***
Погода на улице стояла такая прекрасная, что Печорин даже остановился у подъезда. Легко улыбнувшись, мужчина спокойно зашагал к парку при Доме Культуры, наслаждаясь вечером и, наконец-то, расслабляясь. Забил на всё, отпуская себя и время от времени мягко прикрывая глаза. Было не жарко, но и не морозно, холодок мягко обдувал лицо, остужая горячую голову. Деревья ярко выделялись на почти красном фоне неба, чёрными, могучими стволами и ветвями с осыпающейся листвой. Даже людей было меньше, чем обычно. Всё просто удивительно хорошо сложилось. "Странно, - подумал Печорин, - очень странно. В последний раз, когда у меня был такой удачный день, меня чуть не застрелили контрабандисты. Надеюсь, я просто себя накручиваю, но мой жизненный опыт и интуиция просто так врать не станут..." — Гриша? Гриша! Здравствуй! - мужчина на секунду замер, не просто узнавая, а чувствуя этот звонкий голос и его обладательницу. Допизделся, идиот. Печорин хотел сделать вид, что никого не узнал, ничего не слышал и вообще его зовут не Гриша, а Григорий, да. Но потом пришло осознание, что это просто по-детски, да и репутация не позволяет, поэтому он медленно обернулся, с намеренно скучающим видом и постарался принять максимально равнодушный вид перед женщиной, которая всегда ломала его решимость порвать с ней, держала рядом, оклеймила унизительным для него, местного казановы, званием "любовник", но подарившая столько искренней любви и понимания, что невольно притягивала снова к себе. Однако, в этот раз Печорин не собирается снова играть в эти грязные игры. — Здравствуй, Вера, - вежливый кивок для милой дамы с очаровательной родинкой на правой щеке, которая смотрелась просто изумительно на раскрасневшемся лице. Она посмотрела так, словно ей всё ясно и его шелуха не сможет обмануть её. Ей всегда всё было понятно, когда дело касалось Печорина, даже если он сам не до конца разобрался в себе. — Мы... Давно не виделись, - Вера, казалось, смотрела прямо в душу. — Да, давно, - Григорий отвёл взгляд, смотря на заходящие лучи, путающиеся в кронах деревьев. — Как у тебя дела? - девушка легко наклонила голову, мягко интересуясь. "Всё плохо. Всё просто ужасно, мне кажется, что я схожу с ума с абсолютным осознанием того, что надолго меня не хватит." — Прекрасно, - задумчиво протянул он, - а у тебя? — Тоже неплохо, - легко ответила она, внимательно вглядываясь в его лицо, - может, если ты не занят, посидим немного в кафешке неподалёку? Я слышала, там варят отличный кофе. Наступила минута напряжённого молчания. — Конечно, - вздохнул мужчина, сдаваясь. Лучше бы контрабандисты добили.***
— Ребят, может пойдём уже? - протянул Грушницкий, глядя на красочные часы, висящие над входом в кафе. — Да ладно, мы тут от силы минут двадцать, куда спешить? К тому же репетиция была что надо, посидим немного, позволим мышцам остыть, - протянула Софья, задумчиво накручивая на палец тёмный локон Тани Лариной. Эти две особы смотрелись вместе очень гармонично. Грушницкий любил их всей душой и чувствовал себя комфортно с ними. С этими милыми девушками, но не с этим высоченным сербом Вуличем, по совместительству являющимся его партнёром по танцам, особенно по последнему, третьему, в котором они должны передать всю страсть парного танца. Нет, как партнеру он ему, конечно, доверял безоговорочно, уверенный, что его и поймают, и подбросят, и поддержат в нужный момент. В танце и сам Вулич был другим человеком, открытым, немного даже азартным, живым. Но в реальности он до жути пугал Грушницкого. Вулич был старше на пару лет, выше, больше и взгляд, чаще всего направленный на бедного парнишку, у него был тяжелее, отчего тот совсем терялся и чувствовал себя так, словно всё делает неправильно, вплоть до ритма дыхания. Это раздражало. Но пугало ещё больше. "Господи, помилуй и помоги мне пережить это, - последние крохи самообладания отчаянно боролись, чтобы не пасть лицом вниз, - а лучше пошли мне знак какой, Ангела, например, или кого-то попроще. Да хоть дворняжку! Лишь бы он свалил отсюда!" Грушницкий отвернул лицо от серба, делая вид, будто смотрит в окно, вглядываясь в отражение, с досадой отмечая, что и это не остановило упрямца. Но взгляд зацепился за смутно знакомую фигуру. Грушка присмотрелся, уличив весьма колоритную парочку за прогулкой: Печорин, это точно был он, с какой-то красоткой явно старше него самого. Его спутница была так очаровательна, что отводить от неё взгляда совсем не хотелось. Только подумав о том, кто сидит рядом с ним, Грушницкий тяжко вздохнул и почти позавидовал несносному говнюку, которому с сопровождением повезло явно больше, как увидел, что они направляются в это же кафе, вот прямо сейчас и прямо сюда. Кудрявый завис на пару мгновений. — Да, похуй как-то, - с минуту ещё понаблюдав за неспешно идущей парой, парень тихо пробубнил себе под нос, отворачиваясь и вновь натыкаясь на внимательный взгляд серба. "О боги, - мысленно простонал он, - когда же это закончится?"***
Но всё только начиналось. Печорин вошёл под руку с девушкой с таким непривычно растерянным видом, что его стало почти жалко. Почти, потому что он все равно засранец. Грушницкий усмехнулся и посмотрел в сторону вошедших, наблюдая как они ищут столик. — Что такое, милый? - Таня мягко провела ладонью по его вихрам, приглаживая их у виска и Грушницкий поплыл от движений её лёгкой ладони, - Ты кого-то увидел? Софья заинтересованно подняла голову от мобильника, переглянулась с Вуличем и пожала плечами. — Нет, ничего особенного, - мягко протянул он, улыбаясь Тане. Печорин резко обернулся на голос, надеясь, что ему просто показалось, но столкнулся взглядом с Грушницким, чувствуя как в горле всё сжало. Резко стало дурно и он перевёл взгляд, хмуро отодвигая для Веры совершенно другой стул. — Прошу, - хрипло выдавил он. — Благодарю, - легко ступая, Вера плавно опустилась на место. Только после того, как он уселся сам, лицом к лицу с Верой и, ох, чёрт, Грушницким, он понял какую тупость совершил, но изменить всё уже было как-то не комильфо. Не поднимать же даму с места, ей-богу. — Что будешь заказывать? - мысли отчаянно уплывали в сторону соседнего столика, к месту у окна. Грушницкий опустил глаза в свою кружку с горячим шоколадом, высматривая там смешанные оттенки прекрасной сладости. Ну и дела. — Друг мой, что-то вы притихли, - голос у Вулича был приятный, но иногда неуместно громкий, вот как прямо сейчас. — Как будто до сих пор я тут соловьем заливался, - глаза вернулись за столик напротив, с которого на него