Неизбежность

      Постель непривычно горячая — мужчина сонно разглядывает темный, с явными трещинами потолок. Черные пряди резко контрастируют с рыжими волосами ночной спутницы, нагло разметавшимися по подушке.              Северус резко втягивает чересчур чувствительным носом новый, еле уловимый запах цветочных духов. Девушка рядом мерно сопит, не догадываясь об урагане, бушующем в давно замороженном сердце. Дверь, ведущая к потаенным желаниям скрытного профессора, сейчас распахнута настежь. Он даже может ощущать легкий ветерок, сдувающий шелуху почти забытых воспоминаний.              Нужно проснуться. Встать с примятой двумя истлевшими телами постели — и сбежать в душ. Да, душ после очередного секса с очередной шлюхой — единственное, что еще держит его на плаву.              Только вот… вместо заказанной проститутки, готовой на всё ради удовлетворения самых грязных фантазий, рядом лежит никто иная, как Джиневра Уизли — главная проблема Темного Лорда, юношеская любовь Героя всей Магической Британии Гарри Поттера, а теперь еще и его собственная.              Чертыхнуться он не успевает, как и понять наконец, что любовь к рыжеволосым может привести к определенным трудностям, так как Уизли продолжительно ворочается и успокаивается лишь, когда закидывает свою изящную длинную ножку на него, тем самым обездвиживая и не давая позорно сбежать. Устраивается поудобнее, мурча что-то себе под нос.              Северус мычит, но протест слишком слаб, чтобы разбудить блаженно улыбающуюся девушку. Так бы мужчина и уснул в обнимку с собственной ученицей, убаюканный размеренным дыханием рыжеволосой, если бы не педантичный стук в дверь.              — Профессор, это Малфой. Драко Малфой, — голос у парня на удивление бодрый.              Снейп вдруг ловит себя на мысли, что хочет остаться в кровати навечно. Разумеется, если бы его «всегда» было правдой — даже здесь он по-дурацки ошибся, спутав любовь с её эфемерным подобием.              Лили слишком блеклая на фоне сумасшедшей фурии Гриффиндора — наконец-то он признался в своей слабости хотя бы себе.              — Профессор! Драко как всегда слишком самоуверен, чтобы понять, что только ухудшает и без того плачевную ситуацию своим ненужным присутствием. Пусть и за дверью.              Ничего не подозревающая Джинни переворачивается на другой бок.              Один Северус готов взвыть от своей же глупости, толкнувшей на новые «приключения» на свой зад.              К слову сказать, ягодицы до сих пор нещадно болели: Уизли оказалась тем еще крепким орешком. Некстати вспомнилась прошедшая ночь в объятиях сумасбродной рыжеволосой: Джинни тогда льнула к нему, призывно раздвигала нереально длинные ноги, притягивающие его изголодавшийся по естественной красоте взгляд; целовала со всем жаром, прижимаясь к задыхающемуся от ласк рту своими искусанными до крови губами — нанесенные ублюдком Реддлом, ранки так и не зажили.              Но Реддлом ли?..              Голова вновь начинает раскалываться от суетящихся мыслей, перебегающих с обещания, данного старику Дамблдору, к ярко-рыжему цвету, которого стало, как он недавно заметил, просто неприлично много в его скудной на эмоции одинокой жизни.              Его исстрадавшемуся сознанию, которое изо дня в день разрывалось от боли и постоянного самокопания, хватает и бледной физиономии Волдеморта, что чуть ли не каждую неделю вызывает его в Малфой-Мэнор.              Правда, о самочувствии Джиневры не расспрашивает.              — Профессор, вы здесь? — надоедливый крестник, не дождавшись внятного ответа, уже вовсю барабанит в дверь — благо, защищенную от любопытных глаз надежными заклинаниями.              — Да здесь я, здесь, — устало отвечает он, неохотно толкая развалившуюся на кровати Уизли. Та ойкает и недовольно выпячивает нижнюю губу: внезапное пробуждение легким пинком никак не тянет на завтрак в постель в исполнении такого заядлого одиночки, как профессор Снейп.              — Просыпайся, — после случившегося у Северуса язык не поворачивался обращаться к ней, прибавляя это занудное «мисс».              А еще хотелось поцеловать эту капризную девчонку на прощание, небольно засасывая выпяченную нижнюю губу.              Нечего его провоцировать.              — Хм, а завтрак в постель?.. — видно, до окончательного пробуждения ей еще далеко.              «Совсем обнаглела», — подводит итог мужчина, качая головой.              А между тем времени было в обрез.              К счастью, Уизли быстро сообразила, чем ей грозит пребывание в теплой постели: вскочив, она начала суматошно подбирать мятые, раскиданные повсюду вещи, не забывая при этом подгибать пятки — вымощенный каменными плитами, пол мгновенно обмораживал наивные ступни.              — Профессор, вы мои трусики не видели? — она стоит перед ним совершенно обнаженная, вздернув этот чертов подбородок.              — Надо лучше следить за своими вещами, мисс Уизли, — подхватывает игру Северус.              Джинни снова капризно дует губы: понимает, что дура.              Нечего было совращать его, в забытьи выкидывая ужасно дорогое нижнее белье, купленное только в прошлом месяце, в неизвестном направлении.              — Профессор Снейп! — в дверь стучат, но на этот раз уже более настойчиво. Недовольный голос Малфоя прерывает мысли Джинни, занятые одним интересным вопросом.              Как благополучно избежать встречи с раздраженным донельзя Драко Малфоем, с которым она не так недавно поссорилась, да еще и без необходимых как воздух в заплесневевших подземельях трусов?              Кажется, самого Снейпа мало волновала её маленькая проблема: притянув пребывающую в прострации Джинни к себе за талию, мужчина осторожно отодвигает в сторону замаскированную под книжный стеллаж маленькую дверцу, сухо подмечая, что этот ход ведет в Хогсмид. Желает удачи уже с самым что ни на есть постным видом.              — Когда доберешься… — заканчивать он не стал, в одном коротком поцелуе выразив свое волнение и беспокойство.              «За нее. Лишь за нее», — шепчет отвратный голос в хитрой рыжей головке.              Стеллаж возвращается на прежнее место, успевая утянуть за собой улыбнувшуюся на прощание — и, как втайне надеялся Северус, скорую встречу — Джиневру. Последнее, что он замечает, — это рыжее пятно её шикарных, растрепанных после приятно-томной ночи волос в черноте узкого коридора, ведущего девушку как можно дальше от его сгорбленной, сникшей фигуры.              

