Nobody Loves Me Like You

      Небольшая встреча, которую Эвен планировал устроить на свой и Эдварда день рождения, провалилась. Всё пошло не по плану, потому что это не было каким-то мини-приёмом гостей. Даже близко не этим. Дом был переполнен, и у Исака начался приступ паники.       — О боже, Эвен! — Исак потянулся к его рукам, когда заметил Насхайма в толпе. — Эдвард умрёт. У него будет сердечный приступ и он умрёт, мать твою!       — Исак, расслабься. Дыши! — Эвен рассмеялся, потому что Эдвард не собирался умирать. Крис Берг принесла старику один из тех шумоподавляющих наушников, которые используют для младенцев на концертах, и Эдвард выглядел так, будто хорошо проводил время в своей комнате в окружении Вильде, Эвы, Микаэля, Сигве и Крис.       — А что, если эти наушники не работают? Что, если что-то случится с его ушами? Вдруг его давление подскачет от всех этих похотливых подростков и их негативной энергии? А если кто-то что-то сломает? Эвен, я думаю, мы должны сказать людям, чтобы они уходили.       Эвен наблюдал за тем, как Исак теряет рассудок в тех же самых чёрных узких джинсах с разрезами на коленях и белой футболке, которая немного возвышалась над его животом, открывая часть кожи. Этого было немного, но достаточно, чтобы привести разум Эвена в бешенство. Исак был таким милым, что Эвен дотронулся до его лица.       — Ты выглядишь так мило, — пьяно признался он, задержав большой палец у рта Исака.       — Эвен, я серьёзно! Представь, что он умрёт в твой день рождения! Я никогда больше не смогу отмечать его с тобой.       Он был таким милым, что Эвен повторил ему эту фразу ещё раз. Исак, вероятно, не мог сказать, что Насхайм пьян; он буквально не мог, потому что большой палец Эвена горел над его нижней губой.       — Эвен.. — Исак остановился, чтобы посмотреть на него и оценить ситуацию. Эвена так и подмывало сказать: «Да, я пьян. Сегодня мой день рождения, и я счастлив.»       — Потанцуй со мной, — попросил Эвен вместо этого, а его руки нашли бёдра Исака и притянули его ближе, пока тот не обхватил руками его шею с широко раскрытыми глазами.       — Эвен..       — Малыш, потанцуй со мной. Ладно?       Исак улыбнулся и выглядел так восхитительно, что Эвену захотелось просто наклониться и поцеловать его в губы. Он потянулся к его щеке, нежно поцеловал её и потащил парня в гостиную, где они смотрели бесчисленные эпизоды «Танцы со звёздами» и «Лучший пекарь Британии».       Из колонок доносилась песня Sigrid «Strangers», и его сердце наполнилось таким счастьем, когда он увидел, что Исак полностью расслабился. Теперь он просто подпрыгивал в такт.       «Мы по уши влюбляемся в то, что нереально. Это никогда не станет «нами». Только ты и я.»       «Это никогда не станет «нами». Это никогда не станет «нами».       Они танцевали до тех пор, пока Исак не забыл о том, что Эдвард, возможно, умирает. И Эвен любил этого ребёнка. Он любил его всем сердцем. Особенно сейчас. Счастливого, беззаботного и яркого. Ярче солнца. Ярче, чем проклятое солнце. Исак.       Эвен обхватил его щёку правой рукой и наклонился. Алкоголь бурлил, бурлил, бурлил в его крови. Он был так готов. Он зашёл так далеко. Я хочу поцеловать тебя. Исаку не стало лучше, потому что он так широко раскрыл губы и высунул язык, как будто хотел лизнуть его. Это было так восхитительно и отчаянно, что Эвену захотелось остановиться и рассмеяться. Но у них не было времени. У них не было времени.       Они не целовались, и Исак не лизал его, потому что кто-то врезался в них как раз вовремя, чтобы парни обратили внимание на шум, доносившийся из комнаты. Исак первым делом побежал в комнату Эдварда, и, к счастью, там не происходило ничего слишком драматичного. На старике был один из перевёрнутых снэпбэков Исака, а Эва только что порвала его штаны до колен. Кроме того, на нём был один из пиджаков Элиаса, и Эвен так хохотал, что ему пришлось прислониться к двери, чтобы не упасть.       — Какого хрена вы сделали с моим соседом по квартире?! — закричал Исак на компанию ребят, которая выросла до двенадцати человек в комнате Эдварда.       — Мы пытаемся сделать его похожим на тебя, — фыркнула Вильде, лёжа на полу. — У Крис есть теория, что Эдвард — это Исак из будущего. Мы пытаемся проверить.       — Невозможно, — покачала головой Эва. — Исак ругается как ублюдок. Эдвард не может сказать плохого слова, чтобы спасти свою жизнь.       — Это неправда, — рассмеялся Эдвард. — Я могу поклясться.       — Да? Попробуй, — сказала Крис. — Просто скажи что-нибудь очень злое, чтобы проверить.       — Крис, оставь Эдварда в покое!       — Что-то ворчливое? — спросил Эдвард.       — Скажи: «Отвали, Эвен!» — усмехнулся Микаэль, заслужив сердитый взгляд Исака, но он не был полон негодования, как раньше. Возможно, Исак покончил со своей враждой с Микаэлем. — Шучу! — Микаэль рассмеялся.       — Отвали, Эвен! — Эдвард передразнил Исака, заставив всех упасть и схватиться за живот, включая Эвена. — Я не люблю домашних животных!       Исак поднёс ладонь к лицу, но не смог удержаться и тоже фыркнул. — Я никогда этого не говорил! — добавил он. — Кроме того, это даже не ругательство.       Эвен прислонился к дверному косяку и смотрел, как Исак пробирается к кровати и садится рядом с ним!Эдвардом! с нежным выражением на лице. Всё в этой сцене казалось одновременно смешным и чудесным.       — Скажи: «Пошёл нахуй, Эвен!» — добавил Исак. — Попробуй.       Эдвард засмеялся, покачал головой и правой рукой, в то время как все настаивали.       — Ну же! — Вильде надула губы.       — Ты можешь это сделать, Эдвард. Всё нормально. Ты не обидишь меня, — поддразнил его Эвен, стоя под дверным косяком.       — Пошёл нахуй, Эвен! — простонал Эдвард, изо всех сил стараясь подражать Исаку. И на этот раз Эвен чуть не упал от смеха.       — Пошёл нахуй, Эвен! — повторил Исак.       — Возьми себя в руки, Эвен! — продолжал Эдвард. — Возьми своего парня, Эвен!       