"Ужасное сияние"

Кислотная Бабка — раскрашенный в дикие цвета раптор Леони, — маячил метрах в двухсот. Най-рисалдар Триш по всем документам числилась как отличный пилот со сверкающим, как золотые нашивки генералов на параде, списком заслуг, но раптора она все равно водила в своей неповторимой манере. Тот вилял «хвостом» — манипулятором, помогающим отбиваться от тыловых атак. Многих укачивало. Дрейка — нет. Вероятно, поэтому его ставили в пару с Триш. — Леони, — он нажал кнопку связи. — Не торопись. Здесь какая-то активность. — Не слепая, — фыркнуло из динамиков. — И не глухая. Но это не алады. — Верно, не похоже на обычные сигнатуры. Поэтому я и говорю: не торопись, а не «давай, перебей их всех, а мне остается грустно пить ежевичный лимонад в уголке». — Это что же, комплимент? Или паршивый подкат? Норт, ты не в моем вкусе. Слишком монохромный. — Не разбивай мне сердце. В сотый раз, — Дрейк хмыкнул. Шутки про его альбинизм давно стали чем-то вроде плохого способа сказать «с добрым утром». Он мог бы злиться, только смысла никакого, ну и Леони никогда не говорила ничего действительно оскорбительного. — У тебя есть сердце? Не иначе, после того, как те «двойки» покусали завелось… Дрейк собирался ответить что-нибудь в том же духе: они обменивались фразами, чтобы скоротать время и добраться до места, где пеленгаторы засекли опасные объекты. Сигнатуры двигались быстро, прорезали пространство, но им требовалось время, чтобы «созреть»; тут у рапторов появлялось преимущество. Ударь первым. Съешь, пока не съели тебя. Все как в дикой природе, если верить умникам из Интакта. — Стой. Леони? Кислотная Бабка замерла на подступах к каменным сводам — это были рукотворные скалы, остатки цивилизации людей, которые жили в городах без куполов, до Инцидента, до того, как большая часть мира превратилась в степи, до того, как алады сожрали все за пустыней Тальталь. Дрейк иногда пытался представить себе города без куполов, безопасные равнины с дорогами, не дикие поля поселенцев с их неизменной охрянкой, а что-то мирное, безмятежное, — не получалось. Синее небо страшно не тучами — вон одна на горизонте, скоро дождь пойдет. Шаровые молнии ярко-зеленого цвета вспыхивают порой быстрее, чем почует опытный пилот. Но развалины существовали — огромные дома, не меньше тех, что строили под куполами, теперь они частично осыпались. Небоскребы покосились и проваливались под собственной тяжестью. Они с Леони прошли мимо ржавых скелетов каких-то механизмов, похожих на транспорты-антигравы, только втрое больше. Раптор Дрейка перескочил через забор из колючей проволоки. Кислотная Бабка последовала за ним. — Сигнатур не замечено, — нудно сказал Дрейк. Он поравнялся с остовом транспорта, внутри сидел человек, то, что от него осталось. Скелет был темно-желтым с черными прожилками и готов был рассыпаться от дыхания, не то, что от грохота массивного робота. Дрейк добавил: — Мне здесь не нравится. Леони промолчала — так непохоже на себя, и потом вдруг Кислотная Бабка открыла пасть, выпуская пилота. — Иди сюда, — Леони сделала жест своей механической рукой, расписанной так же ярко, как обшивка раптора. Татуировка в виде чешуи на шее и щеке поднималась к виску, коротко стриженные волосы мелькали слишком яркими цветами — розовым, синим, оранжевым. Выбритая половина черепа темнела пушком натурального цвета волос. Без раптора Леони всегда казалась Дрейку беззащитной, и именно поэтому он послушался, выбрался наружу, потер массивные плечи. — Зачем мы здесь? — Иди сюда, Норт. Говорят тебе. Дрейк послушался. — Призыв о помощи. Сигнал SOS. Леони подняла свою механизированную руку и указала на скелет, вернее за него. На заднем сидении того, что осталось от древнего механизма, работало самодельное радио, а обнимала его другая груда