Герои нашего времени

       Поля за последние четыре часа удивительно вписался в квартиру Грушницкого, гармонируя в ней так, будто знает каждый её уголок. Но ещё удивительнее было то, что поговорив, после его завтрака, с танцором, тот вдруг подбежал к читающему на диване Печорину, который смирился со своей участью делить территорию не просто с соперником, а с ребёнком и теперь выжидал, напоминая обманчиво притихшего льва. — А что ты читаешь? - немного смущённо спросила человеческая реинкарнация Аполлона, похлопав большими, ясными глазками. Григорий настороженно посмотрел на мальчика и вкрадчиво ответил: – Виктор Гюго. Он просто схватил первую попавшуюся книгу с полки, которую ему показал немного виновато поглядывающий на него Грушницкий. — Я его знаю! - обрадованно воскликнул Поля, как будто видел вчера писателя в местной пятёрочке. - У него хорошие романы, мама их хвалит! Я не читал, но запомнил парочку... Настала очередь Печорина хлопать глазами: не каждый четырёхлетний ребёнок говорит тебе, что знаком с творчеством Гюго. — И какие же? - сухо сглотнув, но с интересом спросил Григорий. — "Отверженные" - мамин любимый, "Девяносто третий год", "Собор Парижской Богоматери", - начал перечислять Аполлон, загибая маленькие пальчики. Такие маленькие и мягкие на вид, что Печорин не удержался и тихонько пощупал его по-детски пухлую ручку, как зефирку. Поля странно на него посмотрел и умолк ненадолго, задумчиво улыбнувшись. — А давай дружить? - внезапно предложил мальчик и Григорий опешил, немного сбитый с толку. Зелёные глаза смотрели с надеждой и обещанием кровавой расправы в случае отрицательного ответа. — Давай, - вариантов у него, в принципе, не много и причин отказывать мальчику Печорин не видит. Тот радостно улыбнулся и рассмеялся, захлопав в ладошки и с усилием забрался на диван к мужчине, не давая тому помочь себе, желая показать, какой он самостоятельный. Показал и поэтому, пока лез, он утомился и прилёг на Григория, обнимая того ручками. — Ты точно хочешь со мной дружить? - контрольный в голову прозвучал немного приглушенно оттого, что был произнесен куда-то в ребра мужчины. Тот, отказываясь больше удивляться, пожал плечами и погладил ребёнка по спине, легонько похлопывая. Маленького Аполлона (нет, серьёзно, кто называет собственного сына в честь Олимпийского мудака?) сморило и он потёр кулачком глаза, зевая. — Меня мама в обед спать укладывает, - то ли пожаловался, то ли поделился советом, как за ним ухаживать, Поля. — Понял, - кивнул Печорин, глянув на настенные часы, которые показывали уже два часа дня. Ну, опоздали чутка, с кем не бывает. Тут в гостиную вошёл Грушницкий, неся в руках поднос со стаканом тёплого молока для Поли, двумя чашками чая для них с Григорием и теми самыми печеньками, которые он откладывал на чёрный день (то бишь на момент, когда совсем сильно захочется сладкого), но он продержался и теперь может поделиться ими с двумя красивейшими представителями мужского пола разных возрастных категорий. Поля потянулся к молоку, но Печорин аккуратно тронул его ручки, догадываясь, что стакан нагрелся. — Стакан горячий, обожжешься, - предупредил он, пока Грушка ставил поднос на журнальный столик. Теперь, когда его руки были свободны, он мог в полной мере умилиться представшей перед ним картиной - Григорий и Поля, уютно полулежащий на нём, позабывший, что, вроде как, собирался "не обращать на угрюмого дядю внимания до конца своей жизни". Печорин усадил того ровнее на своих коленях, поворачивая лицом к столику и взял стакан с молоком, поднося его к губам мальчика, который сначала осторожно подул и только затем попробовал сделать глоточек, оценивая степень горячности напитка. Приятно тёплый, но не обжигающий - идеальный. Спустя мгновение он уже хрустел печенькой, которую ему заботливо протянул Грушницкий. После молока мальчик совсем притих, лишь протянул руки к Грушке, намекая забрать его. Когда танцор взял его на руки и понёс в спальню, чтобы уложить на кровати и не шуметь рядом с ним, малыш лишь сильнее прижался к парню, уже тихонько хныкая и посапывая, а временами так вообще недовольно вдыхая. — Ну-ка, - шёпотом сказал Грушницкий, опуская ребёнка на кровать и опускаясь на колени рядом с ним, - мне остаться? - спросил кудрявый, но мальчик помотал головой и раскинулся на постели, закрывая глазки и довольно сопя. Грушка удивленно приподнял брови и всё не мог насмотреться на этого удивительного ребёнка, но, решив не мешать, он лишь аккуратно отвёл от румяного личика золотые прядки, поправил одеяло и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Печорин сидел на том же диване, дожидаясь парня. Книга была отложена, потому что перечитывать то, что он уже читал, он не видел смысла, поэтому сейчас он искал в интернете, что едят дети. Грушницкий, заставший его за этим занятием, не удержался от улыбки. — Я думаю ему уже можно есть почти всё, - поделился он своей догадкой, кладя руки на плечи мужчины и ласково их разминая. У него просто восхитительное настроение и малыш Аполлон одна из главных причин, но есть и ещё кое-кто, о ком он совсем позабыл, пока игрался с ребёнком. - Может, посмотрим что-нибудь? Я за этими тренировками совсем отстал от жизни. Что ты любишь из кино? Печорин кино не особо-то и любил, но один из немногих жанров, который ему понравился, был, как ни странно, документальный. — Знаешь, выбери на свое усмотрение, я не большой фанат экрана, - опасаясь, что парень посчитает его вкусы скучными, он передал ему право на выбор. Грушницкий не долго думал. — Тогда врубим первое попавшееся, да? - предложил он, обходя диван и садясь рядом с мужчиной. — Да, давай, - ему, честно, глубокого плевать что они там будут смотреть. Пока рядом с ним сидит этот невероятный парнишка, Григорий готов на всё. Даже к мелодраме, если боженька совсем его невзлюбит и пошлёт эти сопли в качестве "первого попавшегося" фильма. Прислонившись к Печорину, Грушка настраивал телевизор и вышел к предложенному топу фильмов - Гарри Поттер и его приключения на задницу сразу завлекли его внимание. — "Гарри Поттер и узник Азкабана"? - вопросительно произнёс юноша. Пронесло. — Моя любимая часть, - отозвался Григорий, коротко потеревшись щекой о кудрявую макушку и получая в ответ сдавленное хихиканье. Печорин прихватил зубами скулу парня, почти сразу же целуя и крепко обнимая, заставляя кудрявого буквально лечь на себя. Грушницкий еле вывернулся из его хватки, обнимая так, чтобы обоим было удобно и потянулся, коротко чмокая мужчину в губы, ловя его улыбку. А потом отвернулся, потому что любовь любовью, а часть-то действительно интересная. Когда фильм был включен, чай выпит, а тарелка печений потеряла половину собратьев, ещё спустя час, тихо топая ножками, к ним вышел ещё сонный Поля, сладко зевнув и замерев у дивана. Грушницкий протянул к нему руки, нежно улыбаясь, и тот радостно пробежал оставшееся расстояние, пока парень не подхватил его, укладывая на себя. Сонно и мирно, они досмотрели знакомые с детства кадры, попеременно прикрывая Аполлону глазки на резких моментах.

***

Усмехнувшись, Ленский проигнорировал очередное сообщение Онегина, чтобы позлить того как следует. Аркадий явно бы сказал, что никого злить ни разу не следует, но Аркаша сейчас в душе, и отговорить поэта некому, поэтому он вот уже с десять минут методично отклояет звонки блондина. Наконец, он не выдержал. — Ало, - спокойно, так, будто ничего не происходит, произнёс Володя. На том конце, он готов поклясться, послышался скрип зубов. — Привет, детка, - елейным голосом поздоровался Онегин, - позволь узнать, ты почему трубку не берёшь? — Позволяю, - беззаботно отозвался Ленский, - я нечаянно отклонил твой звоночек, прости, пупсик, - наигранно виноватым голосом, протянул поэт. — Нечаянно? - тихо, но с заметной хрипотцой, переспросил блондин. — Именно, - юноша даже кивнул, ухмыльнувшись. — Все восемнадцать раз нечаянно? - тягуче, как переливы мёда, спросил Евгений и Володя на секунду растерялся. Но всего на секунду. — Конечно! - заверил он, - А ты что же это, сомневаешься? - неверяще спросил поэт оскорбленным тоном. — Ну, конечно же, нет, - так, словно он действительно верил, что можно случайно отклонить восемнадцать звонков и проигнорировать почти тридцать сообщений, проговорил Онегин, - я зачем звоню-то, лапуля: завтра будь готов к шести часам вечера, слышишь меня? Что бы ты нечаянно не перепутал, - почти выплюнул он, едва сдерживаясь, - В шесть часов вечера я зайду за тобой и мы поужинаем. — А у меня спросить ты не хочешь, могу я вообще завтра в шесть часов вечера поужинать с тобой? - немного ущемленно, но признавая, что сам в этом виноват, фыркнул Володя. — Сможешь, - твёрдо отчеканил Онегин и повесил трубку. И Владимир понял - сможет. А если не сможет, заставят так, что он даже не поймёт, что его заставили. Лучше сохранять эту видимость добровольности, иначе он доиграется. Осознание этой простой мысли явилось едва ли не озарением.

***

Родион болезненно поморщился - ночью они явно перестарались и теперь это сказывается на его мироощущении (и походке, но он пытается это контролировать). А сейчас он ощущает только то, что хочет умереть. Ну или отлежаться в горячей ванне, он пока не решил, что лучше. В любом случае, путь от университета до дома Разумихина, который остался на учёбе на какие-то дополнительные занятия, о которых Раскольников сроду не слышал, прошёл в его мрачном поливании всего и вся словесной грязью и сквернословием. Когда он только-только открыл дверь запасными ключами, которые вот уже полтора года, как его личные, у него зазвонил телефон. — Привет, Родька, - бодро вещал с того конца Разумихин, - ты уже дома? Нормально дошёл? Подавив желание в который раз скривить гримасу недовольства, парень лишь тихо выдохнул. В конце концов, он же ни о чем не жалел. — Да, - немного сбивчиво пробормотал кудрявый, вешая куртку на вешалку и пряча ту в шкаф. Прочистил горло и снова ответил, более внятно, - да, всё в порядке. А у тебя? Случилось что-то? Ты же на занятии, зачем отвлекаешься, м? — Ничего не случилось, но, - Дмитрий коротко вздохнул, предчувствуя реакцию, - но, знаешь, Порфирий хочет сегодня поужинать с нами. Соскучился старик, что с него взять... У Роди стоял в ушах звон с которым обрывались его нервы. Порфирий. Тот самый Порфирий Петрович, который то педофильски глядит на него, то с красивой улыбочкой поливает говном за спиной у Разумихина, свято веря в то, что мальчишка не станет жаловаться на родственника своего парня ему же. Вот этот вот человек говорит Дмитрию, что хочет поужинать с ними. "Да нихуя он не хочет, блин! Неужели никто не замечает, как он их наебывает?!" - роились негодующие мысли в голове Раскольникова. Слишком мерзко и нечестно. Разумихин покашлял, намекая, что ещё ждёт ответа. Хотя чего тут ждать, если ставишь человека перед фактом. — Ладно, - сглотнул Родя, чувствуя липкий, неясный страх, - хорошо. Не переживай, я всё подготовлю. Только, когда будешь домой идти, возьми сок какой-нибудь, ага? - неестественно спокойным голосом, стараясь не показать своей тревоги, пролепетал кудрявый, и дождавшись утвердительного ответа, сбросил звонок, скомкано попрощавшись и ссылаясь на то, что ему нужно готовиться. Длинно выдохнув, Родион прислонился к стене, хватаясь за голову. Его Разумихин думает, что он просто недолюбливает Порфирия Петровича за его своеобразный юмор, но как бы не так. Этот человек, несмотря на добродушные замашки и вечно улыбающееся лицо, может нагнать такого страху, что хочется убить себя на месте. Разумеется, как истинный следователь или кто он там, эту свою сторону он никогда не показывает семье... Раскольников медленно нахмурился и усмехнулся - всё, Порфирий, закончился твой спектакль одного актёра. Один его промах и Родион рубит с плеча. Словно очнувшись, он внимательно оглядел открывшийся вид на квартиру новым взглядом и теперь ему кажется, будто здесь не убирались минимум вечность (хотя последняя уборка была позавчера, но кого это волнует). Быстрым шагом Раскольников помчался переодеваться: ему предстоит пропылесосить квартиру, вымыть полы, протереть несуществующую пыль, которую он уже чувствует, но не видит, и, конечно же, ужин. Вот блин.

