⊕
Пещера, где Найнсхандредричч так любил сворачиваться клубком и спать, отдыхая после охоты, была сухой и уютной. Ему нравились серые камни, обточенные временем и ветрами, нравился хрустящий песок и то, как восход и закат солнца окрашивают стены его логова в цвета янтаря и пурпура. Ему нравилось, как в резном проёме входа висит круглый, как немигающее жемчужное око, шарик Луны. Но это было до того, как дракон пожелал отбросить свой хвост. Это было до того, как он лишился роскошных перепончатых крыльев и перламутровой, крепкой, как броня, чешуи. До того, как он превратился в обычного голого человека, прикрытого от холода лишь длинным покровом волос, растущих отчего-то только на голове. И, обратившись, по-другому он взглянул на это место. Ветер из доброго друга, напевающего убаюкивающие песни, превратился во врага. Недобрый вихрь носился по пещере, зло обдавая нежную кожу, не защищённую грубой одеждой, потоками леденящего воздуха. Найнсхандредричч вздрагивал от этих дуновений, как от ударов. Песок больно колол ему ступни, впиваясь в них острыми, как иглы, мелкими камешками. Сами камни были холодны, безжизненны и неприветливы. — Мерзос-с-сть, — с достоинством заметил Найнсхандредричч, опасливо трогая свой любимый плоский валун, на котором так приятно было лежать раньше. — Холодный. Мне не нравитс-с-ся… — Ещё бы тебе понравилось голым на земле валяться, — отозвался Гэвин, возившийся у своего костровища. — Иди ближе, сейчас разгорится. Греться будем. — М-м-мр-р-р-р?.. — Дракон подошёл ближе, принюхиваясь. Странно. Но запах горелого дерева, тревожный, пугающий, неестественный, отчего-то теперь казался ему даже приятным. Он ещё раз потянул воздух, раздувая ноздри. Огонёк, маленький, неспокойный, мельтешащий под мелкими наломаными веточками, уже начинал весело потрескивать. Жаром ещё не веяло, но озябший дракон почуял это живое, доброе тепло, которое не пугало, а приманивало к себе. Он присел на корточки; руки по старой привычке он упёр в землю, поставив их, как лапы, между разведёнными ногами. Гэвин повернул на него голову и тут же, что-то пробурчав под нос, потянулся к Найнсхандредриччу. — Да что ж ты… — ругнулся он, снова натягивая на плечи дракона накидку, в которую его обрядил, чтобы тот совсем не замёрз, — вот так, дай хоть пояс завяжу, бесстыжий ты… — Душит! — толкнул его от себя дракон. — Давит! — Насмерть не удавит, не боись! Зато ничего больше не свалится, а то ходишь как весёлая девка по борделю. Ну, дай сюда! Дракон увернулся, но, не удержавшись на непослушных ногах, завалился на песок. Гэвин сгрёб его в охапку, про себя опасаясь, как бы Найнсхандредричч не укусил его в подставленное горло. Но дракон только шипел и вертелся, пока охотник завязывал пояс хитрым узлом, который так просто не развяжешь, если секрета не знаешь. — Ну? — спросил он, чувствуя на своих плечах длиннопалые, всё ещё когтистые, почти как у зверя, руки. — Видишь. Совсем не страшно, дай только сверху прикрыть тебя. Он приподнял дракона, потянув гибкое, длинное тело на себя. Тот послушно поднялся, всё ещё не отпуская Гэвина. Прохладная ладонь легла на шею охотника, и Найнсхандредричч сипло прошептал, прикрывая глаза: — Ты тёплый. Гретьс-с-ся хочу… Гэвин хотел было сказать, что вот, мол, огонь уже занялся и скоро будет у него совсем тепло. А в том тюке, который он тут с зимы оставил, лежит отличное покрывало, подбитое овчиной, в которое можно укутаться. Тёплая постель выйдет — такая, что хоть на снегу спать можно! Хотел так сказать, но не сказал. Раз господину дракону хочется об него погреться, то пускай. Позже научится, как правильно, по-человечьи, а сегодня и так сойдёт.⊕
— Да из этой дерюги только мешки шить! Что ты мне суёшь! Охотник откинул штуку полотна и упёр руки в бока. Одет он был не бог весть как: в стоптанных сапогах, на одном из которых виднелись длинные царапины, будто кожу драл кот размером с быка, в потёртой куртке и простой льняной рубахе, сшитой хоть крепко, но безыскусно. Однако купец был не дурак. Мало ли кто во что одет? Говорят, что иной раз и князья выходят прогуляться по рынку одевшись, ради своей причуды, в горожан или вот таких охотников. Чего смотреть на сапоги или на рожу, когда главное в его купеческом деле — звонкая монета? — А вот мирнийское сукно! — тут же предложил он, подкидывая на руке другой