Пикник у обочины кладбища

С Лань Чжанем они познакомились в средней школе. Могли, честно говоря, познакомиться где угодно, если учитывать круги, в которых в то время вращались в силу семейных обстоятельств: на благотворительном вечере, в опере, на дне рождения дочери начальника миграционной службы. Но Вэй Ин, который по жизни был очень зажигательным ребёнком, на подобных мероприятиях становился нем как рыба, ни на шаг не отходил от Цзян Чэна и дяди Цзяна, держался за руку Яньли и даже за край пиджака госпожи Юй. Госпожа Юй неизменно отцепляла его руки от дорогущей фирменной тряпки, но не отталкивала, а, наоборот, придерживала за плечо и прижимала спиной к себе. – Ты должен смотреть, – говорила она. – Смотреть и запоминать. Не отворачивайся. Это подразумевало и то, что ему не нужно следить за спиной – потому что там, незыблемая как скала, стояла семья Цзян, и это было то, что он усвоил с детства. Но на таких вот торжествах всё равно так и не прижился, интуитивно чувствуя себя лишним. Поэтому стартовой точкой их с Лань Чжанем отношений стала старая добрая школьная скамья. На семейном ужине после первого учебного дня Вэй Ин взахлёб рассказывал, какой Лань Чжань классный, как он красиво умеет писать иероглифы и как хмурится, если пролить тушь на его бумагу на уроке каллиграфии. Цзян Чэн на каждое его слово делал по фейспалму, из-за чего ел в два раза медленнее обычного. – Лань, – задумчиво сказала госпожа Юй, и они с дядей Цзяном многозначительно переглянулись. – Интересная наследственность, интересная семья. – И славные дети, — добавил дядя Цзян, постукивая кончиком палочки по тарелке. – И бесплатное обучение этикету и философской мысли у господина Лань Цижэня, за которое другие готовы платить баснословные деньги. Это, к слову, тоже была интересная и крайне криминальная история, о которой Вэй Ин узнал уже многим позже: семья Лань в прошлом действительно оказалась в долгу перед семьёй Цзян. Старшее поколение бережно хранило все тайны, особенно те, которые детям знать не полагалось, и они не знали – до поры до времени, пока у них не начали появляться свои собственные. В любом случае, дети из семьи Лань были на хорошем счету у всех, кто входил в высшие круги. Вэй Ин вот, к слову, на хорошем счету ни у кого не был, но это его никогда не останавливало. В те времена всё ещё действовал старый закон о школьной форме, и, конечно, ни о каких там брюках и жилетках они и слыхом не слыхивали. Ходили в своих спортивных костюмах, синих с белой полосочкой, светлых футболках под олимпийку, повязывали на шеи красные галстуки. Спортивки, мешковатые и синтетические, уродовали всех одинаково, вне зависимости от телосложения или роста. Но если Вэй Ин и Цзян Чэн выглядели в них самыми настоящими гопниками из какого-нибудь китайского гетто, то Лань Чжань больше походил на божество, которому по нелепой случайности выдали человеческую хламиду. Он нёс себя ровно, гордо и величаво, и даже спортивный костюм сидел на нём как на модели. Вэй Ин постоянно ловил себя на том, что залипает, глядя как Лань Чжань подворачивает рукава, чтобы те не мешали на чистописании, или как разглаживает галстук поверх застёгнутой олимпийки перед общешкольным собранием. Была в этом какая-то особая магия, недоступная простым смертным. Однажды Лань Чжаня со школы забирал его старший брат, который на тот момент уже был близок к выпуску, и целый класс имел возможность убедиться в том, что умение носить школьную форму по-императорски – фамильная черта всех Ланей. Лань Хуань был старше на несколько лет, выше ростом, улыбчивее – и, в силу возраста, красивее. Оценивающие взгляды девчонок сопровождали его всю дорогу. Вэй Ина же заинтересовало другое. Волосы, длиннее, чем