Welcome to Tranquility Lane

      Бокал с подтаявшим колотым льдом и остатками дешёвого бурбона, дребезжа, проехался по полированной стойке. Молчаливый посетитель, не поворачивая головы в сторону бармена, поднял палец вверх. Универсальный жест, означавший «повтори», без необходимости открывать рот. Он просидел здесь уже добрый час, так и не заговорив ни с кем. Выглядел скорее как приезжий или тот, кому стало скучно ходить по приличным ресторанам. Платил наличкой. На попытки других посетителей завести разговор реагировал вежливым и коротким отказом. Видно было, что компании он не искал, но и напиваться в стельку в одиночестве тоже не планировал. Изредка он оглядывал помещение, но, не находя ничего особо интересного в завсегдатаях, которые горланили, смеялись или задрёмывали прямо за столами, он отворачивался и возвращался к своему бурбону.       Наблюдать за местным барменом ему было куда интереснее. Посетитель иногда сдержанно улыбался, про себя замечая, что, разливая спиртное, этот распорядитель бутылок становился зверски экономным, опасаясь перелить хотя бы пол-унции. Зато недоливал он систематически. И чем пьянее был клиент, тем меньше становилась его новая порция. Также бармен не особо заботился о том, чтобы быть приветливым, и весьма щедро удерживал сдачу себе на чай, не спрашивая мнения клиентов. За короткое время он успел пару раз послать куда подальше тех, кто перебрал с крепким и начинал орать, колотя по стойке и требуя добавки. После одной особо выразительной сцены, когда его пригласили выйти из-за стойки и поговорить по-мужски, он и вправду вышел, прихватив алюминиевую биту с сине-белым логотипом «Детройтских львов». Бита носила на себе следы прошлых сражений, так что дальше демонстрации намерений и короткой переброски оскорблениями дело не пошло. Пьяный решил, что ему и вправду хватит на сегодня, а суровый хозяин бара вернулся обратно и продолжил хамить и наливать жаждущим в перерывах между просмотром спортивного канала на старом телевизоре, который шёл рябью всякий раз, когда мимо стойки кто-то проходил.       Но вскоре самая большая и шумная компания снялась с места, вывалившись на свежий воздух. В ночной тишине квартала за зарешеченными окнами ещё долго были слышны их возбуждённые голоса, отражавшиеся эхом от стен в тесном переулке. Остальные тоже начали понемногу исчезать, а когда под ногами у самых стойких выпивох начал возить шваброй невежливый уборщик, то бар и вовсе опустел. В конце концов их осталось всего трое: бармен, уборщик и посетитель за стойкой.       Бармен, выключив свой допотопный шумящий телевизор, перехватил посланный бокал и отправил его на поднос с грязной посудой. Однако обеспечивать клиента новой порцией он явно не торопился. Тёмный бар, ещё полчаса назад гудевший от голосов и музыки, несущейся из автомата, совсем затих и неожиданно стал даже уютнее от приглушённого света. Потёртой обивке сидений, обшарпанным стеновым панелям и пожелтевшим плакатам шёл этот сумрак, скрывавший недостатки.       Уборщик с роскошным сине-зелёным фингалом на пол-лица молча протёр столы от пятен пролитого пива и виски, собрал ореховую шелуху, смятые салфетки, изломанные зубочистки, разорванные упаковки от закусок, пивные бутылки и крышки, а после погасил тусклые круглые светильники над столами. Теперь ярко освещался только островок бара, отражающий путаную гирлянду лампочек своей зеркальной стенкой и стеклянными рядами бутылок с яркими этикетками. Закончив с весьма поверхностной уборкой, работяга убрал швабру и вёдра в подсобку, а потом что-то невнятно прошамкал бармену на прощание.       Очевидно, что в той потасовке, где он заработал свой великолепный синяк, ему досталось гораздо сильнее, чем казалось на первый взгляд. Было видно, что он изо всех сил старался разговаривать не двигая челюстями, поэтому получалось что-то вроде «...Йа асол, уыай». Бармен кивнул, но тут же крикнул вслед скрывшемуся из виду уборщику:       — Ленни, не забудь закрыть там за собой с чёрного входа, мать твою!       Он прислушался и тут же поморщился. Что-то гулко металлически бухнуло, будто кто-то изо всех ударил куском арматуры по мусорному баку. Наверное, это была та самая дверь, которую Ленни не слишком бережно закрыл. Бармен, не стесняясь присутствием припозднившегося клиента, дал поведению уборщика длинную и совершенно нелестную характеристику. А потом, когда заметил, что грязные стаканы с оплавившимся льдом не были унесены на мойку, он прибавил ещё пару сочных выражений. Самостоятельно разобравшись с оставленной посудой, хозяин заведения склонился над книгой учёта и полностью ушёл в изучение цифр в столбцах. Слышно было только гудение старого промышленного холодильника и попискивание кондиционера, натужно прогонявшего застоявшийся воздух. Где-то за стенами бара пару раз взревели сирены полицейских автомобилей, но быстро затихли, уносясь в своей невидимой погоне за каким-то нарушителем.       — Здесь не курят, — не оборачиваясь на клиента, вдруг заметил бармен, когда мужчина вытащил из кармана пачку сигарет.       — И не пьют, судя по тому, что ты не исполнил на бис свой великолепный фокус с разбавленным бурбоном. У тебя он отлично получался, хотя я всё время заказывал чистый. — Крутанув зубчатое колёсико старой зипповской зажигалки, клиент прикурил и заметил: — И платил я за чистый, а не за лёд.       Учётная книга медленно закрылась и отправилась в ящик под кассой. Бармен обернулся и оценивающе посмотрел на мужчину, который с большим удовольствием затянулся сигаретой, явно предвкушая какую-то яркую реакцию.       Каким бы водянистым ни был поданный бурбон, но три порции всё же успели сделать своё дело. Клиента ещё не развезло, но это была как раз та стадия опьянения, в которой мужиков тянет либо подраться, либо кого-то выебать, либо начать разговор по душам с первым встречным.       — А ты чо, из службы защиты потребителей? Из санэпидемстанции? Не нравится мой бар? Я тебе сейчас помогу найти выход. Кстати. — Бармен поднял глаза на настенные часы, помнившие Эйзенхауэра. — Мы закрылись полчаса назад. Это бар, а не ночлежка. Я беру с тебя только за выпивку и подаю только выпивку. Больше ничего. Вали отсюда.       — Жаль. Мне здесь понравилось, — коротко ответил мужчина, но вставать он явно не торопился. Бармен смерил беспокойного клиента взглядом и заметил не без сарказма в голосе:       — У тебя-то точно найдётся пара лишних сотен, чтобы заночевать в «Хиллтон Гарден» и там же нажраться. Можешь бухать в их баре до самого утра, пока деньги на карте не закончатся. Я слышал, там коктейли по полтиннику за штуку...       — И чистые бокалы, — поддержал клиент, усмехнувшись.       Они переглянулись. Оказалось, что у человека, который полвечера разглядывал почерневшую дубовую стойку, были внимательные светло-серые глаза, действительно немного блестевшие от выпитого, но всё-таки со степенью опьянения бармен, кажется, промахнулся. Ещё слишком мало для драки. Этому любителю чистых бокалов явно не хватало ещё пары хороших порций, а дальше...       — Что насчёт того, чтобы сэкономить моё время? Я вижу, что ты никуда не торопишься... — Из кармана серого пальто появился уже знакомый бумажник с наличкой. — Так может, один коктейль в твоём заведении по цене коктейля в «Хиллтон Гарден»? Что скажешь? И ещё пятьдесят долларов сверху. На чай.       Предложение было щедрым. Клиент не выглядел как тот, кто устраивает серьёзные проблемы, которые надо решать с помощью биты. Скорее, он был из любителей острых ощущений, тех, которые любят опуститься на пару ступенек ниже своего положения на социальной лестнице. Насладиться чувством собственного превосходства и вернуться обратно в свою жизнь, получив порцию свежих впечатлений. Социальный туризм, своеобразная разновидность аттракциона с полным погружением в атмосферу. Бармен криво усмехнулся, понимая, что дело вовсе не в экономии времени. И, конечно, дело было не в остром желании выпить местного неизысканного пойла. Но это были сто баксов всего за один коктейль. Отказаться мог только идиот.       — Сто баксов? Ладно. Но есть проблема, — честно предупредил бармен, без колебаний забирая две бумажки с портретом президента Гранта и пряча их в задний карман джинсов. — Я не особо-то специализируюсь по коктейлям. Здесь публика больше по пиву и тому, что горит, если спичку поднести. Смекаешь? У нас из ингредиентов только лайм, соль и пара пакетов сока в холодильнике. И маринованные яйца.       — Я в тебя верю, — приободрил бармена любитель коктейлей за пятьдесят баксов, — удиви меня. А пока что... я могу включить музыку?       Ответа не последовало, поэтому мужчина встал с барного стула, считая молчание знаком абсолютного согласия. Он снял своё серое тёплое пальто и размотал яркий этнический шарф с мексиканскими узорами, явно намереваясь провести здесь ещё какое-то время. За стойкой что-то происходило: там чем-то постукивали, шуршали, булькали, словно речь шла не о приготовлении одной порции простого коктейля, а о целом банкете.       Посетитель, не спрашивая больше ни о чём, самостоятельно включил автомат в сеть. Несколько монет с приглушённым стуком упали в щель музыкальной машины, и, поразмышляв некоторое время над названиями старых треков, посетитель включил функцию рандома.

