О Мечах и Душах

“Тотчас же слух его обострился вдвое. При малейшем шуме, доносившемся до него, он вскакивал и бросался к двери, думая, что за ним идут, чтобы возвратить ему свободу; но шум исчезал в другом направлении, и Дантес снова опускался на скамью. Наконец, часов в десять вечера, когда Дантес начинал терять надежду, послышался новый шум, который на этот раз несомненно приближался к его камере.” Прервавшись на секунду, я оторвал взгляд от страницы и взглянул на Томико, но девушка лишь с отсутствующим видом смотрела на свой остывающий завтрак. Вздохнув, я прикрыл книгу, чем всё же спровоцировал реакцию. Золотые глаза моргнули, прежде чем подняться на меня. — Ты в порядке? — Тихо спрашиваю я. Томико попыталась улыбнуться, вышло у неё ужасно, но… с каждым днём она притворялась всё лучше. — Да учитель, просто… задумалась. Можете продолжать, — её голос был тихим, и в нём сложно было различить какие-то конкретные эмоции. Я подавил вздох, подавил и желание сжать кулаки. Именно такое её поведение… пугало и выводило меня из себя. К счастью, на своём посту я научился притворяться куда лучше этой малявки. — Брось, последняя за целую неделю кто угодно устал бы. Я точно устал слушать свой голос. Томико не возразила, лишь перевела вновь взгляд на свой завтрак. Это само по себе было ответом, в каком-то смысле. С каждым днём она здоровела, и сейчас, благодаря ежедневной прямой передаче духовной силы от меня, и постоянному отдыху физически Томико была в полном порядке. Но что касается её эмоционального состояния… Всё, кажется, стало только хуже. День ото дня она отдалялась, замыкалась в себе, её не могли отвлечь ни истории из жизни, ни книги, что я ей читал. Они помогали поначалу, пусть она и слушала их молча, но сейчас были почти бесполезны. Хуже всего было то, что она не выглядела так уж ужасно, она не вела себя как… как человек, которому нужна помощь. Она не плакала, она интересовалась, с чем может помочь по дому, я не замечал за ней приступов паники или истерики… просто из радужной улыбчивой девушки она стала той, кто чаще смотрит сквозь меня, чем на меня. Именно из-за этого я почти не отлучался из дома, не зная, сделает ли она с собой что-то в моё отсутствие. Я не знал, чего от неё ожидать, не знал, что по настоящему у неё в голове… и не был готов пытаться заставить её рассказать это мне. Осушив чашу с чаем, я выдохнул, принимая решение. Со стуком та была поставлена на низкий стол, за которым мы сидели, привлекая взгляд Томико. — Пойдем. — Сказал ей я, поднимаясь с места. — Нам нужно поговорить. Мой дом был достаточно обыденным. Я не обустраивал это место для приёма гостей, или же ради престижа, напротив, это было место, что я купил и обставил для себя. Внутренняя отделка дома была простой, у меня не было времени задумываться над интерьером, и не было желания нанимать кого-то для этих целей, хотя подобные умельцы в Руконгае и имелись. У меня были конкретные нужды, вроде книг, включая достаточно редкий импорт из мира живых, светильников не на масле или свечах, а из духовного камня, подобные тем, что использовались в Сейретее, которые я купил через доступные мне как офицеру каналы, удобная кухня, и относительно небольшой размер самого дома, чтобы прибираться и держать пространство в частоте не было Сизифовым Трудом. Конечно, я мог бы позволить нанять кого-то, чтобы убирать этот дом за меня… более того, с моим нынешним жалованием я мог бы нанять и слугу, но я не хотел. Я хотел место, что было бы моим, куда не ступал бы кто-то кого я не хотел видеть, где все бы было ровно там, где я оставил. Мне и так доводилось ночевать в этом доме меньше месяца в год, если бы за домом ухаживал кто-то другой, в чём вообще был бы смысл? Проще было бы снимать комнату