это, вообще-то, разрешалось школьными правилами, Лань Хуань собирал в хвост, перевязывая его белоснежной лентой с вышитыми на ней облаками. Такую же ленту Вэй Ин видел и на руке его младшего брата на уроках физической подготовки – но не придал ей большого значения, только поинтересовался, не болит ли его предплечье. А теперь, оказывается, лента – вовсе не разовая акция. – Младший соученик Вэй хочет у меня что-то спросить? – с улыбкой спросил Лань Хуань, когда Вэй Ин догнал их на улице. – Мы знакомы? – удивился Вэй Ин. Он не помнил такого, чтобы их с Лань Хуанем представляли друг другу официально – хотя, конечно, тот мог просто знать имена всех членов семьи Цзян. – Прошу простить мою невежливость, – тут же извинился Лань Хуань. – Брат так много рассказывал о младшем соученике Вэе, что я не мог не запомнить. «Лань Чжань» и «много рассказывал» в одном предложении звучали как хорошая шутка. Вэй Ин уставился на него с любопытством и тут же заметил, что кончики ушей у Лань Чжаня покраснели. Это было интригующе. – Я хотел спросить про ту штуку, – Вэй Ин жестом указал на затылок, изобразив, будто он дёргает себя за волосы. – Про ленту, то есть. Ну, если это невежливо, тогда извините, конечно! Но Лань Чжань бы мне ни за что не рассказал. Ни за что. Лань Хуань посмотрел на своего брата с почти что отеческой симпатией. – Напротив, младший соученик Вэй, – сказал он. – Здесь нет никакого секрета, и тебе, как близкому другу а-Чжаня, стоит знать о такой вещи. Дело в том, что белые ленты с вышитыми на них облаками – наш фамильный знак. Символ, если угодно. Они обозначают душевную чистоту и праведность. Носить такую ленту – всё равно, что удерживать ею глубоко внутри себя все излишне откровенные и несдержанные помыслы, присущие каждому человеку. – То есть, если Лань Чжань её снимет, то согласится, наконец, пойти со мной пострелять из рогатки по каштанам? – восхитился Вэй Ин. – Нет, – холодно сказал Лань Чжань. Вэй Ин не разочаровался, он и не ожидал такой лёгкой победы в миссии «научить Лань Чжаня обычным человеческим радостям». Для этого требовалось чуть больше времени, чуткости и терпения. – Снять ленту при другом человеке, – объяснил Лань Хуань, – это акт наивысшего доверия. А вручить её кому-то равносильно тому, как если бы ты навечно вверил другому свою жизнь. Лента – это очень важно, младший соученик Вэй, её нельзя передавать в чужие руки просто так. – Класс, – сказал Вэй Ин. – Я понял. Лань Чжань, пойдём завтра после школы ловить ящериц в парке? – Нет, – ответил Лань Чжань и развернулся спиной. – И тебе тоже хорошего вечера! Ланьские правила могли кого угодно довести до белого каления, кроме, конечно, самих Ланей. И Вэй Ина. Потому что, во-первых, он имел дурную привычку игнорировать всё, что ему не нравилось, а во-вторых, сам всегда был готов довести до белого каления кого угодно. Так, например, получилось и с Лань Цижэнем – лучшим учителем уезда. Из-за руководства издательством ему пришлось отойти от университетских дел, но по знакомству он всё ещё давал частные занятия богемной молодёжи. Учитель прекрасно разбирался в правилах этикета, истории Поднебесной и философской мысли, и это было далеко не лишним для подрастающего поколения, собирающегося занять высокие должности в дальнейшем. Вэй Ин побил все рекорды по дуракавалянию и был признан негодным для дальнейшего обучения. «Конфуций говорил: если нет увлечённости – не нужно учить, – объяснял Лань Цижэнь дяде Цзяну, наливая и себе, и ему сердечные капли. – Толка из этого не выйдет». Признаться честно, Вэй Ин никогда и не стремился к каким-то высшим целям. Он закончил школу, поступил в университет, который выбрал сам, и даже весьма сносно справлялся. Они с Цзян Чэном теперь жили в отдельной