Смех быстро стих, когда Исак неловко откашлялся, а Магнус выглядел так, словно собирался задать один из своих длинных нежелательных вопросов. К счастью, Эдвард быстро сообразил, что ошибся, и приложил руку к груди, чтобы освободить место.       — О боже мой! Ты в порядке? — Вильде нахмурилась, поднимаясь на ноги, в точности повторяя встревоженные лица Эвы и Элиаса.       — Я немного стар, — Эдвард поморщился от притворной боли. Эвен слишком хорошо его знал. Ну и старый же ублюдок. — Мне нужно немного пространства. У меня может случиться сердечный приступ.       — Эй, все немедленно покиньте комнату! — Махди начал эвакуацию, пока Эвен ждал очередного бреда Эдварда.       — Исак и Эвен, не могли бы вы остаться, пожалуйста? Мне нужна ваша помощь.       Вуаля.       Исак был настроен так же скептически, но не пытался этого скрыть.       — В самом деле, Эдвард. Неужели? — он усмехнулся, когда все ушли, и помог ему снять куртку Элиаса.       — Что? У меня немного болит сердце, — пожал плечами Эдвард.       — Эдвард, у тебя сердце с другой стороны, — закатил глаза Исак, заставив Эвена расхохотаться.       Они остались на некоторое время. Вечеринка закончилась около 23:00, потому что Эдварду нужно было спать, но Эвен всё ещё был пьян, учитывая, что он начал пить в 15:00.       В конце концов, это был его День рождения, и он позволил себе немного потерять контроль над собой. Совсем немного. Правда, это было больше, чем просто немного, потому что Исак нёс его к кровати.       — Самый. Лучший. День. Рождения! — произнёс Эвен, пока Исак снимал с него ботинки, а комната кружилась, кружилась, кружилась.       — Ты даже не открыл свои подарки, — рассмеялся Исак, сидевший на краю кровати. Он и вполовину не казался таким пьяным, как Эвен. Но с другой стороны, Вальтерсен был так напряжён, встревожен и напуган тем, что что-то может случиться, что он даже не пил.       — Иди сюда, — Эвен протянул обе руки и схватил Исака, который всё ещё смеялся у его ног. — Ты смеёшься над моими ногами?       Смех Исака каким-то образом достиг ушей Эвена, и ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что тот присоединился к нему в постели, уткнувшись лицом в его шею и обхватив обеими руками за спину. От него так приятно пахло — домом.       — Ты так хорошо пахнешь, — пробормотал Эвен и чуть не заплакал, когда Исак захихикал и поцеловал его в шею.       — Люблю тебя, — прошептал он, как будто это было тайной. — С Днём рождения, Эвен.       Эвен удерживал его, пока они не обнялись, дыша и прижимаясь друг к другу. Так приятно было находиться в объятиях Исака. Это всегда было так приятно; это был идеальный момент, чтобы произнести эти слова. Эти три глупых слова, из-за которых мир почему-то переставал вращаться. Три слова. Эвен даже не понимал, какое это имеет значение. Я. Люблю. Тебя.       Эвен не мог их произнести; Эвен не хотел их произносить; Эвен отказался от них.       Даже будучи пьяным в хлам; даже сейчас, когда Исак целует его в шею, и волосы встают дыбом на его коже; даже когда Исак перемежал каждый поцелуй очередным признанием, очередным отчаянным и надломленным признанием.       «Я люблю тебя». Ещё один поцелуй. «Эвен, я люблю тебя». Как будто это всё для того, чтобы вызвать у Насхайма реакцию. «Я люблю тебя», как бы говоря: «Пожалуйста, люби меня». Ещё один поцелуй в шею, но не в губы. «Я так тебя люблю».       В конце концов Исак остановился, и Эвен понял, что тот плачет в темноте. Он чувствовал, что Вальтерсену больно и что его молчание обжигает его. Исак старался изо всех сил, а Эвен не двигался с места. Прости меня.       — Ты никогда не полюбишь меня, да? — Исак вздохнул с болью в голосе. Теперь он сидел, и Эвену хотелось утонуть, потому что комната всё ещё кружилась. — Тебе удобно со мной. Я как твоя любимая подушка.       Что? Эвен хотел спросить, но у него не было сил.       — Ты хочешь обнимать меня и спать на мне; рядом со мной; обнимать меня, и позволять мне обнимать тебя, но тебе никогда не хочется трахаться со мной в одинокую ночь. Для этого у тебя есть другие подушки. Я — удобная подушка, та, что для сна. Я удобен для тебя; я не заставляю твоё сердце биться чаще; я не заставляю твои руки гореть от желания прикоснуться ко мне; я — член семьи. Я тебе как младший брат, да? Ты никогда не будешь хотеть меня так, как хочешь совершенно незнакомого человека; ты никогда не увидишь меня так, как видишь незнакомца. Я всегда буду для тебя бедным маленьким Исаком, верно?       И Исак ошибался. Он был так неправ; он был его любимой подушкой, а Эвену нравилось трахать свою любимую подушку. Исак был так неправ, но Эвен не знал, как заставить его увидеть все эти запутавшиеся мысли в его голове. Он не знал, как это сделать.       Поэтому, не раздумывая, он потянул Вальтерсена обратно на кровать и неловко приподнялся, чтобы оседлать его бёдра. Это было довольно неловко. Эвен едва мог сидеть, и Исаку пришлось взять его за руки, чтобы удержать на месте.       — Что ты делаешь?       — Исак, ты хочешь меня трахнуть? — выпалил Эвен, положив обе руки на матрас по обе стороны от головы Исака. — Просто трахни меня, и мы покончим с этим, окей?       Лицо Исака вытянулось под ним, и он был так похож на того семнадцатилетнего юношу, который рухнул на пол своей спальни с разбитым сердцем. Он выглядел таким юным и таким обиженным. Его глаза широко раскрылись и заблестели; его губы приоткрылись, но они не приглашали для поцелуя.       — Как ты этого хочешь? — продолжал Эвен, держась одной рукой за матрас, чтобы не упасть, а другую поднеся к собственным брюкам, чтобы расстегнуть джинсы. — Хочешь, я буду сверху?       Руки Исака взметнулись к Эвену, чтобы остановить его, и Насхайму стало интересно, как он выглядит сейчас — пьяным и бредящим, умоляющим Исака трахнуть его в собственный День рождения, пока Эдвард спит в соседней комнате.       