монетка, таблетка, конфетка

             К лучшему или к худшему, но Чуя прекрасно понимает, что Дадзай просто сучится. Как, впрочем, и всегда. Спор ради спора, только бы доебать и вывести из себя, ведь что за день, если тебя не пытаются придушить? Также Чуя прекрасно понимает, что Дадзай если не откровенно пользуется двойными стандартами, то, как минимум, открыто показывает: срать я хотел, что там у нас за спор, просто знай, что ты не прав. И это было бы поистине издевательски смешно, если бы он не велся каждый гребаный раз, прекрасно осознавая всю карикатурность происходящего. Впрочем, в этом весь Дадзай — мишура с мишурой прикрывает фанфары, чтобы следом разлететься радостным мультяшным салютом. — Приготовить торт куда сложнее, чем стейк. Это требует гораздо большего чувства вкуса — как в прямом смысле, так и в дизайнерском. Слышать это от человека, который даже у своих протеже выпрашивает халявного (спасибо, что не сырого) мяса с видом оголодавшей дикой собаки, так пиздецки невероятно, что Чуя моментально бросает все свои дела и, глубоко охуев, выдает: — Блядь, в смысле? Дадзай смотрит вроде бы удивленно и невинно, но Чуя костьми ляжет, доказывая, что видит в его глазах вечных вредных чертят, просто обмазывающихся предвкушением очередного конфликта. Сука паразитическая. — Ты, — Чуя тыкает пальцем в его бессовестное ебало, — не можешь нормально сварить даже сраные макароны и пожарить яичницу. Варка блядских яиц превращается в попытку побега белка не то что из скорлупы — из кастрюли. Твоя готовка — блюда, рецепты которых должны быть запрещены, как кокаин и ЛСД — и я, твою мать, до сих пор уверен, что в последнем твоем суперпитательном ужине присутствовала как минимум четверть запрещенных веществ. И после всего этого ты говоришь, что приготовить стейк — херня? Дадзай неприятно морщится, словно грубая речь оскорбляет его физически. Охуеть, неженка. — Я не говорю, что «херня», —- поправляет он. — Я говорю, что с ним проблем гораздо меньше. — Как, черт возьми, их может быть меньше, если ты сам не способен его приготовить?! — Просто не утруждаюсь. Оно не стоит моих усилий, в отличие от десертов. «Двуличная ж ты мразь», — думает Чуя, сощурив глаза, так как от чужой наглости не может и слова сказать. Здесь точно есть наеб. Какой-то подвох, двойное дно и тому подобное, потому что так происходит всегда — ну не может Дадзай ляпнуть хуйню ради хуйни. Точнее, может, вообще ноль проблем, но не в этом случае. Чуя уже, к сожалению, натренировался на подобную дичь, как охотничья псина, и, наверное, даже умерев, обязательно воскреснет, чтобы предупредить очередного несчастного, в какой момент от этого морального уебка надо дать деру. Черт, он ведь собирается пойти на поводу у Дадзая. Снова. Пиздец, как не хочется этого делать, но в голове у Чуи уже сформировался замысел, и менять его не хочется. В конце концов, при таком развитии событий и сам Чуя стопроцентно окажется в плюсе, и даже этот жеманный клоун не отвертится. И нихуя он не сможет испортить. *** Надо признать, что на подготовку к задуманному требуется некоторое время. Основная проблема: убедиться, что Дадзай, во-первых, точно придет к нему (сам, как делает это всегда, надоедливый ублюдок), а во-вторых, что не придет раньше, чем надо. Приходится дождаться последней пятницы месяца, когда даже Дадзаю сложно избежать хоть какого-то заполнения отчетов, и — это, безусловно, везение, — именно в этот момент у Агентства появляется дело, с которым им приходится чутка повозиться. Спасибо Ёсано, которая за почти символическую плату в виде пары бутылок саке снабжает его этой информацией. Самому Чуе приходится максимально быстро разобраться с основной массой отчетов, а оставшиеся совершенно бессовестно спихнуть на подчиненных, прикрепив сверху чек с премией. В