квартире, которую снимали для них родители, хотя учились и не вместе – это всё равно было быстрее, чем добираться до учёбы из дома. Со своими школьными друзьями Вэй Ин иногда виделся. Даже с Лань Чжанем. Тот, хоть и делал вид, что недоволен, но редко когда отказывал в прогулке по набережной или по парку. В один из таких дней и произошло знаменательное событие, которое интересным образом переменило жизнь Вэй Ина. Они стояли у перил озера, ветер трепал волосы Лань Чжаня, которые он теперь отрастил такие же, как и у его брата, и белая шёлковая лента с вышитыми на ней облаками плавно покачивалась в воздушных потоках. Лань Чжань смотрел в озёрную даль, а Вэй Ин смотрел на него и думал, что Небеса, наверное, пошутили, когда создали такого совершенного, невозможно красивого и невозможно правильного человека. Рядом с Лань Чжанем хотелось просто быть. Узел ленты совсем ослаб и грозил вот-вот соскочить, поэтому Вэй Ин, не устояв перед искушением, поднял руку и сказал: – Лань Чжань, она почти упала. Я перевяжу, хорошо? А потом потянул за конец, и лента легко стекла в его руку. Лань Чжань резко повернулся и побледнел так, что его кожа стала совсем фарфоровая, все краски схлынули с его лица. Вэй Ин ещё успел кое-как забрать его волосы в хвост и замотать ленту обратно, как Лань Чжань дёрнулся из его рук, оттолкнул и попросту сбежал. И потом весь вечер не отвечал ни на сообщения, ни на звонки. Уже на ночь глядя Вэй Ин смутно подумал, что, наверное, не стоило так делать – всё-таки Лань Чжань очень дорожил этим своим ланьским символом. Но ещё не подозревал, насколько не стоило, и жить в неведении ему оставалось ровно одну ночь. Утром раздался звонок в домофон. Цзян Чэн уже ушёл, занятия Вэй Ина начинались только в обед, и он открыл дверь, даже не поинтересовавшись, кто там – подумал, что, должно быть, Цзян Чэн забыл что-то важное и теперь впопыхах вернулся. Но это был не Цзян Чэн. На пороге стоял Лань Хуань, а за его спиной возвышался старший братец Не – Не Минцзюэ, с которым Лань Хуань дружил уже многие годы. Вообще-то, они были одного роста, но комплекция старшего Не создавала поразительный эффект оптической иллюзии. Ещё во время учёбы в школе Минцзюэ иногда приходил, чтобы забрать своего младшего брата, Не Хуайсана, с которым Вэй Ин и Цзян Чэн были одноклассниками. Дети классами помладше балдели от него и почти умоляли, чтобы он покатал их на спине. Минцзюэ даже не отказывал, чем заслужил репутацию идеального брата, хотя Хуайсан говорил, что старший Не довольно пугающ, когда чем-то недоволен. Как бы то ни было, увидеть такую делегацию на пороге своего дома с утра Вэй Ин счёл довольно нервирующим. – Господин Вэй, наверное, догадывается, чем обязан визитом? – чересчур благожелательно спросил Лань Хуань и, заметив, как Вэй Ин косится за его спину, с доброй улыбкой добавил, – я просто встретил старшего брата Не по дороге, и было невежливо отсылать его. Прошу простить мне это. Конечно, нервно подумал Вэй Ин, именно сегодня утром случайно встретил по дороге вот этого опасного бугая и решил завалиться с ним в гости к обидчику трепетной ланьской натуры. Конечно. Чистой воды случайность. Они прошли в комнату. Вэй Ин и Лань Хуань уселись по разные стороны стола как дуэлянты, а Минцзюэ остался подпирать стену. На секунданта он не тянул – скорее уж, на палача в ожидании приговора. – Ты хочешь поговорить насчёт вчерашнего, – закинул удочку Вэй Ин. – Само собой, – кивнул Лань Хуань. – Не стоит так смотреть, господин Вэй. Я думаю, ты не вполне догадываешься, о чём именно я хочу с тобой поговорить – а я желаю всего лишь рассказать о последствиях твоего импульсивного поступка. Помнишь ли ты, как когда-то давно я поведал тебе о значении ленты, которую