Исак тяжело дышал под ним, казалось, он не мог поверить своим глазам, а его пальцы дрожали поверх пальцев Эвена. Но не сейчас. Насхайм потянулся к задней части своих джинсов и сел, пока не смог стянуть их вместе с нижним бельём. Его штаны прилипли к бёдрам, но ягодицы были открыты, и Исак был твёрд под ним. Поэтому Эвен протянул его руки и положил их на себя, прося: «Прикоснись ко мне».       — Это то, чего ты хочешь? — Эвен спросил сквозь прикрытые веки и невнятные слова, чувствуя, как пальцы Исака раздвигаются на его заднице. — Ты хочешь трахнуть меня? Ты хочешь сделать мне больно, как я сделал тебе? Хочешь знать, что я чувствую внутри? Трахни меня так сильно, чтобы я тоже оказался в больнице; чтобы мы были квиты. Или ты хочешь, чтобы я просто трахнул тебя снова?       Исак оттолкнул его, и это было так отрезвляюще, что Эвен почувствовал новую слезу в своём сердце.       — Ты что, совсем с ума сошёл? — рявкнул ему в лицо Исак. Де-жа-вю. Эвен взвизгнул при этом воспоминании. Всё прошло точно так же, только Эвен не был пьян в ту ночь.       Он никогда мне этого не простит.       Эвен снова опустился на кровать Исака, всё ещё в расстёгнутых джинсах, обтягивающих его бёдра. Он даже не смутился. Он просто устал. И каким-то чудом сон настиг его раньше, чем стыд.       .       Когда он проснулся, его джинсы были застегнуты на все пуговицы, нижнее белье вернулось на место, а одеяло обтягивало его тело. Исака в постели не было. Он свернулся калачиком на одном из диванов в грязной гостиной, и Хельга собиралась убить всех троих.       Тем не менее, Эвен прижал руку к груди и позволил боли поглотить себя. Исак никогда его не простит. И, наверное, так будет лучше.       .       Исак никогда больше не говорил Эвену, что любит его после той ночи. Он больше не прижимался к нему; не обнимал его и не смотрел на него с удивлением в глазах. Исак едва удостоил его взглядом, а когда взглянул, казалось, что ему было больно. Исак всё время выглядел сломленным. Он выглядел так, словно Эвену наконец удалось вскрыть его и разорвать надвое. У Исака был такой вид, словно в его глазах только что погас свет; словно он больше не хотел находиться рядом с ним; словно он больше не мог дышать рядом с ним. И Эвен всё понял. Он причинил ему боль. Наконец-то, по-настоящему.       — Ты причинил мне боль, — признался Исак, когда Эвен попытался загладить свою вину через месяц или около того. Это было после того, как Мутта буквально затащил его в дом Эдварда. — Ты больше не можешь вот так просто наступать мне на сердце.       Всегда было больно действовать без Исака. Было больно действовать, зная, что он нанёс ему глубокий шрам; что Исак больше не мог даже беспокоиться о том, чтобы присоединиться к их групповым тусовкам; что он украл что-то у него.       Месяцы пролетали незаметно, и они не были в порядке. Даже близко нет. Они едва улыбались друг другу, хотя Исак и пытался. И впервые в жизни Эвен понял, что Исак купается в своём молчаливом гневе; что он не бежит назад, даже в этот раз, и не ставит Эвена на первое место. Каждый взгляд был похож на большое грустное «пошёл ты». А у Эвена даже не было сил возражать.       Во всяком случае, Эвен чувствовал себя очень плохо из-за того, что не отвечал на звонки Эдварда; он действительно не мог вернуться в тот дом. Он не мог снова погрузиться в эту неразбериху.       .       — Ты грёбаный мудак, — прямо сказал ему Элиас однажды днём в начале апреля. — Ты просто придурок, чувак.       — Хм? — Эвен едва вздрогнул, потому что это не было новостью.       — Но зачем ты это делаешь? В чём именно заключается твоё благородное дело? Я ничего не понимаю, — Элиас почесал затылок и сложил обе ноги на ступеньках лестницы, которую они обычно занимали в университете. — Ты всё ещё держишься за то, что я сказал тебе давным-давно?       — Про Стокгольмский Синдром? — Эвен посмотрел на него, прикрыв глаза рукой, потому что солнце было слишком ярким.       — Да, про это тупое дерьмо, — ответил Элиас.       Элиас застонал от отчаяния и снова поднялся на ноги. Он всегда был одним из самых умных людей в компании. Никто никогда не говорил ему ничего, потому что они не думали, что он будет сопереживать или понимать, но он вроде как сам всё понял. Он поддержал Эвена, когда тот случайно прислал фотографию Исака и себя в постели в групповом чате.       — По-крайней мере, я пытался, — вздохнул Элиас.       — Со мной всё будет в порядке, — пожал плечами Эвен. Это также помогло тому, что они больше не видели друг друга физически, Эвен только слышал об Исаке от других или через социальные сети.       — Кстати, я знаю, что тебе всё равно, но я не знаю, что сейчас происходит между Исаком и Микаэлем, — пробормотал Элиас. Но он никогда не бормотал. — Просто подумал, что ты должен знать.       Что?       .       Исак встречался с Микаэлем. Эвен не знал, смеяться ему или плакать. Он не видел свидетелей этого, но несколько человек, включая Мутту и Соню, остановились, чтобы предупредить его или подготовить, или что-то ещё в этом роде. Поначалу Эвену было трудно в это поверить, но потом он понял, что они оба молоды и привлекательны и что Микаэль какое-то время был влюблён в Исака. Это имело смысл. Исак даже какое-то время обижался на него, поэтому это добавило элемент «лавхейта» к их динамике. Это было прекрасно, правда.       — Я никогда не видела, чтобы они действительно встречались, — сказала Соня. — Но в последнее время Микаэль часто ходит к нему домой. Он светится в инстаграме Исака и Эдварда. Кстати, кто, чёрт возьми, управляет инстаграмом Эдварда?       У Эвена заканчивались слова и возможности выбора. Он был убит горем, но это была боль, причинённая самому себе. Никто никогда не говорил ему, чтобы он причинил боль Исаку и отверг его таким образом. Это всё из-за него. Он не имел права расстраиваться из-за того, что Исак двигался дальше. Он даже не ревновал. Его сердце просто горело от боли.