идеале, ему бы полностью свободную пятницу, чтобы пройтись утром-днем по магазинам и закупиться всем нужным, неспешно, наслаждаясь процессом, как он любит, но, поразмыслив накануне, он решает, что черт с этим. Чуя наверняка заебывается зря. Дадзай не оценит, как бы он ни старался — и это будет аналогично тому, как раньше Акутагава добивался внимания своего ненаглядного наставника. Но, пожалуй, срать. Он сделает все идеально для себя, а не для этой ошибки человечества, и заставит того подавиться всеми своими попытками вякнуть что-то против. На самом деле, приготовление выбранного блюда занимает не очень много времени, и, конечно, подавать его надо сразу же. Так что Чуя может неспешно подготовить все ингредиенты и посуду, дожидаясь, когда Ёсано сообщит, что они закончили. Вероятность, что Дадзай свалит раньше или, наоборот, задержится, к сожалению, всегда присутствует, но Чуя делает ставку на тот факт, что они давно не виделись. Из-за выстроенных планов он чувствует себя, как мелкий пиздюк в ожидании подарков, и хочется насмешливо фыркнуть над самим собой. Что Чуя и делает, сжирая по приходу домой сраную лапшу быстрого приготовления из их с Дадзаем общих запасов, хотя вполне мог бы приготовить и для себя что-то столь же вкусное, как его планы на этот вечер. Правда, сначала он ставит груши мариноваться в вине, а потому есть начинает только через час, зато на душе спокойно. Почти спокойно. От ароматов, моментально наполнивших кухню, слюни текут сами собой. Да и как им не течь, если сочетание вина, гвоздики, корицы и лимона — просто долбаный рай для вкусовых рецепторов? В момент, когда Чуя едва не делает пробу маринада прямо половником из кастрюли, он понимает, как же давно не готовил глинтвейн. Это срочно надо исправить. (а пробу он все же снимает. Даже две, закусив губу и закатив глаза от наслаждения. Сука, он правда слишком добр, делая это все же, по сути, для Дадзая) Проходит два часа, когда ему на телефон приходит короткая смс. Учитывая, что тушиться на маленьком огне груши должны еще час точно, все складывается неплохо. Спрыгнув с барного стула, на котором сидел все это время, Чуя подходит к разложенным на кухонном столе ингредиентам, надевает фартук и завязывает волосы в низкий хвостик, прихватив на всякий случай челку по бокам заколками. Похуй, он дома. Блюдо, которое он собирается готовить — это филе-миньон по-французски с горчичным соусом и маринованной грушей. Дадзай сожрет все как миленький, а потом обязательно оближет тарелку, и пусть только попробует что-то вякнуть. Ухмыляясь, Чуя принимается за дело. В принципе, в приготовлении филе-миньон — маленького стейка из говяжьей вырезки — нет ничего сверхсложного. Главное отличие этой части туши от прочих заключается в отсутствии какого-либо изысканного вкуса, из-за чего подают блюдо обязательно под соусом или с травами и специями. Этот небольшой, но такой, сука, дорогой кусочек мяса, мягкий и нежный, как пух на крыльях амуров, почти без жира, а потому легкий и диетический. Дадзай, конечно, бывает тем еще ненасытным животным, когда дело доходит до мяса (а потом страдает из-за переедания, ведь жрет от случая к случаю), но сегодня обойдется двумя кусочками этого скромного блюда. *** Дадзай приходит на удивление вовремя, отчего Чуе хочется отметить этот день в календаре. Он слышит, как открывается входная дверь (и даже ключом, не отмычкой), а сам в этот момент достает из духовки доведенные до готовности стейки — средняя степень прожарки, не больше. — Мой руки! — тут же кричит ему Чуя, неспособный перестать улыбаться. Его сейчас даже не волнует, что от подобного приказа Дадзай из упрямства не подойдет к ванной в ближайший час. Если надо, Чуя сам ему руки помоет, поливая хоть из кастрюли, хоть из душа, смотря где сумеет загнать в угол. Чуе весело. Чуе