неотрывно смотрели выразительным взглядом. Непонятно, правда, что именно он выражал, но он точно выглядит выразительно, - Прошу прощения, это было грубо, да? Простите меня, Вулич... — Ну что вы, что вы. Кажется, вы устали немного больше, чем обычно? Или настроение не то? Грушницкий дёргано улыбнулся ему, смущённо опуская голову, а затем и вовсе отворачиваясь снова к окну. — Я буду зелёный чай, - пролепетала Вера. — Чай? Но, кажется, ты хвалила местный кофе? — Да, но сейчас хочется чего-то полегче. Не хочу портить вечер кофейной горечью. — Твоё право, - согласился Печорин, - зелёный чай и самый горький американо, пожалуйста, - обратился он к подошедшему официанту. Он, к слову, в заведении был всего один. И само заведение было небольшим, поэтому часто заказы делали у стойки баристы. Вера издевательски приподняла бровь, а у Печорина камень с души упал. Вот же она, его Вера, единственная, кто был с ним до конца честен. С ухмылкой, легко поцеловав её руку, мужчина решил, что всё это неспроста - две судьбоносные встречи за вечер. Вулич, видимо почувствовав угрызения парня, коснулся рукой плеча Грушницкого, проводя ею к локтю и обхватывая его, притягивая немного ближе к себе. Грушницкий дёрнулся в сторону, инстинктивно отодвигаясь, но увидев, как погрустнел взгляд Вулича и лицо его приняло расстроенное выражение, парень придвинулся ближе. Физиономия серба тут же приняла довольное выражение, а Грушницкий еле сдержался, чтобы не закатить глаза. Вот же бес. — Друг мой, убедительно прошу вас составить мне компанию на пути к дому. Я помню, что нам по пути, а ваши товарищи, кажется, не собираются вас забирать. К тому же, вид у вас нездоровый... — Сам доберусь, - быстро огрызнулся он, чувствуя себя очень неуютно. Одно садистски грело душу - взгляд Печорина потемнел и сам он кажется весь источал хмурую ауру. Это парня позабавило и он вдруг передумал, - Хотя, в такой чудесный вечер, так и не хочется расставаться с добрыми друзьями, да? Пожалуй, я соглашусь, - обворожительно улыбнувшись, Грушницкий прямо посмотрел на Вулича, который, кажется, сам не верил, что ему так повезло. Два года он ему предлагал подвезти его и все два года получал отказ или неловкие отмазки. Софья неверяще посмотрела на друзей. Посмотрела на Таню, которая сидела с таким же изумленным лицом, и усмехнулась, оборачиваясь на задний столик, безошибочно находя причину. — Как интересно, - шепнула она Лариной, близко наклонившись. Та незаметно кивнула. — Не ты ли хотел побыстрее уединиться? - протянула Таня, насмешливо стрельнув глазами. Печорин за её спиной усмехнулся Вере. — Да ладно тебе, мы же сами попросили его остаться, - вступилась за друга Фамусова, улыбнувшись Грушницкому и получила в ответ самую милую и ослепительную улыбку. — Какой красавец! - воскликнула Таня, умиленно рассмеявшись, и потянулась к щеке юноши, целуя его. Грушницкий поцеловал подругу в ответ, и смущённо отвёл взгляд, а Печорин снова мрачно уставился на него. Поганец. — Ну, полно тебе, дорогая. Всё это ничто пред вашей красотой, мои милые подруги, - Грушницкий отчаянно пытался скрыть смущение. — Нет-нет, друг мой, Татьяна абсолютно права! Вы прекрасны, как цветы Эдема и так же... — Прекращайте же, друг мой, иначе я пересмотрю своё решение насчёт совместной поездки, - кокетливо, но в душе пытаясь удержать на лице натянутую улыбку и не сорваться окончательно на шипение, Грушницкий мысленно проклинал дурного здоровяка, голос которого явно услышала вся кофейня-кафешка-заведение. Спутница Печорина заинтересованно обернулась, желая узнать на что же так смотрит её визави. Увиденное даму явно устроило, потому как выражение лица её стало таким довольным и хитрым, что Грушницкому стало очень не по себе. Вот теперь действительно пора уходить. — Впрочем, мы и так припозднились, пора и честь знать, - вкладывая купюры в счёт, парень поднялся, беря в руки свою ветровку и спортивную сумку. — И правда пора, - сказала Ларина, тоже поднимаясь и протягивая Софье ее пальто. — Неужели я вас чем-то расстроил? - непонимающе спросил серб. На миг Грушницкий почувствовал себя виноватым, и ему стало жаль мужчину. — Нет, что вы. Просто я вспомнил, что у меня завтра важный день, стоит отдохнуть. — Зачёт в университете? Свидание? А может, это... - голоса удалялись, а Печорин сожалел, что так и не узнал какие планы у Грушницкого. Медленно отворачивая голову от прямой спины кудрявого, Печорин наткнулся на смеющийся взгляд Веры. — Никогда не видела тебя таким, - как-то умилённо вздохнув, вымолвила девушка. — Сам в шоке, - вздохнул Печорин, понимая, что проиграл. Слишком долго он держал это в себе. — Расскажи мне, помогу, чем смогу, милый, - Вера ласково улыбнулась, а Печорин отвёл взгляд, в тщетной попытке скрыть глаза. — Это займёт много времени, - постарался усмехнуться. — Я как раз свободна. — Тогда, слушай...***
Грушницкий буквально вылетел из заведения, легко сбегая по лестницам, и отошёл от своей компании, с волнением наблюдавшей за ним. "Почему он?" - бегущей строкой в сознании звучал лишь один вопрос. Устало потерев глаза и глубоко подышав, парень обернулся к Вуличу. Желания ехать с ним или с кем бы то ни было ещё, не было никакого, но отказываться сейчас будет совсем по-свински. — Прошу вас, друг мой, - Вулич подхватил парня под локоть, подводя к своему железному коню. Сегодня он был на мотоцикле и надеялся, что это впечатлит Грушницкого, но парень, казалось, вообще ничего не замечал. — Мальчики, мы пойдём домой, - Софья мягко поцеловала Грушницкого в щеку и кивнула Вуличу. Таня задумчиво стояла позади. Грушницкий обеспокоенно обернулся, понимая, что сейчас он действительно останется один на один с сербом. Глазами подавая знаки Тане, и цепляясь за Соню под предлогом прощальных объятий, он панически соображал, что ему теперь делать. Таня наконец заметила его сигналы и тоже подошла приобнять его на прощание. — Всё будет в порядке, он не тронет тебя без твоего позволения, ты же знаешь его, - шепнула она, стреляя глазами в Вулича, который помещал сумки в ужасно неудобный и маленький багажник. Всё ради красоты, побери её тысяча чертей. Или лошадиных сил. Так же мягко коснувшись его щеки и задержав на ней немного губы, Таня отпустила его и буквально выдрала из его хватки Соню, которая тихо ойкнула. — Мы пошли! Доброго вечера! - громко попрощались девушки, на последок помахав ручками. — Доброго вечера! - радостно ответил им Вулич. — Пока... - Грушницкий вяло махнул рукой и всё же обернулся к своему сопровождающему, злясь на себя за дурацкое поведение. Ну в самом деле, можно ли вообразить себе более безобидного человека нежели Вулич? — Ну, что, поехали? - Вулич протянул ему свой шлем. — А вы как поедете? - Грушницкий удивленно хлопнул глазами. — Я часто его забываю дома, так что мне не привыкать, - потерев шею, смущённо ответил серб, продолжая протягивать парню шлем. Врёт, конечно: чтобы он что-то забыл? Грушницкий весело хмыкнул и застегнул ветровку, забирая шлем и устраиваясь позади на жестком сидении. — Готов? - спросил Вулич, заведя мотор. — Да, - уверенно ответил Грушницкий, демонстративно хватаясь за сидение. Вулич на такое упрямство лишь усмехнулся и тронулся, выезжая с маленькой парковки. — Держись крепче, - крикнул он напоследок.***
