ID работы: 8674102

Welcome to Tranquility Lane

Смешанная
NC-17
Завершён
1189
автор
Kwtte_Fo бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
115 страниц, 20 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1189 Нравится 61 Отзывы 212 В сборник Скачать

Human AU — Золотой билет

Настройки текста
Примечания:
      — Может, ещё что-нибудь? Какие-то детали? Подробности? Этот человек не говорил, где он остановился? Он не упоминал каких-то людей или местá? В разговоре с вами он не говорил о том, что обращался к другим специалистам? Вы хорошо его рассмотрели?..       «Какой ты возбуждённый, детка... Прямо как ведущий на шоу "Сто вопросов". Главное, из трусов не выпрыгивай, салага. А этот второй, рядом с тобой, он что, моральную поддержку обеспечивает? Или хочет примазаться к твоему делу, если оно выгорит? Понятно: салага и падальщик... И оба возбуждены, как олени перед гоном. Как там это у нас называется? Код тревоги — оранжевый? Да, точно. Повторяю — код оранжевый. Оранжевый, как дешёвый автозагар на твоей унылой роже...»       — …или что-то странное в его поведении. Что-то необычное. Например, заторможенность или возбуждённость. Несвязная речь. Вам не показалось, что он заикается или у него есть акцент?..       В дверь громко постучали, и, почти без паузы, она открылась. Потянуло холодным сквозняком с кисловатым запахом кофе и дымным шлейфом от брошенных окурков, дотлевающих где-то совсем неподалёку. Кажется, кто-то по-прежнему не удосуживается плотно закрывать дверь на пожарную лестницу. И в служебный сортир тоже, судя по аммиачной нотке в этом незабываемом коктейле ароматов. Ну конечно. Зачем закрывать двери, зачем ждать ответа или разрешения войти? Постучал — завалился. Ничего не изменилось за пару лет его отсутствия. Только всё меньше знакомых лиц. А так всё те же простецкие нравы полицейского участка. Только вот Гэвин теперь не был одним из тех, кто ведёт допрос.       Вот он сидит здесь, перед этими мудаками, и знает, что их картонная вежливость с ним — всего лишь условность. И они знают, что он знает. Все здесь знают, что на самом деле уставшим под конец смены полицейским очень хочется взять выёбывающегося свидетеля за волосы покрепче и приложить мордой о хромированный стол. Просто для того, чтобы беседа пошла живее. Расположить к общению. Разговорить. Мотивировать. А потом сказать, что это он сам был такой неловкий. Поскользнулся на мокром полу. Упал. Расквасил нос. И жутко этим расстроил офицеров, которые незамедлительно оказали ему первую помощь.       Но им нельзя. Конституция. Права человека. И камера видеонаблюдения в дальнем тёмном углу. Да ещё наверняка за зеркалом Гезелла сидит какой-нибудь пузан, наблюдающий за законностью процесса и чешущий себе яйца, пока никто его не видит...       Вертлявый типчик, сыпавший вопросами, которому, с его-то талантами, не светило стать старлеем в ближайшие сто лет, поправил вялый узел галстука и встал, чтобы разобраться с внезапной помехой. Его гладкая и неестественно аккуратная причёска сверкнула отражённым светом ламп, как новенький мотоциклетный шлем. Он извёл на это великолепие минимум полбанки геля сверхсильной фиксации. Сиял так, как сраный Сириус, хоть солнцезащитные очки надевай. Такую укладку, наверное, и ураган Катрина не растрепал бы.       Набриолиненный салага ответил кому-то стоявшему за дверью. Он сделал это вполголоса, но с ощутимым раздражением, которое даже не попытался скрыть. Явно разговаривал с младшим по званию и выёбывался так, чтобы все в этой бетонной коробке знали, кто здесь главный:       — Ну что там ещё? Нет, эти материалы можешь передать другому офицеру. Вали. Видишь: я занят.       Дверь закрылась, и он прошёл... нет, он продефилировал обратно к столу, чтобы вновь деловито упереться в него руками, нависая над своим неразговорчивым свидетелем. Очевидно, эта поза была оптимальной для того, чтобы с монотонностью автомата задавать бесконечный ряд наводящих вопросов безо всякой смекалки. Надо же, каких бездарностей сейчас набирают в детективы... При старине Фаулере такой хуйни не было, хотя, может, Гэвину только казалось, что он, десять лет назад, был лучше этих оболтусов. Может быть, кто-то из его подозреваемых точно так же сидел и холодным, проницательным взглядом оценивал каждый его жест, каждое слово, каждую деталь в его одежде.       