хорошо. Чуя в предвкушении, потому что он доволен результатом. Приготовление еды успокаивает не хуже, чем в подростковом возрасте успокаивали ночные поездки на мотоцикле (на самом деле, даже лучше, ведь тогда скорость ставила на место нервы, но пробуждала жажду приключений и адреналина). Он снимает бекон с мяса, когда скорее чувствует, нежели слышит, как Дадзай встает за спиной. — Мне самому сунуть тебя под воду? — Какая вредная хозяюшка. Врезать бы ему, да смысла нет — все равно увернется, легко и изящно, а Чуя только прольет соус, за который берется в этот момент. — А ты свинья без манер. Дальше наступает тишина. Дадзай молча стоит позади, сложив руки за спиной, и наблюдает за действиями Чуи. Чуя же, чуть сгорбившись, полностью сосредотачивается на процессе. Уверенным движением поливает прямоугольную тарелку светлым горчичным соусом. Выкладывает предварительно нарезанное на несколько долек готовое филе ровно на соус двумя дорожками. Посыпает сверху обжаренными грибами в масле с тимьяном, розмарином и чесноком. — Травы, — показательно недовольно гундит Дадзай, когда видит, что использовал Чуя. — Завали, здесь даже никакого салата нет. Вылив остатки соуса на филе, Чуя тянется к кастрюле. Выбирает наиболее симпатичную глазу половинку груши, достает щипцами и осторожно кладет на оставшееся на тарелке свободное место. Капля вина все же падает куда не надо, на что Дадзай сразу же охает над ухом. Чуя все же бьет его ступней в колено, пока тянется за бумажной салфеткой. Когда он, полностью удовлетворенный результатом, наконец, разворачивается, чтобы снять фартук, Дадзай продолжает стоять раздражающе близко. Возвышается столбом, глядит нечитаемо, будто не определившись, какую же маску нацепить на лицо. В чем проблема, Чуя не знает. Он складывает руки на груди и спокойно смотрит в ответ, вскинув голову. — Ты не будешь? — Поел перед тем, как начал готовить. Дадзай ведь уже точно знает, почему Чуя решил сегодня так красиво въебаться в готовку. Не то чтобы обычно их совместный стол (или даже когда Чуя один) проще — нет, но будто бы Дадзай не чувствует его настрой. И не помнит их спор некоторое время назад. Он наверняка только и ждал подобного результата. Так хули теперь выебывается? — Мой руки, — непреклонно повторяет Чуя. — Нет. Мгновение спустя он хватает упрямого ублюдка за запястье и пытается подтащить к раковине, но тот упрямо стоит на месте, лишь назад наклоняется, сопротивляясь, и пытается прижать руки к груди. — Ты съешь все, что лежит на этой тарелке. — Съем. Чуя даже останавливается, на секунду решив, что ослышался. Перестает тянуть за руку и разворачивается, пристально всматриваясь в чужое спокойное лицо. Ясно. Мог и сразу догадаться. — Если хоть капля мимо… — Конечно, Чуя~ Дадзай отвечает так легко и певуче, разворачиваясь и пружинистой походкой направляясь к дивану в гостиной, что Чуя уже жалеет и о своей идее, и об обивке дивана, и о подушках на нем. Только тарелку не жалко, благо посуды у него с запасом, к тому же, самая красивая и дорогая в присутствии этого человека из шкафов не достается. Вытерев руки полотенцем, Чуя снимает фартук и еще раз закалывает челку. Морально готовясь к пиздецу, делает несколько глотков вина, оставшегося после приготовления маринада для груш, прямо из бутылки. Подумав, достает один бокал и наполняет больше, чем наполовину. На секунду застыв, все же допивает остатки из горла. Когда Чуя заходит в гостиную, у него в руках тарелка с филе-миньон и бокал вина, на предплечье — два небольших тонких полотенца (а в душе ноль сомнений, что лучше бы сразу взял чистящее средство). Дадзай сидит на диване, облокотившись о спинку и подлокотник, поджав одну ногу и глядя в окно. Устал, бесспорно. По нему, конечно, не скажешь, да и в каком-то смысле уставший Дадзай всегда, но Чуя знает, что сейчас все чуть иначе. Возможно, даже хорошо, что повыебываться своим умением готовить стейки Чуя решил именно сегодня. Он так добр, что Дадзаю остается только открывать рот и жевать. Минимум, сука, нагрузок, хотя… ...