на постоялом дворе. Потому, единственным что действительно выделялось на общем фоне, был полигон… что некогда был садом при доме. Даже он не был… чем-то особенным. Он не был достаточно большим, чтобы я действительно мог тренироваться на нём в хохо, не был он и достаточно хорошо изолирован, и защищён, чтобы я мог отрабатывать здесь кидо. Однако барьеры, которые я с помощью нескольких знакомых из Клуба Кидо смог установить над полигоном, позволяли мне высвобождать здесь свой меч, и спокойно тренироваться в задндзюцу. Вполне комфортное место для утренних тренировок в те дни, когда я отдыхал, и большего от него не требовалось. Пройдя в центр небольшого круга, очерченного на песке, я развернулся к Томико, что покорно, пусть и чуть удивлённо проследовала за мной. Молча, я обнажил свой меч. — Спустись, Курой Йору. На мгновение полигон затопило моей реацу, вырывая дыхание из груди девушки передо мной, заставляя её тело невольно задрожать, а колени чуть подогнуться, но… мгновением позже выброс энергии, что сопровождался высвобождению, меча рассеялся, оставив меня стоять окружённым стелящейся по земле мглой, моё занпакто, казалось, растворилось в воздухе. — Занпакто синигами это не простые мечи, это широко известно, — спокойно сказал я, глядя в золотые глаза. Шок, волнение от увиденного, заставили её сконцентрироваться… хорошо. — Помнится, кто-то уже убедил меня рассказать о свойствах занпакто как духовного оружия, о их именах и формах высвобождения. Эта же девушка вытрясла из меня сведенья о Кайго, Словах Вызова, которые требуется произнести, чтобы призвать силу клинка. Пасс рукой, и в моей руке формируется катана, состоящая лишь из фиолетово-чёрной субстанции. И клинок, и сама субстанция были Йору, естественно. — Имя моего клинка Курой Йору, — невольно, я хмыкаю, улыбаясь, — И это её способность. Усилием мысли развеяв конструкт, я демонстративно помахал рукой, разгоняя чёрную дымку, в которую обратился меч. Выдохнув, я позволил наигранной улыбке исчезнуть с лица. — Я Девятый Офицер Пятого Отряда, Комадо Шичика. Кто-то называет меня гением, за то, как быстро я вырос в иерархии отряда… кто-то же сумасшедшим, видя каким образом я достиг своего нынешнего уровня. Я начинал слабее тебя, но сейчас… полагаю, ты и так почувствовала. Я замолчал, вздохнув и запустив левую руку в волосы, опустив взгляд на землю. Сам факт того, что мне нужно было говорить так много, утомлял, и тем не менее я продолжил. — У меня никогда не было какого-то особого секрета, я просто тренировался. Тренировался, пока больше не мог ни о чём думать. Тренировался, потому что это точно не будет лишним, тренировался, чтобы стать сильнее, тренировался чтобы обезопасить себя, тренировался, потому что полюбил ощущение роста над своими пределами… но превыше всего, я тренировался, чтобы не думать. Я вновь встретился взглядом с Томико, и улыбнулся без всякого юмора. — Не хочу звучать будто я жалуюсь, но… у меня в жизни было многое, о чем я хотел бы забыть, хоть на время. Некоторые ошибки и потери… они оставляют раны на сердце. У всех свои способы справляться с… со всем этим. Не берусь говорить, чей метод лучше, — Улыбка на моём лице целиком исчезла. — Но я точно знаю, что тренировки помогли мне, хотя бы на время. До сих пор помогают. Я точно не лучший пример в этом плане, всё, что я делаю это топлю себя в работе или в тренировках, год за годом, но… в то же время это единственное чем я могу поделиться. В моей руке вновь формируется катана, такая же тёмная, как в первый раз, но пусть этого и не видно, лезвие этой было не заточено. Я подбрасываю клинок в воздух, пальцами обхватывая отдающий холодом металл за самый кончик острия, направляя меч, рукоятью вперёд, на застывшую, смотрящую на меня неотрывно