***
Если подумать, то одно сообщение в сутки — не так уж и много. Или два сообщения. Два небольших текстовых о том, что у тебя отказал один из механических пальцев, но ты не пошёл в техотдел, потому что заклинило средний и теперь это выглядит так, будто ты всё время показываешь неприличный жест. Показываешь фак каждому встречному, но у тебя есть уважительная причина — техническая неисправность. С кем не бывает? Иногда можно отправить и короткое третье сообщение. Не сообщение даже, а заметку о том, что в новом баре на углу Вудворт вообще нечего делать. Тесно, стрёмно, громко, медленно обслуживают, а ещё ты пролил на кого-то пиво и нарвался на короткую, но энергичную драку. Тридцать дней — тридцать сообщений. Или шестьдесят, если считать заметки. А может, и все девяносто. Но, чтобы быть точнее, округлим всё это до сотни. А ещё лучше — до ста пятидесяти, потому что иногда, по ночам, в голову приходят чертовски гениальные мысли, которыми обязательно стоит поделиться. Или возникает вопрос, который срочно нужно решить. — Может, перекрасить потолок? В красный. Или в чёрный? Сейчас так делают, я видел. — А ты понял, что стало с этой грёбаной Одри Хорн? Она померла? Или просто свихнулась? — Ты не говорил, а что там с инструкцией к твоим алиэкспрессовским ногам. Она на китайском? Я знаю, как по-китайски будет «уёбок». «Бьинтай» или типа того. У нас в изоляторе как-то сидел китаец. Ни слова по английски не знал. Даже «да» и «нет». Хотя я не особо уверен, что это его «бьинтай» значило. Может, он просто так просил пожрать… — С чеддером и грибами или с паприкой и беконом? За два месяца три сотни сообщений. Или можно округлить до пятисот. Чтобы не ошибиться, можно сказать, что накопилось около тысячи. Но это не точно. На втором месяце Гэвин страстно увлёкся фотосъёмкой. Виды города из служебной машины и из окна офиса. Смешные таблички. Новые граффити. Странные люди. Кофе с пенкой, на которой расплывалась морда кота или покемона. Композиция обычно была не очень, но концепции гениальные. Фото завтраков, фото задержаний, фото с временными напарниками и стикерами «Смотри, какого мудака мне подсунули сегодня». Пять фото в день. А может, десять. Плюс несколько селфи, если встречалось что-то особенно интересное. Селфи на фоне обнажённого бронзового мужика и Гэвин, показывающий на непропорционально крупный фиговый листок, прикрывающий бронзовый орган размером с предплечье (подпись: «У меня теперь ОГРОМНЫЕ комплексы»), селфи на фоне реки (подпись: «Моя жопа к херам отмёрзла, надеюсь, её заменят на пластиковую по страховке!»), селфи на фоне передвижного ресторана с шавермой (подпись: «Сыграем в „Пищевое отравление или чужие волосы вместо приправы“»?). Три месяца. Три тысячи сообщений. А может, и пять. К чему эти подсчёты и попытки понять, является ли отправка линка на смешное видео со спящим котом отдельным сообщением? Слишком сложная калькуляция. Будем считать, что линки не учитываются. И селфи тоже. Возьмём в расчёт только голосовые сообщения длиннее пяти минут. И текстовые. Но не все. Только те, которые длиннее сотни символов. Короткие «Я не выспался», «Я потерял то спасательное одеяло, которое мы стащили у Криса», «Кофе здесь пахнет могилой» были не в счёт. Итого примерно десять тысяч сообщений. Не больше. И абсолютный ноль сообщений в ответ.***
— Ты совсем ненормальный. Ты в курсе? — И тебе привет, детка. — Гэвин остановился и знаками показал Крису, чтобы тот не ждал его и шёл вперёд. Прислонившись спиной к прохладной каменной стене, он оскалился в привычной ухмылке и сказал так, будто не ждал этого разговора целых три месяца: — Слышу, твой ангельский характер совсем не испортился в мрачном китайском подполье. — Пиздабол. — Извини, я не расслышал, во сколько и где? Мне брать две пачки гондонов или, как обычно, три… — Завтра. В парке Лафайет. В десять. Ты же не на смене? «Считай, я ушёл в отставку ради того, чтобы смотреть на то, как собачники убирают дымящийся кал за своими пушистыми друзьями в парке Лафайет». — Мммм… Свидание на природе. Никакой прослушки… Ты что, решил меня в комми завербовать? Или у тебя просто