Придурок пытается делать вид, что он профи. Рукава рубашки закатаны до локтей, сигарета картинно дымится в углу рта... Настоящий детектив. Сразу видно, что в детстве он тащился от полицейских сериалов и дрочил на Макконахи в роли прожжёного копа. Копирует старательно.       Только детали всё портят. Эта причёска. Этот неровный оранжевый «загар». Или то, как он прошёл эти несколько шагов. Шёл отклячив зад. Макконахи так точно не делал. Спина у салаги была прямая, будто он палку проглотил, и двигался точь-в-точь как опытный официант с тяжёлым подносом. Балансировал. Скользил. Шёл по струнке.       Всё ясно. Танцы латина по четвергам и субботам в клубе при баптистской церкви. Наяривает там румбу или джайв в пёстрой рубахе, расшитой китайскими стразами. Отплясывает там с очередной горячей милфой в накладных ресницах. Отсюда и рыжие пятна на лице. Автозагар для танцоров. Самый паршивый, по три бакса за флакон. Ложится пятнами и прилипает намертво. Плохая альтернатива натуральному бронзовому загару, но разве под мичиганским солнцем в середине ноября загоришь так, чтобы стать похожим на молодого Бандераса...       — Так может быть, автомобильный номер? Он же приехал на чём-то?       — Ага, номер «ОТСОСИ 1169» с голубой такой подложкой. Мичиганский. Ты вообще мой офис видел, парень? Ты в курсе, что до меня ехать далеко, но упустил маленький нюансик: мой офис в подвале и оттуда ни пизды не видно. И нет, у меня не установлены камеры наружного наблюдения, нет внимательных соседей или швейцара на входе. Я не пасу все тачки, которые паркуются поблизости. И что-то мне подсказывает: на чём бы он ни приехал, его никто не видел, кроме меня.       Гэвин Рид выдал эту длинную тираду не потому, что вдруг захотел включиться в беседу, очарованный юным Макконахи-Бандерасом. А потому, что он, уже составив для себя общую картину происходящего и оценив уровень своих оппонентов, потянулся через стол. Подцепив двумя пальцами чистую пепельницу, он подтянул её к себе поближе. Гэвин по опыту знал, что откровенно морозиться не стоило. Раз дело запахло керосином, значит стоит дать этим бакланам немного поклевать ему мозг этой ночью. Пусть утолят свою жажду общения, поймут бессмысленность разговора. Он готов на это пойти, даже если придётся провести дьявольски длинную ночь в пустом помещении с серыми, давно не крашенными стенами. Лучше сейчас. Акт доброй воли. Гражданское сотрудничество.       «Вы не обвиняемый, но у нас к вам есть несколько вопросов. Мы будем благодарны за любую помощь следствию».       Хотя Гэвин всё ещё не знал наверняка, есть ли у полиции хоть какая-то зацепка по этому делу. Если бы оказалось, что они просто его маринуют и берут на понт, то просто пригрозил бы адвокатом и слинял. Но он всё ещё не знал.       Именно поэтому они продолжат задавать ему одни и те же назойливые, скучные, как бабулины панталоны, вопросы. Совсем не потому, что эти двое верят, будто Гэвин что-то вспомнит. А потому, что они чуют, что Рид что-то знает. И их это тревожит. Рид был прямо как нерасшифрованный чёрный ящик сейчас. Как лотерея. Как Джонни-Мнемоник, который в своей башке держит что-то, что для них так важно.       Всем нужна информация. Им тоже. Это всё, чего они от него хотели. Правильная информация — это премия. Это — «Хорошо сработано, парень, далеко пойдёшь!» от начальства. Это — возможность засветить своё лицо на передовице свежего утреннего дайджеста. И хрена с два Гэвин Рид дал бы этим халявщикам возможность получить первое, второе или третье. Он не для того столько пахал и сейчас, в самое неподходящее время, вляпался по уши в это дельце, чтобы какие-то недоумки, только-только из полицейской академии, воспользовались его наработками, сделали себе имя, используя Рида как трамплин для своей карьеры.       «Попляшите для начала, клоуны несмешные. Побегайте. Помети́те хвостом улицу. А потом уже принимайтесь за чистую работёнку с делами, которые сами раскалываются, как спелые орешки».       Все эти песни «Ну вы же понимаете, что это не рядовое дело?» Гэвин сам когда-то пел, как блядский соловей. И совершенно точно делал это талантливее. Он горел работой. Он уговаривал, внушал, намекал, орал, брызгая слюной, угрожающе молчал, бил кулаком по столу, а иногда и не только по столу...       