________________________________________ Исак 13:19

Привет Как ты?

Привет Я в порядке, а ты?

У тебя есть немного времени сегодня? Мне нужно тебе кое-что сказать

Ох Лично?

Да Я предпочёл бы сделать это лично

Конечно Я заканчиваю учиться в 16:00

Увидимся

________________________________________

      Исак собирался сказать ему, что встречается с Микаэлем, иначе просто не о чем больше говорить. У Исака не было причин звать Эвена на встречу средь бела дня, если только это не было чем-то серьёзным. Вальтерсен, вероятно, не хотел, чтобы он узнал об этом через кого-то другого.       Эвен приготовил милую маленькую речь в духе «Я счастлив за тебя» и «Ох, я понятия не имел. Я не был готов к этому. Но я рад, что ты нашёл кого-то». Он репетировал свою улыбку в машине матери, стараясь не выглядеть слишком фальшиво или надменно. Он был в одежде ярких цветов и потратил ещё пятнадцать минут на прическу. Всё, что угодно, лишь бы отвлечься от неминуемой раны, которая вот-вот будет нанесена ему. Всё, что угодно, лишь бы подготовить своё сердце.       .       — Я уезжаю, — выпалил Исак через пять минут после их встречи в Kaffebrenneriet у магазина грампластинок. У Вальтерсена были мешки под глазами, а также он очень похудел.       — Что ты имеешь в виду? — спросил Эвен, потому что не знал, как это связано с его отношениями с Микаэлем.       — Я уезжаю на семестр или около того. Я ещё не решил, — пожал плечами Исак, засовывая соломинку в лёд на дне стакана.       — Что? Куда?! — Эвен моргнул, слегка отодвигая стул.       — Эм. Копенгаген, — небрежно ответил Исак, делая глоток и паузу, вероятно, чтобы дать Эвену время переварить эту информацию.       — Что?! — Эвен несколько раз моргнул, а его разум отключился. — Но почему?       — Это хорошая возможность для учёбы, — ответил Исак. — Это одно из самых популярных мест для норвежских студентов, и оно будет хорошо смотреться в моём досье. Университет также имеет конкурентоспособную инженерную программу, и это поможет мне увидеть больше, чем просто Осло. Я и так провёл здесь всю свою жизнь.       Он снова замолчал, и Эвену пришлось вонзить пальцы в ладони, чтобы убедиться, что всё это было на самом деле.       — Но на какие деньги? Что?       — Я копил какое-то время, а также поговорил с отцом, и он дал мне немного денег. Эдвард сошёл с ума, когда узнал о программе, потому что Микаэль не может держать свой глупый рот на замке, и он купил мне билеты на самолёт и заплатил за мои первые месяцы аренды. Этот сумасшедший старик, — усмехнулся Исак, но Эвену было совсем не до смеха. Ни капельки.       Вот что ты почувствовал, когда понял, что Микаэль знает что-то, чего не знаешь ты.       — А как же Эдвард? Ты собираешься просто бросить его?       — Микаэль займёт мою комнату, — сказал Исак, снова засовывая соломинку в тающий лёд. — Кажется, эта комната для геев или что-то в этом роде, — рассмеялся Исак. — Кстати, Микаэль - настоящий гей. Однажды мы с ним целовались, и он чуть не кончил в штаны.       Эвен на какое-то время почувствовал себя перенесённым в другое измерение; в мир, в котором Исак и Микаэль шутливо целовались; в мир, в котором Эдвард платил за то, чтобы Исак уехал от него; в мир, в котором Исак покидал его.       — Исак, ты серьёзно? Это.. это на самом деле? — спросил Эвен искренне, без всякой ерунды; без притворства, вообще без ничего. Он просто хотел знать. И если комок в горле предаст его и кровь потечёт по голосу, пусть так и будет. Он ничего не мог с собой поделать.       — Да, — кивнул Исак, и его лицо каким-то образом ухитрилось сломаться в этом простом движении. Его беззаботной беспечности больше не было. Он выглядел так же хреново, как и Эвен.       — Это.. это из-за меня? — спросил Эвен со слезами на глазах, потому что так и должно было быть. Иначе зачем бы Исаку убегать? — Ты убегаешь из-за меня?       И он вернулся в тот день, когда Исак сказал, что съезжает от него. Он, должно быть, чувствовал то же самое, только сейчас в два раза сильнее, потому что Вальтерсен буквально покидал страну.       — Я уезжаю из-за себя, — ответил Исак, а его руки внезапно накрыли ладони Эвена, заставляя его мозг плавиться, потому что они не касались друг друга так долго, так чертовски долго. — Это для меня.       — Что..       — Я хочу знать, кто я без тебя, — Исак сжал пальцы и заговорил медленно и глубоко. — Я хочу снова дышать, не зная, что могу просто вернуться к тебе, когда захочу. Я хочу быть в состоянии пойти на вечеринку, не ища кого-то с серыми волосами в толпе. Это для меня. Я хочу снова дышать. Я больше не хочу так себя чувствовать. Я хочу сосредоточиться на занятиях и больше не чувствовать себя обиженным и обузой. Я хочу расти как личность, а не просто постоянно думать о тебе. Это для меня.       — Я не беспокоил тебя уже несколько месяцев. Почему.. — голос Эвена слегка дрогнул. — Почему ты уезжаешь? Я могу уйти. Если кто-то и должен уйти, так это я! Зачем ты это делаешь?!       — Эвен, — Исак пристально посмотрел ему в глаза. Зелёный и синий. Оба на грани слёз. Оба тяжело дышали. — Если бы ты сейчас взял нож и вонзил его мне в живот, знаешь, что бы я сделал?       Эвен уставился на него с озадаченным выражением и паникой в глазах.       — Что? Я бы никогда так не поступил. Что ты..?!       — Гипотетически. Чисто гипотетически. Ты знаешь? — спросил Исак, и его глаза внезапно снова смягчились, глядя на Эвена. — Я бы вскрикнул от боли и шока, очевидно.       Эвен моргнул, потому что не знал, к чему тот клонит.       — Я бы сначала взвизгнул от боли, а потом знаешь, что бы я сделал? — спросил Исак, поглаживая пальцами тыльную сторону ладоней Эвена. — Я бы убедился, что с тобой всё в порядке.       Что?       — Любой нормальный человек стал бы звать на помощь. Он просил бы вызвать скорую или полицию. Но сначала я хотел бы проверить тебя. Я бы попытался понять, почему ты ударил меня ножом. Я бы убедился, что с тобой всё в порядке, а потом убрался с глаз долой. Только тогда я бы позвал на помощь; только, когда ты уйдёшь, чтобы никто не узнал, что именно ты ударил меня ножом. Вот, что я бы сделал.       Ох.       — Ты передо мной. Ты на первом месте. Всегда, — сказал Исак. — И это полный пиздец. Тебе не кажется? Поэтому я уезжаю из-за себя, а не из-за тебя.       .       Прощальная вечеринка Исака была короткой и горько-сладкой. Никто не понимал, почему он уезжает, и Эвену казалось, что все втайне винят его. Они были правы, и он оставил их в покое. Они устроили вечеринку на заднем дворе Эдварда, и Эвену было почти стыдно смотреть в лицо пожилому человеку после того, как он так долго игнорировал его. Но он знал, что рано или поздно ему придётся сорвать пластырь. Поэтому он ждал и внимательно наблюдал за ним, пока тот говорил с Микаэлем.       Чёртов Микаэль. Эвен безумно любил этого парня, но не понимал, как ему удалось пробраться в жизнь Исака, когда всего несколько месяцев назад тот его ненавидел. Но когда Эвен наблюдал из-за угла рядом с картофельными кораблями, которые привезли Нура и Эскильд, он заметил, что застенчивая улыбка Микаэля была направлена не на Исака. Он улыбался кому-то другому. Сигве. Милому Сигве. Какого хрена?       Эвен растерялся и вернулся на кухню, чтобы взять себе пива.       — Ты поедешь в аэропорт сегодня вечером? — спросил Юнас, поздоровавшись с ним у холодильника. Эвену нравился Юнас, потому что он был холодным, преданным и чутким. Он нравился ему, потому что Исак любил его; потому что он был разумным и знал, какие слова нужно сказать и услышать.       — Я так не думаю, — ответил Эвен, потому что, кто поедет в аэропорт, чтобы проводить человека, от которого этот самый человек и бежит? — Я даже не знаю, во сколько его рейс.       — Мы высадим его сегодня около 21:00, — сказал Юнас. — Будем только мы с Муттой, так что ты можешь приехать, если хочешь.       — Всё в порядке, — улыбнулся Эвен. — Но спасибо, что сказал.       — Главный терминал. Ворота E, — пожал плечами Юнас. — Просто говорю.       Он ушёл, чувствуя себя ещё более подавленным, чем раньше. Солнце светило сквозь облака, и он вдруг почувствовал себя очень угрюмым в своей чёрной рубашке. Исак был одет в тёмно-синюю и выглядел как всегда прекрасно. Однако он, казалось, не наслаждался всеобщим вниманием. И судя по присутствию гостей, вся эта вечеринка, похоже, была идеей Эдварда. Они даже не разговаривали. Исак едва кивнул и улыбнулся в его сторону, когда заметил его у входа. Отлично.       Эвен ушёл с вечеринки немного раньше, даже не поговорив с Эдвардом, потому что его тошнило; потому что он хотел плакать; потому что это больно.