игривое настроение? — Гэвин съехал вниз, всё так же опираясь на стену. Усевшись на землю так, будто собирался просить подаяние, он гадко засмеялся: — Хочешь показать, как ты скучал, прямо там, на природе, детка? Окей, я не против: прихвачу репеллент, чтобы твои булки не кусал никто, кроме меня… — … Повисла напряжённая тишина. Очевидно, Ричард устал разбрасываться односложными оскорблениями, а сказать что-то вежливо-нейтральное или даже тёплое не решался. Или просто был не в настроении. Как обычно. — Я слышу, как ты дышишь. — Гэвин знал, что стоило остановиться, но не смог. Его несло куда-то в сторону пропасти и чёрного списка абонентов. — И, судя по ритму, ты там начал без меня… Ричард дал отбой. Тишина показалась какой-то невнятной. По ощущению совсем как бетонная стена, в которую однажды, ещё в школе, Гэвин врезался лбом. Ощущение тупого удара. Без боли. Просто оцепенение. — Ебанутый, — сказал Гэвин. — Я знаю, Ричи. Я знаю. Я — ебанутый.***
— Куда собрался? На блядки? Гэвин изобразил на лице неопределённость и пожал плечами, так что невозможно было понять, был это ответ «да» или же «нет». — Денёк для свиданки ты выбрал что надо, — заметил въедливый и слишком хорошо знающий Гэвина коронер. Не снимая перчаток, он закурил и осуждающе посмотрел на небо. — У меня от этой погоды скоро жабры отрастут заново. Ебучий климат… — Я не на свиданку еду, — неубедительно ответил Рид. — Ага. А этот бесподобный вид и розовые щёчки для меня? Ты же, блядь, с бритвой встречаешься как хуёвый папашка с детьми после развода. Раз в неделю и на отъебись. Но сегодня решил побриться? Гэвин скривился. Если этот алкаш заметил, что он перебрал весь гардероб, чтобы выглядеть не как статист со съёмок «Ходячих мертвецов», то Ричард тем более заметит. Так ничего и не ответив эксперту, Рид натянул непромокаемый капюшон, щурясь на неприветливое серое небо. Живой глаз беспокойно смаргивал мелкую водяную пыль, которая моросила с самого утра. Второй глаз, безразличный к таким неудобствам, покрывался мелкими каплями, и казалось, будто смотришь на мир из-за оконного стекла. Коронер был прав — погода явно не подходила для свиданий в парке. Хотя он совсем не был уверен, что это свидание. Ричард не звонил. Не прислал «С добрым утром» или хотя бы «Надеюсь, ты, тупица, помнишь, во сколько я тебя жду?». Он молча прислал Гэвину геометку, отображавшуюся ярким лазурным значком на интерактивной карте. Очевидно, действительно считал Гэвина круглым идиотом, способным заблудиться на одной из трёх дорожек парка, где даже дети никогда не теряются. Но Гэвин не разозлился. Раньше его это поведение бесило до такой степени, что он даже аппетит терял. Но сегодня он думал только о том, с чего начать разговор, и опасался, что из него, как всегда, когда он нервничал, польётся поток неконтролируемого пошлого бреда. Однако, как оказалось, он опасался совершенно напрасно. Когда впереди на дорожке появился человек под чёрным зонтом размером с небольшой парашют, слова как-то сами застряли в глотке. Только Ричард мог с таким каменным лицом держать над собой это посмешище. Зонт, похожий на тент для пляжа. Такой здоровый, что под ним трое могли спрятаться и сесть играть в бридж. Но Ричард был один. Вернее, их было трое: Ричард, его надменное ебало и зонт апокалипсиса, чёрный, как самая длинная ночь в году. Второе, от чего Гэвин впервые чувствовал полное онемение языка, были ноги Ричарда, размеренно выполнявшие свою прямую функцию — хождение. Длинные, как ходули. Вернее, они были гораздо длиннее, чем Рид себе представлял. Хотя он вообще никак их не представлял. Ему и так всё нравилось и ничего не смущало. Китайцы не сделали лучше. Они, кажется, всё испортили своей китайской киберхуйнёй. Ричард шёл прямо на него. Каждый шаг примерно в три фута длиной. Он шёл очень быстро, хотя совсем не торопился. Просто каждое движение давалось ему слишком легко. Он не хромал. Не шатался, не загребал ступнями, не заваливался набок. Шёл по идеальной прямой. С безупречно неживым выражением лица. Как робот. И когда тень зонта накрыла собой Рида, Ричард посмотрел на него сверху вниз