Чувство свободы и скорости полностью заполнило Грушницкого, и он понял, что это то, чего ему так не хватало. Выброс адреналина, что-то волнующее, но дико приятное. Что-то, что пробирает до костей и бьет ветром по телу. Парень даже не стал возражать, когда понял, что Вулич везёт его длинным путём и объездами, он просто наслаждался поездкой и старался не визжать на особо крутых поворотах, понимая, что серб аккуратничает и сдерживает обороты. За это ему отдельное спасибо, потому что на мотоциклах Грушницкий ездит не часто (всего три раза в Италии, и те недолго) и отвык от таких выкрутасов. Парнишка пытался перевести дух пока они стоят на светофоре и немного расслабить задеревенелое тело. Внезапно руки его будто сами собой отпустили сиденье и медленно поползли к чужой талии. Парень аккуратно обхватил серба за низ живота, скользнув рукой по внутренней стороне бедра, потому что знал, что можно, и прижался к мужчине всем телом, чувствуя, как его начинает отпускать. Вулич спрятал улыбку. Этот мальчишка сразу ему понравился, с первого взгляда на него он понял, что этот человек займёт отдельное место в его жизни, в его душе. Он стал его музой, вдохновением, вновь приобретенным спустя столько лет и значит он для него намного больше. Это больше, чем любовь, больше, чем желание. Любоваться им, говорить с ним, видеть его во сне и кончать с его именем на губах, касаться его, танцевать с ним, всё это вдруг наполнило всё естество Вулича, придало утраченный смысл и вернуло краски в жизнь. Каждый день, наполненный Грушницким, напоминал ему о ней, его прекрасной, но так рано ушедшей жене, которую он никогда не пытался заменить и на женщин в принципе не смотрел. Но Грушницкий появился внезапно. Точнее, сам Вулич внезапно нашёл его, когда переехал в другой город и решил продолжить танцы. Знал бы раньше, что всё так обернётся... Красочные пейзажи притягивали взгляд, Грушницкий как мог старался их рассмотреть, но всё было словно в плёнке, которую постоянно мотают, не давая рассмотреть кадр. Однако это не мешало общему впечатлению, лишь обостряло возбуждение. Путешествие до дома, хоть и растягивалось, но длилось не долго. Когда Вулич остановился, Грушницкий еще цеплялся за него, не давая отодвинуться. "Надо отпустить его, - подумал Грушка, - надо отпустить. " Вопреки своим мыслям парень лишь сильнее вцепился в мужчину, чувствуя как кружится его голова. Резко выпрямившись, он снял шлем, передавая его вперед. — Все в порядке? — поинтересовался Вулич, поворачивая голову. — Да, в полном, — потирая глаза, пробормотал Грушницкий. Вулич помог парню подняться и пока тот оправлялся после такого заезда, достал его спортивную сумку. — Спасибо, - неожиданно искренне поблагодарил Грушницкий мужчину, глядя ясным взглядом. Вулича немного повело. — Конечно... Обращайся, - еле выговорил, стараясь, чтобы визги из его головы не перенеслись в жизнь. Он и не заметил, как перешёл на "ты". Грушка улыбнулся на прощание и помахал рукой, отворачиваясь и забегая в свой подъезд, оставляя ошалелого серба наедине с собой. — Пока... - глядя ему вслед прошептал серб, заводя мотор.***
— Грушка, вставай, - Ленский потрепал парня за плечо, - вставай, последняя пара закончилась. Грушницкий оторвался от парты, взъерошивая кудри и потирая глаза. — Ты вечером свободен? Если я правильно запомнил, сегодня у тебя нет репетиций. В любом случае, мы уже пообещали Роде, что придём, так что вариантов у тебя мало, - наваливаясь на парня с другой стороны и обнимая его, как плюшевую игрушку, проговорил Кирсанов. — Я... Что? Кто такой Родя? - всё ещё сонно пробубнил кудряш, отчего Кирсанов умилился до боли в сердце и начал трепать его щёки, воркуя над Грушницким. — Наш друг с юридического, мы с ним познакомились на практике, - ответил Ленский, - и мы говорили тебе о нём. — Да, я вспомнил, - буркнул Грушницкий, стараясь хотя бы ослабить железную хватку Кирсанова на своём лице. — Хватит, Аркаша, ещё немного и ты его усыновишь, - Володя хихикнул. — Я не против, - ответили голубчики в унисон и рассмеялись. Парни собрались и почти покинули аудиторию, пережидая, когда схлынет волна студентов. — Ну и толпа, - вздохнул Ленский. Грушницкий кивнул, снова потирая лицо и стараясь не зевнуть. Дома нормально поспать ему так и не удалось: всю ночь он провел метаясь в постели, раздираемый неясной тоской и кошмарами, пока наконец не проснулся в четыре часа, весь в слезах и задыхающийся. После этого заснуть снова он не смог (да и не было особого желания снова постирать подушку своим слёзным потоком), а всё оставшееся время старался снять отёк с лица и, если не убрать, то хотя бы сделать меньше огромные круги под глазами. К восьми утра ему это удалось, спасибо чайным пакетикам и наставлениям бабушки. — Ты сейчас куда? - спросил Кирсанов. — Домой... Только домой, - протянул Грушка. — Мы тебя отвезём, - скептично осмотрев состояние парня, выдал Аркадий, - а в полшестого заберём, так что будь готов и не проспи. — Понял, - кудрявый кивнул и снова зевнул.***