возможно, сегодня надо наоборот. Максимум истощения, чтобы в чужой голове ничего не осталось. Подойдя к дивану, Чуя ставит бокал на стоящий рядом журнальный столик, после чего бросает одно полотенце точно в лицо Дадзаю. Примеривается секунду, думая, сдвинуть Дадзая или и так нормально, а потом, мысленно пожав плечами, плюхается точно на его поджатую ногу. Нихрена не удобно, но то, как тот воет в ответ, покрывает все неудобства. — Жестокий гном! Неповоротливое животное! — Завались и открывай рот. Ублюдок смотрит на него с таким снисхождением, что у Чуи начинает биться вена на виске. — Как ты себе это представляешь? — Ты прекрасно меня понял. И не смей кусаться. Взгляд не меняется, к нему лишь добавляется капля лукавства. Мерещится, что даже усталость в глазах не такая холодная, какая была минутой раньше. — Уверен? Ответом Чуя не утруждается. Слегка пересаживается, чтобы все же было удобнее — Дадзаю приходится сильнее отвести в сторону согнутую ногу и поерзать, чтобы самому устроиться как надо. Спустя несколько секунд Чуя сидит между его бедер, расстелив одно полотенце на своих коленях, а второе на чужой груди — мудак и не почесался сам этого сделать. Или ему плевать, испачкается его одежда или нет, или знает, что Чуя в любом случае об этом позаботится. Скорее всего, и то, и то. Хитрый ублюдок. Когда Чуя осторожно берет первый кусочек стейка, стараясь также оставить на нем пару кусочков грибов, мясо уже еле теплое. Ладно, могло быть и хуже. Спасибо, что хотя бы начали есть до того, как все стало ледяным: разогревать блюдо Чуя категорически против. Дадзай спокойно, но внимательно следит за его действиями и удивительно послушно открывает рот, когда стейк оказывается перед его лицом. Слегка высовывает язык, чтобы подхватить почти упавшую каплю соуса, осторожно и быстро обхватывает мясо губами и, взяв весь предложенные кусок, начинает жевать. Чуя следит за малейшим изменением в чужом лице, но Дадзай только прикрывает глаза. Словно правда старается насладиться вкусом блюда, которое ему приготовили. — Даже без перчаток. Какая честь. — И правда. Пойду возьму латексные, а то вдруг заразишь бешенством. Игнорируя капризное возмущение, Чуя почти что встает с дивана, но на самом деле просто разворачивается, чтобы взять бокал вина и сделать глоток. Дадзай возмущенно складывает руки и наклоняет голову, надув губы. Чуя на это лишь закатывает глаза и берет с тарелки следующий кусочек. Что же, удивительно, но пока все идет неплохо. Маска недовольства быстро сползает с чужого лица, и Чуя вновь может наблюдать, как Дадзай расслабляется и на самом деле постепенно начинает наслаждаться вкусом еды. На четвертом куске чужие зубы все же цепляют его пальцы, но еле ощутимо — очень быстро Дадзай берет в рот весь кусок и даже слегка откидывает голову назад, хотя до этого почти не двигался. — Хочу пить. Чуя слегка удивленно приподнимает бровь, останавливаясь. Взгляд Дадзая слегка меняется. Зрачки становятся чуть больше, глаза — темнее, но в них удивительно легко все еще читается детский каприз. Он изучает Чую так же внимательно, как Чуя изучал его все это время. Большой долговязый ребенок. Поить кого-то неудобно. Особенно вот так, вроде как сидя напротив, достаточно близко, но не видя нормально чужих губ и того, как именно льется из бокала напиток. Приходится слегка приподняться и наклониться, упираясь локтем в спинку дивана и предварительно поставив тарелку на чужое бедро. Дадзай медленно наклоняет голову назад и делает пару небольших глотков. Чуя следит за тем, чтобы мимо не упала ни одна капля, и