________________________________________ Исак 17:05

Ты не попрощался

Я зайду через несколько минут Мне не нужна была толпа :)

________________________________________

      Эвен зашёл через несколько минут, всё ещё в чёрной рубашке и чёрных джинсах. Он выглядел так, словно только что покинул похороны, а не вечеринку в разгар лета. А то, что Исак не пускал его в дом, только немного обжигало, но всё было в порядке.       Исак заплакал, когда Эвен сказал, что будет скучать по нему, и это сломило его так сильно, что он не задумываясь наклонился и обнял его так отчаянно, что они оба ахнули, когда их груди встретились.       — Не плачь, — улыбнулся Эвен. — Я мог бы приехать примерно в октябре. Примерно в годовщину смерти Леа. Если ты хочешь.       — Я не плачу. Это просто аллергия, — пробормотал Исак сквозь слёзы.       — Да, конечно.       Они обнялись на некоторое время перед домом Эдварда, и Эвен закрыл глаза и вдохнул его, задаваясь вопросом, сможет ли он когда-нибудь сделать это снова.       — Звони мне в любое время, ладно? — сказал Эвен. — Когда тебе будет нужно.       Исак кивнул и вытер слёзы рукавом своей новой тёмно-синей рубашки, выглядя маленьким, уязвимым и полным сомнений. Эвен подумал, останется ли Исак, если он попросит его прямо сейчас.       Эвен обнял его в последний раз, прежде чем сделать шаг назад и уйти. Он помахал ещё несколько раз, улыбаясь и посмеиваясь, потом повернулся спиной и побежал домой. На самом деле он бежал как идиот, потому что не хотел, чтобы Исак видел его слёзы.       .       Исак прислал ему песню, как только тот завернул за угол, и Эвену пришлось остановиться и прислониться к уличному столбу, чтобы перевести дыхание.

OKAY KAYA — I'm Stupid (But I Love You) I don't wanna stay but Я не хочу оставаться, но There's just no way Это просто невозможно I'm leaving darling Я ухожу, дорогой Let's go back to the start Давай вернёмся к началу Falling apart Того, что разрушено Please believe me Пожалуйста, верь мне I'm so stupid Я такая глупая But I love you Но я люблю тебя You don't love me enough Ты недостаточно любишь меня All I want is too much Всё, чего я хочу — слишком много And I don't see you enough И я тебя почти не вижу