свёрток. — Лёгкое, как соловьиная песня, гладкое, как лицо юной девушки. А цвет! Наилучший, самый ровный кармин, без пятен, яркий, как… — Нет, — отрезал переборчивый охотник, ощупав роскошное сукно и откинув крашеное драгоценной кошенилью полотно, как грязную тряпку. — Сукно твоё узловатое, грубое. Такое небось кожу в кровь натрёт. Купец благоразумно смолчал, не споря с таким невеждой, но не удержался, глянул ещё раз на великолепное одеяние покупателя. Такому-то и рубашка из ведьминых волос вперемежку с крапивой ничего не натрёт, а выбирает, будто привык спать на облаке… Верно, не для себя берёт этот оборванец. — А для кого ваша милость изволит ткани выбирать? — зашёл купец с другого бока. — Кому надо, тому и выбираю, — любезно ответствовал охотник, но, видно передумав, проворчал: — Выбираю тому, кому надо ткань лёгкую, нежную, красивую и прочную, чтобы полюбоваться было на что и чтобы в руках не рвалась. Чтобы согревала и чтобы… Умный купец озабоченно поцокал языком, останавливая покупателя жестом. — Есть такая ткань, но шибко дорого выйдет… Взгляни-ка сюда, господин охотник. Берёг для тех, кто знает толк в истинно роскошных вещах. Он достал из-под прилавка кусок ткани, обёрнутый в другую ткань и сверху ещё перевязанный шнуром. Торговец осторожно раскрыл свёрток и достал блеснувший на свету отрез. Раскатал по столу, расправляя пальцами ткань, которая казалась живой из-за того, как переливался свет на мягких, будто озёрные волны, складках. И по этим волнам змеились завитки невиданного узора. Огрубевшие пальцы охотника потянулись к ткани, но купец предостерегающе поднял руку: — Очень дорого, господин… Многие хотят коснуться, только мало кто может выложить монеты за этот редкий товар. Однако знай, он стоит каждого оро! Это чистый шёлк редчайшей окраски, такую не встретишь в наших краях. Взгляни: это же истинный цвет вечерней зари над далёкими горами Такла-Махана… Покупатель только хмыкнул и полез в поясной кошель, который так приятно звякнул, что сердце торговца забилось чаще. Одну за другой богач в стоптанных сапогах выложил несколько монет, разномастных, с профилями разных правителей, но единых по достоинству. На седьмой монете он остановился и посмотрел на купца. Тот молча показал пальцами: «Ещё три». — А сшить из этого платье сколько? — кивая на уложенные стопкой ладно сшитые одежды, спросил охотник, подтягивая к себе шёлк и уже на правах владельца трогая дивную ткань. — Ещё один оро, и мастеру нужно знать, какое платье хочет ваша прекрасная возлюбленная госпожа… — Господин. Не возлюбленный, — выкладывая ещё четыре оро, поправил охотник. — Платье шить не тесное, удобное для езды и для отдыха, без застёжек, без крючков, без пуговиц, без карманов… — А каков этот господин ростом? — спросил купец, уже желая узнать, кто же этот загадочный богач с такими причудами. — И явится ли он к мастеру на примерку? — Господин очень занят, — отмахнулся охотник. — А каков он ростом и ста́тью, я и руками показать могу. Веди меня к своему мастеру, я спешу, и платье мне нужно к нынешнему вечеру.⊕
— Пояс! — Гэвин поднял с земли широкую полосу ткани, которую Найнсхандредричч потерял или же отбросил за ненадобностью. — Тут уж ты не отвертишься — либо повяжешь кушак, либо сам нашью на твои тряпки пуговиц! Я, зная твой вредный нрав, прихватил с собой иголку с ниткой! — Тш-ш-шёртовы пуговицы! Дрянь, — оскорбился дракон. — Давай сюда удавку. Лучш-ш-ше я задохнусь и погибну от верёвки, чем униш-ш-шус-с-сь до того, ш-ш-штобы продевать глупые камни в глупые петли. — Тебе не угодишь, господин, — вздохнул Гэвин. — Уж как было хорошо, пока ты был с хвостом и сам себе добывал пожрать, а тряпки тебе были вовсе не нужны. — Мягко… — вдруг сказал капризный дракон, грациозно поводя плечами и ощупывая бока, будто облитые лилово-синим шёлком. — С-с-славно. Как кожа, но лучш-ш-ше... Я буду это любить. Где ты это украл? — Я не вор, — огрызнулся Гэвин. — Хотя, если так дальше пойдёт, то… — Крас-с-сиво? — уточнил Найнсхандредричч, роняя платье с плеча и ощупывая струящиеся, волшебно мерцающие в свете полной луны складки своего нового одеяния. Гэвин посмотрел на дракона, который был доволен так, будто сожрал на ужин чьё-то свежевырванное сердце и полкорзинки отборнейших гусиных яиц. Тёмные волосы, отросшие ещё длиннее, чем это было в начале