на мгновение задерживается на том, как дергается под бинтами выпирающий кадык. Он убирает бокал, и Дадзай, медленно облизывая губы, лениво возвращает голову в нормальное положение. — Твои щеки красные. — Я выпил больше тебя. А когда в следующий раз Дадзай обхватывает его пальцы и не спешит отстраняться, Чуя понимает, что пиздец начался. — Зубы выбью. — Ни капли мимо. А на пальцах остается соус. Мудачье. Чуя усмехается против воли и, когда кормит Дадзая следующим куском, сам не спешит убрать пальцы — даже наоборот касается сперва губ, потом зубов, просовывает чуть глубже в рот. Тот послушно остается на месте, хотя Чуя прекрасно видит, что хочет отстраниться, и от этого послушания так на мгновение сносит крышу, что хочется проверить, а как далеко он может зайти? Дадзай шустро и ловко облизывает пальцы, просовывая язык между фалангами. Волна тепла от вовсе не связанного с едой прикосновения мурашками проносятся у Чуи по всей руке к груди, а оттуда резко ударяет в пах. И сейчас он не сомневается, что его лицо и правда красное. Впрочем, когда он подхватывает последний кусок первого стейка, собирая соус с тарелки, и предлагает его Дадзаю, то немного пересаживается и бедром упирается в чужой пах. Наткнувшись на твердеющий член, ухмыляется и надавливает на него сильнее, одновременно укладывая пальцы на чужой язык. Дадзай ждет несколько секунд, очевидно, стараясь не поддаваться, но предпринимает осторожную попытку начать жевать — так, предупреждающе. Пытается убрать кусок мяса за щеку, после сильнее сжимает челюсть и облизывает фаланги, прижимая их к небу. Когда Чуя убирает руку, по пальцам стекает слюна и чертов соус, пачкая губы и подбородок Дадзая. После этого Чуя больше не раздумывает над своими действиями. Во второй раз он дает Дадзаю вино без слов. Темная капля течет мимо рта, скатывается по шее, но до бинтов так и не доходит — Чуя наклоняется и сам слизывает ее, проводя языком от края бинтов до чужих губ. Он чувствует, как Дадзай лениво улыбается и откидывает назад голову, давая больший доступ к шее. Следующий глоток делает сам, тяжело вздыхая и стараясь не смотреть на чужое лицо — и так знает, что ублюдок доволен до чертиков. Кусочки второго стейка уходят с тарелки куда быстрее, чем первого, частично из-за того, что есть его начинает и сам Чуя. А частично из-за того, что оба начинают действовать с меньшим терпением. Дадзай укладывает руки на его бедра, поглаживает с силой и ненавязчиво толкается вперед. Гладит медленно, но жестко, и Чуе от этих движений становится жарко до невозможности. Он сам подается ближе, едва не ложится грудью на грудь, игнорируя дикое неудобство от подобной позы, приподнимается осторожно и слизывает все, что попадает мимо рта. Когда Дадзай начинает откровенно сосать его пальцы, игриво покусывая, Чуя оставляет приличный засос точно над бинтами, а после прикусывает кадык. Едва слышно, но Дадзай хрипит и сглатывает, практически давится пальцами, будто это самое сладкое, что он только пробовал, и при этом звучит и выглядит так отвратительно довольно, что Чуя почти бесится. Дадзай затаскивает его на свое бедро, другую ногу закидывает сверху, и теперь они как тупые подростки через раз толкаются друг другу навстречу, неспособные определиться с ритмом — потому что Дадзай, судя по всему, уже ничего не хочет, кроме Чуи, а Чуя все еще намерен скормить ему остатки еды с тарелки, даже если в процессе сам съедает часть. Особенно если в процессе он также может немного съесть и Дадзая. Они кусаются, целуются, упрямо вылизывают друг друга и громко, тяжело дышат, сбиваясь на редкие хрипы и стоны. Двигаются то плавно и тягуче, то резко и жестко, дразня друг друга. Начинают следовать лишь за собственным удовольствием и оба совершенно не против. Дадзай все так же упрямо руководит его