      .       Эвен вернулся в дом Эдварда около 20:15, когда заподозрил, что Исак уже уехал с парнями. Он не знал, зачем старику нужна компания, но полагал, что Эдвард сейчас чувствует себя таким же опустошённо, как и он.       — Почему ты не в аэропорту? — спросил Эдвард, прищурившись и потягиваясь перед телевизором с Текилой на коленях.       — Так будет лучше, — пожал плечами Эвен.       — Что именно?       — Всё, — ответил Эвен. — Если я поеду, то просто расплачусь и попрошу его остаться.       — А что в этом плохого?       Эвен поднял голову и почувствовал себя голым под пристальным взглядом Эдварда.       — А почему ты не в аэропорту? — спросил Эвен в ответ.       — Потому что мне девяносто лет, и я не могу помочь ни с сумками, ни с чем другим, — ответил Эдвард. — А что насчёт тебя?       — Я не знаю.       — Ты должен идти, — Эдвард повернулся и посмотрел ему в глаза. — Вчера я смотрел фильм «С любовью, Рози» с Исаком, Микаэлем и Сигве. И он будет вечно обижаться на тебя, если ты не приедешь.       «С любовью, Рози». Эвен однажды заставил Исака посмотреть его вместе с ним, и это был один из самых болезненных и неловких просмотров фильма, когда Вальтерсен чуть не бросал попкорн на экран всякий раз, когда новый поворот событий мешал Рози и Алексу быть вместе. Эвен вспомнил, как Исак затаил дыхание во время сцены в аэропорту, когда они прощались, потому что Алекс уезжал в Бостон и оставлял Рози. Он вспомнил, как напрягся и как разочаровался, что они не поцеловались.       — Они должны были поцеловаться в этом чёртовом аэропорту, — простонал Исак в конце показа.       — Да, но тогда вообще не было бы никакого фильма.       — Они могли бы поцеловаться, а он всё равно уехал бы в Бостон, — ответил Исак.       — Если бы она поцеловала его, то, вероятно, попросила бы остаться. И это не круто.       — Почему бы и нет? Каждый втайне желает, чтобы кто-то попросил их остаться, даже если они не могут.       .       Эвен припарковал машину матери в неположенном месте. Он был уверен в этом. Вероятно, это была краткосрочная парковка, но ему было всё равно. Он быстро прошёл в зону вылета и достал телефон, чтобы позвонить Мутте или Юнасу.       — Мы только что уехали. Мы высадили его минут пятнадцать назад, — сказал Мутта по телефону.       — Дерьмо.       — Почему ты такой кусок дерьма, Эвен? Почему ты любишь творить всякую ерунду в последнюю минуту? — простонал Мутта на другом конце провода. — Вероятно, он уже прошёл через охрану.       — Во сколько его рейс?       — Я точно не знаю. Но у него ещё есть немного времени. Наверное, в 22:45 или около того, — ответил Юнас. Эвен не сразу понял, что они говорят с ним по громкой связи. — Он уже проверил свой багаж и всё остальное.       Эвен повесил трубку и оглядел толпу в поисках знака; чего-нибудь действительно стоящего. Он не мог по-настоящему дышать, и мысль о том, что на этот раз он всё испортил; что на этот раз у него ничего не получится; что на этот раз время не на его стороне, калечила его и ставила на колени.       «Я всё думал, что ты умер, не зная, что я люблю тебя.»       Это была единственная мысль Исака. Они говорили, что горе преследует живых, в то время как мертвые делают именно это: перестают существовать. Другие люди почувствовали бы обиду и горечь, потому что у них отняли бы потенциальную любовь. Но не Исак. Единственной заботой Исака было то, что Эвен умирал, чувствуя себя нелюбимым и одиноким. Это была единственная забота Исака.       Исак уезжал из страны, чувствуя себя нелюбимым и одиноким, потому что Эвен был напуган до смерти. Потому что он был так напуган, и потому что он так запутался, что в конечном итоге разрушил единственную вещь, которая имела значение. Он был так сосредоточен на том, чтобы сохранить Исака как друга и не разрушить их отношения, что не понимал, как ему удалось прогнать его навсегда.       Я так чертовски глуп. Я так чертовски глуп. Я так чертовски глуп.       Эвен не мог по-настоящему дышать, потому что не понимал собственных действий. Он не понимал, почему ненавидит себя так сильно, что отказывается чувствовать то, что чувствует; что держит всё это в себе во имя какого-то высшего блага. Он не понимал, почему не позволяет себе почувствовать и произнести эти три маленьких бессмысленных слова. Он не понимал, как довёл их до такого состояния. Он не понимал, как они дошли до этой точки, как..

________________________________________ Исак 21:07

Что ты здесь делаешь?