Ну, кто старое помянет, тому глаз вон. Гэвин Рид уже расплатился за свои нетрадиционные методы. С процентами. Расплатился и вышел из этой игры. И он крепко запомнил правила. По этим правилам он мог обыграть парочку зелёных детективов на их поле даже с завязанными глазами. Что-что, а базарить ни о чём он умел как бог. Мог с кем угодно и о чём угодно говорить хоть сутки напролёт. Главное — бросить им наживку. Часть правды. Вкусную, опьяняющую полуправду и, когда они заглотят крючок, потянуть леску на себя. Очень нежно, деликатно, неторопливо. Ты мне, я тебе. Мы же здесь все друзья? Почему бы не пообщаться?        — Послушайте, детектив Рид...       — Не детектив.       — Что, простите?       — Уже не детектив. Мне не продлили лицензию. Я в курсе, чего вам хочется, ребятки. Вам хочется, чтобы я выдал вам полный список примет. Размер его обуви и хера с точностью до одной десятой дюйма, подробный доклад о состоянии здоровья, температура прямой кишки на момент разговора, номер его тачки, пароль от сейфа с наркотой и мертвыми шлюхами. Но я правда не видел, на чём он приехал, парни. Кто знает, может, он вообще прилетел? Типа на зонтике, прям как Мэри Поппинс. Знаете, у него с собой был зонт. Чёрный. Не складной, а трость.       — Зонт?.. — встрепенулся сопляк с белыми буквами «Дет. Ф. Смит» на черной плашке, приколотой к нагрудному карману.       И сразу аккуратно вписал эти ценные сведения в свой блокнот, ещё раз уточнив, какого цвета был этот зонт. Угольно-серый или всё-таки чёрный. А может быть, он был свинцовый? Антрацитовый? Цвета мокрого асфальта? Или графитовый? Будто бы была принципиальная разница между насыщенным серым и чёрным.       — Просто напиши «тёмный», гений. Ты точно из полицейской академии, а не с дизайнерских курсов сюда попал? — Поинтересовался Рид, но Ф. Смит, вместо ответа, повторил вопрос, заданный в самом начале беседы:       — Вы хорошо его запомнили? Можете подробно описать, как именно выглядел человек, который пришёл в ваш офис пятого ноября этого года?       Гэвин выдохнул дым через нос. Посмотрел на кончик своей сигареты. Усмехнулся, будто припоминая что-то забавное. Конечно. Не вопрос. Истинная правда была в том, что он мог описать того человека. В трёх, сука, словах.       Человек, появившийся на пороге его офиса пятого ноября, выглядел в точности, как Коннор Райт — сын конгрессмена Э. Л. Райта.

      Вообще-то Гэвин никого не ждал вечером пятого ноября. В тот день лило как из ведра, пахло снегом, и ближняя к его офису тайская лапшичная исходила белым па́ром, когда её двери на мгновение приоткрывались, чтобы впустить посетителя. Гэвин помнил, как он вернулся в тёмное, тесное, как картонная коробка, помещение в подвале на Бельвью-стрит. Он вымок, замёрз и был чертовски зол. Верхний свет в офисе снова не включился, и в темноте Гэвин сразу же споткнулся обо что-то. Длинно грязно выругавшись, он пинком отшвырнул от себя неопознанный предмет, и тот, грохоча, откатился в угол. Кажется, это была пустая бутылка. Впрочем, неважно... Свет, наверное, отрубили за неуплату. А может, просто чёртова лампочка снова перегорела. И это тоже было уже совсем неважно. Какой смысл переживать о таких мелочах, если твой корабль тонет?       Гэвин скинул с себя промокшую куртку и швырнул её на единственное относительно чистое место — на стол, с которого тут же посыпалась шаткая пирамида папок, незакреплённых листов, полароидных фотоснимков с мест происшествий. Гэвин перебирал их незадолго перед уходом, когда ему казалось, что до успеха ему остался всего лишь один шаг. Одно удачное дело — и всё пойдет на лад. Ему наконец-то попрёт. Он ошибся. Повёлся — как пацан, которого поманили рожком с двойной порцией мороженого. Он знал, что ему не дадут спокойно работать в этом городе, будь он хоть трижды Коломбо и дважды Шерлок. Слишком многим он встал поперёк горла ещё во времена своей работы в ДПД. Но надежда на то, что удастся как-то устроиться, поймать свою волну, была чертовски живучей. Неужели никому в этом городе не нужен хороший частный детектив?       Бумаги повалились в кучу. Дела о неверных мужьях, задушенных детях, пропавших людях, интригующие кейсы с заманчивыми гонорарами, преступления, которые будет расследовать не он, осе́ли безобразной горкой на грязный пол. Всё смешалось, но Гэвину было уже всё равно. Он, почти на ощупь, как попало сгрёб это добро в ближающую коробку. Сортировать это уже не требовалось. Это были просто копии, которые надо было дотащить до шредера или ближайшего мусорного бака. Облить розжигом и спалить к херам.       