Elvis Presley - Can't help falling in love.
Володя усмехнулся и поддался блондину, который увлёк его к центру, мягко обхватывая его ладошку своей. Ленский посмотрел на их сцепленные руки, и не мог понять этого странного чувства, пламенем взвившегося в его груди. Стало тепло и уютно, словно после долгого пути сквозь метель и стужу он вдруг пришёл домой.Wise men say Only fools rush in
Евгений притянул юношу ближе, кладя руку на его талию и аккуратно скользя вместе с ним по льду в свободном вальсе. Очаровательный румянец покрывал молочные щёчки поэта и Онегин уверен, что это не от недавних догонялок.But I can't help falling in love with you
Губы Ленского дрогнули от напрашивающейся улыбки, сдерживать которую было всё сложнее. Синие омуты вновь затянули его в свои глубины, бескрайние, заканчивающиеся темнотой зрачков. Преступно красивы.Shall I stay? Would it be a sin
Онегин плавно вёл в их уже даже не танце, а простом скольжении по льду, но ему было так приятно. В кои-то веки не упирающийся Володя от почти добровольной близости, который так мило смущался и следовал за каждым его движением - мечта наяву, не меньше.If I can't help Falling in love with you
Сильная рука плотнее обхватила талию поэта, прижимая ближе и Ленский от неожиданности упёрся ладонью в грудь, оказавшейся довольно твёрдой на ощупь. Блондин накрыл её свободной рукой, чуть сжав на мгновье, и направил её выше, оставив на своей шее. Тёплое дыхание мазнуло по щеке Володи, вынуждая его прикрыть глаза и сбивчиво вдохнуть. Сердце забилось пуще прежнего, грозясь выскочить из груди.Like a river flows Surely to the sea Darling, so it goes Some things are meant to be
Горячие губы невесомо прижались к щеке и тут же отстранились, чтобы изогнуться в довольной ухмылке. Ленский немного отвернулся, вперившись взглядом куда-то в плечо блондина. Кудри лезли ему в лицо и Онегин заботливо убрал особо непослушные завитки подальше от прелестного личика, кончиками пальцев подхватывая его за подбородок и заглядывая в глаза.Take my hand Take my whole life too
Володя робко улыбнулся и тут же удивлённо выдохнул - Онегин его закружил. Ленский почувствовал, как отклоняется, но рука на талии крепко держала его, не давая упасть. Тяжёлые кудри почти касались льда. Воздуха в груди отчаянно не хватало, но было так спокойно, что казалось, будто жизнь никогда не была лучше.For I can't help falling in love with you
Евгений в последний раз окинул жадным взглядом такого откровенного в своих эмоциях вечно препирающегося поэта, и медленно поднял его. Но парень, вместо того, чтобы тут же отскочить от него, внезапно приблизил своё лицо к нему, словно не давая себе времени на раздумья, и мимолетно прижался к его губам своими в целомудренном поцелуе, почти сразу отстраняясь. Улыбка на лице Онегина сияла такая, будто он выиграл миллион как минимум, а Володя, смущённо кашлянув, отвернулся. — Делаешь успехи, - произнёс блондин, приобнимая его за плечи и направляя к выходу со льда, - ещё немного и ты согласишься встречаться со мной. Или ты уже согласен? Я готов в любое время, если ты понимаешь о чём я, - он обернулся к нему, ухмыльнувшись и поиграв бровями. Ленский попытался скинуть с себя его руки, но Онегин перехватил его ладонь и удержал, переплетя пальцы. — Идиот, - прошипел Володя, но руки не вырывая. Они остановились у бортика и тогда Онегин пропустил его вперёд, усаживая сразу на скамейку, а сам потянулся к той самой корзине, что дожидалась своего часа. Что же, дождалась. Он откинул ткань, на деле оказавшейся пледом и укутал в него Володю, ошалело наблюдавшего за ним, пока тот воплощал какой-то свой план. От затрещины его дурную голову спасло только то, что плед оказался тёплым и уютным. — Чай или шампанское? - Евгений вопросительно глянул на парня. Тот шмыгнул порозовевшим носом и пробормотал: — Шампанское. Онегин кивнул чему-то своему и разложил импровизированный складной столик, ставя на него бутылку игристого, следом доставая бокалы, красивую упаковку свежих ягод и бутерброды из какой-то модной кафешки. Пафосный засранец. Подумав немного, всё же достал термос с душистым, травяным чаем. — Ты серьёзно? - ладно, Ленский не чувствует себя безответственным говнюком из-за того, что он действительно недооценил этого, оказывается, полного сюрпризов блондина. Ну, может самую малость, но не больше положеного приличному человеку, всё же ради него ещё никто так не старался и он не знал, что это окажется так важно Онегину. Он даже шампанское принёс, как на праздник какой-то. Володя вздохнул, понимая, что ухажер ему достался с размахом и принял от него полный пенистый бокал, звонко чокаясь с Евгением. — За начало наших отношений! - торжественно произнёс Онегин и, не давая парню одуматься, подтолкнул его бокал к его губам, мол, зря не говори, лучше рот делом займи, и сам выпивая. Опустив пустые бокалы, спустя несколько минут, задумчиво жуя ежевику, Володя вдруг вскинулся: — Погоди, я же не соглашался быть твоим парнем! Евгений хитро глянул на него: — А я спрашивал? Ленский задохнулся от такой наглости.***
— Привет, папа. Печорин едва заметно вздрогнул от этих слов, и только спустя несколько мучительно долгих секунд осознал, что они значат. Он немного отстранился от танцора, не замечая, что всё это время неосознанно закрывал его собой, и поправил на нём футболку. — Извините, что помешал, - было видно, что мужчина немного отвык от русской речи, и слова выходили так, словно он пробует их на вкус, - не ожидал застать вас в таком виде. Грушницкий-младший вздохнул и Печорин окончательно отлип от него, оборачиваясь и, наконец поднимая глаза на говорившего, чтобы тут же пораженно выдохнуть - мужчина был прекрасен. С загаром от яркого итальянского солнца, что золотил его кожу, густыми кудрями до плеч, едва тронутыми пепельными перышками на висках, и спокойным взглядом коньячных глаз. — Простите, за наш неподобающий вид, я надеялся встретить вас при более располагающих к знакомству обстоятельствах, - протягивая руку, чётко проговорил Григорий, всё ещё не верящий, что увидел более старшую версию своего Грушика, - Григорий Александрович Печорин, - представился он. Мужчина усмехнулся, смерив обоих внимательным взглядом. — Вивьен, - просто сказал он, пожимая протянутую руку в ответ, - и, да, это и мужское имя тоже. Печорин кивнул и решил, что заморочки с именем это у Грушницких семейное, так же, как и красота. — Приятно познакомиться, - Григорий приподнял уголки губ, внимательно, но не навязчиво глядя на Вивьена. — О, неужели? - усмехнулся тот. Грушницкий наконец вспомнил, что это вообще-то его отец и решил тоже хотя бы поздороваться по-человечески. — Non dirmi che ci giudicherai*, - фыркнул парень, плавно слезая со стола, с которого всё это время наблюдал за знакомством. — Non credo di poterlo fare*, - легко покачав головой, тихо ответил мужчина. Не получилось поздороваться, ладно. Григорий непонимающе смотрел на них, но тактично промолчал. — Мама не предупреждала меня о тебе, - снова по-русски начал Грушка, - вообще-то, она говорила, что ты занят. Давно ты приехал? — Мама не знает, что я здесь, - спокойно ответил мужчина, - я долетел в четвёртом часу, но не стал тревожить тебя и остановился в отеле. — Тогда, что ты здесь делаешь? - непонимающе спросил парень, слегка нахмурившись. Этот человек даже трубку не брал, когда он ему звонил, а сейчас вот взял и приехал? — Навещаю своего единственного сына, конечно же, - вскинув руки, раскрывая их в объятиях, проговорил отец. Да, взял и приехал. У Грушки задергался левый глаз. Воспитание не позволило ему сейчас разораться и выпытать всю правду, поэтому он, сцепив зубы, подошёл к мужчине и обнял его, понимая, что делает это только в третий или четвёртый раз в своей жизни. Странное ощущение. — Что ты здесь делаешь на самом деле? - тихо спросил он, прошептав мужчине на ухо. — Я же сказал, что приехал навестить тебя, - нахмурился Вивьен, отвечая ему так же тихо. Грушка задорно хмыкнул. — У тебя здесь контракт? - насмешливо спросил парень и отец легко рассмеялся, хитро глядя на него. — Да, ты меня подловил, - старательно игнорируя красные отметины на шее сына, он заглянул ему в глаза, - но при желании, я мог их решить ещё дома, а приехал я сюда всё же ради тебя. И, видимо, не вовремя, да? — Да, - легко согласился парень, отстраняясь. Печорин вновь ошарашенно глянул на эту парочку, и промолчал уже потому что не смог найти подходящих слов. "Че за хуйня?"