девушку. — Я не могу сделать выбор за тебя. Никогда не мог, даже если искренне считал, что ты заслуживаешь чего-то лучшего, чем жить как синигами… — Я слабо улыбнулся, на этот раз вполне искренне. — Возьми мой меч, и я буду тренировать тебя так же, как тренировался сам. Несколько долгих секунд, Томико молча смотрела на мой клинок. Затем, девичья рука протянулась вперёд, осторожно обхватывая отделанную тканью рукоять… — Это… поможет? — тихо спросила она. Её лицо искривилось, дрогнув, а протянутая рука мелко затряслась. — Нет, — отозвался я. — Поможет время и люди вокруг тебя… это лишь поможет сделать так, чтобы время пролетело быстрее. Медленно, мучительно медленно дрожь исчезла из плеч девушки, и она подняла клинок, заставляя меня отпустить его. Впервые за эту неделю в золотых глазах, что смотрели на меня, горела решимость. — Тогда… я стану синигами, учитель. Невольно, невесёлая улыбка вновь появилась у меня на лице. — Станешь. К сожалению, станешь. С руки за моей спиной сорвалась сливающаяся с туманом чёрная бабочка, уносясь с простым посланием к территории Пятого Отряда… *** — Шичика, ты… аааарх! Уже чуть порозовевшая в щеках от выпитого Коуко со странным звуком, чем-то между стоном и рыком, откинулась на своём сидении, зарывая лицо в руках. Сделав еще один глоток саке, я лишь вздохнул, мысленно напомнив себе, что мы далеко не самая шумная компания в этом заведении, к тому же наш столик стоял далеко от других шумных компаний, а потому вряд ли кто-то нас слышал. — Я… я думаю, что сделал всё, что мог, — Отозвался я, слова вязались с некоторым трудом, выпитое сказывалось и на мне. — Может, это и не было правильным, но… это то, как я умею. Коуко вздохнула, взглянув на меня из-под выбившейся пряди её угольно-чёрных волос. Невольно я вновь подметил, что эта женщина была действительно красива, особенно с чуть распаленным лицом, когда она не контролировала каждое свое слово и жест с… аристократической точностью? Почувствовав, как вяжутся в узел мысли, я сделал еще глоток терпкого алкоголя, и ощущая вкус на языке, привычно постарался отбросить мысли о том, как он производится. — Дело не в этом, я… проклятье, я не могу тебя ни в чём винить, — вздохнула девушка, поправляя свою позу, и явно сдержав себя от того, что хотела сказать. — Говори уже, раз начала, — Отозвался в том же тоне, которым говорила она. Куда более фамильярно чем мы оба когда-либо позволяли себе будучи трезвыми. — Я ведь рассказал это не потому, что… не потому, что не хотел слышать ответа. Сказанное предложение оказалось каким-то сложным, и, возможно, неправильным, но Коуко заговорила вновь и мне пришлось выкинуть эти мысли из головы. — Ты говорил, что тебе не нравится, что эта Томико слишком ушла в тренировки, да? Но ведь ты именно это и посоветовал! — Напомнила Коуко с того, почему я вообще рассказал ей всю историю целиком… не считая алкоголя. — Ты не пробовал поговорить с ней просто ну… о ней? Не о том, что она будет делать дальше, не о том, как себя чувствует, но о том, как жила раньше… ты говорил, она помнит свою жизнь из Мира Живых, да? Вот это! — Коуко тыкнула в меня пальцем. — Это хорошая тема, чтобы начать разговор. — Я не знаю, за кого ты меня держишь, за робота? — Последнее слово было сказано именно как ‘робот’, этот термин сейчас просто не существовал на японском, чем вызвал удивленный взгляд, я покачал головой, поправившись. — Я не только работаю, сплю, и тренируюсь! Мы с ней говорили раньше до… Воспоминания заставили поморщиться. — … до всего этого. Она рассказывала о себе немного, говорила, что скучает по сестре и… много чего говорила о том, как жила раньше. Я… делился историями в ответ. Я тяжело вздохнул, покачав головой. — Я просто… боюсь, — признал я чуть тише, — Всё