мы носим? – Ага, – вздохнул Вэй Ин. – Что-то там про «отпусти и забудь». Ну, то есть, сними ленту и отпусти себя или отдай другому вместе со своей жизнью. Но мы с Лань Чжанем хорошие друзья, я и без того готов отдать за него жизнь. Ну, или, во всяком случае, помочь ему в любом деле. Что в этом такого? – Похвально, – отзеркалил его вздох Лань Хуань. – Но, боюсь, в случившемся есть и доля моей вины. Ещё когда дядя выгнал тебя с занятий, мне следовало догадаться, что искусство словесных кружев – это несколько… не твоё. Видишь ли, акт наивысшего доверия, вручение другому человеку чужой жизни – это куда более серьёзно, чем просто дружба. Ты же не будешь отдавать себя каждому другу, верно? Отдать себя можно только человеку, который готов разделить с тобой жизнь и стать твоей второй половиной. И то, что ты вчера сорвал ленту с Лань Чжаня… Я бы даже сказал, сорвал ленту Лань Чжаня… – Ну и метафоры у тебя, господин Лань, – сказал Вэй Ин, и тут до него дошло. – Боюсь, что теперь, по правилам семьи Лань, тебе, как честному человеку, всё-таки придётся жениться на Лань Чжане, – сообщил ему Лань Хуань без особого восторга. – Да ладно, – не поверил Вэй Ин. – Увы, но семейная хроника только подтверждает мои слова. Вэй Ин помолчал, переваривая. Поднял голову: старший брат Не смотрел в сторону, в разговор не вмешивался, но ему, скорее, было смешно, нежели возмутительно. – Господин Лань хочет сказать, что мы с Лань Чжанем теперь… – Вообще-то господин Лань не очень хочет это говорить, но согласно традициям семьи Лань – помолвлены, – кивнул Лань Хуань. Вэй Ин приподнялся. – Мне надо выпить, – сказал он. – Не чая. Тебе? Лань Хуань развёл руками, показывая, что – нет, ему-то точно не надо. Это Вэй Ин тоже знал, что семья Лань совершенно неустойчива к алкоголю, а потому пить его им запрещено. Он кое-как вылез из-за стола и направился на кухню. Позади раздались тяжёлые шаги – Минцзюэ следовал за ним. – А вот я бы не отказался, – признался он. Вэй Ин понимающе плеснул ему коньяка в кружку, красивой посуды для алкоголя у них с Цзян Чэном в квартире отродясь не водилось. – Ну, – сказал Не Минцзюэ и от души постучал донышком об стол – Вэй Ин даже подумал, что останется по итогам у него одна только ручка в руке, потому что всё остальное попросту отвалится. – Помянем твоё холостяцкое прошлое! Вэй Ин повторил его жест, коньяк прокатился по пищеводу, но ожидаемого облегчения не принёс. – Скажи, старший брат Не, – спросил он, – вот ты давно дружишь с Лань Хуанем. Ты когда-нибудь… эээ… срывал его ленту? В смысле, дотрагивался до неё? Чёрт возьми, до сегодняшнего дня я даже не думал, что это может звучать как-то не так! – А что, тебе уже приносили приглашение на нашу свадьбу? – ни капли не обиделся Минцзюэ и сам долил себе коньяка. – Мне кажется, ты всё ещё думаешь, что Лань Хуань пошутил. Так вот, он не шутил – это же Лани. Лучше расслабься и прими свою судьбу. Это я тебе от всей души советую, но только потому, что вы с моим младшим братом – хорошие приятели, и он очень положительно о тебе отзывается. Вэй Ин отобрал у него бутылку, допил прямо из горлышка – после старшего Не осталось там всего ничего – и решительно вернулся в комнату навстречу своей судьбе. – А что думает по этому поводу Лань Чжань? – спросил он, понимая, что, вообще-то, этот вопрос должен быть первым в очерёдности. – Он несколько обескуражен, – осторожно ответил Лань Хуань, явно подбирая слова, – но тоже понимает всю серьёзность вашего положения и готов к последствиям. Он был слишком потрясён вчера, господин Вэй, чтобы ответить на твои сообщения. Но я уверен, что в ближайшее время вы встретитесь и всё обсудите. – Хорошо… – Вэй Ин задумался. – Тогда следующий вопрос: мы можем пока не