Молчалин метался по университету, проклиная тупую боль, которая прошивала его тело от копчика до шейных позвонков, не давая нормально сосредоточиться. Если бы всё ограничилось парами, то он ещё смог бы это пережить, но сегодня его гоняют как последнюю псину от одного кабинета к другому, прося "заскочить по пути и передать вот эти бумажки, тебе же не сложно". Молчалин хотел бы ответить, что ему не сложно послать их куда подальше, но образ хорошего мальчика, угодника всех сварливых старичков, не позволяет ему этого. Это Чацкий ругается с ними до посинения, отстаивая свое мнение, действуя иногда слишком резко. После таких вот случаев попадает и Молчалину, потому что их часто видят вместе, и тогда Чацкий идёт снова ругаться, пока не добьётся справедливости. Молчалин старается балансировать своего парня, не давая его вредности пересилить его пользу, и, скорее всего, это и есть причина, по которой Чацкого ещё не выперли из универа. Размышляя о своём возлюбленном, Молчалин дошёл до кабинета Ивана Васильевича, профессора психологии, которому он должен передать документы и остановился перед самой дверью, не решаясь войти. Профессор его настораживает и, чего греха таить, пугает. Молчалин мальчик большой, поэтому не замечать тяжёлых сальных взглядов на своей персоне и не понимать, что они означают, у него не получается. Он глубоко вздохнул и занёс руку над дверью, собираясь постучать, как услышал характерные звуки и стоны, доносящиеся из помещения. Хлопки и голоса становились все громче и отчетливее. Парень от шока чуть не выронил бумажки, быстро отскочил назад и помчался на другой конец этажа. Видимо, он заскочит к Чацкому немного раньше, чем планировал. Быстро написав о том, что он идёт к нему и что случай очень-очень важный, Молчалин ускорил шаг. "Что случилось?" - смс от Чацкого. "Психологическая травма у меня случилась, вот что," - подумал парень, быстро черкнув ответ, что он почти дошёл, и убрал телефон.***
Печорин чувствовал себя в прострации. Он проснулся в два часа дня и не мог собраться с силами, чтобы хотя бы воды попить. Голова болела ужасно, ощущение такое, словно её сдавливают со всех сторон и осталось чуть-чуть пока она не лопнет. Мужчина перевернулся на спину, потирая голову массажными движениями и глубоко дыша. Вчера он напился и истерил Вере, которая, кажется, сама не ожидала, что откровенный разговор всё-таки состоится. А он состоялся и ещё какой: сначала трезвые замечания и обвинения (исключительно в свою сторону), затем, после трёх бокалов вина, уже у него дома, начались сомнения в собственном несовершенстве, и в итог, к концу второй бутылки Печорин был убеждён, что он самый шикарный мужчина на свете, а Грушницкий этого просто не понимает, но он ему обязательно объяснит, чтобы танцор не упускал такого редкого красавчика как он. Кажется, Вера его отговаривала, больше он ничего не помнит, а потому вставать сейчас с кровати и, вообще открывать глаза, как-то ссыкотно. Дома было тихо, что означало либо то, что Вера уже ушла, либо то, что она ещё спит (очень маловероятно). Собравшись с силами, Григорий медленно сел на кровати и спустя некоторое время открыл глаза, щурясь от света, проникающего через окно. Осмотрелся, с облегчением отметив, что признаков жаркой ночи нет, а значит, её и не было. Прислушавшись, похмельник понял, что всё таки дома он один и помощи ждать не от кого, потому с горем пополам, но смог добраться до кухни аж за семь минут с передышками на восстановление равновесия. Готового стакана с водой на столе не было, зато была кастрюля на плите и записка. "Ушла забрать сына от свекрови, через два дня навещу тебя снова. Позвони, как проснёшься. P. S. На плите борщ, поешь его и лучше не пей таблеток от головы, от них у тебя запоры. Вряд ли твой Грушницкий полюбит тебя с заворотом кишок. Целую, обнимаю и проч. и проч. " — Матерь Божья, что я вчера наговорил этой женщине? - Печорин опустил бумажку на стол и посмотрел пустым взглядом на борщ, ждущий его на плите. Вздохнув, он огляделся в поисках телефона, обнаружив гаджет рядом с недопитой бутылкой вина на столешнице. Страшно было даже смотреть на него, не то что брать в руки, ведь Григорий так и не вспомнил, отговорила его Вера или нет. Заранее смирившись с судьбой одинокого отшельника общества и изгоя этой жизни, мужчина дотянулся до мобильника, положил его на стол, потом налил себе воды и залпом осушил стакан, налил ещё один и взял с верхней полки валерьянку (на всякий случай) и только после этого сел за стол. Спустя минуты две проверки телефона на признаки поползновения к Грушницкому и не находя таковых, Печорин радостно выдохнул, понимая, что у него ещё есть шанс сделать всё правильно. Но позже, а пока можно и борщ поесть, не зря же Вера старалась.***
Чацкий встретил Молчалина в пустой аудитории, сразу заводя его в лаборантскую, где он уже приготовил чай для них. – Ты не поверишь какую сплетню я принёс, - рассмеялся Алёша, коротко целуя парня. Он успел отойти от шока пока бежал к нему и теперь ситуация кажется ему забавной, особенно если вспомнить, что они и сами частенько грешили подобным образом в университете. — Я уже весь заинтригован, - Чацкий доставал печенье и любимые конфеты Молчалина, одну из которых он тут же цапнул. Алёша выдержал театральную паузу, хитро улыбаясь и глядя смеющимися глазами. — Оказывается, - начал он, делая глоток из чашки, - оказывается, Иван Васильевич совсем не такой немощный, каким он показывает себя. Чацкий непонимающе посмотрел на него. — Меня попросили передать ему эти документы, - парень кивнул на файл на столе, - мол, тебе по пути, но когда я дошёл до его кабинета, то чуть не обосрался, клянусь, - Александр прыснул, слушая Алёшу, - он оказывается тоже занимается этим в университете, и, судя по тому, как громко он это делает, уже не первый раз. Видимо, не ожидал, что к нему кого-то отправят в такое время. А ещё голос был смутно знакомый, но я не думаю, что хочу это знать. Серьёзно, я в первый момент реально чуть не помер, этот старикашка меня пугает теперь ещё больше. Такие вот дела, подружка, - звонким голоском закончил он. — Охуеть, - выдал Чацкий, - а старик-то не промах! Может быть и нам вспомнить молодость, а? - он заигрывающе глянул на Молчалина, но получил только шлепок по рукам, которые уже добрались до талии парня. — Бессовестный! Я сегодня как выжатый лимон, потому что кое-кто меня вчера весь день выжимал! Ну, пакостник, и как только в тебе силы остались даже думать о таком?! - Алёша постарался вывернуться, но какой там, Чацкий перехватил его теснее и усадил к себе на колени. — Шучу я, шучу, - он сжал парня в объятьях, целуя в щеку и чувствуя как он улыбается, - я, кстати, замариновал говядину как ты любишь, - сказал он как бы между прочим, отводя взгляд. Алёша перекинул ногу через его бедра, садясь лицом к лицу и благодарно чмокнул парня в уголок губ. — Ладно, - сказал он, - прощён. Чацкий ухмыльнулся, утягивая парня в крышесносный поцелуй, забывая и об Иване Васильевиче, и о его похождениях, и о чае. — Ты на сегодня закончил? - спросил в перерывах Молчалин. — Да, - ответил Чацкий, запуская руки в мягкие кудри и оттягивая их, чуть сжимая. Алёша прикрыл глаза и закусил губу, хмуря бровки и откидывая голову назад. Выдержку Александра