только-только наладилось даже если сейчас она почти сжигает себя в тренировках и, кажется, если я выдерну её из этого мира, она… может снова замкнуться. Я боюсь все испортить, сделать хуже, но в то же время… понимаю, что то, что она делает… она не должна так делать. Взгляд Коуко был чуть-чуть странным, но лёгкий ветер в голове не позволил мне понять, что именно показалось мне в нём необычным. — Ши-чи-ка… — Протянула она моё имя по слогам, и замолчала, словно снова обрывая себя на полуслове. На долгую секунду по её лицу словно пробежала тень, она словно боролась с собой… а затем осушила свою пиалу, поставив её на столик с едва-различимым стуком, и взглянув мне в глаза. — Как долго ты планируешь держать от себя всех так далеко, как можешь? Её слова заставили меня замереть. Но, кажется, не заметив это, или вернее проигнорировав, она продолжила. — Сколько еще будешь бояться сказать не то слово, сделать не тот жест, будто это сразу послужит причиной как минимум заколоть тебя на месте? — Взгляд девушки упёрся в столик перед ней, она же хмурилась. — Это… больно, знаешь? Смотреть как ты опасаешься выйти за рамки приличий, как не можешь сделать и шага сам даже когда я вижу что хочешь… вы ведь именно поэтому больше почти не общаетесь с Фумико. — Закончила она тихо, прежде чем покачать головой. — Король Душ видит, даже просто чтобы говорить с тобой вот так… у меня ушли годы, прежде чем ты перестал вздрагивать от каждой вольной шутки… и мне… мне проще, потому что я привыкла к похожему. В этом ты почти как благородный дух, — она невесело улыбнулась, — Только там, где некоторым мешает гордость и статус, тебе всегда мешало что-то другое. Её взгляд снова поднялся на меня. — Что это, Шичика? Почему тебе так важно ни на секунду не открываться перед душами вокруг? Её слова помогли мне несколько протрезветь, холодными клиньями вбиваясь куда-то прямиком в сердце. После каждого следующего слова я ожидал злости, агрессии, укола… но в её тоне и на лице было лишь беспокойство. Она говорила мягко, медленно, словно с… с озлобленным зверем. — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь… — Я почувствовал, как в груди нарастает гнев, а моя духовная энергия всколыхнулась от того, как со мной говорили. Мои слова были вкрадчивыми. — Да… расскажи мне. — Взгляд тёмных глаз Коуко было спокойным, несмотря на выпитый алкоголь, и… я вновь не видел в нём насмешки. Осознание пришло с ужасным запозданием, её вопрос был настолько искренним, насколько мог быть. Гнев… излился словно горячий воздух, уступая место стыду. — Я… я пришёл в Сейрейтей из дальнего района, Коуко. Ненамного менее дальнего чем Зараки. Сам не понимаю, как добрался… — Слово Зараки одновременно отсылалось и к новому Капитану Готея, и к Восьмидесятому Району Руконгая. — Я… — Ашиваси, казалось, сбитая с толку, покачала головой, — Я не понимаю… — И я не могу объяснить. — Тихо отозвался я. — Я не могу объяснить, что такое идти к центру Сейрейтея из-за слухов о хорошей жизни, но бояться ступить в любую деревню или город по дороге… потому что тебя могут прирезать на месте ради относительно неношеного белого кимоно, в котором ты появляешься в Обществе Душ. Естественно, сначала раздев и избив, иначе то исчезнет вместе с твоим духовным телом. — Я не смотрел ей в глаза, не мог. — Да меня самого… аргх, это не важно! — Я помотал головой. — Я не пытаюсь жаловаться, я давно смирился со всем этим, это в прошлом, позади! Но я выжил там так, Ашиваси, — я взглянул ей в глаза, — И… и… Я хотел сказать больше. Хотел сказать, что духи там по крайней мере были честнее, и далеко не факт, что более жестокими. Хотел сказать, что не знал, кому доверять, кто был моим подчинённым, кого я лично поднял над остальными рядовыми за