- мелькнуло в его голове. — Я улетаю этой ночью, - пристально глядя в глаза сыну, произнёс старший Грушницкий. Тот было удивлённо вскинулся, но потом как-то горько усмехнулся и кивнул. — Пожалуй, мы оставим тебя собраться, а сами подождём снаружи, - протянул мужчина, - вы не против? - с интонацией, которая не подлежала отказам даже по причине смерти, и с абсолютно невинным видом, он обратился к Григорию. "Отлично, сейчас мне набьют ебало, хоть что-то привычное," - отметил мысленно Печорин. — Конечно, нет, - усмехнулся Григорий, и последовал за мужчиной, обернувшись напоследок к его нахмуренному парню, который хотел остановить этот театр вне сцены, но Печорин сверкнул взглядом, мгновенно остудив его пыл. Грушницкий-младший строптиво отвернулся, тряхнув кудрями и гордо прошествовал вглубь гримерной, намереваясь отдуши обругать весь мужской род, пока будет приводить себя в порядок. И плевать, что он и сам мужчина, он другой и намного лучше. Печорин восхищенно улыбнулся, не понимая, как он мог раньше не замечать эту страсть, что сквозила в каждом движении парня. Но с небес на землю его опустила захлопнувшаяся дверь и он взял себя в руки, принимая несколько скучающий вид. Это всегда помогало от нежеланного взаимодействия с людьми, но он не уверен, что сейчас это сработает. Мужчина тем временем уверенно и расслабленно шагал всё дальше, и Григорию ничего не оставалось, как нагнать его и поравняться в шаге. Отец семейства Грушницких незаметно скосил на него глаза и усмехнулся. Время шло и они шли всё дальше, проходя через коридоры и этажи, пока не оказались на улице. Когда Вивьен сказал, что они подождут Грушку "снаружи", он не думал, что они окажутся настолько... Снаружи. Мужчина остановился недалеко от входа в ДК и достал сигареты явно премиум класса, беря одну и в предлагающем жесте протянул Печорину пачку. — Благодарю, но я не курю, - он внимательно следил за человеком, которого, казалось, ничто в этой жизни не тревожит. — Намерения на моего сына какие? - выдохнув густую струю дыма, как бы между прочим спросил Вивьен. Григорий не сомневался и секунды. — Самые серьёзные, - уверенно ответил он. — Значит, скоро начнёшь, - усмехнувшись, кивнул он на сигарету, - характер он унаследовал от матери и от моего отца, а ты не представляешь какая это взрывная смесь. — За всё это время, что я знаю его, он ни разу не показался мне "взрывным". Аккуратная чёрная бровь взлетела вверх. — Давай сразу всё проясним - я не собираюсь играть из себя яростного папашу, который набьет морду каждому, кто дышит возле его чада. Конечно, если будет нужно, я и не такое сделаю, но ты кажешься мне вполне серьёзным молодым человеком, поэтому, думаю, это будет лишним, - он вновь затянулся. — Вы не против того, что я мужчина? - с сомнением спросил Печорин, и тут же подавил желание прикусить собственный язык, поморщившись. Тупее вопроса и не придумаешь. Мужчина рассмеялся приятным, немного хриплым смехом, но под конец он показался каким-то слишком грустным. — А мой сын против? - он насмешливо глянул на Григория, но тот усмотрел за напускной развязностью внимательность. — Нет, не против, - глядя мужчине в глаза, спокойно ответил Печорин. — Вот и я, - он со смаком выпустил новую струю белого дыма, - не против... — В таком случае, могу лишь сказать, что сделаю всё, что могу и не могу, чтобы ваш сын был счастлив, - он говорил на чистоту, впервые раскрывая свои намерения, потому что в этот раз всё имеет совсем другое значение. Он не играет и не пытается развлечь себя. Он любит. — А если для этого придётся отпустить его, м? - с почти азартным интересом внезапно спросил Вивьен, - Отпустишь? Ответ вырвался из него раньше, чем он смог осознать в полной мере суть вопроса. — Нет, - практически выпалил он, - не отпущу, уж простите. "Вот что я мечтал услышать двадцать лет назад", - с усталой грустью подумал старший Грушницкий, снисходительно улыбаясь этому молодому человеку и меланхолично взирая в красочное небо родного Петербурга, уже не пытаясь заглушить собственные воспоминания, с годами истратившие всю свою терзающую мощь, оставившие после себя лишь шлейф глухой тоски. Все прошлое должно оставаться в прошлом и не ему что-то менять в этой простой истине. — В таком случае, я надеюсь на вас, Григорий Александрович, - последняя затяжка, и сигарета полетела в урну у входа в здание. Рука незаметно дрогнула. Старший Грушницкий, словно отсчитав последние мгновения, глянул на наручные часы, немного приподняв рукав пальто на левом запястье, - а мне уже пора. Жаль, что он не успел. До свидания, - и он развернулся, вяло помахав на прощание рукой, направляясь к ожидающей его на парковке машине. — Я уверен, он будет с минуты на минуту, нужно всего лишь подождать ещё немного, - громко и еле скрывая своё удивление, произнёс Печорин. Господин Грушницкий замер и слегка повернул голову, демонстрируя свой профиль. — Я не могу, - хрипловато выдавил мужчина, коньячные глаза сверкнули на заходящем солнце и на один короткий миг Григорий прочувствовал все его эмоции на себе, иначе объяснить это чувство потери, охватившее его на один вдох, он не мог. Печорин хмыкнул и кивнул. — Что же, до скорого, - не без внутреннего смятения попрощался он, глядя на благодарную улыбку, что послужила ему ответом, а затем и на удаляющуюся спину. Стоило автомобилю, в который сел мужчина, скрыться, как из Дома Культуры летящей походкой вышел Грушка, держа в руках две сосиски в тесте. — А... Твой отец недавно... - Григорий не знал, как объяснить парню, что его отец уехал, не дождавшись его. — Я знаю, - он беспечно сунул ему одну сосиску, делясь, - он никогда не ждёт больше пятнадцати минут, - откусив и довольно зажмурившись, очаровательно пробормотал танцор, - поэтому я ждал в буфете, - хитро усмехнувшись, признался юноша. — Даже спрашивать не буду, - в конец запутавшись в их семейных отношениях, сокрушенно выдохнул Печорин. — Правильное решение, - оглядев пейзаж и глубоко вдохнув эту уходящую осень, кудрявый вдруг обернулся к нему, - проводишь меня до дома? Печорин усмехнулся, беря юношу за руку и коротко целуя его в лоб. — Конечно.***
— Родя, - шёпотом позвал Разумихин, стараясь не отвлекать других зрителей, с упоением глядящих на сцену, на которой выступали ребята из средних групп, одетые в ангелочков, - Родька, - чуть громче позвал Дмитрий, и, не получив ответа, повернулся к парню. — Родя, да ты издеваешься, - неверяще произнёс Разумихин, глядя на задремавшего у его плеча юношу. Он тут, значит, сидит, смотрит на старающихся детишек, а это милейшее на свете существо благополучно спит, пока он страда... Наслаждается искусством. Предательство чистой воды. Но рука не поднимается разбудить сладко сопящего Раскольникова и он, тихо вздохнув, смиряется со своей судьбой и с тем, что до ближайшего перерыва ещё двадцать минут.***
Аркаша удобно устроился в уютном кресле кафешки, которая, на удивление, не была забита до отказа. Заняты были всего пара столиков на другом конце и он чувствовал себя очень комфортно, удовлетворенно отпивая свой мокко с шоколадом и любуясь букетом, который стоял в миленькой вазе, которую он попросил, как только они оказались в помещении. А может быть, спокойно было потому что напротив него сидел Базаров, раскинувшись на стуле во всём своём величии, светя шириной плеч, о которой самому Аркаше, пусть и не щуплому по строению, оставалось только мечтать, и глядящий на него так, будто он готов исполнить любой каприз парня. Может быть. — Ты сказал, что в вашей профессии весёлого мало, - начал издалека Кирсанов, сверкнув весёлым, мягким взглядом, - и я, конечно, не отрицаю всю серьёзность и ответственность, что лежит на вас, но я знаю несколько медиков, ещё со школы, которые ну вообще не унывают. И про медицинский юмор мой дядя тоже не просто так упомянул. — Хм? Расскажешь почему же? - заинтересованно спросил Базаров. — Как-то я попал в больницу, - он фыркнул, чуть ухмыльнувшись, как будто не мог поверить, как можно было дойти до такого, - так, мелочь, переутомление в школе и как итог обморок. А дядя, ну, он служил двадцать лет и для него смерть и расставание больная тема, а тот доктор, что наблюдал меня, попался юморной. Привёл меня в чувство, всё в порядке, и выходит к папе с дядей с самым скорбным лицом, которое я когда-либо видел и говорит им убитым голосом, мол, мы сделали всё, что было в наших силах, но ваш мальчик..., - Аркаша не сдержал смешок, - я еле убедил дядю не подавать на него в суд, но его это, наверное, сильно травмировало. Базаров смеяться не хотел. Он считал, что переутомление, особенно в школе, это нифига не смешно и всё было куда хуже, чем это беспечно повествует Аркаша. Но дядя у него забавный, что уж тут. — Ну, на самом деле, пошутить однажды вот так - голубая мечта большинства врачей, - хмыкнул Евгений, - но у нас есть медицинская этика и вообще, говорить такое взолнованному человеку очень... Не могу не признать, да, некрасиво, поэтому в этот раз я на стороне твоего дяди. Ты только представь, я учусь на хирурга, стану им и вдруг после операции в несколько часов, я решу так пошутить с родными пациента. Да я сам себя застрелю, - он нахмурился. "Именно, - заметил мысленно Кирсанов, - он не такой нахал, каким хочет казаться. Явно скрывает свои хорошие стороны, чтобы даже не казаться круче, а чтобы к нему не лезли, наверное." Аркаша почти умиленно улыбнулся. — А как же ты решил стать врачом? Я помню, ты упоминал, что твой отец был врачом... — И мой дед был врачом, и брат его, тоже врачом был, и прадед врачевал, и так далее, - он задумчиво потёр шею, вспоминая, что привело его к медицинскому и не мог понять с чего начать. Он, сколько себя помнит, всегда хотел быть врачом, - вообще, я с детства был уверен, что стану доктором, но вот мама в этом сильно сомневалась какое-то время. — Почему? - искренне не понимал Аркадий. — Моё отношение к людям ещё в детстве было не очень дружелюбным, да и хулиганил много, чего уж тут, но матушка была недовольна, говорила, что я устал от общества и как я так собираюсь помогать людям. Но, понимаешь, мне было шесть, - он серьёзно глянул на Кирсанова, который, не сдержавшись тихо прыснул, - ребёнок, который и в садик-то не ходил, и уже устал от людей, но, наверное, в её глазах всё так и выглядело. Но потом отец сказал, что я просто похож на его мать, мою бабушку, которая, кстати, тоже была врачом, - как-то задумчиво закончил Базаров, словно только сейчас осознав насколько у него медицинская семья. Потрясающе и как-то... Скучно, что ли. Но Аркадий явно так не считал, глянув на Евгения с удивлением граничащим с восхищением. — А меня в шесть лет заставляли играть на фортепиано и читать стихи, потому что петь я слишком стеснялся, - он изогнул брови, явно что-то припоминая и его губы дрогнули в улыбке, - зато когда мне это надоело, я выучил матерное стихотворение Маяковского и с чувством рассказал его на каком-то важном