***

— Алло, - прощебетал Аркаша в трубку, - здравствуй, Федя, как у тебя дела? - поинтересовался он. Басманов удивлённо отстранил от уха трубку и снова глянул на имя контакта. Аркадий Кирсанов, всё правильно вроде. Вот только этот парень ему никогда не звонил. — Здравствуй, Аркадий, - протянул Фёдор, растягиваясь на постели поудобнее, - всё отлично, спасибо. Чем могу быть обязан? - нетерпелось перейти к сути. Кое-кому рядом с ним, кажется, тоже не терпелось перейти к основному блюду, но Федя игриво поймал шершавую руку, что поползла по его бедру. — Ах, ну да. Я хочу пригласить тебя на приём, который устраивает моя семья в честь успешного закрытия отчётного концерта Грушницкого, - с нотками торжественности проговорил Кирсанов. Фёдор распахнул глаза в неверии и заискрившейся надежде. Его никогда никуда не приглашали. Даже Иван Васильевич притих, дожидаясь, когда парнишка договорит. — Мы были бы рады видеть тебя там, - словно добивая, мягко добавил Аркаша и Басманов против воли едва-едва заалел щеками, что не ускользнуло от цепкого взгляда профессора. — А, кхм, - начал он, но голос оборвался, - а когда? - выбил он из лёгких. — В эту субботу, около семи часов вечера, адрес я скину. Предупреждаю, что это за городом, - на манер матерой секретарши отозвался Аркадий, - ты, конечно, можешь пригласить с собой ещё кого-то. Количество не ограничено, - коротко хмыкнул парень, - о, и кстати, - вспомнил он, - родителей приглашает отец, но он у меня стал таким забывчивым, поэтому напомни, пожалуйста, своим, что они приглашены. Вы же приедете? - решил всё-таки поинтересоваться Кирсанов. Иван Васильевич где-то сбоку издал протяжный вздох. — Конечно, мы приедем, - отозвался Басманов, - благодарю за приглашение, - вспомнив правила хорошего тона, прибавил кудрявый. Профессор на такое непривычно вежливое поведение, скосил глаза в его сторону и усмехнулся. — Ну, что ты, мы всегда рады тебе. К тому же, Грушка всегда тепло о тебе отзывался. Пора запретить этому парню говорить таким тоном, с каким Феде мать родная в жизни слова не скажет, иначе он поверит в человеческую доброту. — Что ж, хм, - неловко и от разговора, и от пристального взгляда на себе, подытожил Фёдор, - тогда, увидимся? — Да-да, до скорого, - жизнерадостно попрощался парень и завершил звонок. У него ещё целый список, кого нужно обзвонить и оповестить о небольшом мероприятии. — Ну, соловей, нащебетался? - лениво спросил Иван Васильевич, он же Рюрик, он же Гроза, он же... — Да, - отложив мобильный на тумбочку и поворачиваясь к ожидающему мужчине, ответил он, - надеюсь, свет мой ясный, ты составишь мне там компанию, - прильнув к ухмыльнувшемуся профессору, и тесно прижавшись к нему, томно протянул кудрявый. Жесткая рука, больно потянувшая за смоляные завитки, заставила рвано выдохнуть. — Тебе придётся хорошо ради этого поработать, - глядя на юношу потемневшими глазами, выдающими его с головой, сказал Рюрик. Но Фёдор был уже готов, поэтому с кошачьей пластикой отстранился от мужчины, ложась рядом на живот, широко разводя ноги и поднимая зад, раздвигая половинки тонкими пальцами и игриво касаясь нежной кожи. От звонкого, сильного шлепка по мягким ягодицам в голове что-то переклинило, а горло уже издало высокий, удивлённый стон. Отработка явно того стоит.

***

Базаров внимательно смотрел на друга, глуша чувство неправильности происходящего и какую-то тревогу. Онегин был окружён студентами, шутил напропалую, широко улыбался и звонко, красиво смеялся - но не смеялись его глаза. Не было веселья в его смехе. Он явно хотел бы сейчас оказаться где угодно, лишь бы подальше от толпы подражателей и обожателей, но почему-то не спешил уходить. Смеха в его глазах действительно не было, но они странно блестели, словно блондин сейчас не шутки травит, а борется в бесконечном бою. Соперничество. Вызов. Всё его тело буквально кричит о том, что нужно бы свалить, передохнуть, закатить разок, другой глаза и вернуться, чтобы продолжить всё так, будто не было этой маленькой паузы, этого рекламного ролика. Но Онегин продолжает говорить и слушать (на самом деле активно делать вид, что слушает), продолжает ухмыляться и изображать веселье, словно проверяя на сколько его хватит. Он соревнуется сам с собой? Базаров, поняв это, отодвинул книгу и с интересом принялся наблюдать за развернувшимся представлением "Евгений Онегин повышает свои социальные навыки". Возвышенное чувство в груди, возникшее при взгляде на старающегося друга, подозрительно походило на гордость, но Базаров отмахнулся от него, словно между прочим заметив самому себе, что он нигилист. Да. Нигилисты не испытывают тёплых чувств к друзьям, не ходят в театры, чтобы поддержать друга парня, в которого они влюблены, не бегут под покровом ночи собирать полевые цветочки, которые, оказывается, не совсем полевые, раз находятся в охраняемом парке, не собирают из этих цветочков букет, насмотревшись видео уроков от флористов в милых фартуках, не считают улыбку своего возлюбленного самым прекрасным явлением на планете, пока дарят этот букет, собранный кровью и потом, не влюбляются, в конце концов... Но ему плевать. У каждого правила должно быть исключение, доказывающее это правило. Просто так вышло, что он и есть это исключение. Онегин, виновато улыбнувшись, отошёл от однокурсников, которые собрались вокруг него стайкой, и прошагал к Базарову на их привычные места на первом ряду, как у законченных заучек, коими они, в самом-то деле, и являлись. — Ты молодец, - неожиданно похвалил Базаров, вновь вернувшись к учебнику, плюхнувшегося на соседнее место блондина. Тот удивлённо глянул на него, поморгав и друг коротко улыбнулся ему, кинув всезнающий взгляд. Догнав, наконец, суть его слов, Онегин расплылся в улыбке - его маленькая победа не осталась незамеченной.

***

Печорин утомленно и умиленно смотрел на спящую на диване парочку. Они здорово наигрались и набегались, и он еле успел их накормить, прежде чем они завалились на диван, закутавшись в одеяла и обложившись подушками, да так и заснули среди мягкого вороха. Щёки Грушницкого заалели, видимо от жара, Аполлон растянулся на парне, закинув на того ножку и обнимая того во сне, взъерошенные, со сбитыми кудрями, они воплощали божественных баловников. Григорий, не сдержавшись и сфотографировав спящих, тихонько улыбнулся уголками губ. Внезапно прозвучал дверной звонок и он вздрогнул, встревоженно глядя на ребят, но те спали безмятежным сном. Он вышел к прихожей. — Ой, неужели, - отдышалась Вера, запыханная, но очевидно довольная, с ярким блеском в глазах, - я припозднилась, да? Печорин приложил палец к губам и с лукавой улыбкой поманил подругу за собой. — Они спят, - шёпотом произнёс Григорий, - ты спешишь? Вера-то, может, и не спешила, а вот её супруг, что ждёт в машине, вполне возможно. Пришлось кивнуть: да, спешит. Мужчина печально вздохнул. — Придётся будить, - заключил он, искренне не желая этого делать. Тихонько потормошив мальчика, он дождался пока тот не разлепит глазки и аккуратно обхватил его, вытягивая из объятий танцора, стараясь не разбудить Грушницкого. Но чего он не ожидал, так это того, что спящий вскинется и обхватит ребёнка руками, ещё не осознавая, что пытается сохранить его. Проморгавшись и увидев, что это Печорин пытается стянуть у него мальчика, он перевёл мутный взор на Полю, замершего, как олененок в свете фар, с осоловелыми глазами. Послышался щелчок камеры и Вера прыснула со смеху, глядя на получившееся фото: Грушницкий, обхвативший Аполлона, Печорин, пытающийся забрать его, но пойманный на месте преступления, и сам Поля, с уморительным выражением непонимания на лице и распахнутыми в панике глазами. Грушницкий смущённо отвёл глаза и, легонько поправив помявшуюся футболочку мальчика, отпустил его, передавая Григорию. — Я думал он падает... - тихо пробормотал Грушка, пальцами играясь с пледом, в который был укутан. Ему и так было жарко, но теперь он буквально горел от неловкости. — Ничего страшного, это подсознательное ощущение ответственности, которое не даёт нам покоя даже во сне. Я иногда тоже подскакиваю среди ночи, когда мне кажется, что он зовёт меня, - Вера подошла к Печорину, забирая сына и обнимая его, - маленький негодник знает, как заставить людей переживать за него. Но, - она перевела взгляд на парня, - я даже не думала, что ты... Так быстро освоишься, наверное... Спасибо тебе, - пронзительно глядя в его глаза, произнесла женщина от всего сердца. Парнишка ей очень понравился. — Без проблем, я люблю детей, - попытался отмахнуться Грушницкий, чувствуя себя странно смущенным, - может, чаю? - распутывая ноги от одеял и пледов, он встал с дивана и шагнул поближе к Печорину. Вера улыбнулась, тепло, уютно, как улыбаются люди, обладающие большим сердцем и любовью к окружающим, так, будто одна их улыбка может решить все проблемы и снять груз с плеч. "Аркаша улыбается так же," - мелькнуло в сознании танцора. Стало как-то печально и радостно одновременно, чувство заботы от друзей разлилось теплом в груди: пока он, занятый тренировками и собственными заморочками, совсем не уделял им внимания, они заботились о нём, помогали с учёбой и всячески поддерживали. Но был ещё один человек, который хочет заботиться о нём. Грушка опустил глаза, скосив взгляд на стоящего рядом мужчину. — Нет, спасибо, мы пойдём уже, - сказала Вера, направляясь к прихожей и парни последовали за ней, чтобы проводить необычных гостей. Она присела спиной к ним, одевая сына, и Григорий, пользуясь моментом, взял парня за руку, привлекая его внимание. — Ты чего? - тихо спросил он, намекая на задумчивое выражение на прекрасном лице его прекрасного возлюбленного. Даже размышляет он красиво, черт возьми. Грушницкий махнул головой, и также тихо ответил: — Всё нормально, не переживай, - и мягко сжал ладонь Печорина своей, внезапно смутившись. Григорий легко улыбнулся, заметив румянец на щеках парня и тоже сжал его ладонь. Вера тактично откашлялась. — Я заманалась вас благодарить, но против фактов не пойдёшь - вы подарили мне выходной, поэтому, - она кивнула Грушницкому, - спасибо тебе ещё раз, ты очень хороший мальчик, настолько хороший, что я даже не представляю, что ты делаешь с этим типом, - Вера указала на Печорина, но тот лишь фыркнул, не обратив на неё внимания, - этому типу я бы тоже сказала "спасибо", если бы он ворчал поменьше, - наигранно вздохнула женщина. Тихий смешок сорвался с губ Грушницкого. — У тебя замечательный сын, приводи его почаще, - потрепав солнечные кудри Аполлона и улыбаясь ему, произнёс парень. — Правда?! - тут же оживилась Вера, не веря в то, что у неё появился союзник. Быть матерью очень, очень сложно. — Нет! - воскликнул Григорий. — Конечно! - одновременно с ним, воскликнул Грушницкий. Потом нахмурился, глядя на мужчину и неодобрительно качнул головой, - Не слушай его, я всегда рад Поле, - заверил он. Печорин страдальчески вздохнул, а Вера широко улыбнулась. — Мы обязательно ещё придём в гости, правда, Поля? — Да! Он делает вкусный суп, - махнув головой на Григория, согласился Аполлон, - а Грушечка мой лучший друг! — А теперь, пока! Тебя муж ждёт, - напомнил мужчина, нечитаемым взглядом смотря на подругу. — И правда, - нисколько не обидевшись, закивала она, взглянув на тоненькие наручные часики, она ахнула, практически выбегая из квартиры и утягивая сына за собой, - до свидания! — Пока-пока! - активно махая ручкой, попрощался Поля, поспевая за матерью. — Пока! - ответил им Грушка, закрывая дверь, как только они скрылись за лестничным пролетом. Печорин, плечом прислонившись к стенке, наблюдал за ним. — Ты был очень груб с ними, это некрасиво! - возмущённо сказал танцор, обернувшись к мужчине. Григорий промолчал, резко вскинув на него взгляд. — Они же очаровашки, ну как так? - недоумевал кудрявый, сокрушаясь на нерадивого социального калеку. Послал же бог ухажера. Снова лишь внимательный взгляд в ответ. — Можно было бы быть хоть немного повежливее, - продолжал танцор, упирая руки в бока. — Она права? - внезапно спросил Печорин, отталкиваясь от стены и подходя к парню, которому пришлось немного приподнять голову, чтобы посмотреть мужчине в глаза. — В чём? - не понял Грушницкий, опешив от такой перемены. — Я слишком жесток для тебя? - видимо, не обратить внимания на такой точный тычок от Веры не получилось. Наконец, сообразив, что к чему, Грушка удивлённо приподнял брови. — С ума сошёл? - неверяще спросил кудрявый, - Она, конечно, может и неплохой человек, но не ей судить, кто и с кем должен быть. В конце концов, я сам решаю кто для меня "слишком", а кто нет! Как ты мог даже просто подумать о чём-то таком? И, вообще-то, ты не жестокий! - положив руки на щёки Печорина, выдал он. Брови Григория надломились в щемящей нежности к этому существу. Зарождающаяся буря стихала от ласковых рук. Решившись, он притянул парня ближе, обнимая его за талию, и задал наконец вопрос, что давно мучает: — Тогда... Согласен ли ты быть со мной в отношениях? "А мы не уже?" - недоуменно подумал Грушницкий, похлопав глазками. Когда молчание затянулось, Григорий занервничал, но старался не подавать виду. Вопрос серьёзный, конечно он потребует некоторого времени... — Я согласен, - просто, как само собой разумеющееся, ответил Грушницкий, - если бы мне что-то не понравилось, ты бы тут же об этом узнал, но мне нравится, что ты считаешься с моим мнением. — А как же иначе? - облегчение затопило настолько, что сердце пропустило пару ударов. — Поверь, многие об этом и не задумываются, - приподнимая уголки губ, немного грустно произнёс парень. — Задумаются, - нахмурившись, уверенно проговорил Печорин, - и я не многие... — Я знаю, - приближаясь к мужчине, выдохнул парень, - ты у меня один такой... - погладив щеки, с пробивающейся щетиной, он переместил руки на затылок, играя со стриженными волосами. Григорий прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями, и прижался губами ко лбу юноши. Внутри наконец наступила долгожданная гармония.