повело в дальние дали, но он старался сдерживаться. Поцеловал в шею, куснул судорожно дернувшийся кадык и отпустил волосы, чмокнув ещё раз губы. Молчалин поморгал, обнял своего мужчину и устроил голову на его плече. У Чацкого всё внутри сжалось, так правильно это всё было и так он всё это любит, что сердце бьётся как сумасшедшее. — Тогда я сейчас быстренько занесу документы, - Алёша жарко дышал в шею Чацкого, - и мы продолжим дома, - Александр кожей почувствовал его томную, заигрывающую улыбку, которую парень дарит только ему. Молчалин резво поднялся на ноги и прихватив документы, выскочил за дверь, оставив Чацкого в смятении. В след ему донесся окрик, что Александр будет ждать его внизу с вещами. По подсчётам Молчалина, Иван Васильевич уже должен был закончить со своей пассией, учитывая громкость звуков, их предположительную скорость и возраст минимум одного из партнёров. Дойдя до кабинета парень снова остановился, перевёл дыхание и постучал. Дверь тут же открылась, выпуская наружу явно потрепанного, но довольного парня. Это был Фёдор Басманов, Алёша видел его на факультативах Чацкого, один из тех, кто никогда не прогуливал. Тот подмигнул ему и прошёл мимо немного косой походкой, опираясь слегка о стену, стараясь взять себя в руки. Молчалин сделал вид, что ничего не заметил и юркнул в кабинет. — Здравствуйте, Иван Васильевич, вам передали документы из деканата, просили ознакомиться до завтра, - отрапортовал парень. — А, это ты, Алёша, - он выглядел спокойным, как удав, а на губах играла сытая улыбка, - спасибо, спасибо. Ступай себе, дальше я сам. — До свидания, - Молчалин облегчённо выдохнул только когда захлопнул дверь кабинета. "Ну и наглость, - подумал он, - и глупость, вести себя так открыто, даже не стараясь скрыть последствия своего свидания." Забив на эту странность, тем более, что Басманов не выглядел так, словно хоть что-то из происходившего в кабинете было против его воли, Молчалин спустился вниз, где его уже ждал Чацкий.***
Конечно же он проспал. Грушницкого разбудил звонок на телефон от Аркаши, который говорил, что они уже подъезжают. Быстро переодевшись и умывшись холодной водой, парень подумал, что идти с пустыми руками как-то некрасиво, поэтому взял бутылку вина из личных запасов. Уже обуваясь, Грушницкий заметил, что переоделся только на половину и чуть не вышел в домашних трениках и оливковом пуловере от кутюр. Посмеявшись сам с себя, он переоделся снова, на этот раз надев бежевые штаны. Осмотрев себя в зеркало, он пшикнул духами, причесался и наконец-то был готов к отбытию. К этому времени к дому уже подъехали Кирсанов с Ленским и снова позвонили. — Уже выхожу, выхожу, - сходу начал Грушницкий, едва подняв трубку. Он только-только обулся и надевал пальто. Послышался смешок и гудок автомобиля. — Ждём, - только и сказал Аркадий, отклонив звонок. Грушка быстро сбежал по лестницам, крепко держа в руке бутылку хорошего, крепкого вина. Ему его подарил за хорошее выступление благодарный фанат. То, что это был Вулич, ничего не значит, выступление и правда было эффектным. Возле подъезда уже стояла машина Кирсанова и тут уже Грушницкий удивился. — А ты чего на машине? Пить не будешь? - приветственно махнув парням рукой и забираясь в машину, спросил Грушка. — Неа, - просто ответил Кирсанов, выруливая на дорогу. — Он завтра едет навестить отца, - ответил за него Ленский, - а я буду, - с ухмылкой добавил он. — Он? Неужели только я один? Я рассчитывал, что вы поедете со мной, папа и дядя давно о вас спрашивают, - Аркаша остановился на светофоре и глянул в сторону друзей. — Ты же знаешь, что у меня репетиции, - начал Грушницкий. — Даже на один день не можешь? - состроив мордочку, обернулся к нему Кирсанов. Грушницкий щёлкнул его по носу и кивнул на дорогу, мол, езжай, уже зелёный. — А вот я свободен, - проворковал Ленский. — Конечно, мы же с тобой нихуя не делаем, - иронично выдал Аркадий, на что все рассмеялись. — Ну, так что? - Володя повернулся к Грушке, - Сможешь на один денёк съездить и проведать стариков? — Не дай боже они тебя услышат, - засмеялся Грушницкий, - эти старики похлеще нас всех будут, - он посмотрел на застывших в ожидании парней, - черт с вами, еду! - махнул он рукой, не говоря, что завтра планировал выспаться, потому что этот день им дали на отдых. Ничего, отдохнёт и в Марьино, там и воздух чище, и атмосфера приятнее.***
Базаров и Онегин с утра были как на иголках, рассеянные и нервные, они то и дело срывались на сокурсниках. Больше всех попадало Ситникову и Кукшиной, которые таскались за ними хвостиками. Это раздражало парней и в обычные дни, но сегодня их лимит спокойствия закончился, не успев даже начаться. Разругавшись в пух и прах с вычурной парочкой, оба Евгения помчались домой. Подарки они приготовили ещё с утра (бутылка шампанского и большая деревянная коробка с шотландским шоколадом), Онегин ещё хотел подарить кактус, который Базаров невесть зачем приволок в их квартиру на следующий же день после заселения, но тот ответил, что "дома должны быть цветы" и Онегин лишь вздохнул, буркнув, что цветы должны радовать глаз, а не колоть внутримышечные в пальцы. — Не бузи, Онегин, много ноешь, - Базаров отмахнулся, открывая дверь, - лучше закажи такси, сейчас быстро переоденемся и поедем, мы должны прибыть раньше, - он в который раз глянул на часы на стене. — Сам такой, - по-детски огрызнулся парень, звоня в такси. Базаров ухмыльнулся и пошёл переодеваться. Через пару минут к нему зашёл готовый Онегин и присвистнул. Базаров стоял в расстегнутых штанах и выбирал рубашку. Друга он, судя по всему, не заметил. — Надень синюю, - сказал Онегин, отбирая у Базарова болотного цвета рубашку и вешая её обратно в шкаф. Пока парень одевался, блондин взял расчёску и воск, начиная зачесывать другу волосы. — Пригнись немного, так... Так... И вот так, - Онегин довольно склонил голову и подтер невидимую слезу, - мой мальчик так быстро вырос!... — Женя, уебу, - Базаров нахмурил брови, скрывая смущение за негодованием. — Не забудь о безопасном с..., - не выдержав, Базаров заткнул рукой рот Онегина, но тот увернулся, - свидании! - они посмотрели друг на друга и рассмеялись. — Болван, - Базаров толкнул его в плечо. — Придурок, - Онегин дал другу поджопник и вылетел из комнаты, слушая как гонится за ним Базаров. Он почти догнал его, как пришло спасение - звонок на телефон. — Тихо! Тихо, тшш, цыц! - Онегин помахал ладонью с выставленным средним пальцем перед другом, но тот только громко рассмеялся, - Да? Хорошо, спасибо, - трубку повесили, - это такси, я почти ничего не понял, но машина белая. — Ну, конечно. Одна белая машина на весь Питер, как её не узнать-то? - саркастично ответил Базаров, одеваясь и беря в руки пакет с "взяткой", как назвал это Онегин. — Ну, всё вроде, - выдохнул Онегин, обувшись, - ничего не забыли? — Нет, всё взяли, пошли, - Базаров подтолкнул друга, закрывая дверь. "Ещё немного, - подумали они одновременно, Онегин с волнением, а Базаров с благоговением, - ещё немного и я увижу его."***