таким холодно-вопросительным взглядом, что Гэвин понял: нет, это точно не свидание. — Что такое? — спросил Ричард. Честно было бы ответить «Ты блядски высокий», «Какого хуя я теперь дышу тебе в кадык?», «А ты не мог взять размер поменьше?» или тупо и жалко пошутить: «Что, теперь «сделаешь ноги» от меня?» Всё было не то. И поэтому Гэвин спросил: — И как тебе? — Что «как тебе»? — раздражённо уточнил Ричард. — Ты про протезы? — Да. Тебе… нравится? — Нравится ли мне самостоятельно передвигаться без инвалидной коляски? Или… — Ричард немного сильнее сжал рукоятку зонта, по которому уже не тихо постукивали мелкие капли, а довольно настойчиво барабанил холодный летний ливень. — Или ты спрашиваешь, нравится ли мне, что я могу дать тебе пинка и сломать голень с одного удара? — Прямо с одного? — оживился Гэвин, радуясь тому, что можно обсудить убойную силу протезов, которые явно не соответствовали нормативам для гражданского населения. Ручка зонта снова заскрипела, и Ричард, толкнув Гэвина плечом, пошёл вперёд. Гэвин подумал, что, наверное, стоит отвалить, если никакого разговора не получается. Не станешь же вспоминать: «Эй, помнишь, как мы с тобой бухали?» Он знал, что Ричард помнит. Помнит, как они напивались. Как трахались. Как за месяц до операции Рид вынудил Ричарда переехать к нему. Вынудил шантажом, уговорами, подкупом, угрозами и полным подчинением в постели. Квартира тогда превратилась в ад, где он спотыкался о клубки проводов, в темноте врезался в стол, которого раньше не стояло в гостиной. Ричард оптимизировал жизненное пространство так, что Рид вообще не понимал, его ли это квартира. Ничего невозможно было найти. Даже банку с кофе не удавалось отыскать, не напрягая мозг. Гэвин ругался. Ричард говорил, что он хуёвый детектив, если не может отыскать кофе на собственной кухне. Об операции они никогда не говорили. Только накануне отъезда Гэвин, лёжа в постели, вдруг повернулся лицом к Ричарду, которого было почти не видно в темноте, и спросил: — Тебе страшно? И Ричард ничего не ответил. Наверное, уже спал. А Гэвину ещё долго не спалось. Потому что ему действительно было страшно.***
— Ты же писал… я сейчас цитирую: «Тут нехуй делать». — Ричард стряхнул капли воды с зонта и уставился на входную дверь с таким видом, будто его привели в третьеразрядный портовый бар с голой шлюхой на вывеске. — Ты что… читал мои текстовые? — Выборочно, — сквозь зубы ответил Ричард. — Несколько сообщений. Вообще, я думал, тут революция произошла или что-то вроде. А оказалось… Он взял паузу, как будто бы для того, чтобы скрыть раздражение. Выдохнул, ещё раз энергично встряхнув зонт, и договорил: — Оказалось, что ты решил устроить в мессенджере филиал своего личного дневника. Приятно, что ты мне так доверяешь, но мог бы вываливать все свои впечатления в твиттер. Гэвин пожал плечами. Странный совет. Кого вообще интересует мнение тех, кто сидит в твиттере? Записки были только для Ричарда. — Что возьмём? — Содовой. — Точно зная, что Гэвин смотрит на него вопросительно, Ричард терпеливо пояснил: — Это… это из-за операции. Мне пока что нельзя ничего крепче воды. Разочарованный Гэвин, надеявшийся, что хотя бы после пары шотов Ричард немного потеплеет, заказал себе светлого пива. Не набираться же в одиночку, пока рядом сидит он: отстранённый, злой, как кот, которого дёрнули за хвост, и такой… — Пиздец они у тебя длинные, — не выдержал Гэвин, глядя вниз. Ричард сидел на высоком барном стуле так, что подошва одного ботинка упиралась в нижнюю перекладину. Вторая нога, вытянутая во всю длину, упиралась стопой в пол. Он будто сидел и одновременно стоял. Рука сама потянулась к колену, обтянутому чёрной брючной тканью с тёмными пятнышками от воды. На ощупь было очень реалистично. — Рид. — Да? — Прекрати. Или я тебя ударю. И мало тебе не покажется. Рид убрал руку, но не потому, что испугался угрозы. Ерунда. Было бы даже забавно. Забавно прижать его к полу. Поставить колено между его длинных ног. Навалиться сверху и слушать, как он там рычит. Но не делать же это при всех? — Не расскажешь, как оно в целом прошло? — Нормально. — Охуенный рассказ. Надеюсь, по нему снимут фильм, основанный на реальных событиях. А поподробнее? — Поподробнее? Это не твоего ума дело, — надменно отрезал Ричард и, смеривая Рида взглядом, добавил: — Ты же коп. — А я продажный коп. — Гэвин постучал ногтем по пивному бокалу. — Оплатишь выпивку — и всё. Я твой. «Можешь не платить. Я и так…» — Я не хочу рассказывать, — признался Ричард. — Это было… долго. И неприятно. Это были первые человеческие слова с момента их встречи.***