движениями, держа за бедра, но послушно открывает рот, честно стараясь закончить с блюдом. Чуя жарко пятнает поцелуями его шею, целует и кусает, словно хочет сожрать, и еле сдерживается, чтобы не начать избавляться от одежды — хоть он и в домашнем, испачкаться сильнее, чем есть, желания ноль, как и слушать потом нытье Дадзая о его собственных шмотках. Да и вытащить надолго пальцы из плена чужого рта кажется нереальным: слишком хорошо он знает, на что способны эти влажные горячие губы и язык. Особенно, если закрыть глаза и представить там кое-что другое. Когда стейк заканчивается, Чуя удивляется, как у него получается отставить тарелку в сторону. Собирает пальцами остатки соуса, как получается, и дает Дадзаю слизать. Ублюдок опять выглядит капризно и недовольно — темные глаза слегка слезятся, брови нахмурены, хватка на бедрах, скорее всего, оставит синяки. Пытается не то усадить Чую на свой член, чтобы наконец-то хоть что-то можно было нормально ощутить, не то просто расстегнуть свои брюки и приспустить чужие штаны. Когда похоть туманит разум, прямо видно, как ему сложно выстроить свои действия в правильном порядке. И определиться, чего же именно он хочет, не может. Чую это веселит. Капризные дети жаждут всего и сразу, отказываясь выбирать что-то одно. Чуя ухмыляется, принимаясь свободной рукой расстегивать светлые брюки и наблюдая, как Дадзай нетерпеливо сглатывает. Приходится надавить на язык, чтобы тот утихомирился, из-за чего на него кидают злобный взгляд. Это будоражит сильнее, чем можно представить. Обхватывая оба члена одной рукой, Чуя громко стонет. Прикусывает губу до отрезвляющей острой боли, но тут же тянется оставить очередной укус и засос на чужой шее. Дадзай рыкает не хуже Чуи, давится слюной и также стонет, переместив ладонь на его поясницу. Чтобы кончить, обоим хватает всего нескольких быстрых движений. Чуя обводит большим пальцем головки, размазывает смазку и сжимает, после чего наступает долгожданная разрядка — сознание, кажется, на секунду все-таки отключается. Кровь оглушающе бьется в ушах, воздуха катастрофически не хватает и хочется только пару минут спокойствия. Чуя разваливается на Дадзае, совершенно забыв, что так и не убрал свои пальцы. Вспоминает, только когда тот начинает вертеть головой и пытаться их выплюнуть. Тихий усталый скулеж вынуждает Чую еле слышно засмеяться. — И все равно ты насвинячил. Чуя представляет, как Дадзай хмурится, пытаясь заставить свои извилины работать, и это вызывает еще один смешок. Секундой позже Дадзай отвечает: — Ты тоже. — Из-за тебя. В ответ доносятся обиженные звуки. Так и хочется поднять голову и полюбоваться этим клоуном, но Чуя стойко держится и продолжает тупо лежать. — Могу облизать, — осторожно и почти невинно предлагает Дадзай. Чуя задумывается. Поднимается, отстраняясь от чужой груди, и убирает руку, которой все это время продолжал сжимать их опавшие члены. Морщится, но поворачивает голову в сторону, неожиданно кое-что заметив. — Ты еще не доел. Дадзай с удивлением смотрит, как Чуя протягивает ему этой самой испачканной рукой половинку маринованной груши. Мнется, переводя взгляд то на Чую, то на грушу, но в итоге вновь послушно открывает рот и откусывает кусочек. Сок и маринад текут по его губам, отчего Дадзай пытается отстраниться, но Чуя не позволяет — толкает грушу дальше в его рот, вынуждая продолжать есть, но взамен в очередной раз прижимается горячим языком к шее, подбирая капли. — В следующий раз готовить буду я. — Только без блядских сливок. — Но Чуя! — Ублюдок опять скулит. Господи, заебал, не ебя, вот честно. — Блядские сливки — классика. — Хуяссика. У Чуи ноль сомнений, что если в этот раз все закончилось на удивление чисто (сперма не в счет, да и полотенца почти спасли одежду), то в следующий будет проще есть сразу в ванне.