***

— Ссанная паскуда! - в сердцах вскрикнул Раскольников, никогда не отличавшийся крепкостью нервов. Этот чертов торт, которому он уделил больше всего времени и стараний, решил лечь коржами не идеально ровно, а немного скоситься. Родя, не признающий готовку, как свою стихию из-за их взаимной неприязни, начал злиться. Но злость эта была паническая, нервная, ещё немного и он расплачется над этим тортом, как есть: весь в муке, с лихорадочным румянцем на щеках, с дрожащими губами, собранными в косой пучок кудрями и бешеным взглядом. Сердце пропустило удар, когда он услышал звон ключей и звук открывающейся двери. Ну, вот он - конец. — Родя! Я купил три сока, как думаешь хватит? - послышался громкий голос Разумихина, такой родной и спокойный, что Раскольников не устоял на ногах - осел на стоящий рядом стул, вцепившись в стол дрожащими руками и стараясь прийти в себя. Несмотря на то, что он чертовски устал физически, он решил добить себя морально. Гений. Послышался негромкий топот Разумихина и он, насвистывая весёлый мотивчик, вошёл на кухню с двумя пакетами, содержимое которых явно не ограничилось соками (о которых он вспомнил только стоя на кассе). Увидев Родиона, гипнотизирующего красивый тортик, словно сошедшего из цветастого журнала для домохозяек, он улыбнулся, подумав, что тот просто голоден. — Родька, посмотри, я взял ещё овощей. Я тут подумал, может, в таком случае, ещё и обоих Женьков позвать? - раскладывая покупки на столе и по ближайшим полкам, предложил Дмитрий. — На овощи? - глухо спросил Раскольников, чувствуя себя той самой женой из российских сериалов, в которой ей с любимым мужем не даёт житья только его семья. Извели, беднягу. — На ужин, - вкрадчиво ответил Разумихин, посмотрев, наконец, на парня, - Родя, ты чего? Ты устал, да? Я-то и смотрю, ты всё сам в одиночку сделал, ну как обычно, блин. Готовка тогда на мне, ты же только торт сделал? - с надеждой спросил будущий юрист, но Родион лишь немного отвернулся, опустив глаза и руки, сцепив их в замок между колен, - Правда? — В холодильнике оливье, а в духовке запекается мясо по-французски, - вздохнул Родя и продолжил, - на окне салат из копчёной курицы, а в кастрюле жаркое... Разумихин потёр лоб, чувствуя себя абсолютно бесполезным существом. — Родь-ка, ну зачем столько всего? - беспомощно спросил Дмитрий, подходя к парню и заботливо стирая след от муки на розовой скуле. - А тебе идёт пучок, я говорил? Глаза Раскольникова расширились, а щёки вспыхнули красным: он вспомнил, как сейчас выглядит. — Сервировка на тебе, зови кого хочешь, я в душ! - на ходу прокричал Родион, подорвавшись с места к спасительной ванной комнате. Разумихин покачал головой, тихо рассмеявшись и вновь оглядел кухню, подмечая и накрытую миску с салатом на окне, и включенную духовку, и кастрюлю на плите. Взгляд упал на холодильник и он знает, что там точно будет оливье. Вот только звать друзей он передумал - уставший Родя лишь замотается ещё больше, а люди всегда утомляли его больше всего. Лучше быстренько спровадить нерадивого родственника и уложить парня спать. Кивнув самому себе, Разумихин принялся доставать тарелки и столовые приборы, уже почти профессионально раскладывая их на столе.

***

Аркадий с глухим звуком вынул пробку из бутылки вина, разливая алкоголь по бокалам, протягивая один Володе. — Ну, а теперь давай подробно, че у вас с Женей, - начал он, настраиваясь на сеанс психосплетен. — А у тебя что с Женей? - прищурив глаза, ухмыльнулся Ленский. Кирсанов фыркнул, закатив ясны очи. — Мне кажется, он собирается ждать до свадьбы. А учитывая, в каком государстве мы живём, мне следует либо готовиться к жизни евнуха, либо изменять ему, а изменять я не хочу, значит надо как-то подтолкнуть надежду российской медицины, - делая маленький глоток, поделился Аркаша, - вроде я и так показываю ему, что не против, если он предпримет более активные действия, а он всё осторожничает, присматривается ко мне со всех сторон, думает, что отпугнет меня, глупый. А у меня от него аж дух захватывает. — Мда-а-а, - протянул Володя, - мне с Онегиным такая романтика и не снилась. "Поздравляю, мы встречаемся", - он рассмеялся, передразнивая блондина, - ну, он конечно не так сказал, но смысл тот же. — Не думаю, что можно назвать Онегина неромантичным, учитывая, как он готовится к вашим свиданиям, - хмыкнул Аркаша, рассматривая содержимое бокала, - идея с катком очень оригинальная. — Да, он продуманный гад, - протянул поэт, перекладывая голову другу на плечо, - я не ожидал такого. — От него? - уточнил Кирсанов. — Ни от кого, - со смешком выдал Ленский, - ты же помнишь, все мои отношения были ужасны. А этот придурок заставляет меня... Верить, - нахмурившись, признался юноша, - я не думал, что можно испытывать столько чувств разом, а я ведь такой эмоциональный. И это при том, что он меня жутко бесит! Аркадий мягко рассмеялся, тихонько чокаясь своим бокалом о бокал кудрявого. — Когда ты осознаешь, что это, обязательно приди ко мне и скажи, что есть влюблённость, - он прикрыл глаза, облокачиваясь вместе с кудрявым на стену и расслабляясь, - а что есть любовь. — Я и сейчас могу сказать, - с сомнением прищурив глаза, напрягся Володя. — Не-а, - просто отозвался друг, мотнув головой, - не можешь. Я и не требую сейчас, ты сам решишь, когда сказать и говорить ли вообще. А пока, - он приподнял руку с бокалом, - за чувства! — За чувства! - кому как не поэту пить за чувства? Обманчивое солнце раскидывало заходящие лучи по полу, стене и кровати, на которой устроились парни. — Я думаю, - задумчиво начал Ленский, - что, несмотря на свою ревность к вам, я смог бы доверить тебя и Грушку надёжным рукам... Аркадий потрепал того по волосам, отвёл упрямые завитки от лица юноши и, мило улыбнувшись, произнёс : — А я хочу сломать ебало каждому, кто стоит рядом с вами, потому что никто не заслуживает моих мальчиков. Володя медленно приподнял брови и прыснул со смеху. — Ты всё испортил! Я же пытаюсь смириться с вашей личной жизнью! Кирсанову как будто на больную мозоль наступили. — Эй, ещё есть шанс, что Грушка невинен!

***

Шансов не было никаких. Медленные, тягучие, нежные поцелуи бархатными лепестками оседали на губах. Печорин не напирал, не пытался намекать на что-то большее (хотя что-то большое уже выпирало), лишь целовал со всей невыраженной любовью, поглаживал, не опускаясь ниже поясницы, пытался передать всю свою любовь простыми касаниями. Они снова в прихожей, но провожают уже самого Григория. Счастливые, как говорил однажды Чацкий на своей лекции, часов не наблюдают, и Грушницкому кажется, что мир успеет переродиться, а они всё продолжат стоять вот так, целуясь, согревая друг друга от стылой погоды одиночества, сопровождавшего их всю сознательную жизнь. — Мне пора, - с трудом отрываясь от губ юноши, выдохнул Печорин, с нажимом проводя по гибкой спине, ловя губами линию челюсти и медленными поцелуями поднимаясь вверх по щеке, виску, а потом замер, прижавшись губами ко лбу танцора, попутно вдыхая притягательный аромат его густых кудрей. - Ты же придёшь завтра на учёбу? Грушницкий затуманенным разумом уловил вопрос, утвердительно кивая: больше ему не разрешат пропускать. — Увидимся в универе? Я буду ждать тебя на первом, - зарываясь пальцами в вихры на затылке парня и немного их оттягивая, проговорил Печорин. Грушка почувствовал, что ещё немного и он падёт без боя, потому что заснёт. Григорий с любовью следил за каждым изменением на лице, позабыв обо всём на свете. Танцор извернулся и прижался губами к щеке Печорина. — Canaglia!... Mi ha rubato il cuore...*- неразборчиво прошептал юноша, оттолкнувшись от мужчины, ловя восхищенные искорки в его взгляде, которые появляются каждый раз, когда он говорит по-итальянски, - тебе пора, а то совсем стемнеет. Григорий последний раз тепло посмотрел на парня, отходя от него, чувствуя как всё в нём дрожит: его дико заводит то, как кудрявый говорит на другом языке. То, что он не понимает ни слова, его не останавливает. Сердце сжималось и рвалось ближе к танцору, но он понимал: если не уйдёт сейчас, то не уйдёт сегодня вообще. — До завтра, красавчик, - ухмыльнулся Печорин, получая тычок под рёбра и прекрасный вид на зардевшиеся скулы юноши, и вышел за порог преодолевая лестничную площадку, а затем и лестницу. Грушницкий, затаив дыхание, ждал пока не стихнет звук шагов Григория, и лишь когда он услышал хлопок подъездной двери, тихонько закрыл свою дверь.