Все дела из этих папок придётся закрыть. Вернуть авансы. Заплатить долг по аренде этой конуры. Отдать почти всё, что осталось на счету. А дальше? Может, стоит разменять последнюю сотню и купить билет на автобус. Свалить куда-нибудь подальше из этого города, где ничего и никогда уже не получится. Уехать в какой-нибудь Коайд, штат Айдахо. Устроиться в пожарный надзор в национальном парке и гонять молокососов за то, что они пронесли пиво в стеклянных бутылках на территорию заповедника. Ему как раз такое подойдёт... Он ведь ворчливый, неудачливый старый хер...       Гэвин вспомнил, что где-то в столе был заныкан бурбон. Четверть бутылки. Чтобы нажраться, не хватит, но хотя бы что-то, чтобы согреться. На поход в бар денег не было. Приходилось заливать свои проблемы тем, что осталось от прошедших удачных деньков. Гэвин подумал, что всё-таки медленно, но верно он стал таким же бухающим пердуном, как когда-то Андерсон. С той лишь разницей, что Андерсон был бухающим старлеем. А Гэвин — бухающим никем в ёбаном городе, который его не принимает...       Он щёлкнул выключателем зелёной настольной лампы. Прикрыл глаза, привыкая к свету. Значит, электричество ещё не отрубили. Ну спасибо мирозданию хотя бы за это.       — Закрыто! — крикнул Гэвин, услышав деликатный стук чьих-то костяшек по стеклу двери офиса. Дробный стук снова повторился, и он немедленно вспомнил, что на зарешеченном дверном окошке всё ещё белеет надпись «Частный детектив Гэвин Рид». Наверное, стоило поискать малярный скребок. Содрать нахер эти буквы, чтобы глаза не мозолили. Чтобы никто больше не стучал в дверь, когда Гэвину больше всего хочется нажраться и придумать, что он будет делать дальше со своей жизнью. Со своей проёбанной жизнью в этом гнилом... — Я сказал — закрыто! Да что за нахуй...       Сумрак за пределами пятна света настольной лампы на короткое время рассеялся, когда дверь распахнулась. Без разрешения. Силуэт в приталенном плаще быстро мелькнул в проёме, и, когда дверь почти беззвучно закрылась, снова стало темно так, что разглядеть вошедшего не было никакой возможности. Он слился с воздухом, и если двигался, то почти бесшумно. Гэвин сощурился, отслеживая малейшие колебания в этом тёмном мареве за пределами светлого пятна.       — Детектив Рид? — Голос низкий, молодой, хрипловатый, почему-то смутно знакомый, будто голос диктора или актёра... Навскидку, определяя только по голосу, можно было оценить возраст вошедшего. Лет двадцать пять—тридцать. Говорит без дурацкого акцента, а вопросительная интонация — лишь дань вежливости. Даёт понять, что они никогда не встречались лично, но сам он, конечно же, знает Гэвина в лицо. Они не встречались, но этот голос Гэвину почему-то знаком...       — Уже не детектив, — процедил Рид, чувствуя, как агрессия угасает, а природное любопытство берёт верх, — и я, кажется, громко сказал «Закрыто». Что в слове «закрыто» тебе было непонятно?       — Не детектив? Решил сменить профиль деятельности? Как жаль... А мне настоятельно рекомендовали именно это агентство, — заметила фигура, приблизившись к столу. Незнакомец со знакомым голосом жестом иллюзиониста выдёрнул откуда-то из темноты стул для посетителей.       — Не агентство. Я работал один, на себя. И сегодня мне не продлили лицензию. Так что нечего тут пристраиваться и усаживаться. Лавочка прикрыта, а приятная компания на вечер мне не требуется. Проще говоря — проваливай.       — С трудом верю, что отсутствие лицензии может как-то помешать расследованию, — пропуская мимо ушей предложение покинуть помещение, заметила тень, — тем более я не понимаю, как это может помешать неофициальному расследованию. Особенно если бывший детектив Гэвин Рид поможет мне... ну скажем, по-дружески. Бескорыстно. А я, в свою очередь, бескорыстно выпишу ему чек на сумму... Скажем так, количество нулей в чеке будет зависеть от того, насколько крепкой станет наша дружба. Это законно, и для этого не нужно проходить лицензирование.       Фигура наконец устроилась на стуле, закидывая ногу на ногу. Сначала Рид бросил взгляд на колено, обтянутое тонкой тканью брюк. Шерсть. Хорошего качества и, судя по сдержанному рисунку в тонкую полоску и текстуре, — английская «Холланд&Черри». Мягкие складки на сгибах будто говорили о том, что незнакомец немного похудел и костюм стал ему великоват. Рука в тонкой замшевой перчатке легла на длинное бедро. Костяная рукоятка зонта упёрлась в край стола Рида.       