рассказывать об этом родителям? Я имею в виду… ничьим родителям. Лань Хуань улыбнулся краешком губ. – Я думаю, что господина Цзяна и госпожу Юй беспокоить в самом деле пока не стоит, – согласился он. – Но, боюсь, что дядя уже всё знает. А-Чжань вчера сказал, что хочет поговорить с нами обоими, и всё рассказал. Конечно, дядя был не в восторге… Лучше бы тебе пока с ним не встречаться. Вэй Ин живо представил сцену, где Лань Чжань падает на колени перед дядей и кается, что буквально только что при честном народе кое-кто лишил его ленты, и теперь он не знает, как ему жить дальше. – Да бред какой-то, – пробормотал он. – Двадцать первый век на дворе! Так не бывает. – Всё когда-то случается в жизни впервые, – философски заметил Лань Хуань. – Ну хорошо, хорошо, – Вэй Ин сцепил руки в замок. – И что теперь? Сразу свадьба? Не могу поверить, что я вообще об этом говорю! И тут Лань Хуань за всё время разговора впервые улыбнулся по-новому – так, что не возникло ощущения, будто за своей улыбкой он прячет острый клинок. – Конечно же, нет, – сказал он. – Об этом и речи быть не может. Признаться честно, я просто хотел услышать от тебя, господин Вэй, что ты понимаешь, что натворил. И меня очень радует, что за всё время нашего разговора я не услышал от тебя никаких протестов и упрёков, что речь идёт о, скажем, кандидатуре Лань Чжаня на роль твоей второй половины. – Как можно! – возмутился Вэй Ин. – Это же Лань Чжань! По улыбке Лань Хуаня, которая стала ещё шире, он понял, что ляпнул что-то не то. В самом деле, возможно, нужно было начать с того, что ему вообще не нравятся парни, только девушки. Но сейчас уже было как-то поздновато. – Так вот, – продолжил Лань Хуань. – Во-первых, учёба в любом случае на первом месте. Дядя бы никогда не позволил нам вступить в брак, пока мы не получим полное образование. Во-вторых, как ты правильно заметил, на дворе двадцать первый век. Можешь мне не верить, но в нашей семье браки всегда заключались по любви, а уж сейчас-то тем более. С другой стороны, традиция есть традиция. Так что теперь по правилам семьи Лань вы будете считаться помолвленными. Это, конечно, можно будет прекратить… – Если? – воспрянул духом Вэй Ин. – Если ты встретишь человека, которого полюбишь и с которым решишь строить серьёзные отношения. Повторюсь, что в нашей семье не принято насилие над личностью. – Или если Лань Чжань встретит человека, которого полюбит и с которым решит строить серьёзные отношения, – уточнил Вэй Ин. Лань Хуань тяжело вздохнул и ничего не ответил. – Вот видишь, – благожелательно заметил Не Минцзюэ с порога, – а ты переживал, что он откажется. Запоздало Вэй Ин сообразил, что если бы разговор пошёл как-то не так, ему бы просто банально начистили рожу на правах «почти что брата». А Лань Хуань, вероятно, попытался бы это остановить и очень извинялся потом, потому что искренне бы сожалел. И, что самое примечательное, действительно бы искренне сожалел. Но не настолько, чтобы оставить Не Минцзюэ за дверью квартиры с самого начала. – А теперь мы покинем тебя, господин Вэй, – Лань Хуань поднялся и поправил рубашку. – Я думаю, что сегодня а-Чжань непременно возьмёт трубку, вам есть о чём поговорить. И ещё: не думаю, что стоит рассказывать всем своим друзьям о том, что произошло между вами с Лань Чжанем. Они могут понять это совершенно неправильно. – Я даже боюсь представить, куда уж неправильнее это можно понять, – искренне ответил Вэй Ин. Он выпроводил гостей, запер входную дверь и решил, что вряд ли сегодня пойдёт в университет. Из зеркала в прихожей на него смотрел молодой человек с абсолютно дикими глазами. Вэй Ин помахал ему рукой. – Знаешь, дружище, ну это полный… – сказал он, и отражение было абсолютно с ним согласно.