***

Разумихин нервно вздохнул. За всю свою жизнь он никогда не ощущал такого скопления напряжения в воздухе в одном помещении. Порфирий и Родя буквально метали молнии друг в друга, атмосфера между ними была тяжёлой и давящей, а не привыкший к такому Дмитрий, сидящий, как назло, между ними, не мог расслабиться. — Ну, как у тебя на работе? - пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, с воодушевлением спросил Разумихин у родственника. Порфирий Петрович медленно повернул голову к племяннику, и взгляд его заметно стал теплее. Он слащаво улыбнулся. — Как всегда у следователей - в час пик горы трупов и нераскрытых дел, а нас самих становится всё меньше - работа забирает лучших, - он скорбно вздохнул, смиренно опуская глаза на свои руки. — Тогда неудивительно, что вы ещё живы... - тихо пробормотал Родион, скривив точеные губы в отвращении и прикрываясь бокалом шампанского. Пить он, конечно, не станет - алкоголь принёс Порфирий, чтобы "отметить" встречу, но и отказ был бы очевидной грубостью. Пришлось терпеть и проявлять чудеса выдержки - запах так и манил пригубить хотя бы немного, хоть на язык. Но у Раскольниковых есть одна семейная черта, которая делает их и лучше, и хуже других - их внутренняя гордость. Проиграть, даже самому себе, для них немыслимо и это здорово подточило их стойкость и дисциплину. Поэтому Родион, с самым милым лицом, продолжал раздражать мужчину одним своим существованием. Лицо следователя едва заметно скривилось, а Разумихин сдержал озорную улыбку от их ребячества. — Главное украшение наших сотрудников - скромность, - скрипя зубами, выдавил мужчина. — Которой вы обделены? - наивно спросил Раскольников, похлопав глазами. Святая невинность. — Может, и так, - вернув своему лицу привычную "рабочую" маску беспристрастия, просто ответил Порфирий Петрович, - не мне об этом судить, а людям, что останутся после меня и дадут мне и делам моим достойную оценку. — О, поверьте, я найду, что сказать, - улыбнувшись и возведя глаза к потолку, произнёс юноша, - но сначала скажите: каким таким делам ваши потомки должны давать оценку? Разумихин, уже принявшийся было искать возможные пути отступления с минимальным количеством увечий для всех сторон, заинтересованно посмотрел сначала на Родю, а затем и на дядю. И правда, Порфирий всегда туманно отзывался о своей работе, а о методах своих так вообще никогда не говорил, переводя тему или запутывая собеседника. Дмитрий и не старался выспрашивать у родственника, зная, что дело пропащее, но сейчас он почуял шанс. — А вы уже так жаждете перейти к моим похоронам? - недовольно проскрипел мужчина, дернув левым углом рта в подобии усмешки. — Ну-ну, так нечестно! - возмутился Разумихин, - Ты переводишь стрелки! К тому же, Родя совсем не то имел ввиду, чего ты? — Удобный путь отступления, понимаю, - кивнул Раскольников, - но вы всё же поделитесь опытом с молодёжью. Как вы раскрываете преступника? - слегка подперев подбородок ладошкой, спросил юноша. Порфирий, взяв в толк, что в этот раз уйти от ответа не получится, подбирал слова: — Это всё психология, мальчики, человеческая психология, - туманно ответил следователь, сложив руки перед собой на столе. Раскольников моргнул раз, другой и, поняв, что продолжения не будет, закатил глаза. — А поконкретнее? - подначил он, поправив выбившуюся кудрявую прядь. — Нужно раскрыть преступника так, чтобы он не понял, что ты его подозреваешь. Ты знаешь, что он виноват, но он не знает, что ты знаешь, - попытался мужчина объяснить, вздохнув, - ненавязчивое давление, которое будет, так сказать, держать его в тонусе, будет предтечей к контрольному прессингу. Именно в этот момент девяносто процентов признают свою вину. — А что же до остальных десяти? - прищурившись, поинтересовался Родя. — А остальные десять невиновны, - усмехнулся старый следователь. Разумихин, казалось, впервые так долго молчал - у него не сходилось представление о родственнике и его методах, о которых он явно не договаривал, но Родион точно что-то знает и пытается вытащить это. Он знает Родю достаточно, чтобы догадаться о его намерениях. — Странно, - хмыкнул Раскольников, откидываясь на спинку стула. Порфирий Петрович недоуменно нахмурился. — Что же странного? - не понял Порфирий. — Я слышал об одном вашем деле, - начал издалека юноша, - вы его должны хорошо помнить: убийство старухи процентщицы. Её тогда зарубила топором собственная сестра за издевательское отношение. Порфирий кивнул, давая понять, что он помнит это дело. — Подозревали тогда троих: саму сестру Лизавету, дворника и, - он вздохнул, печально возведя глаза к потолку, - парнишку маляра или красильщика, как хотите, - он перевёл взгляд на Порфирия, - Николай Дементьев, или, как его привыкли знать, Миколка. Порфирий Петрович почувствовал, как краска сходит с его лица и леденеют конечности. Тема, которая никогда не была затронута, как оказалось, неспроста, вдруг каким-то образом стала известна этому мальчишке. — И что... - мужчина прочистил горло, собираясь с силами и стараясь вернуть себе более приличный вид, - И что же с этим не так? Больше всего, его, конечно, волновал вопрос, как Раскольников, этот сопляк, что спит с его племянником, разузнал об этом? Разумихин тоже откинулся на спинку, внимательно вникая в разговор и пытаясь вспомнить то дело. Это было несложно - он тогда посчитал его довольно интересным и уделил ему много времени, но он расследовал вину Лизаветы, точнее, пытался доказать её невиновность и ему это даже удалось, но он был всего лишь первокурсником, который залез в документы дяди из любопытства. Однако, показав свои доводы и аргументы в защиту обвиняемой Порфирию, ему удалось добиться смягчения наказания женщины через него, которая была заключена в колонию на срок до пяти лет с возможностью выйти по УДО. Невиданное дело для такого убийства. Но Миколка? Что с ним? “Да, Родион, - подумал Порфирий Петрович, - что же с ним?” — Вы, верно, помните о том, что парень совершил самоубийство? Следователь усмехнулся - конечно помнил, это и помогло ему "умыть руки". — Помню, - вновь кивнул Порфирий, уже смелее. — Так вот, стало известно, что перед смертью юношу пытали и эксперты даже нашли следы изнасилования, - деланно-просто выговорил Раскольников, поправляя скатерть. Мужчины за столом поражённо уставились на него. Разумихин с непониманием, как он мог упустить такое, а Порфирий с холодным ужасом. — Увечья были нанесены по всему телу, но больше всего пострадали ноги и бедра, - Роде припомнилось, как в первый день встречи Порфирий Петрович сказал, что у него "прелестные для мальчугана ножки" и он подавил внутренний приступ отвращения, - кто-то явно не хотел, чтобы он сбежал, потому что для заключения его в СИЗО не хватало улик. Некоторые доказательства избиения сохранились в его комнате, хотя человек, пытавший парня, тщательно заметал следы и было ясно, что он знал, куда смотреть и что убирать, - продолжал Родион, - но он упустил кое-что и парню удалось уйти, когда насильника не было поблизости. Недалеко. Его хватило лишь на то, чтобы добраться до другой комнаты и... Повеситься, - вздохнул парень, - дело по этому поводу пытались завести трижды. Все три раза его внезапно закрывали, ссылаясь на то, что расследовать в этом самоубийстве нечего. — Не понимаю, чего ты хочешь от меня? - еле выговорил Порфирий заплетающимся языком. Разумихин был серьёзен как никогда. — Это, - жестко произнёс Раскольников, - тоже ваши методы? Ваш прессинг стоит того? Ведь именно вы допрашивали Дементьева, - видя, что мужчина открыл рот, быстро сказал Родя, - и вы знали, к чему это приведёт. Вы также знали, кто был насильником, но почему-то ничего не предприняли. Наверное, тоже выжидали, как вы привыкли делать? Вот только вы опоздали, - хмыкнул юноша, вздернув нос, - и не единожды. Порфирий глубоко выдохнул, мелко кивая и прижал сухие ладони к лицу, словно только сейчас замечая, какие они шершавые. — Этот убийца, - практически прошипел Родион, - спокойно дожил свои годы, прикрываясь дворником, но скончался от рака в своей постели. Мгновенно, - выплюнул он, - он даже не мучался, чего не скажешь о его четырёх жертвах, которых он довёл до самоубийства. Связывает вас то, что все эти жертвы тоже подозревались в разных преступлениях и их допрашивали, как ни странно, тоже вы. Помните вы их? - с горькой насмешкой спросил Раскольников, - Не беда, я напомню, - иронично соблаговолил кудрявый, не дав мужчине вставить и слова, - первой была проститутка, которая спрыгнула с моста на Невском, - он выставил один палец, - второй Миколка, - выставил второй палец, - третьим оказался Митька, он же Митрий, он же лучший друг и, предположительно, партнёр Миколки, с которым они вместе тогда подрабатывали красильщиками, - третий палец, - и, наконец, молодая кухарка, которая только поселилась в том доме, где была убита процентщица. Она застрелилась - спустила курок в виски и полетела с крыши того же дома. Четыре человека, - он показал пальцами "четыре", - были доведены до самоубийства и вы проигнорировали такую череду "внезапных" смертей. — Я понял это слишком поздно, - глухо отозвался Порфирий, подрагивая, - слишком поздно! Когда я пришёл к этому дворнику он уже был глубоко болен, - в голосе его дрожала горькая вина и печаль, - я не мог посадить его, да и за что? То были лишь мои догадки! Что я мог?! - выкрикнул старый следователь, словно внушая самому себе. — Вы могли допросить дворника, используя ваши способы, а не мило беседовать с ним о том, как пала молодёжь и как часто сейчас начали совершать убийства, - хмыкнул Родион, - но вместо этого, вы начали проворачивать это на мне. Вы думали, что я настолько туп, что не замечу этого? - прищурив глаза, едко вопросил Родя. Взгляд Разумихина заледенел, когда Порфирий замер и медленно отнял руки от лица, встречаясь взглядом со студентами. — Ты подозревал Родьку? - негромко, но твёрдо спросил Дмитрий, пытливо смотря на дядю, у которого в ушах зазвенело от тона родственника. — Это не то... Я не... Вы не понимаете, многое указывало... - пытался найти слова Порфирий, но в голове его было пусто. Это был разгромный проигрыш. — Я даже не знал эту бабку, что, черт возьми, указывало на мою причастность?! - рявкнул Родион, но почти моментально попытался взять себя в руки, - Я не хочу сейчас винить вас, но вы продолжаете это делать. Вы продолжаете давить на меня, как на преступника. Тоже самое вы проделывали со всеми вашими подозреваемыми и почти все они заканчивали в психбольнице! Говорить, что он тоже недалек от того, чтобы слечь туда и наесться успокоительных, он не стал. Не время показывать слабость. Тем не менее, давить дальше он тоже не стал - Родя не хотел, чтобы Дмитрий всё это знал, но терпеть больше не было сил. Прессинг его дяди, его уже нормально так подзаебал. Разумихин громко хлопнул ладонью по столу и Родион чуть не обосрался, подпрыгивая на месте и хватаясь за сердце. Разозлить Дмитрия было сложно, но если это получалось, можно было сразу ложиться в могилу. Кротко посмотрев на него, Раскольников тихо прерывисто выдохнул, видя, что гнев направлен не на него. Это было логично, конечно же, но в таком состоянии от парня можно ожидать всего. — Что это значит? - грозно вскричал рычащим голосом Разумихин, яростно глядя на дядю, - С какого хрена ты так обращаешься с Родионом? Разве я недостаточно ясно показал его положение при мне? - с каждым словом Дмитрий заводился всё больше, пока Раскольников раздумывал о собственном положении. — Что ты, что ты говоришь?! - закричал Порфирий Петрович, - Да когда бы я такое сделал, если ты постоянно рядом с ним? - попытался оправдаться он. — Он неприкосновенен! - заорал Разумихин, с грохотом вставая со стола, - Не важно рядом я или нет, он неприкосновенен! Я думал, что могу доверить его тебе! Глаза Порфирия расширились, когда он схватился за сердце, прижимая руку к груди и тяжело дыша. Раскольникову, несмотря на всю обиду на мужчину, стало его жалко и как-то даже совестно, что всё вышло так некрасиво. — Дмитрий, - тихо позвал он, вставая и подходя к дрожащему от злости парню. — Я предупреждал, что если услышу хоть слово обидное в его сторону, то ты можешь забыть обо мне, а ты такое проворачиваешь за моей спиной?! Собственный, черт возьми, дядя! - он ещё раз ударил по столу, и посуда громко зазвенела, содрогаясь. Порфирий жалобно скривил брови и с трудом дышал. — Дмитрий, подожди, прошу, - Родя, пытаясь сдержать дрожь, протянул руку, но почувствовал, как глаза наполнились слезами и судорожно вздохнул, - Медвежонок, я прошу тебя, - дрожащим голосом позвал он, всё же хватаясь за крепкое плечо и вздрагивая, когда Разумихин резким движением скинул его руку. — Я знаю, что ты никогда не отказывался от мальчиков, но неужели ты посмел посмотреть на моего Родю? Не дай бог ты его тронул, я сам в тюрьму сяду за особо тяжкое! - продолжал бесноваться Дмитрий, а Раскольников на миг застыл, в шоке глядя на мужчину, который балансировал на грани сознания и беспамятства. — Нет, Дмитрий! - воскликнул кудрявый, вырываясь вперёд и вставая между Разумихиным и Порфирием, крепко жмуря глаза, чувствуя, как предательские слёзы скатываются по щекам. Так часто случалось, когда кто-то кричал на него. - Прошу, успокойся, милый, - порывисто обнимая Дмитрия, держа его за шею, не давая посмотреть себе за спину, громко прошептал Родион, - смотри на меня, любимый, смотри на меня, - Разумихин тяжело дышал, сцепив зубы и кулаки, опасаясь трогать сейчас Родьку, не уверенный, что сможет отвечать за себя, - Медвежонок, ты слышишь меня? Умоляю, посмотри на меня, я здесь, слышишь? Всё хорошо, любимый, я рядом, ага? Слушай меня, - наплевав на собственные слёзы, Раскольников держал щёки Дмитрия и гладил его лицо и волосы, пока тот не перевёл на него взгляд, рвано дыша, - всё нормально, Медвежонок, ты... — Это по-твоему нормально? - рыкнул Разумихин, порываясь выбраться из хватки парня, но тот навалился на него ещё больше. Ещё б это помогло, при их разнице в габаритах-то. — Солнышко, он же весь бледный, да и стар он уже для такого, не стоит, я тебя прошу, не на-... — Как водить меня за нос, так ему сил хватает, а как ответить за свои поступки, то он слишком стар?! - взрыкнул Дмитрий, пытаясь оттеснить настойчивого юношу от себя. Глаза его были налиты кровью, брови грозно сведены к переносице, губы поджаты и его всего трясло. — Боже, Дмитрий, пожалуйста! - вскричал Родион, пытаясь оттолкнуть Разумихина подальше от Порфирия, - Приди же в себя! - он начал трясти парня за плечи, отчаянно цепляясь в них. — Я не могу, не могу! - горько вскрикнул Дмитрий, но Родя, плотно закрыв глаза и встав как можно выше на носочки, крепко прижался губами к губам напротив, целуя. Рефлекторно отвечая на поцелуй, Разумихин почувствовал солёный вкус слез, отрезвивший его. Мягко отпрянув от парня, он приподнял его лицо, глядя в мокрые глаза с сожалением. Раскольников замотал головой, перехватывая его руку и целуя её, прижимая к своей щеке. Вздохнув прерывисто, юноша отпрянул, подталкивая парня к выходу из кухни, но Дмитрий замер на месте. — Не выйду, - твёрдо сказал он, - что хочешь делай, а я здесь останусь. — Тогда хотя бы присядь, пожалуйста, - утирая футболкой мокрые дорожки, попросил Родион и, дождавшись, пока фыркнувший парень опустится на стул, метнулся к раковине, набирая холодной воды в стакан и побдегая к бледному Порфирию Петровичу. — Спасибо, - слабо произнёс он, еле ворочая языком. — Вам, может, валерьянки? - хватая полотенце и махая им перед лицом мужчины, спросил Родя. Порфирий отрицательно качнул головой, отпивая воды. — Простите, - выдохнул Раскольников, едва слышно. — Не вздумай извиняться! - громко произнёс с другого конца стола Разумихин, внимательно смотрящий на них. Родион на мгновение прикрыл глаза, снова вздрогнув, чувствуя, что его слабо лихорадит. — Вам легче? - поинтересовался он, не переставая махать перед мужчиной полотенцем. Когда тот положил стакан на стол, кивнув, Родя вылил немного воды на ткань, прижимая её ко лбу и щекам следователя. — Спасибо, спасибо, мальчик, - слабым голосом проговорил Порфирий, - лучше вызови-ка мне такси. Я, пожалуй, поеду домой. Дмитрий лишь хмыкнул, всё так же не отводя взгляда. — Вы уверены? Вам не нужен врач? - с сомнением спросил Родион, тем не менее доставая из кармана мобильный. Порфирий Петрович вновь качнул головой и парень набрал номер такси. — Родя, - позвал его Разумихин и юноша тут же обернулся, - выйди, вызови такси, - он кивнул ему на дверь, но кудрявый лишь нахмурился, подобравшись, - я спокоен, спокоен, - произнёс Дмитрий, поднимая руки, - на пару слов. Тяжело вздохнув, Раскольников двинулся к выходу, бросив на ходу: — Я недалеко. Разумихин кивнул, но это, кажется, не особо обнадежило Порфирия. — Мы ещё вернёмся к этому разговору, - начал Дмитрий, - но я всё ещё не могу понять, чем мы заслужили такое отношение, чем он заслужил такое отношение, - он поднял руку, видя, что мужчина собирался что-то сказать, - всё потом. Не ожидал, что ты так быстро расклеишься, видимо, ты не знаешь, как защищаться от собственного оружия. — Перед семьёй я безоружен, - хрипло выговорил Порфирий Петрович. — Родя - моя семья, - оборвал Разумихин, - но тебя это, конечно, не остановило. Не вздумай, - сцепив зубы, прорычал он, - вновь выкинуть что-то подобное. В следующий раз даже он меня не остановит, не доводи меня до греха, - предупредил он, хмурясь и устало потерев глаза, - Господи, даже видеть тебя не хочу. А ведь он так готовился... - тихо, словно самому себе, пробормотал Дмитрий, но Порфирий его услышал. Мужчина опустил глаза, сглатывая, и отложил полотенце на край стола, тяжело поднимаясь. — Созвонимся, Дмитрий, - произнёс Порфирий, уходя, на выходе сталкиваясь с Родионом. — Машина уже приехала, - тихо оповестил он, не глядя на следователя. Ему всё ещё было тошно, но теперь ещё и от самого себя. — Спасибо, - в который раз поблагодарил Порфирий, как можно быстрее проходя мимо, - можешь не провожать, - кинул он. Раскольников кивнул несколько раз, сжимая губы, но не выдержал и всхлипнул. Разумихин быстро обернулся на звук и увидел, как юноша зажимает рот руками, пытаясь сдержать слёзы. Подскочив с места, он подбежал к парню, заботливо убирая мягкие завитушки с лица и отчаянно прижимая к себе дрожащее тело. — Прости меня, родной, прости, не уберег, - виновато прошептал Разумихин, прижимаясь губами к макушке. — Т-ты прости, и... Из-за меня вы поругались, - выдавил Раскольников, в ответ услышав лишь снисходительный смешок Дмитрия. — Ох, Родька-Родька, тебе ли прощенья просить, солнце моё? - ласково спросил Разумихин и Родя, уткнувшись ему в грудь, от души заплакал.