Тем временем Разумихин спокойно оплачивал доставку вкусной, но вредной еды. Поблагодарив курьера, он закрыл дверь и отнёс коробки на кухню, чтобы разложить по тарелкам. — Дмитрий, я пришёл! - прокричал Раскольников, влетая в жилище своего парня, - Ты где? — На кухне, - громко отозвался обладатель этой самой кухни. Послышался мягкий топот и губы Разумихина сами сложились в радостную улыбку. Он вышел навстречу к Роде, сразу сцапав его в объятья. — Извини, что опоздал, мне сказали переделать мою статью, - буркнул Родион. Его продержали в кабинете у Порфирия Петровича без малого два часа, пока он объяснял, что же значит его "писанина". — Они с ума сошли? Такую-то статью! Да им такие мысли ни в жизнь в их пустые головы не придут, уроды, - Разумихин явно негодовал. Он являлся единственным человеком, который верно истолковал посыл статьи о "право имеющих", но получилось лишь так, что право поимело Родькину статью: слишком уж дерзко и смело там всё описано. — Ну и плевать, - сказал Раскольников. Поддержка самого близкого его человека всегда усмиряла его грусть. А Порфирий пускай поперхнётся чаем, гад. — Тогда, - Разумихин глянул на наручные часы и присвистнул, - иди мой руки, скоро должны все собраться. Лицо Роди моментально скривилось. Люди. Но потом он вспомнил, что придут его единственные друзья, не включая Сони Мармеладовой и Разумихина, который давно уже больше, чем просто друг. Парню стало почти неловко от своей неприязни к людям и он молча пошёл мыть руки, виновато глянув на Разумихина. — Родя, - остановил его Дмитрий, - всё в порядке, да? - он никогда не винил Раскольникова, - Ты для меня важнее всех и твой комфорт - моя первая обязанность, не думай, что я не выпровожу гостей, если тебе вдруг станет не по себе, - он игриво потрепал длинные кудри парня. — Бестолочь! - лицо Родиона предательски краснело, - Только попробуй! Что они подумают?! — Как будто тебя когда-то волновало чье-то мнение, - он подтолкнул парня к ванной, напоследок наградив смачным шлепком его филейку и улепетывая снова на кухню, нарочито громко возясь с посудой. Раскольников замер на месте, хватая ртом воздух и держась обеими руками за обиженное место. Щеки его раскраснелись ещё больше, когда он понял, что ему понравилось. В этот момент в дверь позвонили. — Я открою, - крикнул Разумихин, а Родя быстро юркнул в ванную, тщательно намывая руки и стараясь отвлечь себя от посторонних мыслей. Но посторонние мысли себя таковыми не считали, потому идеи где бы отдаться Разумихину не заканчивались, пока парень не поплескал в лицо холодной водой. Нет, рано им ещё таким заниматься. Он прислушался к голосам и с волнением понял, что они ему абсолютно не знакомы. Видимо, (точнее слышимо) это и есть два Евгения, которых так нахваливал Разумихин. Оставаться в ванной больше нельзя, иначе это будет просто неприлично, поэтому собравшись с силами и поправив штаны, парень промокнул лицо полотенцем и вышел в люди. — Здравствуйте, - сказал блондин. Они всё же успели приехать раньше, судя по всему, - меня зовут Евгений Онегин, - вежливо представился он. — Евгений Базаров, - он пожал руку Раскольникову. — Родион, - он покосился на Разумихина, который явно был рад встрече, - Раскольников. Приятно познакомиться, - добавил он, внимательно осматривая новых друзей, но стараясь делать это незаметно. Что ж, пьяницами их не назовёшь, вид уж больно ухоженный, реакции тоже в порядке, не слишком медленные и не слишком резкие, молодые, но не слишком, может старше него на год, а может и вовсе ровесники. Пока против них ему нечего предъявить, ладно. — Ах, вот, это Вам, - Онегин протянул ему красивенький пакет. — Взятка? - прищурился Раскольников, принимая подарок. Базаров и Разумихин рассмеялись, а Онегин растерянно улыбнулся. — Почти, - ответил блондин. — Ладно, спасибо, - с улыбкой закатил глаза Родя, - чего ты гостей у порога держишь? - обратился он к Разумихину, который всё это время с интересом наблюдал за сценой знакомства, - проходите, думаю, с прошлого раза вы знаете куда, - он блеснул глазами и прошёл к кухне, - я принесу закуски, - снова к Разумихину. Когда его спина скрылась за дверью кухни, все трое выдохнули. — Я с него балдею, - с дебильной улыбкой проговорил Разумихин, провожая парней до зала и приглашая присесть. Родя принёс тарелки с ещё тёплой пиццей, крылышками и прочей гадостью, раскладывая всё на длинном журнальном столике. В дверь снова позвонили.***
Аркаша остановился у дома, сверился с адресом и заглушил двигатель. — Ну, вроде приехали, - сказал он, выходя из машины и открывая багажник, чтобы достать коробку с элитным коньяком. Грушницкий, глядя на это, иронично рассмеялся. — Принесли алкоголь, а пить не собираемся, - пояснил Грушка. — И правда, - хохотнул Аркаша. — Ну-с, пошлите, - Ленский первым вошёл в подъезд, - а то совсем опоздаем, - сам он держал в руках большой упакованный том о римском праве. С юристами дружить... Кирсанов с Грушницким последовали за ним. Странное чувство не давало Аркаше покоя ещё на подъезде к дому, а сейчас и вовсе усилилось. Словно его интуиция кричит ему о чем-то очевидном, но он не может уловить суть. Он помотал головой и постарался выкинуть тревожные мысли из головы, сейчас явно не до этого. За своими раздумьями он не заметил как они дошли и как Володя позвонил в звонок, очнулся лишь когда Родя открыл дверь. — Привет, мой сладкий, - сказал он шутливо, обнимая Раскольникова и трепля его за кудри. Рядом пристроился Ленский, обнимая сразу обоих и радостно улыбаясь. — Привет, - поздоровался скромно стоявший в стороне Грушка, - Грушницкий, - представился он, протянув руку для рукопожатия. — Родион Раскольников, - этот Грушницкий оказался очень приятным человеком, на него так и хотелось смотреть, не отводя взгляда. Аркаша предупреждал его о том, чтобы он не спрашивал имени этого парня, но в действительности, имя оказалось не так уж и важно : слишком он был хорош собой и интерес к его персоне часто отпадал перед интересом к его телу. Однако, Родиона