***

      

      — Что за срочность? — лицо Снейпа привычно кривится. Драко с удивлением и возрастающим любопытством подмечает отсутствие вечных, как казалось, кругов под глазами.              Снейп изменился. И что-то Драко подсказывало, что виной просветлевшему взгляду профессора была Джиневра, черт бы её побрал, Уизли.              В груди уже привычно саднит, доставляя заметный дискомфорт.              «Не хватало еще ревновать её к крестному», — Драко обреченно вздыхает: кажется, ему осталось совсем немного до окончательного диагноза «Помешался на Джиневре Молли Уизли».              Его нелегкие размышления, к счастью, прерывает голос профессора, еще сонного и оттого крайне недовольного с утра.              По крайней мере, Драко надеялся, что только из-за недосыпания тот не открывал дверь так долго.              Правда, верилось с трудом: Снейп точно что-то — или даже кого-то — скрывал, и пока успешно.              Но Драко уж докопается до истины.              — Получилось. — Одно слово — и Северус сразу хмурится, устало трет переносицу.              — Так и доложите Лорду: как раз к Рождеству.              — Хм… ты уверен? — посторонний наблюдатель ни за что не догадается, насколько этот разговор секретен.              — Можешь сам проверить, — Драко хмыкает, переходя на приватный тон. Губы настоящего аристократа расплываются в гадкой усмешке.              А Снейп подходит к одному из стеллажей, почему-то закрывая тот в некой, как думается парню, попытке защитить.              Но не от него же?..              Он хмурится, но спросить не решается: личные дела для людей его круга всегда находятся на второстепенном плане.              Правда, мама — исключение: он слишком, чересчур привязан к ней, её легким поглаживаниям по его макушке, когда приходится возвращаться в Мэнор из-за невыносимого жжения в правом плече.              Ненавистная, каждый гребаный раз жестко оттираемая нещадящим кожу мылом, Метка продолжает неприятно, зудяще пульсировать.              Мерзко — вот, пожалуй, что он чувствует к слабовольному себе.              Наверное, именно поэтому Уизли его презирает.              Тот поцелуй, ощущение её мягких, податливых губ отзывается томительной дрожью по всему телу. Её руки точно касались его кожи — она до сих пор покалывала, возвращая забывшегося Драко в вечер недельной давности.              Снейп предпочел не лезть в его голову — и по мечтательному взгляду Малфоя было ясно: юноша горит в огне своей невыраженной любви.              Некстати вспомнилась Лили — её волосы никогда не лежали в лихорадочном беспорядке на белой, чистой подушке в его собственном кабинете. Честно сказать, у него и кабинета тогда не было — только влюбленность на грани помешательства.              Как заставить уйти въевшийся с самого детства образ, который в прежние времена помогал ему если не жить, так хотя бы выживать?              Ответ на вопрос не приходит даже с первым глотком мятного чая, так полюбившегося Джиневре.              Северус отдает вторую чашку в холодные пальцы Драко, ловя себя на мысли, что Джинни, верно, уже благополучно добралась до Хогсмида.              А уж старик Аберфорт напоит её любым чаем и отправит с охраной прямо до поезда «Хогвартс-Экспресс».              