***

Утро Ленского прошло ужасно. Сначала они с Аркашей проспали будильники и едва успели на первую пару, потом он понял, что забыл реферат, который писал две ночи и из-за которого по сути, он и проспал. Препод посмотрел на него понимающе, покивал добродушно: да, такое бывает, да, забыл, ничего страшного, с кем не случается. И влепил красивую двоечку. У Володи задергался левый глаз. Но пиком напастей, что свалились на его голову, стало то, что он увидел, как один из его лучших друзей доедает последний пирожок с капустой в столовой. — Ты меня совсем, что ли, не любишь? - почти плача, спросил Ленский, падая на стул рядом с Грушницким. Тот посмотрел на него снисходительно, улыбнулся нежно-нежно и полез в свою сумку, доставая оттуда пакет с пирожками. — Люблю, Володенька, - ответил танцор, протягивая выпечку другу, - я и Аркаше взял, но он что-то задерживается. "Как я мог в нём сомневаться?" - мысленно приложив себя головой об косяк, подумал юноша. — К нему Базаров с другого крыла пришёл. Они по вторникам в нашем корпусе учатся, если я правильно понял. Но на самом деле, - уже более миролюбиво, откусывая от пирожка, начал говорить поэт, - мне кажется, что он просто ради Аркаши сюда пришёл и ни черта у них нет тут занятий. Как тогда объяснить то, что рядом с ним не было не то, что его группы, а даже Онегина? Грушницкий рассмеялся, запрокинув голову. Владимир прищурил глаза, глядя на друга и пытаясь не улыбаться. — Ты слишком весёлый для человека, который спал меньше трёх часов, - заметил он. — Зато ты с утра угрюмый, - вернул Грушка, хмыкая, - я получил два зачёта, конечно я рад. Всю ночь дописывал просрочку, еле отделался от хвостов. Зато сейчас - свободен как ветер!        И Ленский в тысячный раз закатил глаза, внутренне всё же радуясь за друга. Это немного подняло его настроение и остаток дня в универе он провел с более приятным настроем по жизни. Но когда он вспомнил, что вечером его ждёт ужин с одним конкретным блондином, он решил пересмотреть свои взгляды. Как человек, который впопыхах вбежал в общагу в полпятого, может быть абсолютно готов к шести? Аркадий лишь снисходительно посмотрел на него, открывая комнату и впуская товарища, который тут же кинулся в душ. — И зачем так волноваться? - спросил сам себя Кирсанов, неспеша проходя и скидывая сумку у кровати. Ему предстояло написать длинный доклад для Чацкого, который подозвал его после лекции и сказал, что если он сдаст ещё одну работу, то он может освободить его от посещения факультатива. Аркаша согласился на доклад, но сказал, что всё равно будет ходить на лекции, но уже на добровольной основе. Благодарная улыбка молодого лектора того стоила и теперь студент, который не имеет никаких хвостов, который всегда делает всю домашку наперёд, со спокойной душой садится за доклад, который ему нужно будет сдать только в конце месяца. — Ты полный псих, дорогой, - через полчаса, промокая волосы полотенцем, сказал вышедший из душа Ленский, - у тебя ещё много времени, может ты поспишь нормально? За доклад можешь сесть попозже. — Нет, Володя, я ленивый, ты же знаешь, - на ходу включая чайник и отвлекшись, чтобы переодеться в домашнюю одежду, признался Кирсанов, - буду откладывать до победного конца и тогда мне придётся писать весь доклад за три часа до сдачи. Поэт спорить не стал, вспоминая, что такое и правда было, но всё равно покачал головой, принявшись сушить волосы. — Не перенапрягай себя, Аркадий, я не хочу, чтобы та штука со стрессом повторилась, потому что ещё одного такого вида бессознательного тебя я не выдержу, - предупредил кудрявый и Кирсанов кивнул. Ему и самому не очень хочется повторять этот не лучший опыт в его жизни. — Напиши, как дойдёте, - сказал Аркаша, наливая себе чай, - и только попробуй забыть, найду и побью обоих, - грозно нахмурившись, произнёс он. — Бедный Евгений, ещё не знает с кем связался, - театрально вздохнув и приложив ладонь ко лбу, ахнул Ленский. — Онегин как-нибудь переживёт, - фыркнул Кирсанов, отпивая из кружки. — А я про Базарова, - с лёгкой улыбкой слушая, как подавился друг, кинул Володя.

***

Онегин, одетый с иголочки в костюм и зимнее пальто в связи с холодами, настигшими Петербург, ждал его у такси, на парковке рядом с общагой, нахмуренный и какой-то мрачный. — Привет, - переводя дыхание от быстрого шага (с общаги он вылетел, как угорелый), поздоровался Ленский. — Привет, - взгляд блондина, казалось, на секунду прояснился, когда он посмотрел на парня напротив, - отлично выглядишь, - добавил он с лёгкой улыбкой. — Я зна-... Спасибо, - оборвав себя на полуслове и вспомнив о приличиях, поблагодарил поэт. Что-то ему подсказывало, что сегодня Онегина лучше не трогать. Сложновато, когда он сам пригласил его на свидание. "Мы же встречаемся", - вспомнил Володя и всё же ему это ничего не дало. Встречаются. Потому что Онегин так решил (и ему чисто случайно повезло, что поэт оказался не против). — Садись, - без лишних слов, открыв дверцу заднего сиденья машины и пропуская парня, сказал Онегин, садясь следом к нему. Таксист, видимо, знал куда ехать, потому что тронулся с места как только они оказались внутри. Всю дорогу Онегин смотрел в окно, сведя брови к переносице, остекленевшим взглядом серых глаз вперившись в пролетающий пейзаж и размеренно дыша, поджав губы. Ленский отчего-то почувствовал, что он что-то должен сделать. Интуиция подсказывала ему, что Евгению не просто настроение испортили и всё куда глубже. Рвано выдохнув, Володя ещё раз посмотрел на блондина и... Впервые не нашёл слов, чтобы сказать хоть что-то. Он отвел взгляд и, не дав себе передумать, осторожно тронул своей рукой ладонь Онегина, немного переплетая пальцы. Тот медленно перевёл на него взгляд, и Ленский готов поклясться, что за всю свою насыщенную жизнь никогда не чувствовал такого волнения. Но Евгений лишь благодарно приподнял уголки губ и, взяв ладошку Володи, поднёс её к своим губам, легко целуя костяшки и опуская обратно на обивку сиденья, крепче сжав руку заалевшего поэта в своей. — Почти приехали, - тихо оповестил блондин, тепло глядя на парня. — А куда мы вообще едем? - в том же тоне спросил Ленский, немного неловко улыбнувшись, - Надеюсь, не в лес? - не удержался он от шутки, что лезла ему в голову, как только он сел в машину. Онегин выпустил тихий смешок, качая головой. Да нет, вообще-то, почти в лес (но поэту об этом знать, конечно, не обязательно). — Почти, - интригующе блеснув взглядом, туманно выдал Евгений, и улыбка медленно сползла с лица Ленского, что позабавило блондина настолько, что он не сдержал тихий смех. — Ну и ладно, мне терять нечего, - пожав плечами и хмыкнув беспечно, заявил Володя, расслабленно откидываясь на спинку сиденья, - ты же не дашь меня в обиду? - почти прошептал он, хитро улыбнувшись. — Никогда, - серьёзно ответил Онегин, прямо глядя на юношу. По спине поэта пробежала морозная дрожь от взгляда штормовых глаз и разлилась теплом в животе. Это было непривычно. — Что с тобой? Где твоё хорошее настроение? - легко погладив большим пальцем ухоженную ладонь медика, мягко, как он надеялся, спросил Володя. Когда не знаешь, что делать, делай как Аркаша - так жили и Ленский, и Грушницкий, и эта система ещё никогда не подводила обоих. — Не выспался и всё, - просто ответил блондин. Сглазил, что ли. Кудрявый кивнул, отводя взгляд и тоже смотря в своё окно, когда Онегин внезапно притянул его ближе, намекая сесть рядышком и обнял его, крепко обхватывая талию рукой и устраивая подбородок на чужой макушке. Володя закусил губу, сдерживая тёплую улыбку, и прикрыл глаза, расслабляясь. Как же хорошо в его руках. Но Евгений не соврал, когда говорил, что они почти приехали. Свернув на небольшую стоянку (прямо перед лесом?), таксист остановил машину. — Приехали, - сказал Онегин, пока Володя пытался рассмотреть хоть что-то. Была только красивая лесная тропинка и деревья. Много деревьев. — Знаешь, что я вспомнил? - сдержав истерический смешок, спросил Ленский, - Что чаще всего психопатами оказываются хирурги. Напомни, на кого ты учишься, солнышко? - настороженно глядя на блондина, закатившего глаза, задал практически риторический вопрос поэт. Конечно, он знал, на кого учится его парень. "Мой парень, блять, точно", - ещё раз напомнил себе Володя и, прикусив язык, тоже вылез из машины, пока Онегин придерживал ему дверь. Когда он вышел, он мог поклясться, что слышал смех таксиста, отъезжающего, как оказалось, чтобы нормально припарковаться. —Да не переживай ты так, тут очень красиво, пошли, посмотришь, - спокойно глядя на парня, сказал Онегин, протянув ему руку.        Ленский вспомнил своё предположение о маньяке-Онегине, который увезет его в лес и обесчестит. Ну, что же, лес есть. Приободрившись, он взял блондина за руку, следуя за ним. "Господи, что у него в голове, что он так странно воодушевился?" - мелькнуло в сознании Евгения, который вёл их всё дальше вглубь леса. — А сейчас посмотри немного налево, - с улыбкой произнёс блондин, остановившись. Володя повертел головой, осматривая всё, что левее вокруг себя, и Онегин легонько повернул его подбородок в нужную сторону, дожидаясь пока глаза поэта не распахнутся в изумлении. — Как я мог этого не увидеть? - недоумевал он, глядя на большой дом с огромными окнами почти от потолка до пола, весь увешанный гирляндами, как внутри, так и снаружи, с аккуратной дорожкой, ведущей ко входу. — Красиво, да? - тоже любуясь, спросил медик. — Очень, - ответил юноша, - ну, хоть умру романтичненько, - хмыкнул он, со смешинкой во взгляде глядя на Онегина. — Да не собираюсь я убивать тебя! - воскликнул Евгений, укоризненно глядя на рассмеявшегося поэта. — Вот облом, - вздохнув от смеха, произнёс Ленский и Онегин, взяв того за руку покрепче и ворчливо отозвавшись о его шутках, повёл парня к постройке. — А здесь связь ловит? - вспомнив напутствие Аркадия, поинтересовался кудрявый. — Что, решил вызвать полицию? - саркастично приподняв брови, хмыкнул блондин. — Нет, Аркаша сказал, что если мы не отпишемся ему о том, что мы в порядке, он найдёт и побьёт нас, - выложил все карты Володя и медик кивнул, признавая, что да, причина куда серьёзнее, чем маньяк и его жертва в лесу. "С его-то характером поди посмотри кто ещё из нас жертва", - покачав головой, подумал Онегин. — Связь ловит, мы же совсем недалеко от города, а внутри у них проведён интернет, - проговорил Евгений, поднимаясь по ступенькам. Ленский, тихо сетуя на его длинные ножищи, поспевал за ним, потому что руки его так никто и не отпустил. Выглядит, как начало идеального свидания.