зацепили его глаза, а точнее взгляд. Тёплый и уверенный, так когда-то смотрел его отец. Не дав себе уйти окончательно в воспоминания, он обернулся, собираясь крикнуть Разумихина, но тот уже был в дверях. — Добро пожаловать, друзья, - с широкой улыбкой, он пожал руку каждому, - Дмитрий Разумихин, рад познакомиться. Глядя на такого Дмитрия, Раскольников понял, что он от многого отказывался ради него. Например, от постоянного общения и посиделок с друзьями и приятелями, потому что сам по себе Разумихин человек очень общительный, чего не скажешь о Роде. — Рады наконец-то увидеть его Разумихина, - Аркадий кивнул головой на Родиона, который от его слов чуть не зарделся, прикрыв лицо ладошкой, - Аркадий Кирсанов, - представился он. — А я рад увидеть твоего Грушницкого, - не остался в долгу Родя, протягивая всем вешалки для верхней одежды. Базаров за стенкой, внимательно вслушивавшийся в разговор, чуть не подавился жизнью. — Эй, он и мой тоже! - воскликнул Ленский, - Владимир Ленский, - он тоже пожал руку. — Тот самый Грушницкий, - с немного виноватой улыбкой снова представился Грушка. Все рассмеялись. Парни протянули свои преподношения. — Да, что это вы все, сговорились что ли? Не стоило вам так, - Родя смущённо отвёл взгляд, снова принимая "взятки". — Все? - одновременно переспросили новоприбывшие. Онегин в соседней комнате успокаивал Базарова, у которого чуть не случился микроинфаркт от мысли, что у Кирсанова кто-то есть. — Проходите, я познакомлю вас со своими товарищами, - Разумихин распахнул дверь и пропустил гостей. У двоих из трёх медленно сползла улыбка. — Какая неожиданность! - воскликнул Онегин, словно он действительно не ожидал их здесь увидеть. — Ах ты шайтан, - ругнулся Ленский. — Вот это встреча, - более спокойно проговорил Базаров, внутри визжа как соплячка на концерте кумиров. — И правда неожиданно, - тихо и подозрительно сказал Кирсанов. Вот она, беда, о которой его предупреждало чутье. — Вы знакомы? - спросил Грушницкий. — К сожалению, нормально познакомиться нам так и не удалось, - Онегин вскочил, за ним встал и Базаров, который незаметно протёр никогда не потевшие от волнения ладони, но, как говорится, всё бывает в первый раз, - Евгений Онегин, - назвался он, пожимая всем руку, задержав ладонь Ленского чуть больше, чем нужно. Володя посмотрел на него как на больного и скривился. Онегин наклонил голову и ухмыльнулся, заглядывая ему в лицо. Тот оттолкнул его и ушёл вслед за Раскольниковым, который свернул в другую сторону. Аркадий долго смотрел на Базарова. Ему было неловко от того, что случилось в библиотеке. — Аркадий Кирсанов, - пока Грушницкий разговаривал с Онегиным, а Ленский помогал Роде и Разумихину донести стаканы, Аркаша решил взять дело в свои руки, видя, что Базаров так и планирует стоять столбом. Оставить всё как есть, конечно, можно, но не хочется весь вечер сидеть как на иголках, а уйти прямо сейчас будет совсем некрасиво. — Я зна..., - Базаров резко оборвал сам себя, -...комства нашего желал ещё с прошлой встречи, уж больно вы меня заинтересовали. Евгений Базаров, - протянул он руку, мечтая, чтобы парень не заметил его заминки. Кирсанов странно глянул на него и улыбнулся, пожимая руку. В голове Базарова пронеслась мысль, что больше он руки мыть не будет, чтобы сохранить прикосновение Аркаши к его ладони, но потом он вспомнил, что учится на медицинском и если он хочет и дальше там учиться, то стерильность и гигиену поддерживать всё же придётся. — Да уж, наша прошлая встреча вышла немного...скандальной, - Кирсанов неловко потёр ладони, присаживаясь в кресло и махнул Базарову присесть рядом на диван, - простите нас... — Нет! - негромко вскрикнул Базаров. Кирсанов непонимающе похлопал глазами, - Нет, это мы должны просить прощения, вашей вины в случившемся нет... — А что, собственно, случилось? Ты мне так и не рассказал, - спросил Грушницкий, усаживаясь поближе к Аркаше, заняв софу с другой стороны и сидя напротив Базарова. Онегин присел к другу. — Ничего особенного, на меня напали, - беспечно ответил Онегин. Настала пауза и все рассмеялись. — Вообще-то, если бы вы были поаккуратнее с выражениями, ничего бы не случилось, - Кирсанов шутливо погрозил пальцем. — Да, это полностью моя вина и я очень сожалею, - вздохнул Онегин. — Хорошо, что вы это признаёте, - громко сказал Ленский, опуская стаканы на стол. — Признаю, ещё как признаю! - Онегин оживился при виде Володи. — Что признаёшь? - спросил только что вошедший Разумихин, пропуская Родю с бокалами. — Свою вину, - Ленский нехорошо блеснул взглядом, но вдруг потупил взгляд, - хотя, по справедливости говоря, я и сам не без греха... Вспылил, каюсь, - он приложил ладошку ко лбу. — Ну, колитесь теперь, заинтересовали вы нас, - Разумихин усадил подле себя Родю и открыл вино, начиная разливать по бокалам. — Ох, вы простите, но я пить не буду, - Грушницкий остановил руку Разумихина с бокалом для него. Тот нахмурился и как будто даже расстроился. — Почему же? - спросил хозяин дома. — Он у нас танцор, - ответил за него Володя, - и скоро у него отчётный концерт, так что ему нельзя. Грушницкий кивнул. — А я за рулём, прости, - виновато сказал Кирсанов. — Ну, хоть ты нас не обидишь? - Разумихин уже успел мастрески разлить вино, одинаково наполнив бокалы и протянул один из них Ленскому. — Не обижу, - улыбнулся Володя. — Значит, ты танцуешь? - обратился к Грушницкому Онегин, - А где, если не секрет? Я страсть как люблю танцы и театр. — Не секрет, - ответил Грушка, благодарно принимая стакан с соком, - в Доме Культуры. — Храни меня Аполлон, - восхищённо выдал Онегин, - мы обязаны сходить и посмотреть на ваш концерт! Когда он будет? — Двадцать девятого числа, - ответил Кирсанов, видя, как нахмурился Грушницкий, силясь вспомнить дату. — Точно, спасибо! - улыбнулся другу Грушка, - Буду рад вас увидеть, - обратился он ко всем. — Но поторопитесь, билеты почти проданы, - предупредил Ленский. — А вы где учитесь? - спросил Грушницкий, обращась одновременно и к Базарову с Онегиным, и к Разумихину с Раскольниковым. — Мы учимся на медицинском, планируем стать хирургами, - подал голос Базаров, до того молча наблюдавший за всеми (за Аркашей). Кирсанов заинтересованно посмотрел на него, потом перевёл взгляд на Онегина и взгляд его уже стал каким-то сожалеющим. Базаров заметил это и ухмыльнулся. Аркадий снова глянул на него и стушевался. — Он не так плох в медицине, как кажется, - сказал он тихо, близко наклонившись к Кирсанову, - но ему об этом знать не стоит, - мягко