весны, дивно сияли в серебристом свете. Остатки чешуек на гладкой человечьей коже напоминали россыпь мелких самоцветов. Царапни такую чешуйку ногтем — и упадёт на ладонь перламутровая драконья плоть. И глаза из жёлтых выцвели в задумчивые дымчато-серые. — Красиво. Как вечерняя заря над горами Такла-Махана, — тихо ответил Гэвин и тут же ощутил, как знакомо, почти осязаемо его голову сдавливает будто стальным обручем. — Ты опечален? — строго спросил дракон, прислушиваясь к мыслям человека. — Чем? Кто посмел опечалить тебя? Я его убью. — Как это? — Гэвин насмешливо поднял брови. — Волосами своими удушишь? Или доведёшь до смерти длинными разговорами? Забудь, господин, про то, как ты одним когтем мог кому-то брюхо распороть. Нынче ты совсем как я. Ни власти, ни дома, ни оро. — Разве не здесь наш дом? — удивлённо спросил Найнсхандредричч, глядя на вход в пещеру. — Ты хочешь другой? Тебе нужно душное гнездо из мёртвого дерева или камня, перемазанного глиной? — Из камня было бы неплохо, — мечтательно заметил Гэвин. — И чтобы спать не у костра, где один бок прижаривает, пока второй отмерзает. Мягкая кровать, с пологом, господин мой, да с периной, вот чего бы тебе понравилось больше здешних камней. А уж про подушки я вовсе молчу. — Хочу кровать, — немного подумав, заявил дракон, справедливо считая, что Гэвин дурного ему не посоветует. — Потуш-шки тоже. Подай мне. — Не могу, — рассмеялся Гэвин. — У меня ни единого гроша не осталось, так что и про кровать забудь, и про яйца, любезный господин. Всё это нам светит, только если я завтра подстрелю последнего на Континенте единорога или же найду клад с сотней оро. — Единорогов не бывает, — назидательно сообщил Найнсхандредричч. — Какие глупос-с-сти… Люди вс-с-сегда придумывают то, чего с-с-существовать не может. И что такое оро? — Золото. Монеты. На которые можно купить всё, что пожелаешь. — Гэвин зевнул, щурясь на луну, поднявшуюся уже слишком высоко. Он уже собирался прилечь, радуясь наступившему теплу и ночи, обещавшей быть ласковой, без заморозков и туманов. Но дракон, прислонившись спиной к цветущему дереву дикой вишни, спросил: — Монеты?.. Круглые золотые ш-ш-штучки, которые люди возят телегами в ящ-щ-щиках и меш-шках? — Ну ты загнул! — Гэвин приоткрыл слипающиеся глаза и приподнялся на локтях. — В сундуках да на телегах их возят, если золота до хре… много. А так денежки носят в карманах, кошелях, ну, иные в сапог прячут или за щеку, чтобы не отняли разбойники. Мешками возят княжеское или королевское золото. Казну. — Значит, ящик твоих оро можно обменять на гусиные яйца? — не отставал Найнсхандредричч. — На все гусиные яйца от Гряды Грома до моря Син, — уверил дракона охотник, растягиваясь на своём скромном ложе и прикрывая глаза. — Жаль, что клада так просто не найти… Я бы купил тебе… Купил бы… Он что-то пробормотал, поворачиваясь набок, но было неясно, что же он хотел купить дракону с найденных оро. Найнсхандредричч ещё немного постоял под вишней, роняющей белые лепестки на его плечи. Повременив так, он неслышно подкрался к Гэвину и прислушался. Спит. Тихо обметая подолом платья серый, успевший остыть песок, дракон прошёлся до тёмного входа в пещеру. Уже несколько ночей Гэвин отказывался спать в ней, говоря, что лучше под небом, чем в этой гробнице. Найнсхандредриччу тоже пришлось покинуть её и спать под небом, хотя он не любил, как смотрят на него любопытные звёзды. В глухой черноте своего опустевшего гнезда он прошёл мимо старого зимнего костровища, мимо большого холодного камня, на котором он прежде нежился. На ощупь пробрался вдоль стены, вглубь своей пещеры, туда, где со свода в небольшое озерцо капала вода. Остановившись там, он легко сбросил с себя славную новую шкуру, подаренную охотником. Тихо, по-змеиному шипя и покусывая губы острыми зубами, он вошёл в студёную воду по пояс и нырнул в обрыв, в самую глубину. Дно было очень далеко, и, когда длинные пальцы Найнсхандредричча коснулись его, заскребли по камням и песку; в слабых человечьих лёгких, жаждущих сделать вдох, жгло, словно огнём. Но дракон отогнал жалкое желание побыстрее вынырнуть. Для начала он ухватил две пригоршни тяжёлых золотых монет, усеявших дно его тайного озера. Он сгрёб столько, сколько смог удержать, и только после этого, кувыркнувшись в ледяной тьме, стремительно поплыл наверх.