костей — судя по размеру и форме, принадлежавших ребенку. — Вот же хрень. Мы сюда ехали на зов лет двести как мертвого сопляка, — Леони отвела взгляд. — Ну и срань. Дрейк положил ей руку на плечо: живое. К механической — вернее, к стыку, где жгуты импланта врастали в плоть, Леони не разрешала прикасаться. — Ладно уж, давай осмотримся. Иногда в таких местах можно найти полезные артефакты для Архива в Инакте. Леони кивнула. Развалины какого-то города или его части навалились друг на друга слишком плотно, чтобы сумел протиснуться раптор — серые плиты сдвигались, потемневшее стекло хрустело осколками. Вездесущая ряска покрыла сколы камней темно-зеленым в черноту саваном. Железные скелеты автомобилей прежнего мира уцелели еще хуже, они нашли несколько таких же старых остовов, в двух — по паре груд костей. Дрейк переглянулся с Леони: забрать, но она покачала головой: не нужно тревожить мертвых. Иногда пилоты рапторов были суеверны, почти как дикари в поселениях. Они пробирались с трудом, механическая рука Леони отодвигала самые крупные и тяжелые куски бетонных конструкций. В нескольких местах пришлось выломать штыри. Не первый раз попадались останки древних поселений, но внезапно Дрейку представился город из целых домов, с чистыми улицами, огнями рекламы и мягким светом ночных фонарей, с музыкой из окон и спешащими людьми. — Здесь была площадь, — сказал Дрейк, когда они действительно вышли на относительно чистое место. — Да? — Они в тот день митинговали… я не знаю, против чего. Может, налоги повысили. Вокруг была полиция. Люди в синей форме. Они курили и ждали, когда все закончится. Скучали немного, у них дома ждали дети. Вернулись уже из школы, а потом… Дрейк поднял голову. Демонстрация была мирной, кто-то стоял с плакатами, большинство делало фотографии на какие-то квадратные аппараты, вроде коммов, только плоских. Полиция охраняла людей. По периметру площади жарили и продавали сосиски. А потом небо взорвалось зеленым. Это было очень быстро и бесшумно. Всего шестеро из нескольких тысяч успели сфотографировать шаровую молнию. Техника уцелела, а люди… — Они лопнули. Как шарики с водой. Пух — и все. Дрейк засмеялся. Леони помахала перед его носом пальцам — не механическими. — Лопнули. Как шарики. Дрейк стоял посреди груды даже не падали, а кусков кожи, фрагментов костей, какой-то слизи — кусочков мезентерия, легочной мякоти, студня мозгов. Весь залитый липкой пленкой крови — кожа сквозь нее не дышит, пленка густая и стягивает, как горячая смола. — Шарики, — повторил Дрейк. Пленка стягивала его. Он сам должен лопнуть. Пух — и все. — Норт, твою мать, — удар по щеке ожег и едва с ног не сбил. — Най-рисалдар Норт. Какого гребаного… — Идем отсюда. Ноги подгибались и оставляли кровавые следы, ноги тоже покрыло пленкой, и она тянулась за ним густой взвесью, шлейфом с теплым сладковатым ароматом. Свежий воздух накатил за какой-то очередной плитой, и только там Дрейка вырвало. — Сигнатуры? — спросила его Леони. Она протянула флягу с текилой со своего пояса. Дрейк сделал крупный глоток, благодарно кивнул. — Остаточные колебания. Я чувствую подобное дерьмо. — Прости. Я тебя сюда затащила. Леони обняла его, прижимая к горячей мягкой груди, и Дрейк сначала вздохнул с облегчением, а затем представил как грудь Леони набухает, наливается зеленоватыми сполохами и лопается в мокрую слизь с комками жира и крови. Отстранился он очень медленно и аккуратно. «Видения» случались у многих пилотов — в конце концов, ты должен быть «особенным», чтобы тебя выбрали охотиться на аладов. Пройдет. Всегда проходило. — Здесь неподалеку пара «единичек», — сказала Леони. — Пойдем, прикончим гадов. Тебе станет легче. — Точно, — засмеялся Дрейк. Прошлое в серых камнях, стекле и нескольких скелетах. Оно ничего не значит.