***

      Джинни хочется искренне, продолжительно, до слез смеяться: профессор Колючка, кажется, тот еще сладкоежка. Иначе и не объяснить, почему, выбравшись из сырого, пропахшего разлагающимися мышиными трупиками коридора, она очутилась в Сладком Королевстве.              Образ Снейпа, крадущегося на цыпочках ранним утром за очередной порцией мороженого, умилял.              Джинни, сама того не зная, широко улыбнулась. Эта тайна нелюдимого профессора, наверное, была первым, что смогло развеселить её после всего, что сотворил с ней Том.              А она ему позволила, что было намного, намного хуже. Кажется, ей никогда не избавиться от этой зависимости.              Разговор профессора с Драко она не слышала: не хотелось знать секреты, предназначенные не для своих ушей. Ей и Рона с его «Брось, Джин, МЫ заняты» более чем хватало.              Гарри — беспросветный дурак.       Грейнджер — вечная зазнайка, а её брат –       лишний комплект с таким же лишним весом, который и даром никому не нужен, кроме Золотого Трио.              Именно так хотелось думать. Именно так злые языки Хогвартса судачили о настоящей, нерушимой дружбе трех упорных и целеустремленных людей.              Джинни была другого мнения. Правда, её гриффиндорские чувства вместе с благими порывами не помешали ей переспать с профессором Снейпом — деканом Слизерина и по совместительству правой рукой Темного Лорда.              Джинни зло выдыхает: всё вновь утыкается в Тома. Так что, когда добродушный Аберфорт услужливо предлагает ей перекусить перед отъездом, она соглашается.              В конце концов, Тому не нравятся девушки с формами. А вот девушки легкого поведения — да, в чем она и убедилась, уловив той ночью тяжелый мускусный запах женских духов.              Аберфорт замечает её нервозность и уход в себя — может, поэтому он молчит, отпивая чай — или даже что-то покрепче — ровными, аккуратными глотками. И Джинни благодарно кивает мужчине: их странно объединяет чувствующееся даже в утреннем воздухе одиночество, что прочными, неразрывными путами медленно связывает их, отказывая в пути к отступлению.              Да и не в её это правилах — отступать.              Поэтому, когда девушка садится на поезд, прижимая как можно крепче заметно потрепанную сумку с Короной, предусмотрительно захваченной вместе с Дневником, который теперь девственно чист, в её подсознании яростно трепыхается мысль о Его губах на её краснеющей от засосов шее и Его длинных жилистых пальцах, что с явным удовлетворением от увиденного сдавливают пульсирующую венку на коже.              Всё плывет — она может слышать только прощальный гудок набитого довольными студентами поезда и обеспокоенный голос Луны, которая упрямо продолжает тормошить её, возвращая в жестокую реальность.              Пожиратели любят сюрпризы — в этом Джинни убеждается, стоит только открыть глаза: в вагоне по-хозяйски снуют темные мантии Его верных слуг, пресекая любые попытки к бегству, глумливо усмехаясь, выискивая то самое, что, Джинни уверена, нужно тому маньяку.              И она даже не удивляется, когда, завидев Гарри, бегущего к ней на подмогу, Рудольфус Лестрейндж вместо Надежды всей Магической Британии хватает её саму.              Кажется, это Рождество станет настоящим адом. А Реддл — её персональным демоном, что будет садистски смотреть, как она расплывается на дорогом паркете Малфой-Мэнора в отвратительно-сладкой луже крови.