Гэвин автоматически, почти неосознанно мысленно внёс в список примет сведения о госте. Высокий, молодой, богатый и не любит холод. Зонт влажный, с мелкими капельками дождя. Кажется, эта наглая задница соизволила пройтись пешком ради своего дельца. Скорее всего, оставил тачку за полквартала, чтобы не светить её на районе...       Только после этих общих заключений Рид поднял глаза выше. Лампа выхватывала из темноты лицо гостя, вернее, нижнюю часть его лица, а глаза, какие-то неестественно тёмные, только слегка поблёскивали. Он смотрел в упор, и Риду вдруг резко перехотелось препираться. Он выдержал паузу, делая вид, что раздумывает, закурил, но решение было принято ровно в тот момент, когда понял, кто перед ним.       Вот она, лестница в небо. Бог из машины. Золотой билет из этой жопы. Или, по крайней мере, комфортная оплаченная дорога до Коайда, штат Айдахо, где Гэвин станет счастливым бородатым лесником и забудет всю эту блядскую детройтскую жизнь.       — Как говорят у нас в Айдахо, ближе к телу... друг, — сказал Рид. — Но, для начала, поясни мне, какого хрена ты пришёл именно сюда. Я спрашиваю, потому что, когда большие боссы из Полтауна заруливают в мой район, у меня очко сжимается. И совсем не потому, что я хочу сделать для тебя процесс тесного взаимного сотрудничества приятнее.       — Спасибо за интимную подробность, — улыбнулся черноглазый. — Откровенность за откровенность: у меня есть вопросы, касающиеся моей семьи. И нет никакого желания работать с чистоплюями. Я хочу получить эффективный результат в максимально сжатые сроки. Спрашивать, как ты добыл сведения, я не собираюсь. Можешь импровизировать.       — Это значит, такие рекомендации мне выдают в Полтауне? — кислым тоном уточнил Рид.       — Как ты мог такое подумать? — удивился собеседник, приподнимая брови. — В Полтауне знать не знают, кто ты такой, Гэвин. Поверь мне на слово.

      Вероятно, Гэвин Рид и сам бы не смог сказать, в какой именно момент он понял всё. Это просто снова случилось. Кто-то бы назвал это озарением. И ему действительно показалось, что всё осветилось. Стало кристально ясно. Все несходные детали, неточности, оплошности, шероховатости были теперь ему видны и складывались в один простой вывод. Оставалось только понять, что именно ему делать с этим выводом.       В полиции его озарения называли нарушением методологии и принципов криминалистики. Он всегда был чертовски плох во всём, что касалось правил, нормативов и отчётов. Но что значат правила, если у тебя есть кое-что получше, то, чему не научишься и за десять лет. Эту штуку он называл чуйка. И, может, у Гэвина не было сейчас лицензии и бабла даже на порцию бренди, но чуйка всё ещё была при нём. Оставалось только понять, как переплавить свой бесценный нематериальный дар в материальное золото. А ещё лучше — в зелёные бумажки.       Итак, перед ним сидел Коннор Райт — деловой человек с очень деловым предложением. От него пахло успехом. Разило хорошими шансами. Он вызывал совершенно иррациональное, дикарское желание прикоснуться к себе. На удачу. И, конечно же, он был в точности таким, каким Гэвин его себе представлял, когда видел в новостях очередное мероприятие, которое посетил этот удачливый засранец. Богат, молод, красив. Разрезатель шёлковых ленточек. Открыватель благотворительных балов. Успешный инвестор. Человек, над которым держат зонт, когда он выходит из авто. Человек, который не носит костюмов из магазинов готовой одежды. И не шастает по сомнительным кварталам, чтобы пообщаться с сомнительными личностями вроде Гэвина Рида.       Именно этот Коннор Райт пообещал Риду денег. Много. Он пообещал достаточно для того, чтобы уехать в Калифорнию или на Гавайи. Если Гэвин поднапряжётся, то сможет очень долго греть жопу, плескаться в океане, забыть о холоде, снеге, зиме, а зонты видеть только в виде декора в соотношении 1:12 к натуральной величине в очередном бокале с цветным коктейлем. Дело, о котором говорил Райт, было мутным, но без всякой там явной гнили. Не мокруха, не пьяное ДТП, совершённое под наркотой, не растление несовершеннолетних, не строительство бизнес-центров на местах индейских захоронений, короче, ничего типичного для полтаунской элиты.       — У меня есть брат, — сообщил Райт.       — Да? Впервые слышу, — заметил Рид, напрягая память, — он что, в тайской тюряге чалится? Или женился на одноногой проститутке-сифилитичке? Я думал, ты один в семье — золотой ребёнок.       — Я тоже так думал. Но... — Райт вынул из внутреннего кармана пальто непрозрачный пластиковый конверт.       — Не так быстро, мальчик. Открой сам и покажи, что там внутри, — потребовал Рид.       — А ты чертовски подозрительный, детектив, — заметил Райт, но подчинился.       — Чертовски благоразумный, ты хотел сказать? — Гэвин не отрываясь смотрел, как Райт вскрывает конверт и достаёт оттуда стопку фотоснимков. Было заметно, что делать это, не снимая перчаток, было довольно тяжело, но в конце концов перед Ридом был расстелен веер из фотографий. Рид бросил быстрый взгляд на рукав пальто Райта, когда тот потянулся к столу, передавая карточки. Ничего необычного. Серая ткань с тёмными пятнышками от дождя, мягкий ворс, к которому пристала пара тонких шерстинок. Гэвин отвёл взгляд и кивнул на первое фото: — Это он? Твой брательник? Это твои детские снимки, а это его? И сколько лет этому парню сейчас?       — Он на год младше меня, насколько я знаю. А эти фото для наглядности. Чтобы можно было сравнить. Поразительное сходство, не находишь? Но мне всё ещё нужны надёжные доказательства. То есть требуется что-то более весомое, чем моя личная уверенность в том, что мы с ним родственники.       — И откуда же у тебя эти фото? Может, тот, кто их тебе подогнал, укрепит твою уверенность? — Райт пожал плечами, отметая вопрос как неуместный.       Гэвин снова посмотрел на фотографии. Переложил несколько тех, на которых были взяты крупные планы, поближе. Разделил их по годам. Все фото были любезно подписаны чьим-то аккуратным почерком с игольно-острыми углами у букв «B», «С» и «R».       С цветного фото с подписью «Коннор Райт. Летний лагерь Миссауга. Канада» на Гэвина смотрел красивый темноглазый парнишка в голубой рубашке поло, светлых шортах и с теннисной ракеткой в руке. Под фото с двойником Райта комментарий был короче: «Р. Н. Предположительно Лансинг». Предполагаемый брат Коннора стоял у зелёной стены в каком-то казённом помещении. То ли в школе, то ли в больнице — определить было сложно, но рубашка была ему явно великовата, и, кажется, на ней была закреплена какая-то бирка или нашивка. Руки он держал строго по швам и смотрел в камеру так пристально, что Гэвину казалось, будто его сверлит взгляд этих светлых детских глаз. Фото Райта было совсем не таким. Он был как мальчик с почтовой открытки, весь обласканный летним солнцем, с расслабленным выражением ребёнка, который ничего не опасается, всем доволен, здоров и счастлив. На него было приятно смотреть. А от фото «Р. Н.» веяло чем-то...       — Он из интерната? — вдруг спросил Рид. — Сирота?       — У меня нет такой информации, — немного подумав, ответил Райт. — Маловероятно, что такое возможно, если он действительно мой брат. Ты же не думаешь, что жёны конгрессменов так избавляются от своих родных детей... Скорее всего, это просто неудачное фото в школе...       — Ну конечно... — ответил Рид.       Он взялся за другие фото. Растасовал их. Вверху расположились фотографии «Р. Н.». Ниже лежали фото Райта. Детские, юношеские, фото из колледжа и взрослые фотографии. Райт ему не мешал. Совсем. Он был само терпение. И на какое-то мгновение, когда в голове вдруг прояснилось до невозможности, Рид даже забыл, что он не один в офисе. Он потёр переносицу, зажмурился и снова посмотрел на фото. Ничего не поменялось. А это значило... Гэвин посмотрел на Райта таким взглядом, что тот приподнял подбородок, немедленно почувствовав исходящую от детектива опасность. Движение, предшествующее вставанию.       — Один вопрос, — сказал Гэвин, быстро заводя руку за спину, так чтобы Райт не вздумал драпать. Конечно, у него не было никакой кобуры на поясе и уж тем более не было заряженного пистолета. Но клиент этого не знал и понял намёк. Примирительно подняв раскрытые ладони на уровень груди, он сказал:       — Не надо так горячиться, детектив Рид. Просто спроси. Я открыт для сотрудничества, видишь? Так какой у тебя ко мне вопрос? — Рид помедлил, чувствуя, что снова настал тот момент, когда чуйка вступала в конфликт с рациональной реальностью, где не было места внезапным озарениям. Но он отмахнулся от этого ощущения. Никто теперь не мог ему диктовать, как действовать. Он был сам себе хозяин. И поэтому он спросил:       — Кто ты такой, мать твою?