заслуги, а кто работал напрямую на Айзена, используя службу на меня как прикрытие! Я хотел сказать, что ненавижу ублюдские законы этого ебанутого общества, где секретная полиция засунет тебя под землю до конца жизни, если ты посмеешь слишком громко говорить о том, что тебя не устраивают законы или те, кто их издаёт! Как мне сказать, что даже если я стану сильным как хотел, если я захочу хоть что-то из этого поменять, мне лучше не иметь близких вовсе через сотню лет?! В ту секунду мне хотелось излить больше десятилетия паранойи, страха и подавляемой злости, всё то, что я держал в себе. Но я сдержался, пусть алкоголь и туманил разум. И сдержавшись, ощутил удушающую петлю одиночества от понимания, что я никогда не смогу поделиться этим с кем-нибудь. И от того, что именно поэтому я опасался подпускать хоть кого-то, боясь, что неосторожным словом, неправильной шуткой, выдам, что думаю на самом деле. Ведь мне нельзя расслабляться по-настоящему и говорить от чистого сердца ни перед кем. Я ведь никогда не умел врать и лицемерить… не так как приходится сейчас. Энергия ушла из моих плеч, и я опустил взгляд, но чувствовал, что Коуко буравит меня глазами словно ждала… нет, надеялась на продолжение. Так его и не дождавшись, она вздохнула. — Шичика… хочешь ты того или нет, но вокруг тебя есть те, кто тебя ценят. Те, кому ты дорог. — Голос Коуко был тихим. — Как синигами мы… мы не будем жить вечно. Если ты продолжишь так и дальше, рано или поздно, ты не скажешь то, что очень хочешь вовремя и… будешь ненавидеть себя за это. Что-то в тоне Коуко заставило меня поднять взгляд и, всего на секунду, я увидел слёзы на её лице, прежде чем она утерла то рукавом. На мгновение мысли в моей голове замерли. — А… — Я не выдержав, выдохнув от удивления вслух, когда внезапно мой всё еще затронутый алкоголем разум осознал… Это было признанием от чистого сердца, сказанным из личного опыта. Какое-то время мы оба молчали. Всё так же безмолвно, я поднял бутыль с саке, и вновь разлил алкоголь нам обоим. Даже в моём нынешнем состоянии я понял больше, чем она явно хотела бы сказать, и она… очевидно поняла, что понял я. — Я… — Послушай… По нелепому обстоятельству мы заговорили одновременно. Мы встретились взглядами. — Давай сначала ты, — предложил я. Коуко слабо улыбнулась. — Ты хотел, чтобы я говорила честно, и я… перешла черту. Прости. Я быстро покачал головой. — Не извиняйтесь… в смысле, не извиняйся, — Вежливый говор и тон, что были совершенно иными в японском, просились на язык сами собой, но я заставил себя поправиться, заглянув ей в глаза. — Я… правда, не могу передать как ценю то, что ты потратила столько времени и усилий на меня и… спасибо. Спасибо, что стала моим другом несмотря на всё это. К тому же я… сам просил, потому что зашёл в тупик, я чувствую это уже… уже давно. Так что за то, что сказал то, что мне нужно услышать, тоже спасибо, Коуко. Она отвела взгляд, и я вполне понимал почему, мне было неловко говорить эти слова, слушать же их… Пожалуй, мы слишком протрезвели от темы разговора. — Ты не такой, какой была я когда-то, Шичика. — Сказала она, взглянув мне в глаза и слабо улыбнувшись. — Но даже так, не повторяй моих ошибок. Цени души вокруг и… не бойся быть собой и тянуться к ним. Поверь, это не так страшно… Натянув на лицо улыбку, я хотел было ответить когда… На грани зрения я увидел мановение угольно-чёрного крыла бабочки. Инстинктивно подставив палец к летящему ко мне насекомому, я ощутил вспышку информации, что передалась мне практически мгновенно… Мой взгляд встретился с взглядом Коуко, на пальце которой сидело точно такое же насекомое. Наши лица, скорее всего, обрели одинаковые пепельные выражения, и, полагаю, одна и та же мысль билась в наших черепах. Прорыв.