вечере. Меня тогда впервые сильно поругали, даже пороть пытались, но я был так доволен, что даже не обиделся, - лицо у Кирсанова действительно было довольным до неприличия. Базаров неверяще смотрел на него, секунду спустя разразившись смехом. — О, и я тоже не ходил в садик. Я вообще узнал о том, что такое место существует только в школе. Папа даже туда отпускал меня нехотя, - он мило улыбнулся, вспоминая как волновался его отец, впервые отводя сына в школу и с подозрением оглядывая здание и учительский коллектив, - я так понимаю, твои тоже не доверяли садикам? — Да, отец говорил, что дети ходят туда недельку, а потом две болеют, а мне болеть нельзя, потому что я должен лечить и я свято в это верил, - фыркнул Евгений, - а вот поверить в то, что тебя пороли мне куда сложнее, - он удивлённо поднял брови. Кирсанов глянул на него насмешливо. — Меня пытались пороть. Всего дважды, да и то несильно, у моих рука не поднималась ударить ребёнка, - он самодовольно прищурился, - и я этим иногда пользовался. — А второй раз за что? - мысль о том, что его ангел, оказывается, не совсем-то и ангел, а где-то даже настоящий дьяволенок приятно прельстила его. Тут Аркадий смущённо отвёл взгляд, немного покраснев. — Да вот, подрался поздней ночью с каким-то "ровным пацаном", пока спешил на рандеву к своей, тогда ещё, первой любви, - он обречённо поднял взгляд, - мне было одиннадцать. И если с дракой проблем не было, я мог бы и замять это красиво, то мой побег мне тогда не простили. Хотя могли бы, я был очаровательным ребёнком! - он почти обиженно нахмурился, - Папа тогда так наорал на меня, я на всю жизнь запомнил. Меня даже хотели остановить без учителя самообороны, но потом передумали. Однако, самым обидным на тот момент было то, что Катька не простила меня за то, что я пришёл к ней не как к "даме", а это, в её понимании, с гитарой на перевес, розой в зубах и конфетами. А я ей, между прочим, таких васильков нарвал, просто загляденье, но она не оценила. Ещё и с фингалом явился. Пролетел по всем статьям и вот тогда я разочаровался во всех женщинах, зато дядя меня тогда поддержал, мол, девчонка мне голову задурила, я к ней от всего сердца, а она такой от ворот поворот. Папа, конечно, снова рассердился, говоря какие женщины прекрасные, но нас с дядей было не переубедить и вот на этом я тоже сыграл - поддержка дяди в родительском споре была моим козырем - и остался практически без наказания. Базаров выглядел так, словно его всю жизнь обманывали, а сейчас он узнал правду и... Он не думал, что сможет влюбиться ещё больше. — Я даже не представлял, что ты такой бунтарь, - усмехнулся он. — Брось, бунтарь это громко сказано. Я действовал так только когда меня сильно переполняли чувства - стихотворение рассказал, потому что мне, шестилетнему, до жути осточертело выступать перед взрослыми людьми, а ведь я мог просто попросить своих о том, чтобы меня оставили в покое. И в тот раз, я шёл преисполненный любовными, как мне показалось, порывами. — Это очень интересно и..., - мужчина не мог подобрать слов. — Непонятно? - подсказал Аркаша, - По крайней мере, для человека, который явно всегда пытается держать голову холодной, а? — Возможно, - уклончиво ответил Базаров, - но в последнее время мне это совсем не удаётся, - сказал он, прямо глядя на Аркадия. — Не представляю почему, - слукавил Кирсанов, подперев подбородок ладошкой и слегка склонив голову, глядя на своего визави с совершенно невинным видом. Ну дьяволенок же. — Правда? Мне кажется, ты как никто другой знаешь, в чем дело, - Базаров старался дышать ровно, но взгляд то и дело блуждал по красивому лицу, а лёгкие забывали делать свою работу из-за беснующегося сердца. Лучшая форма болезни, подумал Евгений Базаров, с упоением наслаждаясь тем, что в простонародье зовут любовью.***
Чацкий стойко терпел пока ему накладывали швы на рассеченную бровь, терпел, пока по новой обрабатывали раны и заклеивали их пластырями, пока ощупывали лиловые отметины на спине и ребрах, пока втирали туда какую-то вонючую мазь. Терпел, потому что стоило только зашипеть или болезненно поморщиться, как стоящий рядом Молчалин, у которого глаза и так на мокром месте, стремительно бледнел и выглядел так, будто от скоропостижной смерти его отделяет только то, что он не хочет доставлять лечащему врачу ещё больших неудобств в виде своей кончины. Даже умереть постеснялся, да. Когда из небольшого пореза на груди, который они дома даже не заметили за общим ужасом, что творился на теле Чацкого, хлынула кровь, Молчалин почти позеленел. — Отвернись, - сказал Александр с напором, зная, что парень будет терпеть. Тот, ожидаемо, помотал головой. Врач, коротко кинув на него взгляд, вернулся к делу, но, осознав, что что-то не так, почти тут же повернулся и удивлённо выпучил глаза. — Люда! - крикнул он, зовя медсестру, - Неси нашатырь, быстро! А вы, голубчик, присядьте, нечего смотреть, всё с вашим другом в порядке, - обратился он к Молчалину, над которым уже завертелась медсестра, усаживая парня на стул и отворачивая его от пациента и доктора. Водя перед его носом ваткой с нашатырным спиртом, дамочка внимательно наблюдала за состоянием юноши. Мутный взгляд прояснился и парень мягко отодвинул от лица руку девушки, намекая, что он в порядке, и благодарно кивая. Поворачиваться снова он не рискнул, решив, что лучше дождётся окончания процедуры так, а не в качестве следующего пациента, поэтому, чтобы занять себя (отвлечь от приглушенного шипения за спиной), он решил в уме посчитать по-гречески, вспомнились мифы, затем герои и их главарь Геракл, и он начал перебирать его подвиги в хронологическом порядке: сначала немейский лев, лернейская гидра, потом стимфалийские птицы... Он вздрогнул, когда ощутил руку на плече, что мягко трясла его. — Всё, пошли, - Чацкий, уже не выглядевший как концентрация кровавого месива, держал в руках листик с названиями мазей и витаминов. Вообще, стоило избавиться от этих самых кровавых разводов и всё оказалось не так уж плохо, как могло бы быть. По крайней мере, намного лучше, чем выглядело. — Ты как? - оглядывая крепкое тело с ног до головы, спросил Алёша. — Порядок, - отмахнулся мужчина, беря парня под руку и направляясь к выходу из кабинета, - спасибо! - кивнул он врачу, получая в ответ кивок и рассеянную улыбку, которой он проводил их сцепленные руки. — Спасибо большое! - обернувшись, успел поблагодарить и Молчалин, прежде чем дверь захлопнулась. — М-да, Людочка, такие сейчас времена, - вздохнул врач, принимаясь за бумажную волокиту. Отчёты, мать их, никто не отменял. — А? - оторвавшись от зеркальца, глядя в которое она красила пухлые губы, легкомысленно кивнула, вернувшись к собственному отражению. Доктор скептически глянул на неё и покачал головой.***
Грушницкий потянул Печорина к нужному повороту, и они вместе вошли во двор у его дома. — Ты же поднимешься? - спросил парень, с надеждой глянув на мужчину. — Если ты этого хочешь, - просто сказал Григорий. — Если бы я этого не хотел, я бы не стал спрашивать, - изящно приподняв точеную бровь, поумничал Грушка, открывая входную дверь подъезда. Григорий хмыкнул, ласково смотря на кудрявого, который уже вёл их вверх по лестницам, минуя пролёты и этажи. Наконец, остановились. Печорин бы даже при всём желании не смог назвать, на каком этаже они замерли у двери, пока Грушка рылся в кармане, а потом резво проворачивал ключ в скважине, потому что всё это время он смотрел только на парня. Да. И не опускал взгляда на манящие бедра и ягодицы, одетые в светлую джинсу, которая натягивалась каждый раз, когда тот делал шаг, поднимаясь выше. По скромному мнению Григория, поднимались они ничтожно мало. — Ну, проходи, - Грушницкий уже справился с дверью и теперь вновь утягивал Печорина внутрь, пропуская гостя вперёд, как хороший хозяин. Захлопнув дверь, танцор замер, понимая, что его сейчас ждёт, переживая волнение в груди. Придётся как-то снять обувь. Вся его энергия ушла на то, чтобы резво вышагивать по дороге домой, наслаждаясь рассказами Печорина и прекрасной погодой, так что он почти не замечал боли в ногах, но это комнесировалось тем, что он их сейчас вообще не чувствует. И он совершенно не хочет знать, хорошо это или не очень. Печорин, уже разувшийся, осматривался, стоя рядом с парнем, который со страдальческим вздохом скинул свою джинсовку, оттягивая момент, и принялся аккуратно развязывать шнурки на кроссовках. Затем - рывок! - и он, зажмурившись и прикусив губу до боли, резко стягивает обувь. Одна нога освобождена. Григорий, с ужасом наблюдавший за ним, выпучил глаза, переосмысливая всю свою жизнь и точно понимая одно - он не страдал. Страдает сейчас его возлюбленный танцор, который идёт на такие жертвы, как обувь. Когда тот взялся за второй кроссовок, Печорин не выдержал. — Стой! Стой, стой, стой, подожди, дай я сам, - сказал он, приседая и принимаясь ловко и осторожно ослаблять шнуровку. — Да я и сам могу, не первый же раз, - фыркнул Грушка, потянув руку, чтобы остановить мужчину, но её нагло шлепнули и зашипели: — Вижу я, как ты аккуратно снимаешь обувь, тебе прошлого раза не хватило? Господи, как я мог забыть об этом? - тем временем его руки уже успели полностью ослабить шнурки и теперь осторожно растягивали края кроссовка, - а теперь тяни, - сказал он, придерживая в таком положении обувь, позволяя ей как можно меньше тереться о ногу. Освободив стопу, Грушницкий довольно выдохнул, легко разминая ноги. — Спасибо, - так искренне парень улыбался только разве что Аркаше, когда тот приносил ему редкие вина, а это что-то да значит. — Обращайся, красавчик, - уже поднявшийся Печорин, несильно щёлкнул парня по носу, улыбаясь так, будто это он почувствовал