***

Печорин сидел за рабочим столом, закатав рукава рубашки и надев очки, разбирая какие-то бумаги, в то время как Грушницкий тихо пил чай, сидя на диване в его кабинете и читая учебник, игнорируя навязчивые мысли о мужчине. За тихой работой прошло почти два с половиной часа, когда Грушницкий дочитал последний абзац, закладывая страницу, а Григорий отложил ещё одну стопку рассортированных исписанных бумаг, снимая очки и потирая глаза другой рукой. — Не знал, что ты носишь очки, - подперев подбородок ладонью, заметил танцор. — Не ношу, у меня отличное зрение, - спокойно ответил Печорин, - но приходится иногда надевать, когда глаза устают. — Может, отдохнешь? - предложил Грушка. — С тобой? - машинально спросил Григорий и цокнул, прикусив язык, - Ай-яй-яй... Но Грушницкий засмеялся, покачав на него головой. Какой же он дурной. — Вообще-то, нет, это не ошибка была, тебе тоже надо отдохнуть, - поднимаясь с места и подходя к парню, сказал Печорин, - вместе со мной, да, - уверенно кивнул он, предупреждая любые вопросы. Он лёг на диван, укладывая голову на колени юноши и умиротворенно выдыхая, когда Грушка начал легко массажировать голову, попутно пропуская густые волосы сквозь пальцы. — Помнёшь рубашку, - негромко сказал танцор, получая в ответ лишь лёгкую улыбку, чувствуя волнительный трепет в душе.На домашнее задание прошлой ночью у него ушло от силы часа три и он справился к часу ночи. На раздумья о том, что он теперь должен делать, как партнёр, у него ушло почти пять часов и он не нашёл ни одного ответа на бесконечные вопросы. Что, например, если Печорин захочет физической близости? А он хочет, и, кажется, давно, но это и не удивительно - он сильный, здоровый, молодой мужчина с естественными потребностями. И если Грушницкий всю энергию своих естественных потребностей вкладывает в репетиции и танцы (исключая ночи рукоблудия), то Григорий явно не из той оперы. Всё забылось утром, когда парень, так толком и не поспав, решил, что пока не почувствует собственного желания, ничего предпринимать в постели, кроме совместного сна, не будет. — Ты о чём так крепко задумался? - поймав одну его руку в свою, спросил Печорин, глядя на необычайно молчаливого парня. — Спать хочу, - приподняв голову от спинки дивана, ответил Грушка. Григорий приподнялся и, оставив лёгкий поцелуй на вечно алых губах, встал с дивана, утягивая за собой и юношу. — Напомню тебе твоё облюбованное место, - усмехнулся мужчина, ведя его к собственной спальне. — Вообще-то, я и сам помню где оно, - бормотнул кудрявый, следуя по знакомым коридорам. Квартира Печорина вообще напоминала собой лабиринт своими поворотами, невзирая на большое пространство, и сердцем её была не гостиная, как ожидалось, а именно спальня, в которую мужчина распахнул дверь, пропуская танцора и заходя следом. Грушницкий любовно улыбнулся, глядя на кровать и плюхнулся на мягкие простыни лицом вниз, устраиваясь удобнее и уже готовясь отойти ко сну. — Тебе дать вещи переодеться? - голос Григория разлучал парня от сонного умиротворения, но он не злился. Нельзя злиться на такие красивые голоса (и таких красивых обладателей этих голосов). — Мне лень, - приподняв голову, просто ответил Грушка, но поразмыслив немного, все же кивнул, и Печорин, усмехнувшись, полез в комод, доставая домашние мягкие треники и футболку. — Держи, - сказал он, кладя одежду на край кровати и кудрявый на ощупь пытался найти её, не собираясь открывать глаза. Нашёл. Но чтобы переодеться пришлось всё же поднять своё тело и принять сидячее положение, а потом медленно разлепить глаза и увидеть, ох... Ох. Печорин снимал рубашку, стоя спиной к нему, и парень мог видеть, как перекатываются литые мышцы под кожей, как очерчен красивый изгиб спины, широкие лопатки, плечи... Грушницкий вспомнил, что у него спереди и прикусил губу, когда в голове возникла чёткая картинка бесподобного торса, на который он тогда не обратил особого внимания из-за усталости. Черт возьми. "Ладно, он может выебать меня прямо сейчас", - подумалось на секунду парню, как он тут же зарделся и встряхнул голову, выбрасывая мысли из головы. Грушка смог отвести взгляд только когда Григорий резво надел футболку и принялся за брюки. Тут уж парень совсем отвернулся, тоже принимаясь переодеваться. Стыдиться было нечего - Печорин и так наверняка увидел там всё, что не подобает видеть как минимум до второго свидания ещё в тот день, когда переодевал его в собственную пижаму, но юноша всё же поторопился и управился раньше мужчины, сложив свои вещи стопочкой на стуле недалеко от кровати и уже улегшись обратно, пока другой педантично вешал свою одежду на вешалки в шкафу. — Ты не голоден? - поинтересовался Григорий, припоминая, что они не ели, как пришли к нему. — Нет, иди уже сюда, - хлопнув по свободной половине постели, пробормотал кудрявый. — Конечно, - улыбнувшись себе под нос, тихо произнёс Печорин и, прикрыв дверцы платяного шкафа, прошёл к кровати и лёг рядом с парнем, который тут же потянулся к нему, дотягиваясь до его губ и легко целуя. Григорий прикрыл глаза, коротко выдыхая, и играючи прикусил губу танцора, углубляя поцелуй, скользя языком в рот юноши, и из ленивого чмока в губы это превратилось в настоящий танец страсти. Грушницкий положил одну руку на затылок мужчины, другой цепляясь за его бок, и Печорин, нахмурив брови от жара, пробежавшего по всему телу, подмял парня под себя, хватая его за бедра, когда тот развёл ноги, позволяя ему устроиться между них. Он перешёл на горло, целуя и прихватывая нежную кожу губами, но стараясь не оставлять ярких отметин, исследуя, вырывая из уст танцора тихий задушенный стон, и вновь поднимаясь к щекам, подбородку, губам, останавливаясь на них надолго. Грушницкий закрыл глаза, растворяясь в умелых руках, отвечая на поцелуи со всей страстью, коей оказалось неожиданно много. Но когда он понял, что жар и тянущее чувство внизу скоро обеспечат ему крепкий стояк он словно протрезвел. Грушка положил ладонь на грудь мужчины, мягко отталкивая.        Григорий быстро понял, что к чему и поумерил пыл, собрав всю силу воли, чтобы оторваться от губ юноши. Тепло посмотрев на своего танцора, он прижался губами к его лбу и, легко потрепав густые кудри, осторожно слез с него, ложась рядом и обнимая парня. Грушницкий успокоенно выдохнул, прижимаясь к мужчине. Он прижался лбом к крепкому плечу (боже, какие у него плечи), расслабленно прикрывая глаза и глуша все мысли. Печорин зарылся рукой в мягкие волосы, играясь с завитками, то пытаясь выпрямить их и с улыбкой смотря, как они тут же скручиваются обратно, то расчесывая их пальцами, глядя на каждый-каждый завиток, то приглаживая целые пряди воистину роскошных кудрей. — Волосы - часть нашей породы, - неожиданно негромко сказал Грушка, - мне так всегда дедушка говорил. Я в детстве так удивился, что у людей есть породы, пока мама не объяснила мне что к чему и не сказала, что этим уже давно не пользуются. — Значит, я всё же отхватил лакомый кусочек? - нежно улыбнувшись, глядя полуприкрытыми глазами, которые отсвечивали ликёром, спросил Печорин. — Я не совсем о том, но, вообще-то, - приподняв голову и смотря на мужчину, произнёс Грушницкий, - ты тоже породистый, если можно так говорить сейчас. У тебя щетина и усы темнее волос, что и говорит о родовитости, - тихо закончил он, немного неловко улыбнувшись. "Блять, че я несу," - была одна единственная мысль в голове Грушки.       Печорин задумчиво смотрел на юношу пару мгновений, прежде чем сказать: – Ты прав, - не спеша, проговорил он, - и это коснулось даже моих родителей. Отцу пришлось долго искать себе пару под стать всем требованиям рода, иначе-то брак не засчитают, пока он не встретил мою мать. Дама из очень хорошей семьи - прекрасное образование, воспитание, играла на пианино и говорила на четырёх языках. Под стать моему отцу, казалось бы. Но уже в браке она поняла, что это не для неё - и он оказался совсем не тем человеком, - коротко вздохнув и выдавив подобие улыбки, прервался он, - поэтому она ушла к другому мужчине, потому что папа оказался не семейным, а обыкновенным тусовщиком, несмотря на работу. До сих пор, кстати, каждое лето проводит на курортах и цепляет молоденьких красавиц, - усмехнулся Григорий, негромко рассмеявшись, - а я с тех самых пор не верю женщинам. "А Вера?", - мелькнуло быстро в голове танцора, но он отогнал эти мысли. Не до неё. — Можно, конечно, вспомнить Веру, - сказал Печорин. А может и до неё. - Она хороший друг, наверное. Но не больше. Не хочу говорить, что меня использовали, потому что она единственная женщина, которая этого не хотела, но у нас по-другому не получалось. Всё работало против меня, даже когда Вера сама тянулась ко мне. Но тогда мы были, наверное, слишком одиноки - её первый муж был старше неё на двадцать шесть лет и едва ли интересовался женой, вот и... Вышло, что вышло, - он опустил взгляд, глядя в глаза парня, - мне не стоит говорить тебе об этом? — Всё в порядке, - Грушницкий ласково улыбнулся, - мне даже интересно, - признался он. — О, ну, конечно, это всё меняет, - ухмыльнулся Григорий, - в любом случае, мы с Верой пришли к осознанию того, что всё это время нам был нужен друг, а не любовник. Вот так. — А можно спросить про армию? - поинтересовался кудрявый. Если Печорин думал, что парень забыл тот сон, то он чертовски ошибается. — Давай, - немного настороженно кивнул мужчина. — Что на самом деле случилось в Тамани? - как на духу, спросил он. — А откуда ты на самом деле знаешь, что там что-то случилось? - задал встречный вопрос Григорий, прищурившись. — Мне сон приснился! Я потом полдня отойти не мог, ещё и в полном шоке от того, что из всех людей мне снишься именно ты, - он легонько тыкнул его указательным пальцем в грудь, - так ещё и умираешь! Ни в какой сонник я, конечно, не полез. И у мамы не спросишь - она на любой мой сон накладывает "любовь всей жизни", даже если это конченный ужастик, - он слегка нахмурил брови и поднял взгляд, глядя в самую душу Печорина. — А ты веришь в сны? - снова попытался он оттянуть момент. — Тебя убили на моих глазах, было сложно не поверить, - весомо сказал Грушка. — Ну, слушай, - вздохнул Григорий, признав поражение, и принялся за свой рассказ, от которого у юноши глаза раскрывались всё больше и больше, грозясь вообще вылететь из орбит.

***

Онегин в неверии вылупил ясны глазки: всё его плохое настроение смылось, как парень шестнадцатилетки от новости об отцовстве, а всё из-за первой же восторженной улыбки его симпатичного объекта его весьма настойчивых симпатий (да, Володи), хотя они едва переступили порог терема. — Афина-заступница, как здесь красиво! - лепетал Ленский, оглядываясь. Если технологии здесь и были, то их хорошо прятали - весь интерьер был подстроен под старину, если не считать гирлянды и лампы, расставленные вроде бы и везде, но как раз настолько, чтобы сохранить приятный глазу полумрак. Людей было мало - только они, ещё три человека за дальним столиком и одинокий бармен в чудной рубашке. Онегин туманно прикидывал, кто такая Афина, вспомнил, что это не Афродита и остался доволен - после его вспышек болезненной мрачности и нелюдимости ему требовалось время, чтобы восстановить привычную для него скорость мысли. Но сейчас он забыл обо всём плохом, что роится в его голове, потому что там прочно поселился взбалмошный поэт. "Любовь - лучшее лекарство," - в который раз повторил себе Онегин, утягивая Ленского за столик у окна с мягкими диванчиками. — Боже, это лучшее, на чём сидел мой зад, - пробормотал Володя себе под нос, блаженно прикрыв глаза и устраиваясь удобнее. Его словно укутали в комфорт. — Это ты ещё на мне не сидел, - с абсолютно спокойным лицом в том же тоне ответил Евгений. А потом понял, что он сказал и вскинулся. Ленский сидел, как пришибленный, с приоткрытым от удивления ртом, словно не решив рассмеяться ему или возмутиться, удивленными глазами и взглядом полного охуевания от развития событий. А ещё от осознания, что он, в принципе, не против, если события продолжат так развиваться. Онегин, решив, что раз взялся, то идти надо до конца, подмигнул парню, в конец добив ещё и голливудской ухмылкой. — Я говорил, что меня бесят хирурги? - словно между прочим, всё ещё поглядывая на блондина, выдал Ленский. Конечно они его бесят - своим синдромом бога, своей самоуверенностью и нарциссизмом, неприятием того, что кто-то может им отказать... "... Кто-то и может отказать, - незаметно сглотнув, подумалось Володе, у которого ни с того, ни с сего покраснели скулы, - да я, видимо, не могу..." — Ты не говорил, но я догадывался, - просто ответил Онегин, доставая телефон. — Какой умничка, - яд так и сочился с каждого слова Ленского, который тоже достал мобильный, чтобы известить друга о том, что он-то в порядке, но Евгений Онегин всё ещё придурок. Красивый, скотина, но всё равно придурок. — Так-с, что у нас тут поменялось за эти долгие два года, что меня тут не было? - риторически спросил блондин, отдавая одно меню Володе, а другое раскрывая сам. Ничего, конечно, не поменялось, но вид он сделал самый серьёзный. И всё же Евгений не мог отделаться от ощущения, что он отпрашивал дочурку у гиперзаботливой мамаши, и теперь они сидят на втором ряду в кино, потому что на задние им запретили идти взрослые. Всё это его знатно повеселило и он тихо прыснул себе под нос. Володя снова посмотрел на него, как на больного - этот человек удивляет его с момента встречи. И всё же улыбка идёт ему больше. — Что такое? - вяло поинтересовался он, листая странички красивого меню. — Ничего такого... Просто кое-что представил, - отмахнулся блондин, продолжая улыбаться. — Что... Что представил? - в горле пересохло так, будто он в жизни воды не пил. А всё потому, что у него в голове "представилась" одна похабщина (чего он хотел, если его последние отношения были, когда ему было семнадцать и то продлились от силы неделю). — Что я отпрашиваю тебя, как школьник, у мамы-Аркаши, и мы идём в кино на второй ряд, потому что последние ряды слишком "взрослые" для нас, - он снова прыснул, тихонько смеясь, а Володя забыл как дышать: то ли от стыда, что его опекает собственный друг из-за его, Володи, рассеянности, то ли из-за того, что смех у Онегина слишком красивый, даже если он хихикает с лицом гиены. Когда это начало ему нравиться? — Как это мило, - только и сказал Ленский, думая ещё, как это всё невинно, по сравнению с его ожиданиями, - я выбрал, - решительно сказал он, ткнув в первое попавшееся блюдо, чтобы поскорее сменить тему. И русло, в которое впали его мысли. Стыдоба, да и только.