— Где твой… где… зонтяра? Его украли? Это… это дело для полиции Детройта! — Гэвин зачем-то резко повернулся вокруг своей оси и чуть не упал. Он всё-таки напился, хотя не планировал. Ричард тянул свою минералку с долькой лимона и льдом, будто боялся растаять рядом с Гэвином, который смотрел на него всё теплее с каждым новым глотком алкоголя. — Гэвин! — Ричард грубо дёрнул его за рукав, не давая свалиться в лужу. — Держись на ногах! Да не падай ты! — Ричи… Ри. — Гэвин засмеялся, тыкась лицом в плечо Ричарда. — Где зонтяра? И я… Я не могу идти… — Зонт здесь. Я вызову тебе такси. Пьянь. — Не поеду. Нахуя мне твоё такси? Хочешь от меня избавиться? — Тогда стой ровно! — Стою… Ричард явно хотел что-то сказать, потому что «стоял» Рид плотно прижавшись к нему, как к столбу. И держался за полы плаща. При этом очень горячо дышал Ричарду прямо в грудь, и, судя по темпу дыхания и вздрагивающим плечам, Гэвин ржал. Он становился смешливым придурком каждый раз, когда напивался. Ричард это отлично помнил. — А хочешь… — вдруг спросил Ричард и замолчал, наконец раскрывая зонт, чтобы не вымокнуть до нитки. Он уже понял, что его предложение — дрянь. Сентиментальные глупости. — О, привет, зонтяра… — Гэвин крепко пожал ручку зонта. Вернее, он пожал пальцы Ричарда, державшие рукоятку. — Какие же охуенно большие ребята. Ричи и Зонтяра. И малыш Рид. Отличная команда. Куда дальше, Рич? — Домой. — Почувствовав необходимость уточнить Ричард пояснил: — Я тебя провожу. Ты один… — Пшёл… ты, киборг китайский. Я как-то раз… с пулевым до дома добрался… вы… пивая по дороге, — огрызнулся Рид. — В больничке тогда очередь была. Так что с парой порций вискаря я как-то разберусь! Он махнул рукой на прощанье и не оглядываясь пошёл в сторону перекрёстка, на котором мерно и безостановочно мерцал огненно-тревожный свет ночного светофора.***
«Горчица просрочена. В туалете нет салфеток». Гэвин ещё раз перечитал сообщение, вглядываясь в расплывающиеся от дождя и алкоголя черты лица Ричарда на фото. Его селфи выглядело так, будто он записывал предсмертное обращение. Каменное лицо без намёка на эмоцию. Но легкомысленный стикер в виде надутой фиолетовой тучки с грозными бровями-галочками и его подпись «горчица просрочена» создавали идеальный комический эффект. Рид закрыл мессенджер и сунул телефон в карман. Сделав пару шагов, он громко выругался и, встав под козырёк здания, снова открыл и перечитал. Что ответить, он не знал. Он привык только писать, а не переписываться. Он пиздит — Ричард молчит или ругается и требует заткнуться. Пока Гэвин сочинял ответ, набирая и стирая штук двадцать разных шуток разной степени глупости, телефон завибрировал снова. «Что будет, если влить алкоголь в китайского киборга?» Озадаченный смайл. И фото бокала, в котором было налито виски на три пальца. — Блядь. Он заторопился, набирая «Не надо!», но пришло новое сообщение: «Интересно, кто сейчас живёт в моём старом номере?» Гэвин запутался в клавиатуре, бросил писать и пошёл быстрее, держа светящийся экран мобильника почти у самых глаз. «Мне, кажется, плохо». И смешное фото с рыдающим котом. — Да ёб твою!.. Ричард! Изображения и строчки стирались, прыгая перед глазами. Гэвин видел только какие-то обрывки, очень живо представляя, как Ричард уже блюёт, склонившись над унитазом, а в перерывах пишет этот бред. Он разбирал только самые короткие, отображённые крупным шрифтом сообщения: «Ты спишь?» «Я всё прочитал, Гэвин» «Гэвин, я правда…» «Гэвин» «Я так по тебе соскучился» Гэвин задыхался. Он задыхался. Задыхался от быстрого бега по ночному городу. Он задыхался от бега, сжимая вибрирующий телефон в мокрой ладони.