облегчение. Хотя, в какой-то мере, так и было. — Чай, кофе, лимонад, бельё брать будем? - на манер проводницы в поезде спросил Грушка, проходя вглубь, и Григорий последовал за ним. Пространства в квартире было много, как и света из длинных окон, видно, что он и здесь репетирует. — Ты и дома занимаешься, - даже не спрашивая, а констатируя факт, произнёс Печорин. — Ага, - кивнул юноша, - искусство требует жертв. — И сегодня мы в полной мере созерцали её плоды. Выступление действительно было ошеломляющим, я даже не знал, что ты настолько гибкий. — О, ты пока плохо представляешь, какой я гибкий, - ухмыльнувшись, томно произнёс кудрявый, скрывшись на кухне, откуда послышался заливистый смех. Григорий прикрыл глаза ладонью, сокрушенно покачав головой и, собравшись с духом, прошёл за мелким засранцем, который уже поставил чайник и спокойно дожидался пока он вскипит, сидя на столешнице и болтая ногами. Полное безобразие. — Из еды только моя диетическая хрень, которую я в ближайшие две недели не буду есть даже под страхом смерти, поэтому предлагаю чего-нибудь заказать, - задумчиво глянул вверх, запрокидывая голову, пытаясь придумать, чего же он хочет. Ответ крутился в голове, но парню было неловко говорить мужчине об этом. — А чего бы ты хотел? - наводяще спросил Печорин, останавливаясь напротив парня, но на почтительном расстоянии. — Блинов! - выпалил, не раздумывая Грушницкий и выпучил глаза, замотав головой, но Григорий только усмехнулся, наконец-то подходя ближе, чтобы положить свои горячие ладони на стройные, гибкие ноги и... Сдернуть их обладателя со столешницы, пересаживая шокированного парня на стул. — Блины так блины, сказал бы сразу, - беспечно бросил Печорин, накидывая на себя фартук, который, как всегда казалось Грушке, висел на крючке как декоративное украшение. Правда, чёрный фартук с логотипом какого-то модного магазина евро интерьера совсем не вязался со светлой, древесно-молочной кухней. Но не суть. Если висит, значит для красоты, казалось парню. Однако, как показывает опыт (в лице Григория Печорина), всё это время он, не умеющий нормально готовить, тешил себя самообманом. — Где лежит миска? - спросил Печорин, и Грушницкий ткнул в нужный ящик, - Венчик? - снова тычок в соседний ящик, - Мука? - палец указывает на верхний шкафчик, - Спасибо, остальное сам найду, - и он принялся хозяйничать на его кухне так, будто всегда только этим и занимался. — Завари пока чай, если хочешь, - как бы между делом упомянул Григорий, уже смешивая тесто, а Грушка кивнул, окидывая взглядом его крепкую фигуру со спины, оглядывая каждый изгиб, каждую мышцу (в том числе и ягодичные), и зачарованно облизывая и прихватывая зубами нижнюю губу. До чего же соблазнительное зрелище - готовящий блины шикарный мужчина. Грушницкий тихонько вздохнул и поднялся со стула, подходя к шкафчикам и доставая керамический заварочный чайник, а следом красивую баночку с чаем, а потому ещё одну, и ещё одну, и ещё, и ещё... Зато какой чай вкусный будет. К блинам.***
— Ладно, - Ленский опасно сощурил глаза, решив, что спорить с ним бесполезно, - ладно, мы будем встречаться, но посмотрим, долго ли ты продержишься, - он усмехнулся, обещая хорошенько вылюбить его мозг в любую свободную минуту, - если ты хочешь отказаться прямо сейчас, я пойму, - наигранно-сочувствующе разрешил он. — Не дождёшься, детка, - Онегин самодовольно усмехнулся, - а теперь, - он остановил только хотевшего что-то сказать парня жестом, - где бы ты хотел продолжить наше свидание? Я боюсь, что ты замёрзнешь здесь, - немного сведя брови к переносице, произнёс он. Ленский флегматично поднял бровь, как бы говоря ты серьёзно? Вот уж он бы явно никогда не замёрз. Он сидел в шерстяных носках, которые Евгений достал, как только кудрявый подтянул ножки к пледу, тот самый очень и очень уютный плед, ради которого он и терпит блондина, свитер под ним, и утеплённые треники. Ему лишь оставалось дивиться, как Онегин, видя его в таком фэшн комплекте ещё не сомневается в том, что хочет с ним встречаться. Поразительно. Бутылка шампанского была едва початая, не хотелось напиваться на первом свидании, а парни перешли на чай, и вот термос, в котором покоился вкуснейший, на памяти Ленского, чай, уже пуст. — И всё же? - спросил Онегин, намекая, что ждёт ответ. — Ну, не знаю, может, просто проводишь меня? - предположил Володя. — Ты не устал, чтоб ещё пешком идти? - Онегин глянул на него. — Не-а, - парень помотал головой. — Ну, на том и порешили, - блондин поднялся, - иди переоденься, пока я соберу тут всё, - он кивнул на их импровизированный пикник. Кудрявый может и хотел чисто из вредности возмутиться, но ему стало как-то лень, поэтому он, великодушно промолчав, направился к раздевалкам, где лежали их брюки и пальто Ленского. Приготовившись к душной атмосфере (потому что это была раздевалка хоккеистов), парень прошагал к месту, где они оставили вещи и принялся переодеваться, заодно думая о смысле жизни. Пришёл к заключению, что если в жизни нет таких вот свиданий, то она действительно быссмысленная, но потом подумал - чтобы было такое свидание, нужно чтобы был и такой Онегин, а нет Онегина, нет свиданий, соответственно, нет и смысла жизни. Такое умозаключение парню по душе не пришлось, поэтому он отбросил глупые мысли. Отвлек его тактичный стук в дверь, уже когда он натягивал пальто. — Да-да, входи, я закончил, - громко оповестил поэт. Дверь открылась и вошёл блондин, держа в руках шоколадный батончик и протягивая его парню. — Нашёл в корзине, - объяснил он, проходя к своим брюкам и, без лишних сомнений, стягивая треники прямо под пристальным взглядом, который он не смог бы увидеть, потому что стоял спиной к парню. Ленский вцепился в батончик и резко отвернулся. На щеках бесновался румянец, а в голове отпечатался вид крепких ягодиц, одетых в серые плавки и черт, кто бы мог подумать, что он окажется вовсе не неженкой, которая не знает, что такое спортивный зал. Володя выдохнул, борясь с желанием вновь обернуться и поглазеть, но, боясь, что не выдержит, вышел, хлопнув дверью. Онегин, не поворачивая головы на звук, довольно усмехнулся.***
— Родя, да вставай же ты, - надрывался Разумихин, тряся парня за плечо, - концерт закончился! - воскликнул он, окидывая полупустой зал взглядом искреннего негодования. Раскольников, что-то промычав, попытался отвернуться. Дмитрий почти поверил в его теорию об убийстве. — Родя, вставай говорю, - он уже вовсю тряс парня и тот, хвала богам, разлепил ясны очи, непонимающе и как-то обижено глядя на мужчину. Сердце Разумихина сжалось и он почти почувствовал себя настоящей сволочью, что мучает котёнка, - вставай же, концерт закончился, - уже мягче произнёс он, помогая парню подняться. Тот, моргнув, послушно поднялся и последовал за Дмитрием. Оказывается, тот уже и такси вызвал, пока он спал. Вообще, Разумихин вызывал машину три раза - на каждый антракт, которые у младших групп всё же были, но не смог разбудить парня, потому что тот слишком мило спал. Дмитрий досмотрел даже до группы малышей, которые выглядели забавно в народных нарядах. Лавируя в толпе таких же смельчаков, как они, досмотревших до самого конца, он направился к выходу. Родя еле поспевал за ним, всё ещё клюя носом. Вырвавшись на свежий воздух, Разумихин подавил желание пасть на колени и расцеловать землю. Зато Родион немного пришёл в себя и был сонной букой, которая всем была недовольна. Недовольна, пока они садились в машину, недовольна пока ехали, всё ещё недовольна, когда приехали, и когда оказались дома - тоже недовольна. Вредная бука. Но Разумихин привык и очень, очень любит эту вредину. Поэтому, он помог парню раздеться, расправил постель и сразу же уложил его, давая все условия вновь провалиться в сон. Раскольников блаженно закрыл глаза, нежась в простынях, и с совершенно спокойным сердцем осознал - он больше не хочет спать. А если он не хочет спать, то... — Медвежонок, - попробовал он позвать, но парень не отвлёкся от телефона, в котором во что-то играл. — Ну, Медвежонок, - хмыкнул Родя и вновь попробовал, - Медвежонок, Мишутка, мой большой и сильный Мишка, грозный Медведь... Разумихин выдохнул и скосил на него глаза: — Я понял, что ты забыл моё имя, - фыркнул мужчина, стараясь не показать, как ему нравится, когда Родя зовёт его так. — Неправда! - рыбка проглотила крючок, - Дмитрий Прокофьевич Разумихин! Вышеназванный тихо рассмеялся, откладывая мобильник и притягивая к себе обрадованного таким положением дел Раскольникова. — Я рад, что ты помнишь, как меня зовут, - деланно-серьезно заключил Разумихин, укладывая кудрявого на себя и смыкая руки на его пояснице. Раскольников, сверкнув хитрым, горящим новой идеей взглядом, закусил губу и завёл руку за спину, накрывая ею ладони Дмитрия и плавно опуская их ниже, прямо к... — Чертенок, - Разумихин прищурил глаза, наблюдая за парнем и понимая, что сон им обоим сегодня не светит. Это была его последняя мысль до того, как Родион впился в его губы требовательным поцелуем и он, тихо рыкнув, подмял парня под себя, скользя большими ладонями по отзывчивому телу.***