***

— Охуеть, - глубокомысленно изрёк Грушницкий, - то есть тебя реально хотели убить, потому что слепой пацан, который ещё и обворовал тебя, напиздел этим контрабандистам? А ты ещё называешь их честными? Это несправедливо! - возмущённо воскликнул он, искренне негодуя. Потом прижался ближе к мужчине, обнимая его, пока тот поднял брови в удивлении. Никто на эту историю так бурно не реагировал. Потом он, правда, вспомнил, что никому её и не рассказывал, но всё равно приятно, когда обнимают так, будто боятся остаться без тебя. Будто ты нужен. — Да ладно тебе, не так всё страшно было. Зато я потом первым делом научился плавать, - он весело хмыкнул, обнимая парня в ответ. На душе вдруг стало легко и приятно, как никогда не было. — Да, после того, как эта сучка пыталась тебя утопить, - всё ещё негодующе бормотнул Грушка куда-то в шею Григория. Печорин спорить не стал - против фактов не попрешь. — Что-то я совсем заговорил тебя, ещё и расстроил, видимо, а ты спать хотел, - потерев лоб, всё ещё обнимая юношу, произнёс мужчина, - м-да... Грушницкий только отрицательно мотнул головой, несильно, мол, всё нормально, но я тебя не отпущу. —Э-эй, всё же в порядке, - ласково сказал Печорин, гладя юношу по густым завиткам, но в ответ только молчание. Вздохнув, он перевернул их, укладывая своего Грушика на спину и отводя от его лица взбитые кудри. Взгляд у парня был никакущий - глаза, потому что, закрыты, но отчего-то покрасневшие. И губы, вон, дрожат. Недолго думая, Григорий впился в них поцелуем, почти насильно проникая языком в рот, чтобы точно ни о чём другом парнишке и не мыслилось. Но руки, несмотря на напор, гладили нежно, заботливо: по щекам, по кудрям, по груди и бокам, но как-то прилично, успокаивающе. — Это так нечестно, - оторвавшись от губ мужчины, только чтобы сказать это, протянул парень, - нет, я бы ещё понял, если бы они как-то шантажировали или что-то в этом роде, но не гробить же человека! — Ага, - согласно кивнул Григорий, понимая, что без пары засосов тут не обойтись и с энтузиазмом принялся целовать и прикусывать там, где не особо видно - чуть ниже ключиц, прямо под косточкой, нежно-нежно прихватить зубами и зацеловать. - Бесчеловечные гады, но вот мне интересно, нахер мне это приснилось? - он все еще не понимал с какой вообще стати ему снится подобный триллер. Еще и, оказывается, пророческий. Пиз-... - У мамы спросишь, - пожал плечами Печорин, отвлекшись от своего нехитрого дела. - Я же уже говорил, у нее все, что мне ни снится - к любви! - парень закатил глаза, особенно когда вспомнил, как мама сказала, что если тебя во сне убили - замуж выйдешь. Грушницкий не специалист толкования снов, но его скудных знаний, основанных исключительно на логике, хватило, чтобы понять, что это не правда. Хотя бы потому что замуж он, уж в силу своего пола, не выйдет. - Я помню, - ухмыльнулся гад, - в этом и суть. Грушка посмотрел на него молча с секунду-другую, и накрыл глаза руками. Сил видеть такое безобразие нет. А Печорину и то забавно - лежит себе спокойно (на нем же, между прочим) и фыркает со смеху. Грушницкий тут же убрал руки с лица и недовольно глянул на обнаглевшего мужчину, решив, что что-то надо делать, причем срочно. Для начала хотя бы скинуть с себя его тушу и вернуть автономию собственному телу - но он не учел, что это будет не так просто. - Вот же гад, - пробормотал он себе под нос, пытаясь скинуть с себя бессовестно смеющегося Григория, - бесстыжий, скотина, паскуда эдакий, козлина, - продолжал он ворчать, извиваясь и не оставляя попыток освободиться, - в жизни больше с тобой не загово-... Но он был так же бессовестно прерван, как и оккупирован - Печорин, видимо, достигший крайней точки умиления, ухватил парнишку за обе щеки да как поцеловал, крепко, от души, в самые губы (все еще довольно усмехаясь, козел). Грушка против-то, может, и не был, но на всякий случай губу мужчине прикусил (чтоб не зазнавался, где не надо) и расслабился, с чувством выполненного долга. А потом, когда бдительность мужчины притупилась, резко напрягся и ускользнул из-под охреневшего Печорина, перекатившись на другую сторону кровати и сразу укрываясь, мол, все, я в домике. - Какой ловкий, ты глянь, а, - хмыкнул Григорий, обхватывая кокон с торчащей кудрявой макушкой и открывая лицо парню (чтоб не задохнулся!), - вот теперь можно и спать, - подытожил он, получая в ответ сонное угуканье.

***

Утро у Раскольникова наступило очень вовремя - в пять вечера. На соседней подушке была записка и Родя, не глядя, уже угадал, что парень извещал его о том, что хоть кто-то из них должен нормально ходить на учебу. Только чуть вежливее, разумеется. Не понятно по какой логике, но если в универе увидят хотя бы одного из них, они автоматически отмечали как присутствующего и второго, даже если его нет. Радовало только то, что Разумихин должен прийти с минуты на минуту и можно будет лениво провести с ним полвечера, прежде чем пойти переписывать его лекции и нагонять пропущенное. Уж незнамо как, а объяснял Дмитрий лучше всех учителей, которых Родька встречал - спокойно, терпеливо, понятно. И конспектировал тоже как-то по-своему, практически интуитивно. Когда Раскольников тоже попытался интуитивно записывать за лектором, он думал, что еще немного и он разозлит бога, потому что такой богомерзкой писанины его глаза еще не видели.       Медленно сев на кровати и потерев тяжелые глаза, Родя понял, что полностью опустошен. В голове все глухо, как будто мыслей там в жизни не водилось, кожа - он глянул в зеркало у шкафа - бледней полотна, только красно-фиолетовые круги под опухшими глазами и потрескавшиеся сухие губы. Полночи он прометался в лихорадке, пока Разумихин отпаивал его то чаем с травами, то успокоительным, попутно прикладывая смоченное полотенце ко лбу. Только к утру ему удалось забыться сном и Дмитрий спокойно выдохнул - от одного взгляда на мучающегося парня в груди все жгло. Раскольников встал, снял с себя всю одежду, закинул ее в корзину для белья и прихватил свежую футболку Разумихина да свое белье с шортами, прошагав до ванной. Под водой ему всегда становилось легче - но сейчас он не чувствовал ничего. Абсолютная глушь. Тем не менее, он знал, важно делать хоть что-то. Постояв немного под прохладными струями, он выкрутил кран с горячей водой - контрастный душ, только в легкой форме - и взялся за мочалку, намыливая тело лавандовым гелем для душа и чувствуя, что он постепенно начинает расслабляться, окутанный теплым паром и приятным ароматом. Шампунь тоже лавандовый, отметил Родя, намыливая голову. Посвежев, он вышел из душа и принялся чистить зубы, не глядя в зеркало. Пугать и без того настрадавшееся сознание не хотелось и он воздержался от самолюбований. Закончив, он оделся и прошел на кухню, включая чайник. Попутно снял с головы полотенце и высушил феном волосы, вернувшись в ванную, насладившись теплым ветерком. Кудри - в низкий пучок, и можно покорять мир. Или кухню. Но все, на что его хватило, это достать из холодильника оливье и налить себе заваренный Дмитрием чай. Чай он выпил, даже дважды. На оливье, его любимый салат, он минут десять смотрел, как на врага народа. А потом также молча, без привычного ворчания и песенок с танцами, без малейшего вздоха о тяжкой его меланхоличной судьбе, встал и сделал себе омлет, чтобы и его гипнотизировать на протяжении пяти минут, понимая, что поесть надо. Но как есть, если даже вилку держать не хочется? Дмитрий расстроится. Родя сел ровнее, уже не так враждебно глядя на поздний (очень мягко говоря) завтрак. Он осилит это. Живот согласно заурчал - еще как осилит, лишь бы уже хоть что-то кроме цветной водички дали. С легкой, почти фарфоровой улыбкой, Раскольников принялся медленно есть, вяло болтая босыми ногами. И в такой трепетный момент личной победы, его застал Разумихин, вернувшийся, наконец, домой. - О, - только и сказал он, глядя на юношу, застывшего с наполовину поднесенной ко рту вилкой. - Привет, - моргнув, сказал Родя. Собственный голос казался чужим. Разумихин выглядел так, будто сейчас умрет от облегчения. Раскольников точно знает - столько любви и заботы в глазах нет больше ни у кого. Скинув рюкзак у двери, Дмитрий прошел к юноше, приседая перед ним на корточки и утыкаясь лбом в его бедро. Все, чтобы он не заметил, как заблестели на миг его глаза. Он выдохнул, чувствуя тоненькую ручку в своих вихрах на голове и поднял голову, прямо глядя на парня. - Привет, - запоздало ответил Разумихин, - как ты себя чувствуешь? - спросил он, вставая и прикладывая ладонь ко лбу юноши. Вроде больше не лихорадит. - Все хорошо, - ясным, как переливы колокольчика, голосом ответил Родя, все еще не отделавшись от чувства, будто он себя первый раз слышит. Хорошо, что у него есть Разумихин, готовый хоть заслушаться его речами и никогда не устать. - Я рад, солнышко, я очень рад, - тихо выдохнул Дмитрий, целуя юношу в макушку и зарываясь носом в мягкие кудри. И сам Родя необычайно мягкий, как котенок. - Кушать будешь? - немного погодя спросил Раскольников, приподнимая голову, чтобы взглянуть на явно уставшего медвежонка. Тот кивнул и, придержав за плечи поднявшегося было парня, усадил его обратно, погладив еще раз по волосам, и принялся добывать себе еду, как это делали все настоящие мужчины (из холодильника). Несчастное оливье нашло свое признание в тарелке Разумихина и там же было съедено, к счастью для самого Дмитрия, который уселся напротив парня и подкладывал ему в тарелку салатики. Родя молчал. - Ты говорил с дядей? - все же спросил он то, что давно вертелось на языке. Разумихин качнул головой - нет, не говорил. А судя по упрямому взгляду и не будет. Раскольников отвернулся, снова чувствуя себя паршиво. - Тогда я сам позвоню ему, - сказал Родион, не глядя на спокойного парня. - Не стоит. - Я все равно позвоню. - А я не дам. - Дмитрий, это неправ-... - начал было Родя, но осекся под взглядом Разумихина. А потом просто махнул рукой: будь, что будет, он слишком устал. Поэтому он просто поднялся, убрал за собой, вымыл тарелку, руки и снова сел - к Дмитрию на колени, оплетая его, как коала, пока тот продолжал есть, как ни в чем не бывало, только одной рукой придерживая юношу. Сытый Разумихин это всегда добрый Разумихин (точнее, он добрее, чем обычно), поэтому, когда он отодвинул тарелку и снова взглянул на Родьку со своим обычным задорным блеском в глазах, у того на душе полегчало. Да так, что он принялся целовать его куда ни попадя - в щеки, в губы, в лоб, в нос и, кажется, в глаз ( благо тот успел вовремя закрыть), пока Дмитрий просто пытался вдохнуть. Перехватив парня поудобнее, уже двумя руками, и усаживая на стол, Разумихин мягко поцеловал Родю, легко поглаживая его по спине. — Я так люблю тебя, - хрипловато произнёс Раскольников, глядя в глаза Дмитрия. Спокойствие разлилось теплом внутри него от одного взгляда на Разумихина. Тот улыбнулся: — Я всё равно люблю тебя больше, - шутливо хмыкнул он, фыркая парню в шею, вызывая тихий смех. Впервые за сутки. — Пиздишь, - прикусив губу, продолжая улыбаться, сказал Родька, хитрюще прищурившись. — А вот и нет, - просто ответил Дмитрий и поднял кудрявого, перекидывая через плечо, как будто это плевое дело, и неся в гостиную. Родя смирно повис на нём, дожидаясь когда его опустят, заняв себя тем, что он легонько тыкал пальчиком в поджарую задницу его любимого человека, но спонтанный вояж закончился на диване, что, в принципе, не огорчило никого. Разумихин включил телевизор и его негромкое вещание постепенно убаюкивало. Дмитрий долго гладил парня по спине, пока тот не задышал размеренно, прикрыв глазки и отпустив сознание в спокойное плаванье, отдаваясь на волю этого тихого, домашнего вечера.

***

      Молчалин совсем замотался. Он пытался успеть все на свете и ему это, каким-то образом, удавалось, пока он не выдохся. Но проблема была даже не в этом (не то, чтобы она была вообще, эта проблема, так, неприятность жизни), а в том, что он не успевал помочь Чацкому.       Чацкий помощи не просил и постоянно твердил, что может все сделать сам, пока Алеша спорил с ним (впервые инициатором спора оказался именно он и Молчалину даже показалось, что это прикольно) и говорил, что ему нужен отдых. Но как он отдохнет, если Алексей не может за ним присмотреть? Он банально не успевал. Каждый раз, как он понимал, что Александру что-то нужно, то было уже поздно - Чацкий делал все сам и его всё устраивало. Но не Алешу. Он чувствовал себя плохим парнем, ненадежным партнером и его настроение катилось вниз по наклонной его безупречной ответственности. Вот прямо как сейчас. Чацкий захотел чаю - он встал и сделал себе и парню чай. Вроде бы все в порядке, как обычно. Вроде бы. А Алексей видит его гематомы, которые аккуратно смазывает мазью трижды в день и не может себе простить, что он не сделал чертов чай.Смотрит на лицо Александра, со ссадинами, и ему хочется волком выть, что он допустил такое. Нет, он понимает, что фактически он не виноват: он хотел поехать с ним, но Чацкий буквально запретил ему, он не виноват в том, что на мужчину напали какие-то отморозки (которые пострадали больше, чем сам Чацкий, но не суть) и он должен радоваться, что успел в самый последний момент, уличив придурка, собиравшегося напасть сзади. Да он даже драться толком не умеет, потому что его воротит от насилия, в отличие от Александра, которому только боксерскую грушу подавай. Тем не менее, вывод один: либо Чацкий много пиздит, либо Алёше нужно слушать его поменьше. Молчалин решил, что еще немного и он обвинит себя до такой степени, что сделает из себя едва ли не соучастника нападения. Надо прекращать накручивать себя и последовать проверенному способу - обсудить все с Чацким. Настал его черед говорить. - Александр, - негромко позвал он, прислонившись к косяку. Чацкий сидел в гостиной на диване и проверял какие-то работы, очевидно, от студентов. Он поднял голову на оклик, поправляя очки и глядя на парня. - Что-то случилось? - спокойно спросил мужчина, и Алексей сдержал желание сказать, что все в порядке. В конце концов, ему нужно успокоить себя. - Нет, ну, точнее, не совсем, - немного замявшись, ответил он, опустив глаза. Чацкий похлопал ладонью по дивану, приглашая присесть, и Молчалин отлип от косяка, подходя к нему, но сел на пол, на мягкий ковер и устроил голову на коленях Александра. Тот лишь вскинул брови, терпеливо выжидая и запуская руку в мягкую шевелюру юноши, поглаживая.       "А что мне ему сказать вообще? С чего начать? Сказать, что чувствую себя бесполезным?" - размышлял парень. - Ты совсем не отдыхаешь, - наконец начал он, - хотя врач велел не перенапрягаться и набираться сил. Я не хочу, чтобы у тебя были осложнения, но ты же совсем меня не слушаешь и не говоришь, когда тебе что-то нужно, мне просто кажется, что я говорю со стеной. Я понимаю, что ты не хочешь отвлекать меня или что ты там думаешь ты делаешь, но ты точно нарушаешь предписания врача. И ранишь мои чувства! - недовольно сказал он, нахмурившись, - Но даже не в этом суть, милый, - опасно сказал он и Чацкий сглотнул от тона, которым это было произнесено, - если ты не хочешь сотрудничать, я тоже буду нарушать правила. А потому никакого обещанного секса через недельку у нас не будет. Чацкий открыл рот, расширив глаза от шока. Как так?! - Стой-стой, что не так? Я же делаю всё, что рекомендует врач и не напрягаюсь! Я даже взял больничный на две недели! - в полном непонимании, где он прокололся, негодовал Александр. - Любимый, ты все делаешь сам! - воскликнул Молчалин, не сдержавшись. - Потому что могу! Я же не смертельно ранен, Алёша, ну чего ты? Какие-то синяки, а ты распереживался, ещё и вещи мне всякие страшные говоришь, не надо так делать, - менторским голосом сказал он, - со мной все в порядке. - Да, а мои глаза меня обманывают, конечно, - иронично фыркнул парень. - Черт, да всё не так, как выглядит, ты чего. Если я чувствую себя отлично уже сейчас, то как мне еще отдыхать? Мне необходимо движение, ты же знаешь, пупс, - продолжил он, взяв личико Молчалина в ладони и приближаясь к нему, потираясь кончиком носа о его и вызывая у кудрявого непрошенную улыбку, - я ценю твою заботу, - тише сказал Чацкий, - я ценю тебя и я ценю твое время, поэтому не хочу тратить его на пустяки. - Забота о тебе - не пустяки! - тут же отозвался Алексей, глядя мужчине в глаза. - Забота - нет, а вот всякая мелочь того явно не стоит. Ты заботишься обо мне, когда напоминаешь мне о витаминах и приносишь мне их, когда втираешь мази и обрабатываешь царапинки, - на этом слове Молчалин хмыкнул, - когда следишь за моим рационом и вовремя гонишь меня спать. А все остальное - это то, что не стоит твоего внимания, потому что даже я делаю это на автомате и это ничуть не тяготит меня. Если бы я понял, что мне нужна твоя помощь, я бы тут же попросил о ней. У Алексея отлегло от сердца. Он облегченно прикрыл глаза, облизывая губы, потому что, конечно, он снова себя накрутил. Господи спасибо Чацкому и его красноречию, который может развеять все опасения юноши ясно и без лишнего напряга. Идеальный мужчина. - Хорошо, - выдохнул он успокоившись, - но секса все равно не будет. Я не чувствую себя сейчас так, будто хочу этого, потому что все еще немного нервничаю. - Если не хочешь - не будет, - спокойным голосом, вкрадчиво произнес Чацкий, приподнимая голову парня за подбородок и тот глянул вверх на него, чувствуя, что все в порядке. Он может сказать, что не хочет физической близости и найдет поддержку и понимание. Потому что он нашел любовь. - Пора обработать твои "царапинки", господин психолог, - вяло усмехнувшись, сказал Молчалин и потянулся легко поцеловать Александра, не касаясь его разбитой губы. Когда он вернулся с аптечкой в руках, Чацкий уже снял футболку и снова читал, дожидаясь парня. Семья?

