нервно ответил Исак.       — Но это так, — пожал плечами Сигве. — Он ненавидит меня, потому что я гей.. ну, ты понимаешь.       У Исака сильнее защемило сердце. Он почти слышал, как оно разрывается в его собственной груди. Жизнь Сигве была далека от совершенства, но он всё ещё улыбался, как будто ничто не тяготило его душу. Как.       — Так что тут только я и Коко, — снова улыбнулся Сигве, выглядя как всегда мило, как будто не он только что сказал одну из самых ужасных вещей, которую Исак когда-либо слышал. — Передай привет Коко!       Коко была большой собакой, и она, конечно, слышала их разговор. Это был золотистый ретривер, и он чуть не откусил Исаку ногу и не испортил костюм, который ему подарил Эдвард. Собака безудержно лаяла, думая, что Исак собирается причинить боль Сигве.       — Тссс, — снова хихикнул Сигве. — Это всего лишь Исак. Нам нравится Исак.       К тому времени, когда они добрались до комнаты Сигве и заперли за собой дверь, чтобы не впустить Коко, Исак уже был готов упасть в обморок. Он был так измучен тем, что тащил Сигве весь этот путь. Поэтому, когда Сигве повалил его на кровать рядом с собой, Вальтерсен не сопротивлялся.       Эвен, вероятно, уже спал.       — Прости, что я так облажался, — прошептал Сигве, обеими руками обнимая Исака за грудь. — Прости меня.       Этот мальчик. Он разбивал Исаку сердце всякий раз, когда говорил что-нибудь.       — Ты просто слишком много выпил. Всё в порядке, — сказал Исак, принимая тепло его тела и обнимая в ответ.       — Ты мне так нравишься, — повторил Сигве, крепче обнимая его, словно боялся, что Исак может исчезнуть. — Мне нравится в тебе всё.       Исак был ошеломлён. Он никогда ещё не получал столько любви и восхищения; он не знал, как с этим справиться. Как правило, он был тем, кто инициировал это. Все эти сладкие, пьяные признания. Он придумал эту концепцию.       — Ты мне тоже нравишься, — ответил Исак, потому что так оно и было. Может быть, не так сильно, но всё же. У них были интересные беседы, а также неплохой секс. Конечно, он ему нравился.       Сигве улыбнулся и обнял его ещё крепче, если это вообще было возможно. Он приподнял голову вверх и наконец открыл свои зелёные глаза, а румянец высоко поднялся на его щёках.       — Поцелуешь меня? — спросил он с надеждой в голосе.       Исак поцеловал его. Это было всего лишь лёгкое прикосновение к губам, но Сигве почти растаял в его объятиях, тихо всхлипывая.       И тут его осенило. Это было то, что Исак и Эвен делали почти каждую пятницу после большинства вечеринок.       Исак напивался до бесчувствия, потому что ему было слишком больно; потому что он хотел большего; и потому, что Эвен никогда не был полностью его. Потом Эвен забирал его домой, потому что всегда чувствовал себя ответственным за него; потому что всё ещё чувствовал вину за то, что переспал с ним тогда и дал ему надежду, когда на самом деле не хотел большего, а Исак висел на его шее и признавался, как ему нравится его запах, его улыбка или вкус его кожи. Потом они падали в постель, и Исак просил о поцелуе, о двух, или трёх. Он таял в каждом поцелуе, даже когда это было самое лёгкое прикосновение к его губам.       Эвен не любил его. Эвену просто было жаль его.       Точно так же, как Исаку было жаль Сигве.       Это была жалость.       Блять.       Исак заплакал, когда Сигве уснул у него на груди. Он поднёс обе ладони к глазам и тихо всхлипнул, потому что его сердце больше не могло этого выносить. Он плакал до тех пор, пока усталость не окутала его, заставляя провалиться в объятия Морфея.       .