Закат был красочным как никогда - яркие огненные всполохи с алыми перьями, цветные, сине-фиолетовые облака, разбавленные золотыми уходящими лучами. Но солнце село, а Аркадий всё ещё гулял с Базаровым, сам не замечая, как они оказались недалеко от его студенческого общежития. — Ну, что, споко... - начал было Кирсанов, осторожно цепляясь пальцами за цветочки букета. — Это не Женька с Володей идут? - всматриваясь куда-то в темноту спросил Базаров. — Где? - тут же среагировал Аркаша, выискавая взглядом своего друга. — Онегин! - громко, но не слишком, позвал Базаров. — О, Базаров! - отозвался блондин, махнув им рукой. Загадочные тени направились к ним, принимая все более четкие очертания под светом фонарей. — Аркадий Николаевич, передаю вам Владимира Ленского, доставленного в целости и сохранности, - хмыкнул Онегин. — Лучше б ты так обещал мои нервы беречь, - сварливо отозвался Володя, остановившись рядом с ним. Базаров и Кирсанов синхронно фыркнули. — Ну, как прошло свидание? - спросил Аркаша, оглядывая подошедших. — Отлично, - ответил Ленский с видом будто говорит о погоде, - мы встречаемся. И, нет, - видя, как нахмурился его друг, собираясь что-то сказать, опередил он, - он меня не совращал. Аркадий почувствовал, как у него отлегло от сердца, а Онегин возмущённо открыл рот. Базаров слегка приподнял брови в удивлении. — Как ты мог подумать обо мне такое? - неверяще задал он скорее риторический вопрос. Кирсанов пожал плечами, мол, чем черт не шутит. — Ой, пока не забыл, - он глянул на Базарова и тот, словно тоже что-то вспомнив, кивнул, - ничего не планируйте на выходные, в субботу все едем к моим, праздновать успешное выступление Грушницкого. — А Грушка в курсе? - зная привычку Кирсановых-старших отмечать все достижения парней, спросил Володя. — Пока нет, но не суть, - отмахнулся Аркаша, - скажу ему об этом завтра, он наверняка отдыхает. — А почему бы просто не позвонить ему или написать? - не понял Онегин. Базаров молчаливо согласился с другом. — И как ты такой умный ещё живе... - начал было ехидно Ленский, но его перебил Аркадий: — Это очень тяжело не только физически, но и морально, - спокойно объяснял парень, - он же всего себя отдаёт сцене и танцам, что действительно трудно, и чаще всего, после выступлений, он не хочет никого видеть, поэтому мы стараемся не тревожить его в такие моменты. — О, - глубокомысленно заключил Базаров, далёкий от столь моральных суждений. — И правда, я мог бы и догадаться, судя по тому, как он танцевал сегодня. Поверить не могу, что в живую знаком с этим человеком, - воспоминания с концерта вспыхнули в его светлой голове, - такие точные движения, абсолютная пластика, гибкость змеи! Я давно не видел такого высокого уровня мастерства, а ведь он ещё учится... — Да, он прекрасен, - согласились юноши в унисон, и глянув друг на друга, хмыкнули. — Так, в любом случае, в выходные я ожидаю увидеть вас в нашей компании, - вернулся Кирсанов к делам насущным, - а сейчас уже довольно поздно, а вам ещё домой возвращаться. Может, заказать такси? Его машина всё ещё на стоянке у ДК и он понятия не имеет, как мог забыть о ней. — Не стоит, мы лучше прогуляемся, - Базаров мягко отвёл парня в сторону, видя как Онегин поворачивается к Ленскому. — Но уже действительно поздно, это может быть опасно, - тонкие пальчики аккуратно коснулись его груди, а глаза смотрели с волнением. Базаров взял его ладонь в свою и медленно поднёс к своим губам, целуя. Аркадий вспыхнул, чувствуя как в грудной клетке всё опалило жаром. — Я уверен, что всё будет в порядке, - спокойно ответил он, несмотря на своё сходящее с ума сердце. — Обязательно напиши, как дойдёте, а лучше позвони, - Кирсанов уверенно заглянул мужчине в глаза. — Конечно, как скажешь, - кивнул Базаров, не выпуская тонкой, бледной руки. Аркаша вздохнул, и медленно прильнув к мужчине, поцеловал его в щеку. Базаров прикрыл глаза, дурея от тёплого дыхания, от близости юноши, и боролся с собой, чтобы не наброситься на него прямо сейчас, на улице. Он позволил себе приобнять парня одной рукой, второй всё ещё держа его руку, которая так естественно и нежно легла на его щеку, словно он всегда это делал. Букет едва не выпал из ослабевших пальцев и он, вздрогнув, вцепился в него пальцами, удерживая. — Спокойной ночи, - быстро проговорил Кирсанов, отстраняясь и отворачиваясь, чтобы увидеть, как Онегин порывисто целует поэта в щеку, а тот пытается не то прильнуть к нему, не то задушить, но одно ясно, как день - Володя смущен. Тихо рассмеявшись, ребята разомкнули объятия: — Спокойной ночи, - вернул Базаров, кивнув парню и подходя к воюющей (или милующейся) парочке, намекая, что пора расходиться. Онегин, наконец, отлип от бешеного парня, у которого глаза горели древним, как мир инстинктом - убить. Аркадий быстро подошёл к другу и развернул его к общаге, помахав мужчинам напоследок ручкой. Те махнули им рукой в ответ и дождались, пока те благополучно скроются в дверях студенческого общежития, только тогда развернувшись в противоположную сторону и направляясь к дому, до которого им шагать минимум час. — Прекрасная сегодня ночь, да, Онегин? - легко улыбнувшись, выпустил Базаров, не спеша наслаждаясь остатками этого дня. — Полностью согласен, дружище, - мечтательно выдохнул блондин, глядя на тёмное небо. И кажется ему, что там, высоко в этом небе, должно быть, упало немало звёзд, потому что Ленский его сегодня поцеловал дважды.***
Грушницкий удовлетворенно сидел на той же кухне, грея руки о чашечку с чаем, пока вид моющего посуду Печорина грел ему душу. Тот сам вызвался, не позволяя парню сегодня что-либо делать, потому что, он и так сделал много. Блины, те самые блины, ради которых Грушка готов практически на всё, явно поредевшей стопкой, больше не возвышаются на столе, но глаза радуются от одного взгляда на них, и парень почти жалеет, что уже не может съесть больше - организм отвык от такого количества вкусного за день. А то и за месяц, чего юлить. Печорин отложил последнюю красивую тарелочку на полотенце у раковины, смыл с рук пену, выключил воду, отер руки и всё это так естественно, так по-домашнему, что у Грушницкого, с упоением наблюдающего за мужчиной, сердце сжимается. Он поспешно отвёл глаза, успевая спрятать взгляд и провел пальцем по тонкому краю чашечки из сервиза. Григорий прислонился к столешнице, сложив руки на груди и любуясь юношей. Взгляд скользнул на настенные часы и он удивлённо присвистнул: — Поздно уже, солнце моё, двенадцатый час, - он нахмурился, - домой пора. Грушницкий фыркнул, и тоже свёл брови на переносице, выражая, что он явно против такой затеи. — Как будто ты опаздываешь, - прищурил он глаза, - и, вообще, там темно, ты мог бы и остаться... - отведя глаза и алея щеками, тихо закончил кудрявый. Печорин хмыкнул. — Диван в гостиной на мне? - пытаясь подавить улыбку, спросил Григорий. — Как хочешь, - танцор отставил чашечку на блюдце и поднялся, - но кровать в спальне всегда была слишком большой для меня одного, - кинув красноречивый взгляд на мужчину, он вышел из кухни, безошибочно зная, что за ним последуют. И правда, Григорий, с тихим выдохом отлипнув от столешницы, последовал за юношей, про себя сетуя на хитрожопую молодёжь. Парень меж тем вёл верно к спальне, минуя гостиную с её диваном, и остановился, напротив двух дверей, оборачиваясь к Печорину: — Ванная совмещена с туалетом, запасные полотенца на полочке, можешь выбрать любое, запасная щётка в верхнем ящике, думаю ты найдёшь, - и он приоткрыл одну дверь, из которой выглядывала красивая ванная комната, - а это моя спальня, - он открыл другую дверь, почти напротив ванной, - я принесу тебе одежду на ночь, да? — Ага, - Григорий приблизился, целуя парня в лоб и получая ответный поцелуй в щеку. Страстный пыл поутих, он понял, что они поторопились (особенно он сам, накинувшись на парня), и сейчас хотелось просто... Просто быть друг у друга, быть рядом. Это было в новинку мужчине и он пытался насладиться каждым мгновением этих чувств. Танцор шмыгнул в комнату, и Печорину ничего не оставалось, кроме как проскользнуть в ванну, быстренько принять душ и умыться. Обмотавшись полотенцем, и приоткрыв дверь, он нащупал на внешней ручке двери свободную футболку и спальные штаны. Футболка оказалась недостаточно свободной, а потому мала, и была изгнанна из ночного наряда Григория. А штаны были в самый раз, и он даже не хочет думать, что они, скорее всего, принадлежали отцу парня. — С лёгким паром, - улыбнулся Грушка, сидевший на молочной софе у стены. Взгляд скользнул по обнаженному торсу, но он промолчал об этом, - ты закончил? Всё нашёл? — Да, спасибо, - он улыбнулся. — Отлично, тогда моя очередь, - он встал с диванчика, направляясь к двери, - ты ложись пока, не жди. Печорин хмыкнул и, потянувшись, положил сложенную футболку на комод, подходя к кровати и расправляя её, убирая покрывало. Мягкая постель так и звала, и он поддался ей, наконец расслабившись и вытянувшись во весь рост. И правда, большая. Но спать Печорин не спешил и приготовился ждать парня, который тем временем млел под горячими струями и неспеша водил намыленной мочалкой по телу, расслабляясь. Прошло пятнадцать минут, его всё не было. Грушницкий массажными движениями мылил голову шампунем, выкручивая воду чуть прохладнее. Полчаса. Печорин нахмурился, не понимая, что там можно делать столько времени. Сорок минут. Грушка разминает ступни, спиливает мозоли, наносит на них гель и лёгкими движениями растирает. Смывает, полоскается ещё раз сам, и наконец выходит, чтобы перейти к следующей части - уход за кожей. Пятьдесят минут и Печорин почти не сомневается, что пора звонить в 112. Почти. Поэтому решает выждать ещё немного. Грушницкий почистил зубы, нанёс на лицо крем, бережно втирая его в кожу, ещё более бережно смазал ступни розовым маслом, капнув на них буквально по капельке, и теперь действительно чувствует себя хорошо. Ровно час и дверь долгожданно открывается, впуская распаренного, довольного жизнью молодого танцора. — Вау, - тянет Печорин, - приятно знать, что ты не утонул, потому что, ну, ровно час в ванной, солнышко. Грушка тихо прыснул, виновато потупив глаза, чего мужчина в темноте не мог увидеть. — Я же предупреждал - не жди, - попытался оправдаться парень, залезая в кровать. — И я, конечно же, тут же стал тебя не ждать, - фыркнули рядом. — Сам виноват, - юноша показал язык. Григорий вздохнул и без дальнейших пререкательств притянул парня ближе, обнимая его, и осторожно поглаживая по спине, будто была возможность, что при неаккуратном движении он, не дай бог, сможет навредить ему или спугнуть. Грушницкий расслабленно выдохнул, уткнувшись мужчине макушкой в грудь, и полусонно прошептал: — Спокойной ночи. Печорин, не обращая внимания на влажные, но уже подсыхающие кудри, притянул парня ещё поближе, не переставая гладить его по спине и плечам. — Сладких снов, - и он невесомо прижался губами к макушке, зажмуривая глаза, так, словно вся эта нежность к этому мальчишке причиняет ему боль, но на деле, это единственное, что спасает его. Он безмерно его любит.***