***

Печорин вновь смотрел на Грушницкого. Он не смел закрывать глаз, потому что каждый раз боялся, что, когда он их откроет юноши не будет рядом. Что это всего лишь слишком хороший сон, который разобьет ему душу, если он проснется. Но он не хочет просыпаться никогда в жизни - если это сон, он хочет умереть в нем, чтобы ничто не смело его отрывать от этого невероятного парня. От этого дьявольского танцора, который почему-то напоминает ему притчу о средневековых ведьмах, которые сводили мужчин с ума одним движением бедер, одним горящим взглядом. Григорий настолько погряз в нем, его личном наваждении, что проснуться было бы смерти подобно. Поэтому он щипает себя, снова и снова, а потом не выдерживает и тянет руку к смоляным кудрям, едва касаясь, трогая невесомо, как дуновение ветерка в летнюю ночь.       Так красиво,- подумалось ему, - любить это так красиво.

***

      Онегин и Ленский, отужинав, прошлись по заведению, облазив каждый уголок и наделав кучу фото. Половина из них автоматически отправилась в чаты с Аркашей и Базаровым. Потом они выбрались наружу и шуточки Ленского о том, что маньяк поел и теперь снова в деле, не испортили общего впечатления (наверное, потому что Онегин хотел пошутить о том же). Они снова нафоткались и плевать было, что темно, Володя ходил с Аркадием в студию и знал, как делать красивые фоточки. Но время было уже позднее, а им еще нужно было добираться до города, поэтому они, взявшись за руки и подсвечивая путь фонариками на телефонах, пошли к таксисту, который все еще ожидал их, задремав за рулем. Будить дядьку было жалко. - Едем? - вмиг выпрямившись, спросил бодренький мужичок за рулем. Ребята кивнули, улыбаясь и уселись сзади. В дороге все уютно молчали. Евгений, сидя в пол оборота, обнимал жмущегося к нему Володю, который облокотился спиной к груди медика, уложив голову на плечо. Ленский задумчиво поглаживал ладонь Онегина поперек его живота, и вспоминал свой воистину сумасшедший день, полный открытий. Настоящим открытием стало осознание настоящих чувств к блондину. Когда Володя убеждал себя, что он с ним, потому что тот красив, как языческий бог, он отрицал, что его чертовски привлекает сам Евгений, открытый и решительный, яркий, как свет в ночи, который собирает вокруг себя всех мотыльков. Просто так вышло, что Владимир Ленский оказался одним из них и он ничуть не жалеет. Они перешучивались пока ели, саркастично закатывали глаза и обсуждали все, что могли вспомнить. И Володе не трудно признаться, что это было лучшее время, которое он провел не с друзьями. Он слегка повернул голову, смотря на профиль Онегина, и легко улыбнулся, отворачиваясь и прикрывая глаза. По стеклам бил начавшийся дождь, мерно отстукивая дробь, убаюкивая под покачивание машины.       Евгений смотрел на стекающие капли и старался запомнить этот момент, это ощущение теплого, спокойного поэта в его руках, мечтая, чтобы он был рядом с ним всю жизнь. Он прижался губами к виску парня, прикрывая глаза, и потерся щекой о мягкие кудри. Так хорошо.       Они приехали к студенческому общежитию спустя час неспешной езды по полупустым дорогам и Онегин потормошил парня, пересилив себя, понимая, что парень опоздает до комендантского часа. Ленский неохотно приоткрыл глаза, вздохнул и снова прикрыл их, прижавшись щекой к груди блондина. Евгений замер в неверии и судорожно зажмурил глаза: сердце бешено забилось в груди, грозясь проломить грудную клетку, а в голове было только одно - он не хотел отпускать парня.       "У него могут быть проблемы из-за меня", - подумал он, и постарался взять себя в руки. Не получилось. Он снова слегка потряс парня за плечо и погладил его нежную щечку. - Володь, приехали, - сказал он, прочистив горло. Ленский приподнялся, мутно оглядевшись и так жалобно посмотрел на Онегина, что он готов был зарегестрировать собственную смерть от разрыва сердца, - если опоздаем, тебя не пустят в общагу и Аркаша нам обоим головы открутит. Володя отлип от него, садясь ровнее, и Евгений вышел из авто, придерживая дверцу для парня. Свежий воздух, казалось, взбодрил Ленского, который остановился, подставляя лицо прохладным каплям. Дождь усиливался, а поэт улыбался. - Спасибо за вечер, - глядя в небо, произнес он, - мне очень приятно. Одинокий фонарь освещал вход в общежитие, скрывая их в тени, густые тучи заволокли небо, низко нависая над землей. Онегин коротко выдохнул, смущенный, подходя к юноше вплотную и запахивая его пальто: - Простудишься, - сказал он, не смея отвести взгляда от парня напротив.       Ленский посмотрел на него долгим, изучающим взглядом, а потом шагнул еще ближе и коснулся мокрыми губами губ блондина в мягком соприкосновении, от которого Евгений замер, забыв, как дышать. Но когда он пришел в себя, было уже поздно - Володя уже прервал этот целомудренный, невинный поцелуй и отстранился, с нежностью глядя на сконфуженного Онегина, на лице которого сама собой расцвела улыбка. - Опоздаешь к комендантскому часу, - напомнил блондин, беря поэта за руку и провожая до самых дверей общежития, до которого было буквально рукой подать. - Спокойной ночи, - хмыкнул Ленский, глядя на медика непривычно теплым взглядом, без обычной колкости и ехидства. - Сладких снов, - вернул Евгений, пытаясь насытиться этим вечером. Володя медленно вытянул свою ладошку из его и, улыбнувшись напоследок, окончательно сведя с ума, скрылся за массивными дверями, оставляя Онегина, выбитого из колеи, под дождем. Помотав головой, блондин взъерошил волосы и направился обратно к машине, чувствуя распирающее в груди счастье.

***

      Грушницкий проснулся под вечер и подскочил на кровати, видя, что уже очень поздно, судя по картине за окном. Печорин был тут же - лежал с закрытыми глазами, но Грушка отчего-то знал, что он не спит. Так и было. - Утречка, - усмехнувшись и сыто понежившись в кровати, сказал Григорий. - Боже, сколько времени? - несчастно спросил кудрявый в поисках часов. - Я, конечно, не боже, но время сказать могу, - хмыкнул мужчина, достав телефон из-под подушки и глядя на время, - полдесятого. Ночи. Грушка замер на мгновение, осмысливая всю свою жизнь, и внезапно прыснул, снова ложась и потягиваясь. - Мне должно быть стыдно за то, что я сплю большую часть времени? - спросил он, глядя на Печорина с бесстыдной ухмылкой. - Это ты меня так скучным назвал? - фыркнул Григорий, посмотрев в ответ прищуренным взглядом. - Нет, это я так говорю, что ты самый уютный, - вышло как-то нежно, парень протянул руку к волосам мужчины, мягко проводя ладонью и пропуская пряди сквозь пальцы, - но ты все же буди меня, пожалуйста. - Ты удивительно очарователен, когда спишь, так что я скорее дождусь пока ты выспишься, - мотнул головой Печорин, вставая и утягивая за собой кудрявого, - пора кушать, детка, я жутко голоден. - Давно ты проснулся? - немного погодя, спросил Грушницкий, поспевая за Григорием, который вел его за руку. - Ну, я успел запечь говяжьи стейки с овощами, так что, да, прилично, - кинул он через плечо, мягко улыбаясь впечатленному парню. - Ой, - не чувствуя себя ни капли виноватым, только и сказал Грушка, переступая порог кухни. - Присаживайся, - подталкивая танцора к сервированному столу, сказал Печорин, - белое, розовое или красное? - спросил он, открыв неприметную темную дверцу в стене, внутри которой оказался целый склад с вином. Грушницкий вдруг понял, что он нашел своего мужчину. - Красное, - ответил он, и Григорий кивнул, водя пальцем по полкам в поисках подходящего варианта, - а с чего ты взял, что я пью? - про себя усмехнувшись такому вопросу, поинтересовался юноша, из чистого любопытства. - Интуиция, - просто ответил мужчина, остановив свой выбор на красном сухом вине итальянского урожая. Грушка тихо хмыкнул. - Значит, поздно говорить, что я скромный мальчик? - с деланным сожалением, вздохнул кудрявый. - А я бы тебе всё равно не поверил, - легко произнес Григорий, а Грушницкий кинул на него шутливый укоряющий взгляд. Глухо вышла пробка из бутылки и мужчина отложил штопор. - Справедливо, отчасти, - кивнул парень, пока Печорин разливал вино по бокалам, и внезапно задумался.       Он все же чувствовал колкую вину, но перед друзьями - ведь он так и не сказал, что у него отношения с Григорием и он, черт возьми, не имел ни малейшего понятия, как это сделать. Сложно признаться, когда заранее знаешь, что реакция будет отрицательной (очень мягко говоря, конечно же). Чувство моральной усталости постепенно покидало его, стоило только взглянуть на мужчину, что уже доставал противень из духового шкафа и выглядел при этом так мужественно, что в горле пересыхало. Становилось спокойно и тревожно одновременно - в груди разливалось тепло, а в животе всё трепетало от неясного волнения. Скулы зарумянились и сердце выстукивало в груди нестройный марш, словно торопясь куда-то. - Кстати, - начал Печорин, кладя на стол блюдо со стейками с овощами вокруг, - как поедем к Кирсановым? Я надеюсь, ты хорошо знаешь дорогу, потому что я не нашел Марьино на карте, - предупредил он, - о, и напомни мне утром съездить на заправку, что-то я давно не садился за руль. "У него машина, что ли, есть? Вот это прикол, никогда не видел, как он приезжает в универ," - немного сконфуженно подумал танцор. - Хорошо, напомню. И да, я знаю дорогу, мы часто там бываем, - кивнул юноша, коротко вздохнув, - нужно сказать ребятам, что мы вместе. - Что тебя останавливает? - спокойно глядя на парня, спросил Григорий, садясь напротив него. - Нежелание умереть насильственной смертью в столь юном возрасте? - с сарказмом переспросил Грушка, - Они тебя на дух не переносят. И думают, что я тоже не переношу. Аркадий меня в монастырь отправит, я уверен. Печорин поморгал, понимая, что все куда глубже. Он ведь сам виноват - погряз в своем амплуа злодея, вот и результаты: - Мы скажем им вместе, - произнес он. Нет ничего невозможного, когда это касается его танцора блять. Грушницкий легко улыбнулся, чувствуя, как горят его щеки. Боги, он же в отношениях. А он даже близко ни с кем не был за всю свою недолгую жизнь. Прискорбно, в девятнадцать-то лет. "Зато вон какой у меня теперь мужчина," - мысленно поспорил с собой парень. Григорий ободряюще улыбнулся и поднял бокал, дожидаясь пока парень не сделает то же самое: - За всех ведьм в твоем роду, что помогли тебе околдовать меня, - сдержав смешинку, сказал Печорин, глядя на парня с любовью во взгляде, - и за то, что я обрел счастье быть с тобой, - закончил он, тихонько стукаясь своим бокалом о бокал смущенного юноши, прикусившего губу, но это не спасло его от улыбки. Они сидели ночью на кухне, явно опоздав с ужином, в домашней одежде, которая была беспощадно велика Грушке, запивая улыбки дорогим вином.