рассмеялся он, возвращаясь на место. Аркадий спрятал улыбку за стаканом. — А мы на юридическом, - ответил Разумихин. — Мы филологи, - просто сказал Ленский и снова глянул на Онегина, который резко перевёл взгляд, как будто не пялился на Володю последние пять минут. — Ну, за знакомство! - Разумихин поднял бокалы и все остальные последовали за ним. — За знакомство! - хором ответили парни. — А теперь, - Родя сделал мягкий глоток, - рассказывайте, кто же и в чем виноват? — Ну, всё не так серьёзно, как вы могли подумать, - начал Кирсанов, - мы были не в лучшем настроении. — А я подобрал не те слова, - продолжил Онегин. — Всё дело случилось в библиотеке, господа филологи явно были расстроены тем, что не нашли нужную книгу, - подхватил Базаров. —А господин Онегин имел наглость выразиться по поводу всех гуманитариев и нас в том числе, - сказал Ленский. — И был за это жестоко наказан! - вставил Онегин. — Ну, вам это явно пришлось по душе, - опровергнул Володя. — Да. Вы правы, - сказал блондин, смерив кудрявого прямым взглядом, - ваш гнев - самое прекрасное, что я видел. — Безумец! Вам бы лечиться, а не лечить! - Ленский снова закипал от тупых подкатов. — Я болен вами! - воскликнул Онегин. Ленский задохнулся, оскорбленно приложив руку к груди. — Нихера у вас драма, - тихо сказал Грушка. Все сидели в культурном шоке. — Тогда готовься умереть, лекарства от меня ещё не придумали, - съязвил Володя. — Я приму эту смерть достойно, - Онегин вскинул голову. — Ну, вчера было почти так же, только не так запущенно, - прокомментировал Кирсанов. — Это всё он! - юный поэт указал на "больного". Грушницкий рядом с ним начал мягко похлопывать его по спине. Родя отчаянно пытался сдержать смех, но всё равно коротко хихикнул. После этого сдерживаться дальше не было ни сил, ни желания, он только прикрыл глаза ладошкой и покачал головой, звонко смеясь. Вторым засмеялся Разумихин, Базаров громко подхватил, за ним Грушницкий с Аркашей и вот уже вся компания утирает слезы смеха. Даже Ленский смеялся, опустив голову и прикрыв лицо руками. Было и стыдно, и смешно, он все ещё злился на этого барана Онегина, но постепенно остывал. Когда все немного успокоились, Разумихин начал рассказывать, как он познакомился с господами медиками. Вечер обретал другие краски, становилось комфортнее и приятнее. Базаров незаметно утянул Кирсанова в беседу.***
Чацкий вытащил противень с ароматно дымящейся говядиной и аккуратно положил на стол. Тихо разложил блюдо по тарелкам, налил два бокала белого вина и понёс в спальню, в которой после "продолжения" заснул Алёша. Абсолютно голый и удовлетворенный. Положив поднос на тумбочку, он засмотрелся на спящего парня и, не удержавшись, сделал пару кадров на память. — Алёша, - коснулся рукой его кудрей и потрепал их, - вставай, - парень протестующе замычал, зарываясь лицом в подушку. — Ну проснись, - заканючил Чацкий, - посмотри, что я принёс. — Отстань, у меня жопа болит, - буркнул Молчалин. — А я так старался... — Я заметил, теперь точно ходить не смогу. Сидеть, кажется, тоже. —...готовил, - закончил Чацкий. — Что? - спросил кудрявый, поворачиваясь полностью к парню. — А ты посмотри, - он поставил поднос на кровать, разумно оставив бокалы на тумбе. Молчалин сначала почувствовал запах, потом открыл глаза, вздохнул и снова закрыл. Он не мог решить, чего хочет больше : покушать или поспать. Сознание тянуло в сон, а вот желудок явно был за еду. Чацкий улыбнулся, догадываясь о чём парень думает и отрезал кусочек, наколов его на вилку и протягивая Молчалину. — Сезам, откройся! - низким голосом проговорил Чацкий. Алёша прыснул со смеху, забирая кусочек мяса зубами и прожевывая. Было немыслимо вкусно, сознание проиграло желудку. — Ещё, - Молчалин приподнялся на кровати, получая сначала поцелуй, а потом снова кусочек говядины. Пожалуй, на таких условиях он может пожертвовать сном.***
У Разумихина вечер ещё продолжался. Родион и Дмитрий относили грязную посуду и ставили чайник, Грушницкий отошёл в уборную и в гостиной остались только Кирсанов с Ленским, да Базаров с Онегиным. — Давайте сыграем в вопрос-ответ? - предложил Онегин, воодушевившись. — Это называется беседа, кретин, - закатил глаза Володя. Аркадий хмыкнул и кивнул головой. Базаров, увидев это, подобрался. — Отлично, тогда начинай, - попросил он. — Ммм, ну..., - Аркаша задумался, - какой твой любимый цвет? - обратился он к Базарову. Тот, кажется, его даже не услышал. — Треугольник, теперь моя очередь. Тебе нравятся парни? - протараторил Базаров. — Что? Да, но... Что? - растерялся Кирсанов. Онегин истерично заржал. — Моя очередь, - внезапно сказал Ленский, - твои родители тоже врачи? - вопрос к Онегину. — Хочешь узнать иду ли я по семейным стопам? - почти обрадованно. — Нет, хочу узнать, окажут ли тебе первую помощь, если ты меня окончательно выведешь, - с милой улыбкой оборвал Володя. — Не, в семье нет врачей, - говорить, что самой семьи у него тоже нет, он не стал. — Ладно, теперь ты, - бросил Ленский. — Он всегда такой колючка? - почти обиженно обратился он к Аркаше. — Только когда его кто-то бесит, - Кирсанов усмехнулся. Вернулся Грушницкий, неся в руках конфетницу, за ним пришли и хозяева (Родя здесь давно хозяйничает, так что стал полноправным совладельцем жилплощади Разумихина) с чаем. — Вы во что-то играете? - спросил Грушницкий. — Да, в беседу, - ехидно ответил Володя, кося взглядом на блондина и усмехаясь. — В вопрос-ответ, - поправил его Онегин. — А это не то же самое? - недоуменно спросил Разумихин, вновь усаживаясь на диван. — Ну, кое-кто так явно не считает, - хихикнул Ленский и сердце Онегина растаяло. На этого говнюка даже злиться не получается. — Тогда, мы с вами, - ставя свою ношу на стол, проговорил Грушка. — На чем вы остановились?- спросил Родя. — На колючках, - ухмыляясь ответил Онегин. Ленский самодовольно улыбнулся, в душе матеря бесячего придурка. Кажется, либо он скинет пару нервных клеток, либо скинет блондинчика с окна, это еще как посмотреть.***
Печорин весь день ходил по дому как унылая тучка, кушая борщ и смотря малобюджетные мелодрамы. Над одной из них он даже поплакал, но потом он вспомнил о том, что это всего лишь фильм и начал плакать над своей жизнью. Такое у него в последнее время случается чаще, чем обычно. Ему не привыкать быть одному, но осознание того, что ему кроме своей бывшей, у которой есть муж и сын, даже позвонить некому, убивает его. Переполненный грустью и тоской, Гриша заснул в девять вечера на диване в обнимку с подушкой...