Родя выдохнул, захныкав от усталости и попытался отползти, но его крепко удержали, резко дернув за стройные ноги и возвращая на место, чтобы тут же рывком войти во вздрогнувшего парня. — Далеко собрался? - двигаясь в возлюбленном глубокими, слитными толчками, поинтересовался Разумихин. Раскольников ответить не мог - весь воздух вышибало из груди и он лишь изломленно сводил брови, беззвучно открывая рот, отчаянно жмурясь и выгибаясь под мощным телом, поэтому лишь покачал головой. Он никуда не собирался, но он знал, что это раззадорит его Разумихина ещё больше. И вот, пожалуйста, получите - распишитесь. Дмитрий вколачивался в парня с животной силой, отпуская себя. Раскольников чувствовал влагу на своих глазах, зад горел и хлюпал от смазки и спермы, тело пылало адским пламенем, а он не мог найти слов, чтобы объяснить, как ему хорошо. Когда Разумихин рывком вышел из него и перевернул на бок, беря его ещё жёстче, ещё глубже, юноша уже не помнил, как его зовут. Он заскулил, прикусывая губу, сотрясаясь всем телом и дико выгнулся, кончая. Дмитрий немного замедлился, спустя пару толчков остановившись, давая Роде передышку и лишь круговыми движениями вёл бёдрами, утыкаясь взмокшим лбом в дрожащее плечико. — Потерпишь немного? - хрипло спросил он у Раскольникова. Родион судорожно вздохнул и кивнул несколько раз. Прикусив нежную кожу напоследок, Разумихин вновь двинулся, внимательно наблюдая за реакцией парня и он не подвёл, потому что не будь он, Дмитрий, уже так натренирован, давно бы спустил, как школьник: покрасневшие глаза, длинные, мокрые от слез наслаждения ресницы, яркий розовый румянец на скулах, шее, плечах, сбитое дыхание и ангельский ореол кудрей. Его Родя был прекрасен. Родион всхлипнул, не сдержав тихий стон и вновь зажмурился, но Разумихин протянул руку к его лицу, поворачивая его к себе и прижался к нему в поцелуе, врываясь в горячее, сжимающееся нутро и погибая в нём каждый раз, в нём же и воскресая. Раскольников, при особо сильном толчке громко застонал, почти срываясь на задушенный крик и опустил руку на свой налившийся новой силой член. Дмитрий проследил взглядом за его рукой и удивлённо приподнял брови, ухмыляясь: — Да ты радуешь меня всё больше и больше, - жарко прошептал он, не прекращая движений. Юноша протяжно выдохнул, откидывая голову назад и Разумихин прижался губами к его шее, прихватывая молочную кожу зубами, оставляя яркие отметины, легко кусая и надавливая на кадык языком, заставляя тот судорожно дёрнуться. Раскольников зажал рот рукой, но это мало помогло и он уткнулся лицом в подушку, глуша в ней стоны. Дмитрий от такого оказался не в восторге. Выйдя из парня, он слез с кровати, утягивая его за собой и резко поднял руки. Родя ничего не успел понять, лишь почувствовал, что он в воздухе и вцепился в Разумихина, оплетая того конечностями. — Что ты делаешь? - обескуражено спросил Раскольников, но тут почувствовал, как в него медленно входят и прогнулся, мёртвой хваткой цепляясь за мужчину. — Угадай, - усмехнулся Дмитрий, начав резко вбиваться в удивлённо распахнувшего глаза и вскрикнувшего юношу. Тот отчаянно замотал головой и принялся колотить мужчину по плечам, давая знак остановиться, но всё было тщетно. — Стой же, под-... Хмм, подожди, - слова давались с трудом, прерываясь на сдерживаемые из последних сил стоны и вздохи, - остановись... Не так же сильно!... Я сейчас... Весь дом... Перебужу.... — У тебя хватает совести в такой момент думать о ком-то кроме меня? - с напускной отстраненностью вопросил Разумихин, - Может, мне стоит двигаться быстрее? - и он в доказательство начал ускоряться, насаживая парня на себя. — Нет-нет, стой... Чёрт, да! Да! - истошно вскричал Раскольников, когда Разумихин пустился в бешеный темп, попадая точно по простате, даже не думая сдерживать себя больше и сам пустился во все тяжкие. Подмахивал, как мог, движениям, обвивал руками мощные плечи и шею, скрещивал ноги на чужой пояснице, и взрывался сотни раз в секунду, зажмуриваясь до искр перед глазами. Долго он не протянул, сжавшись и содрогнувшись всем телом, кончая и пачкая их животы и грудь, пока Дмитрий и не думал останавливаться. Когда толчки стали чересчур чувствительными, Родя забился в его руках, и Разумихин, сильно насадив его на себя и резко толкнувшись навстречу бедрам, замер, изливаясь так глубоко внутри, что Раскольников почти обрадовался, что залететь в силу своего пола, он не сможет. Но они любят пытаться.***
Утро настойчиво пробиралось сквозь незашторенные окна, лучиками солнца скользя по спящим лицам. Печорин недовольно нахмурился, зажмурил глаза и, когда ощущение упрямого света не прошло, открыл их и тут же увидел перед глазами чёрные завитки, переливающиеся на солнечном свете, уже не греющем, но освещающем. В памяти всплыли воспоминания, которые люди называют счастливыми и утро Григория Печорина началось с его робкой улыбки. Он глянул на тихо сопящего юношу, который прижался к нему всем телом и уткнулся ему лицом куда-то в подмышку. Видимо, солнце достало и его. Печорин, не устояв, повернулся к нему лицом с максимальной осторожностью и лёг, тут же протягивая руку и легко зарываясь ею во взлохмаченные кудри. Полнейший беспорядок смотрелся на парне, как произведение искусства и он выглядел невероятно красивым и безмятежным сейчас. Темнеющие отметины на его нежной шее напоминали о минутах страсти, самых сладостных в жизни Печорина, но в душе он обрадовался, что их прервали - он должен сделать юношу своим красиво, нежно, без животных замашек, что рассыпались сейчас по телу парня, а с любовью. Мягко поглаживая его густые завитки и легко массируя голову, припоминая, что танцор очень любит, когда так делают, он наблюдал за ним с любовной улыбкой, едва тронувшей его губы. Грушницкий тихо вздохнул во сне и прижался ближе, вызвав в мужчине желание запищать от радости, которое он с удивительным трудом подавил в себе, запретив даже думать об этом. Во-первых, ему уже несолидно. А, во-вторых, он разбудит сладко сопящего парнишку и точно себе этого не простит. Когда Грушка немного завозился, рука Печорина замерла на его макушке. — Нет, продолжай, - глухо отозвались из глубины одеял и простыней восхитительно хрипловатым голосом. Григорий послушно продолжил, уже чуть ощутимее надавливая и иногда пропуская завитки сквозь пальцы. Он мог бы заниматься этим вечно. Грушка лениво завозился и вот на свет появился один его шоколадный глаз, сверкнувший золотом на солнечном свету. Алые, теперь видно покусанные губы, изогнулись в красивой улыбке и Печорин почувствовал, что он в раю, не меньше. А может, его просто околдовали. — Доброе утро, - сказал он негромко севшим хриплым голосом, от которого по спине танцора заплясали мурашки, поднимаясь к загривку и тот довольно прищурился, улыбаясь ещё сильнее. — Доброе, - вернул он, вновь прикрывая глаза и... Отворачиваясь, чтоб доспать свои законные выходные часы. — Не понял, - выразил свои мысли Печорин. — Я спать хочу-у-у, - под конец юношу одолел зевок, и он уткнулся в подушку, пытаясь заглушить его. Шеи коснулись нежные губы и он выпустил смешок от щекотки. — Тогда, я приготовлю завтрак. Помнится, ты обещал мне целый день? - Печорин игриво куснул там же, где и целовал, а руками проследил по талии юноши. Глаза его горели хитрым умыслом, но Грушницкий этого не видел, поэтому лишь вздрогнул и расхохотался от коварных рук, что беззастенчиво щекотали его. Мышцы резко поджимались, а он извивался, пытаясь уйти от шаловливых вездесущих пальцев, искоркой пробегавшими по его коже, забравшись под футболку. Решив, что с него достаточно, Печорин прекратил свои пытки, насладившись звонким, мягким смехом и встал с постели, направляясь в ванную. — Спи дальше, солнышко, - ласково пропел он, на что чуть не получил в лицо летящей подушкой, вовремя скрывшись за дверью.***
Вера ждала этот день, как Пенелопа ждала Одиссея. Не двадцать лет, но четыре года точно - с момента появления её любимого сына на свет. День, когда она и её муж смогут съездить за город и остаться там аж до вечера, пока за их ребёнком будет присматривать его бабушка, мать её мужа, женщина, которая никогда её не подводила и почему-то решила, что сделать это сейчас - самое время. Вера понимает, что бабуля тоже хочет отдохнуть со своими старушками-подружками, что малолетний внук требует огромной энергии и порой слишком шумный, когда ей, напротив, хотелось бы тишины, но какого черта именно сегодня?! Вера готова плакать от досады. Она любит своего сына, она хорошая мать, но она мать, а ей так хочется ещё хоть немного побыть любимой. Устало взглянув на малыша Аполлона (спасибо мужу греку и его матери), она забрала из его рук орущего кота, который иногда принимает на себя удар, чтобы занять ребёнка хоть чем-то. Её жалеет её собственный кот. Внезапно Веру осенило - есть ещё один человек, на которого она может положиться, как на саму себя. Григорий Печорин, разумеется.***