      Он запрыгнул в машину, когда Гэвин свернул с Грик-стрит в узкий тёмный проулок, заставленный мусорными баками. Рид притормозил у оговоренного места, и его сообщник, нарисовавшийся из мокрой серой темени, упал на заднее сиденье и, не без удовольствия, растянулся на нём, стягивая с себя промокший плащ и совершенно по-кошачьи урча от удовольствия.       — Классная тачка, Рид. Чёрт, как тут тепло... — Очевидно, ему всегда было нужно очень мало для того, чтобы быть полностью счастливым. По крайней мере, по наблюдениям Гэвина. Казалось, что если Рид предложит этому парню остаться жить в этой старой машине, то Р. Н. скажет, что это лучшее предложение в его жизни. Он был каким-то неиссякающим фонтаном оптимизма.       — У них голяк на тебя, — коротко сообщил Рид, щёлкая зажигалкой, чтобы прикурить сигарету, — бегают, сучат ножками, но нихера.       Гэвин ждал, что его переспросят. Уточнят. Но ничего такого. Р. Н. ничего не спросил. Он не стал задавать тупых вопросов, которыми обычно так задалбывают цивилы, насмотревшиеся полицейских сериалов. Пассажир, мелькнув в зеркале заднего вида, встретился глазами с Гэвином и просто улыбнулся. Совсем как тогда, вечером пятого ноября, после того как Гэвин решил припереть этого нахального афериста к стенке. Кажется, Р. Н. тогда совсем не удивился. Не запаниковал. Не стал врать или угрожать. Не стал настаивать на том, что Гэвин ошибся. В его взгляде читалось только любопытство и... уважение? Да, определённо. Он уважал профессионала перед собой, потому что сам был профессионалом. Хотя несколько иного рода.       — Как ты меня вычислил? — спросил Р. Н.       В тот момент, когда он перестал притворяться Райтом, Гэвин, услышавший настоящий голос двойника, взглянул уже не с опаской, а с интересом. Они пялились друг на друга заинтересованно, и каждый думал о чём-то своём. Гэвин размышлял о том, что этот Р. Н. тот ещё попугай. Просто невероятно, как он смог так ловко подстроиться под чужой сипловатый тембр. «Как я тебя вычислил? Хороший вопрос, мальчик...» — подумал Гэвин, но правильный ответ был бы слишком длинным.       Быть может, он всё понял, потому что костюм от «Холланд&Черри» был немного великоват сыну конгрессмена, точно так же, как и казённая рубашка с биркой на тех детских фото. Никто не шьёт костюмы из такой дорогой ткани не в размер. Значит, он взял его напрокат в магазине готового платья. Коннор Райт, конечно же, не носит костюмы на размер больше. Никогда. У него отличная фигура и личный штат портных.       А может, Гэвин всё понял, потому что гость не снимал перчаток, словно преступник. Возможно, он опасался оставить свои отпечатки, которые не совпали бы с отпечатками Райта. Он ведь точно знал: когда осиное гнездо высшего света Детройта разворошат журналисты и все частные детективы, к которым обратился «Коннор Райт», сюда придут копы.       Или он не снимал перчатки ещё и потому, что Райт на среднем пальце левой руки носит именной перстень выпускника Стэнфорда. Особая партия, индивидуальный дизайн. Двойник не успел или не нашёл, где сделать копию этой побрякушки так, чтобы не привлекать лишнего внимания.       И, очевидно, Гэвин всё понял, потому что на рукаве пальто «Коннора Райта» осталась светлая кошачья шерсть. Сын конгрессмена страдал тяжёлой аллергией на кошек и вряд ли бы подпустил к себе хоть одну. Тем более он не стал бы брать её на руки.       Но всё это были мелочи. Всего лишь дополнительные детали, которые сами по себе почти незаметны и незначительны на фоне отличной подготовки главного актёра, который был таким убедительным и достоверным. Главной уликой были сами фотографии.       Все снимки Райта были сделаны для официальных публикаций, для истории, для демонстрации. И если Гэвин не помнил всех напечатанных в газетах фотографий юного Райта, то последние, свежие снимки точно были с официальных мероприятий. Качественные, сделанные профессиональными фотографами, прилизанные, глянцевые, очень добропорядочные. Ни одного случайного фото, ничего из домашнего архива и ничего, что можно было бы назвать «не для прессы». И фото Р. Н. — хроника жизни выпускника интерната. Этот взгляд и фигура на фоне бесконечных стен никому не поднимет настроения. Никто не хочет смотреть на таких мальчиков, кочующих из интерната в интернат. Меняются только бирки на одежде, а стены прежние. Никто не смог бы собрать фотографии разных лет на воспитанника, которого постоянно переводят. Кроме самого воспитанника. Р. Н. принёс личные фото, а фото Райта просто нашёл в журнальных публикациях и переснял специально для своей аферы. Но всё это было так долго и сложно пояснять. Поэтому Гэвин ответил:       — Считай, что я задницей чую. А ты что, в натуре его брат? Или...       — Упаси бог, — Р. Н. снова улыбнулся, совершенно по-дружески, и, стащив одну перчатку с руки, полез в карман, — ты же меня не пристрелишь, если я достану салфетку? Ужасно неудобно с этими линзами, хочу снять. Жалко, что ты так быстро меня расколол, но скажи, в целом ведь похоже получилось? И если бы не твоя вещая задница, то всё бы прокатило. До тебя всё шло как по маслу.       — Скольких ты наебал этим своим пальтишком и линзами?       — Достаточно, чтобы Райт не смог удержать распространение информации о том, что его сын шастает по сомнительным агентствам. Знаешь, я никогда не прикидывался другим человеком, но оказалось, что это довольно просто. Какая занятная причуда природы: быть случайно похожим на сына конгрессмена...       — И в чём же суть твоего плана, хитрожопая ты причуда природы?       — Ну, я решил, что шантажировать напрямую будет глупо. Райты просто потребуют сделать тест ДНК, и на этом всё закончится. Нет, конечно, я мог поднять денег на том, что ходил бы по скандальным шоу и говорил, что экспертиза подделана, а мой братик меня не признаёт, и это такая трагедия... — Р. Н. очень натурально всхлипнул, прикладывая салфетку к глазу. Рид хмыкнул, а двойник сына конгрессмена, взглянув на него странным, разноцветным взглядом, заметил самым рассудительным тоном: — Но есть шанс, что среди миллионов телезрителей этих дерьмо-шоу найдётся пара-тройка моих бывших знакомых, которые считают, что я их обманул. Богом клянусь, не знаю, с чего это они взяли, но не хотелось бы снова вступать с ними в полемику...       Тем вечером они расстались не сразу. Они говорили, Р. Н. травил какие-то байки. Про Лансинг, про то, как пару лет назад пустился в турне по Среднему Западу. Как работал «экстрасенсом» в Миннесоте, а потом из Северной Дакоты до Небраски ехал в багажнике.       — Не самый комфортный способ передвижения, — признался он, — но у меня был налобный фонарик, чипсы, газировка и несколько книг. Короче, нормально.       — Короче, всё нормально, — снова сказал Р. Н., когда они покатили в сторону 96-й магистрали.       — Нормально? Навёл шухера по всему Детройту и доволен, а? — Рида это буддийское спокойствие выводило из себя. — Тебе это выйдет боком, если не съебёшь из города по-тихому в ближайшие сутки. Хотя если ты спец по путешествиям в багажнике, то у нас не будет проблем. Закину тебе плед, фонарик, чипсов, пару романов Кинга и...       — Почему?       — Что почему? Не нравится Кинг? — Р. Н. сел, обхватил руками спинку переднего сиденья и уставился на Рида своим странным прозрачным взглядом, от которого у Рида в области диафрагмы снова тревожно и приятно похолодело.       — Почему не сдал меня? Ты же коп.       — Бывший. Я бывший коп и бывший детектив. И у меня нет ни малейшего желания делать подарки уёбкам, которые уничтожили мою карьеру и мой бизнес. Ты тут ни при чём. Не обольщайся.       — Хорошо. Не буду обольщаться. — Он снова улёгся на заднем сиденье, уютно сворачиваясь, чтобы поспать пятнадцать или двадцать минут, пока Гэвин не захочет его высадить где-то на дороге.       Рид точно знал, что Р. Н., этот мелкий аферист, проповедник, экстрасенс, продавец воздуха и чудес, путешественник по среднему западу, любитель чтения и чипсов, — он выживет без Гэвина Рида. Даже если Гэвин остановится сейчас прямо на трассе и вышвырнет Р. Н. из тачки, тот крикнет напоследок: «Спасибо! Ты лучший, отличное место для высадки, друг!»       — Эй... — Он оглянулся на пассажира, который уже успел задремать. — А как тебя по-настоящему зовут? Рон? Ральф? Рудольф?       — Ричард. Но ты можешь звать меня, как тебе удобно. Я привык.       — Не. Ричард сойдёт. Мне нравится. Слушай, такой вопрос: а ты когда-нибудь бывал в штате Айдахо?..
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.