________________________________________

      Глаза Эвена вспыхнули в панике, когда дисплей его телефона засветился. Его руки горели, сердце горело, лёгкие горели. Где ты? Где ты? Где ты? Он оглядел толпу с таким отчаянием, какое видел только в кино, когда главный герой искал то единственное лицо, которое имело значение, а камера фокусировалась только на них, потому что больше никто не имел значения. Эвен был в отчаянии и на грани слёз, потому что, чёрт возьми, что я наделал? Что же я наделал?!       Он заметил его возле холодильника с содовой на первом этаже у эскалатора. Он ещё не зарегистрировался в службе безопасности. Он всё ещё был в пределах досягаемости, держал банку фанты и озадаченно смотрел на Эвена, а его рюкзак казался тяжелым на плечах.       Эвен протиснулся сквозь толпу незнакомцев и направился к эскалатору, поднимаясь гигантскими шагами, в то время как Исак ждал у холодильника с содовой, выглядя как олень, пойманный фарами.       — Я как дурак, купил фанту и теперь не могу пронести её через охрану, — объяснил Исак ещё до того, как Эвен подошёл к нему.       И, возможно, это было к лучшему, что он объяснился до того, как Эвен добрался до него, потому что у Насхайма не было времени. У них не было времени.       «Они должны были поцеловаться в этом чёртовом аэропорту.»       «Да, но тогда вообще не было бы никакого фильма.»       Тогда не было никакой необходимости снимать о них фильм. Потому что Эвен обхватил лицо Исака обеими руками и прижал их губы вместе в одном всепоглощающем дыхании, чувствуя, как он мгновенно тает рядом с ним.       Мои губы. Твои губы. Апокалипсис.       Эвен поцеловал его так, будто это было всерьёз, и Исак отпустил банку фанты, чтобы обхватить Насхайма обеими руками за шею, притягивая его ближе. Всегда ближе. Эвену вспомнился их почти поцелуй на Дне рождения, когда Исак широко раскрыл губы, словно хотел, чтобы Эвен проглотил его целиком. Исак повторил то же самое, не закрывая рта ни на секунду. Его губы приоткрылись и манили, язык облизывал всё, что мог найти — губы, кожу, зубы, язык. Эвен почувствовал слабость в коленях. Ему захотелось проглотить его целиком прямо здесь, на глазах у сотен сбитых с толку путешественников.       Исак всхлипнул и склонил голову набок, его пальцы вцепились в волосы Эвена в отчаянном рыдании, заставляя того тоже плакать. Не плачь. Пожалуйста, не надо. Они целовались так, словно ждали долгие годы, чтобы наконец-то почувствовать вкус друг друга, и всё сдерживаемое напряжение; вся боль; вся подавляемая чушь просочились сквозь этот мучительный поцелуй. У Исака был вкус фанты, секретов и звёзд, и Эвен не мог дышать, но ему было всё равно. Он был в истерике и понял, как сильно рыдает, только когда почувствовал руки Исака на своем лице, вытирающие слёзы.       — Не плачь! — умолял Исак с паникой в глазах. — Пожалуйста, не плачь.       — Пожалуйста, не оставляй меня! — Эвен рыдал, пока его лёгкие горели. — Пожалуйста, Исак! Пожалуйста. Я сделаю всё, что угодно. Я сделаю все, что угодно! Пожалуйста, не уезжай!       — Эвен..       — Я люблю тебя! — выпалил Эвен со всхлипом, всё ещё держа руки на его милом лице. — Исак, я люблю тебя. Конечно, я люблю тебя. Все знают, что я люблю тебя. Пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня. Я не могу жить без тебя. Я ничего не могу делать. Я не могу жить без тебя. Пожалуйста! Исак! Пожалуйста!       Слова причиняли боль, когда они проходили мимо его горла. Такие простые слова. Но почему они причиняют боль? Почему он не чувствует себя хорошо? Почему у него такое чувство, что он жульничает?       Исак провёл пальцами по щеке Эвена и обвёл его лицо своими зелёными глазами, прежде чем крепко обнять его. Это было одно из тех объятий, которое ломало насквозь.       — Мы целовались в этом чёртовом аэропорту, — прошептал Исак, уткнувшись ему в шею.       — Они не станут снимать о нас фильм.       — Ты попросил меня остаться.       — Ты это заслужил.       .       Эвен проводил Исака до линии безопасности, потому что знал, что тот уйдёт; что все речи в мире не заставят его остаться. И в глубине души Эвен тоже не хотел, чтобы Исак оставался. По крайней мере, не так. Не потому, что Эвен попросил его об этом. Исаку тоже нужно было что-то делать самому.       Эвен попросил его остаться, потому что Исак заслужил, чтобы кто-то попросил его об этом; потому что Исак заслужил, чтобы его поцеловали в этом чёртовом аэропорту; потому что Исак заслужил то, чего втайне желал. И было глупо, что именно это потребовалось Эвену, чтобы окончательно расколоться, но, вероятно, это было к лучшему. В противном случае Исак, вероятно, не уехал бы; он, вероятно, всё ещё был бы склонен к чувствам Эвена, взлётам и падениям и самым мрачным мыслям. Исак, вероятно, всё ещё жил бы для Эвена и только для него. Поэтому он проводил его до линии безопасности и переплёл свои пальцы с его, как любовники, которых вот-вот разлучат в этом чёртовом аэропорту. Он проводил его, улыбаясь. Насхайм вытер слёзы и подождал, пока Исак почувствует себя готовым отпустить его руку. Он просто ждал.       — Минуту, — попросил Исак со слезами на глазах. — Ещё одну минуту.       Эвен взглянул на гигантские электронные часы и почувствовал, что задыхается.

21:20

      Ещё одну минуту.       Они оба наклонились одновременно в тот момент, когда на экране загорелось 21:21, их губы нашли друг друга среди слёз, чувств, непонимания и драматических шуток. Их губы нашли друг друга так же, как в первый раз, когда Эвен прижался поцелуем к сладким губам Исака. Как и в первый раз.       — В первый раз, когда ты поцеловал меня, — прошептал Исак, когда их губы разомкнулись.       — В первый раз, когда я поцеловал тебя, — прошептал Эвен в ответ, прижимая их лбы друг к другу.       — И в последний.       .       Когда они снова встретились, Эвен исполнил желание Исака и увидел в нём только незнакомца.