Чацкий угрюмо глядел на свое отражение и понял одно - сам виноват, что довёл до такого. Если бы он в последние два месяца не стал забивать на качалку и тренировки, ссылаясь на дела в универе, всё могло бы обойтись малой кровью. Ну, точнее, его крови точно пролилось бы меньше. А сейчас ему приходится смотреть, как его любимый парень терзается жалостью к нему, едва взглянув в его лицо и принимается тут же щебетать над ним и опекать. И Александр просто хочет вернуть те времена, когда Алёша мог спокойно его послать, не серьёзно, конечно, а так, мол, иди ты нахуй, но с любовью. А сейчас он даже не думает о том, чтобы отказать Чацкому и это его бесит - он заставил парня так поволноваться, что тот даже снизошел до глажки и стирки, а это самые ненавидимые им вещи, которые только существуют на свете и которыми обычно занимался сам Александр, а если Молчалину и приходилось делать это самому, то с такими витиеватыми греческими ругательствами, которые вряд ли были знакомы самим грекам. Суть оставалась той же - мужчина чувствовал вину и если Алёша об этом прознает, то ему точно конец. А значит, нужно загладить вину так, чтобы он сам перестал чувствовать себя виноватым и при этом обрадовал парня, не вызвав у того подозрений. То есть, никак. Такую проницательность в человеке Чацкий не замечал ещё ни у кого, кроме как у Алексея, который уже кидает на него внимательные взгляды, но пока молчит. Спасибо и на этом. Решив, что юлить и обманывать единственного дорогого человека не вариант, Александр приходит к выводу, что нужно сознаться и принять свою кару. — Я сделал что-то не так? - волнение плескалось в любимых глазах и Чацкий сам себя готов приговорить к смерти за это, - Я перегибаю, да? Тебе нужен отдых, а я постоянно маячу перед носом, конечно, это раздражает... — Нет, стой! Останови свои мысли, всё совсем не так, - мужчина стянул очки, новые, кстати, и потёр глаза, - я чувствую, что я накосячил. Я... Не сдержал обещание? Я понимаю, что самозащита и все дела, - он жестом попросил парня подождать, видя, что тот собирался возразить, - но я не просто защищался. Я злился, а ты знаешь, как я злюсь и тебя не было рядом, чтобы, ну, я цеплялся за тебя и держал себя в руках, но я ведь обещал, что больше не дам этому взять вверх. Я сожалею, что не смог ограничиться простой самозащитой, вот. Молчалин долго изучающе смотрел на него, а потом вздохнул, притягивая мужчину к себе. — Ты не псих, окей? Начнём с этого, - Алёша дождался настороженного кивка, - ты не подвёл меня, - он ласково коснулся щеки мужчины, - потому что я всегда на твоей стороне. Я не чувствую никакой злости или ещё чего, я лишь чувствую сожаление, что недоглядел. Но сделанного не воротишь и я только радуюсь, что ты почти в порядке и, да, я горжусь, что у меня вместо парня такой вот полубог, который раскидал всех левых уебков один. Ты лучший, Ксандре, и я не устаю любить тебя всё больше и больше, - Молчалин перебирал пальцами мягкие пряди, иногда поглаживая мужчину по голове и плечам. Чацкий успокоено притих, уже совсем бездумно отложив очки и уложив парня на кровать, на которой они сидели, уткнулся ему в живот, рукой находя его руку и переплетая пальцы. Никто в его жизни не относился к нему так, как этот парень. С самого детства никто не хотел с ним дружить из-за взрывного характера, постоянных драк и неконтролируемой агрессии. Он бы поселился в чёртовом "карцере", если бы не Алёша, худенький, бледненький, который, рискуя, таскал ему то хлеб, то яблоки, а если удавалось принести что-то посущественнее, то сам радовался едва ли не больше взбалмошного Чацкого. Алёша, который, спустя время, единственный, кто осмеливался хватать его за занесенный кулак для очередного провинившегося своими тонкими пальчиками и тихо просил остановиться, чтобы его не наказывали, не запирали, потому что он по нему, Чацкому, скучает. И Чацкий остывал, хватал Молчалина за руку и тащил его подальше от чужих глаз, которые со злорадством думали, что тихоне сейчас прилетит, но этого никогда не случалось. Он находил самые невероятные закутки, и опускался перед мальчишкой на колени, обнимая его, утыкаясь лбом в его живот, пока его трясло и чувствуя этот трепет, эту заботу, о которой он никогда и мечтать не смел. Он получил всё и даже больше, лишь из-за одного щуплого, худого мальчика, который боялся не его, а за него. Все эти воспоминания всегда будут жить в его памяти и говорить - вот, ради кого нужно стараться. Вот, кто постарался ради тебя. Когда они начали спать вместе? Просто спать, в обнимку, как два въерошенных воробья, уместившихся на старенькой кушетке, пока Чацкий, по обыкновению своему, так же утыкался парнишке в живот. Кажется, это было всегда, потому что во всех его более ясных воспоминаниях уже был Алёша. Помнил он, как подскакивал почти каждую ночь из-за его кошмаров, старался успокоить мальчишку и едва ли имел понятие, как это сделать, пока, однажды, ему не пришло в голову его поцеловать. Молчалин тогда испуганно замер, слезы ещё текли из его больших, ясных, самых красивых на свете глаз и он мелко дрожал, но Чацкий не отстранялся - слегка нахмурив брови, словно коря себя за то, что не додумался сделать это раньше, он притянул парнишку к себе, нависая над ним и поцеловал того ещё раз в почти целомудренном, но обжигающем касании губ. Тогда-то Молчалина и прорвало: он исступленно отвечал на короткие, несмелые поцелуи, становившиеся всё глубже и жарче, цеплялся за Чацкого и чувствовал, как страх отступает, как теплеет в груди, теплеют даже кончики пальцев, вечно холодных. Когда потеплело в паху, Чацкий был тем единственным, кто взял его, но, то случилось много позже. — Я люблю тебя, Алексей Молчалин, - от воспоминаний, вихрем проносящихся в сознании, загудела голова и мужчина прикрыл глаза, медленно, но верно проваливаясь в глубокий сон. - Алёшка... Молчалин хмыкнул и ласково провел кончиками пальцев по лбу Чацкого, стирая нахмуренные складки. Теплыми кончиками пальцев.***
В квартире Грушницкого одновременно зазвонили два телефона. Печорин удивлённо глядел на имя звонившего человека и чувствовал подставу. Грушницкий, находившийся в спальне уже ответил на звонок от Аркаши. Поколебавшись, Григорий ответил тоже: — Здравствуй, мой лучший друг, - сходу донеслось до слуха и Печорин поморщился. — Привет, Вера, - ох не нравится ему это чувство. — У меня есть маленькая просьба к тебе, друг, ты же не... — Я занят и занят на весь день, - быстро оборвал Григорий. — Ты... Что? То есть и ты не сможешь присмотреть за Полей? - голос Веры дрогнул приближающейся истерикой. На кухню вошёл Грушка и вопросительно глянул на мужчину. — Поля? - недоумевал Печорин, потому что был уверен, что у Веры пацан, - В любом случае, сегодня я не могу посидеть с твоей дочерью... Грушницкий как-то оживленно посмотрел на него и зашептал: — Эй, это совсем не проблема, я не против посидеть с ребёнком. Я хотел бы этого, если ты не против. Вера на том конце трубки взорвалась. — Какая к чёрту дочь?! У меня сын! - Григорий отодвинул динамик от уха, пережидая, - Значит, как истерить из-за своего танцора, так я первая на помощь, а как присмотреть за моим ребёнком, то отвали-ка, Вера? - лицо Печорина вытянулось в шоке и досаде, потому что её вопли хорошо было слышно даже в конец кухни. Черт возьми. И, вообще-то, он её не звал и истерить ей не собирался! — Нет, знаешь, мы передумали, веди к нам своего сына, - быстро остановил он подругу, - я пришлю тебе адрес, только, Бога ради, помолчи, Вера! - рявкнул Григорий. Вера не обратила на это ни малейшего внимания, облегчённо вздохнув, но потом уцепилась за что-то. — Что-что? Мне не послышалось, ты сказал "мы"? Это твой танцорчик, верно? А ты переживал! - в искренней радости за друга, она продолжила смущать и выдавать того с головой. — Вера, - едва сдерживая себя от бешенства, слыша как прыснул, пытаясь подавить умиленный смех Грушницкий, произнёс Печорин, - вези своего сына. Молча, Вера! — Ох, конечно. И всё же спасибо большое, ты меня так выручаешь, - она быстро принялась переодевать сына, - скоро будем! — Твой танцорчик? - издевательски спросил Грушка, сверкнув ухмылкой. Печорин положил перед ним тарелку с панкейками и грозно сдвинул брови. Вспомнил и набрал Вере сообщение с адресом, не без сожаления отправляя его. — Даже не спрашивай, - всё же прозвучало как просьба. Грушницкий сжалился, мгновенно переключив своё внимание к завтраку. — Где ты научился так вкусно готовить? - откусывая от пышного лакомства и запивая чаем, Грушницкий готов был признать - ещё немного и он достигнет Нирваны. — Мне было скучно, - просто и честно ответил мужчина, в тихую радуясь перемене темы, и принялся заваривать себе кофе, уже вполне неплохо ориентируясь на кухне. — Что ещё ты научился делать из скуки? - с нескрываемым интересом спрашивал кудрявый. Печорин обернулся к нему на мгновение, и указал на банку кофе, ссыпая немного в турку, о наличии которой в доме Грушницкий даже не подозревал. — Например, варить кофе, и рисовать, наверное, тоже, - он задумчиво потёр затылок, припоминая, - ну и пишу иногда, это ты знаешь. — Ох, всего-то? - с сарказмом выдал приятно удивлённый парень, - Кстати, - он вспомнил, что от него хотел Кирсанов, - ты занят на выходных? — Для тебя я всегда свободен, - обольстительно улыбнувшись, произнёс Григорий, поворачиваясь к юноше. Тот лишь посмотрел на него взглядом я и так знаю, что ты всегда один, это была простая формальность. — Отлично! Ты едешь со мной к Кирсановым на приём, - решительно заявил Грушка, - да, такое ещё устраивают. — К Кирсановым? Это к Аркадию, что ли? - переспросил, нахмурившись, Печорин, очень надеясь на противоположный ответ. — Да-да, они самые, - закивал Грушка, - я, конечно, не планировал так скоро вашу встречу. Я вообще, по правде говоря, ничего не планировал, но мои друзья решили за меня, однако, - сейчас он говорил серьёзно, - эти люди мне как вторая семья. Это конец. Где Кирсанов, там и Ленский, а значит его отпиздят малолетки и будут правы. Григорий поставил турку на огонь и обернулся к парню, мельком глянув на того. Он готов вынести всё на свете, если это сделает его танцора счастливым, поэтому он согласно кивнул. — Нам повезло с друзьями, а? - фыркнув, выдал Печорин. — Не то слово, - вернул Грушка.***