★

      — Ладно. Но это точно последняя. Ты пьёшь... и ты проваливаешь... — потребовал бармен таким тоном, что было ясно: «последней» здесь точно не обойдётся. Ему пришлось немного напрячь голосовые связки и податься вперёд, чтобы это заявление было услышано. Король Элвис, зажигавший со своим хитом «A little less conversation» на полную катушку, не позволял разговаривать вполголоса.       — Как скажешь, кэп. Я уйду, — пообещал клиент, представившийся Ричардом и немедленно окрещённый Диком. Он смотрел из-под полуопущенных ресниц и расслабленно улыбался, словно чувствовал, что теперь он хозяин положения. — Я уйду. Если только ты сам не попросишь меня остаться… и попробовать ещё что-то кроме… кстати, как эта штука называется?       — «Солёный пёс». Я умею делать только «Отвёртку», «Кровавую Мэри» и это... — Глаза бармена проследили за тем, как гость делает большой глоток, допивая ядерную смесь джина и концентрированного грейпфрутового сока. Он прищурился, глядя на то, как задвигался кадык на шее в распахнутом воротнике рубашки. Наконец опустевший стакан со стуком опустился на стойку.       — Пёс… — Засмеялся Дик, будто в этом названии было что-то чертовски забавное. — Мне это нравится. Надо будет запомнить. Горькое и солёное. Прямо как ты.       — А ты меня ещё не пробовал на вкус, Дик... — Бармен опрокинул шот текилы, явно не желая отставать от человека по ту сторону стойки, — так откуда тебе знать? Может, я сладкий, как кленовый сироп?       Дик покачал головой, выражая сомнение. И снова пьяно и мягко улыбнулся. Большим пальцем он коснулся своей губы, будто пытаясь стереть что-то невидимое. Возможно, крупинку соли, которой был украшен край его бокала. Но, словно задумавшись, он остановился, всё ещё держа палец на своих губах.       — Хватит трогать. Просто оближи губы, — глухо, сквозь зубы сказал бармен, отводя глаза в сторону. — Тебе же, сука, нравится это делать, да?       — Что именно?       — Что? Не прикидывайся идиотом. Тебе же в кайф ходить по таким забегаловкам, когда становится скучно. Или когда тебя достала женщина…       Он снова посмотрел прямо в глаза Дику и кивнул. Ну конечно. Это не про женщину. Дик облизнул нижнюю губу и, приподняв брови, уставился так, будто ждал какого-то продолжения. Ему хотелось рассказа о том, почему он здесь, от незнакомого мужика, который уже достаточно выпил, чтобы не сдерживаться.       — Понятно. Никаких женщин, да? Значит, снова хочется, чтобы кто-то прижал тебя в углу, потому что захотел выебать... Он ведь такой, твой мужик? Сначала не мог оторваться, и вы трахались прямо на полу в прихожей, а потом началась обычная жизнь? — Бармен неожиданно резким движением потянулся через стойку и схватил опьяневшего Дика за воротник. От того, с какой силой он вцепился в ткань рубашки и потянул на себя, Дику стало больно... Но подчиняться ему было приятно. Оба это почувствовали, и бармен спросил, тяжело дыша: — Тебе этого не хватает, с-с-сука?       — Бармен — лучший психолог? Так, кажется, говорят? — выдыхая слова прямо в чужие губы, спросил Дик. Кожу лица жгло, свет ламп над баром слепил, хотелось закрыть глаза, прислушиваясь к скручивающему ощущению внутри себя, к предвкушению того момента, когда его уложат лицом в ближайший плохо протёртый стол, всё ещё пахнущий пивом. О том, что будет дальше, он не думал, мысли путались, но он прошептал, подаваясь вперёд: — Мне нравится, когда ты меня так держишь. Он тоже так делал раньше...       — Да пошёл… ты… — отталкивая Дика так же резко, как и притянул к себе, ответил бармен, задыхаясь. — Ищи приключений на свою задницу в другом месте. Я не по этому делу, сука.       — А ты… пробовал? Нет? Все хоть раз в жизни думали о том, как это бывает. Чисто гипотетически, конечно. — Дик вытянул сигарету из пачки и прикурил, не встречая никакого сопротивления. Отметив этот факт про себя, он немного сменил тему: — Как тебя зовут? Ты знаешь моё имя, а я твоё не знаю.       — Сам-то как думаешь, как меня звать? — покривился бармен. Над полками с алкоголем светилась небольшая вывеска «Бар Шона». — В детективы бы тебя точно не взяли, богатенький Дик…       При слове «детектив» Дик опустил глаза, ещё раз с силой затянулся и бросил недокуренную сигарету прямо в бокал. На стол легла ещё одна бумажка «на чай». Казалось, что он резко отрезвел, но стоило ему подняться с места и накинуть пальто, как его остановили.       — Хорошо. Мне похуй на твою жизнь и на тебя. Я тебя не знаю. — Дик оглянулся на Шона. Тот, положив обе руки на стойку, смотрел на него пристально и оценивающе. — Хочешь поиграться в измены? Я не против. Покажи, как там это у вас «гипотетически» бывает. Слышал, что геи отлично делают минет. Если так, то мы оба в выигрыше.       — Я люблю не только сосать, Шон, — заметил Дик, не двигаясь с места. Бармен сам к нему вышел из-за стойки и, обведя взглядом тёмное пространство бара, кивнул, указывая на угол, где стоял старый кожаный диван. Дик покачал головой: — Нет. Не там… Тебе не нужно ничего делать, Шон. Я сам всё сделаю...       …За коротко подстриженные волосы Дика было сложно ухватиться. Но надо лбом и на макушке они были немного длиннее, и ладонь Шона, пропустившая взъерошенные пряди между пальцами, сжалась, оттягивая лицо Дика назад от своего паха. Не для того, чтобы закончить. Ему было слишком хорошо. Он остановил его для того, чтобы увидеть приоткрытый просящий рот, губы, влажно блестящие от слюны. И закрытые глаза.       — Смотри на меня, сука… На меня, я сказал. Ты здесь со мной, понял?       Глаза Дика широко распахнулись. Он смотрел снизу вверх со странным выражением. Шон не удержался, прихватив себя за член, он приставил его к губам Дика, мягко надавливая, чтобы как можно медленнее ввести в рот, скользя по горячему и влажному языку. Совсем как в порно-фильме, снятом в замедленной съёмке. Он ввёл набухшую головку внутрь, чувствуя, как мягкие губы сомкнулись кольцом вокруг неё. Можно было даже не двигаться, просто стоять, раздвинув ноги, пока Дик полировал его член языком и сжимал пальцами мошонку.       Он не просил никаких предварительных ласк. Поцелуев. Ему не нужна была нежность или осторожное обращение. Он стоял на коленях, но полностью управлял всей ситуацией. Дик придвигался ближе, когда ему хотелось, несмотря на то, что его больно тянули за волосы. Он пропускал Шона глубже, так чтобы тот упирался в тесноту верхнего нёба, проскальзывая в глотку. Слышно было, как Дик почти задыхается, заглатывая так глубоко, как только мог.       Бармену требовались усилия, чтобы не кончить слишком быстро. Хотелось растянуть этот момент подольше. Он что-то говорил. И это немного помогало. Помогали грубости, которые Дику нравились так же, как и ему. Непристойности. Грязные слова. Оскорбления. Обжигающая игра в подчинение. «Обслужи меня», «Соси», «Ты такая жадная сука», «Вспоминай мой член, когда тебя будут драть другие»… Алкоголь в крови тоже помогал, но пару раз Шону пришлось удерживать Дика, который слишком торопился.       — Только не говори, что ты ещё и глотаешь, — прошипел он во время очередной паузы, мучительно дожидаясь, пока возбуждение, почти на грани оргазма, схлынет и позволит ему продолжить.       — Если хочешь, — ответил Дик, отпустив его, но, сжимая член у самого основания, ласково потёрся о него щекой, раздражая чувствительную кожу. Шон вздрогнул от этого ощущения и его тут же снова облизали. Рука Дика потянулась вверх, под футболку. — Я хочу.       — Хочешь проверить на вкус? — спросил Шон, вздыхая и откидывая голову назад. Дик перетирал между пальцами его чувствительный сосок, но пока что очень аккуратно. — Ладно, давай. Продолжай так делать, и давай закончим, раз ты так торопишься… Давай.       И он откинул голову назад, закрывая глаза. Боль от скрученной кожи вокруг соска, от ногтей, которые с силой проходились по его бокам, по обнажённым ягодицам, в которые впивались пальцы, — всё это почти не отвлекало его от всхлипывающих, мокрых звуков и приглушённых, почти жалобных стонов внизу.       Под закрытыми веками, в такт бешеному сердцебиению, вспыхивали красные искры. Мышцы сводило от напряжения, и в последний момент, перед тем как его накрыло, он заплетающимся языком что-то зашептал. Из-за рок-н-ролльного грохота сложно было разобрать слова, но он кончил почти в тот же момент, когда трек оборвался, и Дик услышал его задыхающееся «Ричи, Ричи, Ричи…»       Это был не вопрос. Не способ привлечь внимание. Не просьба. Просто повтор имени на выдохе. Дик облизнулся, сдавив напоследок вздрагивающий, всё ещё напряжённый член. Губы у него покраснели и казались подкрашенными на бледном лице.       — Ты горький… Гэвин… — без улыбки заметил он, поднимаясь с колен. — Горький и солёный.

★

      — Слушай... — Гэвин беспокойно заёрзал и тронул Ричарда за плечо, — я точно закрыл дверь?       — Точнее не бывает, Гэвин, — успокаивающе прошептал Ричард, не открывая глаз. — И дважды проверил. Она закрыта. Спи.       — А ключ? — спросил Гэвин, откидываясь обратно на прохладную подушку. — Шон меня выебет, если я потеряю ключ от его сраного бара…       — Ты отдал ключ мне. Он в кармане пальто, утром заберёшь. Не переживай.       Гэвин, вполне удовлетворённый этим сообщением, затих на некоторое время. Но, видимо вспомнив что-то важное, он снова заворочался и, привалившись к Ричарду, потёрся носом об его ухо. Тот вопросительно хмыкнул сквозь сон, и Гэвин тут же предложил интригующим шёпотом:       — Ричи, давай в следующий раз ты будешь типа работник, а я клиент? Меня заебало считать эти обмусоленные бумажки и разливать всяким обрыганам.       — Ты был лучшим барменом, которого видел Детройт, — заверил его Ричард. — Я почти влюбился. Даже решил бросить тебя, чтобы уйти к тебе.       — Да бля, я серьёзно. Из меня обслуживающий персонал как из говна конфета. А представь что ты, например, гид, а я заблудился в…       — Мы не будем трахаться в музее, Гэвин. Это не обсуждается.       — Блядь. Тебе вообще ни одна моя идея не нравится?!       — Почему? Ты отлично разыграл сцену задержания после того, как я вернулся из Мексики…       Они помолчали, вспоминая, как Гэвин перехватил такси из аэропорта, помахал перед Ричардом полицейским значком и увёз в наручниках. За контрабанду и незаконный оборот наркотических средств растительного происхождения. Он даже текст сочинил. О том, что ввоз карамболы на территорию США теперь запрещён. А потом он долго и убедительно наказывал мексиканского контрабандиста в импровизированной комнате для допроса.       — Так значит, никаких музеев? Уверен?       — Гэвин. Только не говори, что у тебя начало стоять на картины, вазы и статуи.       — Ну, с вазами ты конечно загнул, — охотно согласился Рид и тут же приподнялся на локте, что-то вспомнив. — Зато я видел там статую мужика. Если подойти сзади, то вылитый ты. И знаешь. Это возбуждает. Не могу спокойно мимо него ходить…       — Карамбола точно на тебя негативно влияет, Гэвин… А со статуей… Мы что-нибудь придумаем. Обязательно...