Кирсанов громко захлопнул дверь в их комнату в общаге, сходу проходя и падая лицом в кровать. Ленский тонко приподнял бровь и отложил книжку, подходя к другу, чтобы стянуть с него обувь и куртку. — Ты чего? - между делом спросил он. — Пришлось переть до ДК пешком, потому что я опоздал на автобус, а следующий был бы ещё нескоро, и я пошёл туда, забрал машину, приехал и я устал. У нас же были две пары с Рюриковичем, о чём ты. А ещё у Грушки, кажется, кто-то есть. У моего маленького Грушки точно кто-то есть! - с необъяснимой грустью пробурчал парень в подушку. — С чего ты это взял? - недоумевал Володя, не припоминая за другом тягу к отношениям. Повесив куртку Кирсанова, он лёг рядом, обнимая его. — Я чувствую это, я просто... Уверен, что кто-то есть. И это явно не тот серб, о котором он говорил, - нахмурившись всё так же в подушку, пробормотал Аркаша. Ленский тихо прыснул. — Материнский инстинкт? - саркастически спросил поэт. Аркадий замер, напрягшись как-то всем телом и медленно, очень медленно повернул голову к парню, выныривая из подушки и пристально глядя на него, опасно сузив глаза. Тот только очаровательно улыбнулся и чмокнул друга в щёку, зная, что так моментально сменит его гнев на милость. Сработало и в этот раз. — Ну, вот, пожалуйста! Начал, называется, общаться с Онегиным. Это всё его влияние! - досадливо вздохнул Аркаша, как будто не мог понять, как он мог недоглядеть. — Ах, не вини его, вини меня! - в театральном восклицании вскрикнул Ленский, - Хотя... Нет, ты прав, он во всём виноват. Кирсанов скептически глянул на него, давая понять, что не поведётся на такую глупость. — Конечно, он виноват. В свидании вашем виноват, в отношениях ваших виноват, не ровен час, и в постели вашей, тоже он окажется виноват! А ты ещё так мал, так юн для этого всего! - вновь вздыхая, он нежно встрепал по-детски мягкие кудряшки, глядя на парня с тоской во взгляде от того, что он не мог поверить, что его друг так быстро вырос. — Твой папа на нас также смотрел. Как будто нас все в этом мире хотят обесчестить, а мы, играя во взрослых, по дурости своей, позволим это, - совсем без насмешки сказал Володя, - но это же совсем не так. Кирсанов, чертыхнувших, нахмурился и серьёзно спросил: — Почему ты согласился на отношения с ним? Ленский хитро прищурился и такое дьявольское выражение мелькнуло в чистом, невинном даже лице его, будто он смахнул маску. Аркадий, к сожалению, знал, что значит это выражение лица. — Он же горячий, пипец, - привёл поэт весомый аргумент. — Ты же материшь его при первой же возможности, пипец, - в тон ему, привёл Аркаша. — Чтоб не расслаблялся, - махнул юноша рукой, - но иногда он реально бесит. Часто. Почти всегда. Ладно, всегда, но ничего, это будет только держать его в тонусе. — И почему мне его уже жалко? - сам себя спросил Кирсанов. Когда Володя уже хотел возмутиться, телефон Аркадия вдруг подал признаки жизни. Только увидев, кто ему звонит, парень резво выпнул друга со своей кровати, и, прочистив горло, принял вызов. — Привет, Жень, - спокойно поздоровался он. — Привет, Аркаша, - голос Базарова отдался приятной вибрацией в груди и Кирсанов почти закатил глаза от того, как это приятно. Ленский просто закатил глаза, глядя на лучшего друга. И этот человек втирал ему что-то об отношениях?***
Не прошло и часа, как в дверь Грушницкого позвонили. Печорин, вздохнув, пошёл открывать. — Привет-привет, - улыбка Веры была настолько искренней и благодарной, что Григорию почти стало стыдно за своё недовольство, - а вот и мы! - он перевёл взгляд на очаровательного златокудрого мальчика, который с подозрением смотрел на него. — Привет, Вера, - только и успел он молвить, как его сбил с толку непривычно взбудораженный вид подруги. Ей явно не терпелось умотать со своим мужем, да и забыться, хотя бы ненадолго. — Гриша, это - Аполлон, можно просто Поля, - Печорин выгнул бровь от такого именного извращения. Потом вспомнил традицию имён Грушницких и даже мысленно заткнулся, - Поля - Григорий Александрович, слушайся его и веди себя хорошо. - Она строго глянула на сына и тот моментально кивнул головой, понятливо определив для себя, что мать злить не стоит, - Ты действительно выручаешь нас, спасибо большое... - начала она, смотря на товарища. — Не меня благодари, а его, - он прервал её, кивнув на вышедшего из спальной Грушницкого, который сначала не заметил шума в прихожей. Танцор остановился перед гостями, немного смущённо улыбнувшись и слегка махнул рукой в приветствии. — Здравствуйте, - он вежливо, но искренне улыбнулся, - я Грушницкий, тот самый танцорчик, - блеснув взглядом на женщину, которая едва сдерживалась от того, что бы не уронить свою челюсть (и долг верной своему мужу жены), он тихо хмыкнул. Поля смотрел на парня с нескрываемым восхищением, не постеснявшись раскрыть в удивлении рот и, кажется, даже забывал моргать. Взяв в толк, что ей только что сказали, Вера усмехнулась. Печорин, за спиной юноши, пользуясь тем, что тот его не видит, кивнул подруге со знанием дела и с нескрываемой гордостью - вот он, мой танцорчик, такой красавчик и умница. — Вера, - усмехнувшись, явно одобряя выбор друга, она не постеснялась окинуть парня цепким взглядом, отметив, как Григорий тут же шагнул вперёд, предупреждающе глядя на неё исподлобья. С этой дамы станется ещё как-то опозорить его, выдав его пьяные бредни, - очень приятно познакомиться. И, да, спасибо, что согласился присмотреть за Полей. — Ну, вообще-то, я был очень даже прот... - начал Печорин, но его резко оборвал Грушка: — Нам совсем не сложно! Мальчик глазел на него уже почти с обожанием и, когда танцор улыбнулся ему, подмигнув, вспыхнул кругленькими щёчками, вызывая у юноши очарованный и полный умиления вздох. — Ну, я побежала, меня внизу уже ждёт мой муж... - Вера даже торопилась грациозно, и один дьявол знает, как ей это удаётся. Она присела перед сыном, который нетерпеливо глянул на неё, и поцеловав его в обе щёчки, поднялась, - вернёмся ближе к вечеру! - не успел Печорин моргнуть, как подругу как ветром сдуло. Они остались один на один с человеческим детенышем (совершенно прекрасным детенышем), который собирается пускать слюни на его парня, который, формально, ещё не его парень, но он его парень. Грушницкий протянул мальчику руку и тот неуверенно протянул маленькую ручку в ответ, смущённо цепляясь за ладонь парня пальчиками, от чего тот буквально пришёл в восторг. — Ну же, проходи скорее, - он утянул малыша вглубь квартиры, начисто проигнорировав Григория, который почти оскорбленно взглянул вверх, но остался закрыть входную дверь с тяжёлым, разочарованным вздохом.***
— Ты красивый. Если бы я встретил тебя раньше, я бы сразу предложил тебе встречаться! Грушницкий мило улыбнулся: если бы эти слова говорил не четырехлетний шкет, он бы уже давно растаял. — Спасибо, конечно, Аполлон, но у меня уже есть кое-кто, кто нравится мне, - мягко объяснял он, не веря, что отшивает ребёнка. Печорин смотрел на всё это с непередаваемыми эмоциями на лице - его непонимание детей готово перерасти в битву за возлюбленного. — Правда? - почти расстроенно проговорил мальчик, сверкнув большими, ясными, зелёными глазами с длинными ресницами. Ох и не одно сердце этот красавчик разобьёт в будущем. В ближайшем будущем, если судить по лицу Печорина, - Он, что ли? - и маленький пальчик указал на Григория, - Тогда у меня всё равно больше шансов! Посмотри, какой он угрюмый и он наверняка не умеет собирать Лего! — Я умею собирать Лего! И я не угрюмый! - рявкнул Печорин. Грушницкий неверяще смотрел на них и едва сдерживал хохот, но потом, сдавшись, рассмеялся. Мужчина, который старше своего оппонента без малого на двадцать лет, ревнует его к ребёнку. Осталось дождаться пика драмы, который, по закону жанра, должен закончиться резкими словами, что разобьют душу человека в осколки: "Ты мне больше не дружок и не писай в мой горшок!". — Это не может быть он! - Поля запальчиво ринулся к сидящему на диване парню, который силой воли (и любопытства), заставил себя более менее успокоиться, и хлопнул свои ладошки на его ноги, протестующе смотря на него и попеременно оборачиваясь к Печорину, который, кажется, осознал, что он на серьёзных щщах чуть не поспорил с ребёнком. Пусть и очень умным ребёнком, но ему, Господи, прости, четыре. — Но это он, - Грушка взъерошил мягенькие, совсем ещё нежные солнечные волосы на голове мальчишки, который, кажется, полностью соответствует своему имени. Хотя бы своим уже ранним интересом к другим мужчинам. — А хочешь, - он заговорщически понизил голос и приблизился к сосредоточенному личику, увидев как Печорин отвернулся и невидящим взглядом уставился в окно, - хочешь я дам тебе вкусных-вкусных печенек, а ты больше не будешь ссориться с ним? - он глазами указал на занятого самобичеванием мужчину, который не мог простить себе такую запальчивость. Широко распахнутые глаза блеснули в предвкушении вкусностей и Поля согласно закивал. Григорий интуитивно поморщился, провожая дезертирующих на кухню предателей взглядом: не так он хотел провести день с Грушиком, вообще не так.