Write-ish. Chapter II

            Так не ждал от жизни ничего хорошего — особенно после того, как «Мозли» пропустили в свои ворота идиотский гол с выбросом из штрафного угла. Будь это пенальти, Так бы понял, все пропускают пенальти; но бестолковая возня у ворот и словно бы случайно закатившийся за линию мяч в противоположном углу ворот — это было натуральное издевательство. Шансы на победу «Мозли» и до того были невелики, но когда табло показало «2 — 5», Так окончательно махнул рукой на долбанный матч. У них с Джесси был уговор: за каждый пропущенный гол они выставляют друг другу по пинте «лагера», и вот теперь Так должен ему уже пять, а до конца матча еще половина тайма.             Пробираясь сквозь потные толстые пивные пузаны — Так гордился генами, которые позволяли ему пропускать по стаканчику каждый день и при этом не превращаться в бурдюк с жиром — Так думал о том, что, если он не увидит гол, то за него не придется проставляться. Может быть, думал он, выбираясь из душного бара в коридор, я вообще сделаю вид, будто не смотрел этот матч. Джесси не сможет стрясти с меня пинты за матч, который я не смотрел. Впрочем, думал Так, рассеянно похлопывая себя по карманам в поисках номерка, если «Мозли» каким-то чудом выиграют, то он лишится шанса получить свою пинту — ведь если он не смотрел матч, то их пари недействительно. Хотя…             — Такер! — радостно заорал гардеробщик, одноглазый Берт, вскакивая с хлипкой табуретки, и Так вздрогнул. — Какими судьбами! Мы тыщу лет не виделись!             Так послушно скривил губы в том, что люди называют «приветливым выражением лица». Одноглазый Берт был гомиком, пидрилой того отвратительного типа, которые не спят с мужиками, но норовят залезть в жопу без мыла. И хотя вопрос был дискуссионный, для Така второе было намного хуже первого.             — Привет, Берт, — тем не менее сказал он: здесь был вопрос субординации. Встреться Берт ему на улице, Так бы плюнул ему в лицо, а может быть, сопроводил плевок пинком по тощей заднице; но здесь у Берта была власть: от него зависело, получит ли Такер свое пальто, или ему придется плыть домой по осенним лужам в одной футболке.             И Берт тоже это знал: единственный глаз сверкал неприкрытым ехидством.             Говорил же — без мыла в жопу. Лучше бы спал с мужиками.             — Как дела, приятель? — Берт не был приятелем никому во всем городе, но считал, будто слово «приятель» автоматически означает, что они теперь дружбаны навек.             — Ничего… приятель, — Так поклялся бы и на Библии, что одноглазый засранец не заметил насмешки. — Слушай, не хочу быть невежливым и все такое, но я хотел бы получить свое пальто.             — Что, «Мозлы» проигрывают? — Берт омерзительно сладко усмехнулся и даже, посмотрите-ка, подмигнул, мол: я тебя понимаю, приятель, ты и Джесси заключили пари, а пинта «лагера» стоит дорого; я понимаю, приятель, что ты хочешь свалить отсюда задолго до финального свистка и наебать Джесси, будто ты вовсе не смотрел матч; я понимаю, приятель, и я сохраню твою тайну, если ты поговоришь со мной немного в качестве платы за сохранение тайны. Ты ведь не против просто поговорить со мной, да?             И самое поганое, что Так не мог придумать ни одного ответа, который бы позволил ему слиться с этого вопроса и не отвечать, поэтому он почесал зазудевший кулак и растянул губы в ответной улыбке.             — Да может, еще отыграются. Слушай, Берт, я правда спешу — ты не мог бы дать мне мое пальто? Вон оно, висит с краю, с белым пятном.             Так уже убедился, что его карманы пусты: похоже, он выронил номерок где-то в баре, а может быть, когда ходил поссать, а может, с самого начала положил мимо кармана — с ним такое уже бывало. Если бы за стойкой стоял не Берт, а кто-нибудь другой, Молли-Два-Бидона или укурыш Расти, Так повел бы себя как джентльмен и заплатил бы положенный штраф за утерю; но за стойкой стоял Берт, одноглазый Берт, ебаный засранец Берт, которому половина города и в рот бы ссать не стала, помирай тот в пустыне. Пять фунтов так пять фунтов, Берт не обеднеет, а Таку еще до зарплаты тянуть и проставлять «лагер» Джесси, и ему эти пять фунтов еще как пригодятся.             Не будь Берт таким тупым, он бы тоже это понял; но он лишь просиял, как начищенный цент, и обернулся, оглядывая набитые шмотками вешалки.             — Вот это?             — Правее, — Так протянул руку. — Говорю ж, с пятном на заднице.             — Не уходи-ка далеко, малыш, — незнакомый хриплый голос вновь заставил Така подскочить на месте. — Соседнее тоже сними, оно мое.             Так обернулся с достоинством местного жителя, который встречает в самом популярном баре города незнакомое рыло, и в открытую смерил незнакомца враждебным взглядом. Тот оказался невысокого роста, небритым и нечесаным; черные волосы и борода были обильно пересыпаны сединой. Пристальный взгляд Така он оставил без ответа, лишь подмигнул ему, мол — подыграй мне, приятель; Таку пришлось пораскинуть мозгами, чтобы понять, что он имеет в виду — и только когда Берт грохнул на стойку два пальто, Так сообразил, в чем дело: у незнакомого засранца тоже не было номерка.             И вот будь на месте Берта кто угодно еще — вы понимаете, Так бы обязательно сказал об этом, пусть даже ему самому пришлось бы расстаться с пятью фунтами. Этот бар принадлежал Леланду, приятному старикану, который всегда позволял Таку оставаться после закрытия, а пару раз разрешал подремать в подсобке, а десять фунтов — это не то же самое, что пять фунтов, десять — это уже серьезно, это уже убытки. Но на месте Берта был Берт, и у Така не было лишних пяти фунтов, да и вообще, может быть, ему с самого начала не выдали номерок — такое ведь тоже бывает, верно? Бывает, когда на гардеробе стоят засранцы типа одноглазого Берта — и тогда в этом вовсе нет его вины.             — Спасибо, Берти, — Такер схватил свое пальто и набросил на плечи, привычным жестом проскользнув в рукава. — Ну, я рад был поболтать, но мне и правда пора.             — Может, зайдешь как-нибудь в гости? — Берт попытался заглянуть ему в лицо жалким попрошанческим взглядом, и Так хлопнул его по плечу, отстраняя подальше.             — Да, может быть в другой раз, Берти, — Так не стал добавлять чего-нибудь типа «после дождичка в четверг» — ведь он еще был внутри, и Берт все еще мог вспомнить о том, что Так не отдал ему номерок; для верности Так добавил:             — Увидимся, —             и вышел за дверь, ступая чуть быстрее, чем обычно, ведь обычно его команда не проигрывала со счетом 2 — 5, обычно он не сваливал с середины матча, и уж конечно обычно он не наебывал Леланда на пять — десять! — фунтов. Сохраняя на лице деловой и заебанный вид, он дошел до первого же поворота и спешно нырнул в щель между домами, чувствуя себя обосравшимся мальчишкой. Но его никто не догонял, Берт не выскакивал из дверей с воплями «эй, приятель Такер, а номерок?!», да и вообще все было ровно, как обычно — за исключением улицы, по которой шел Так, но это уже были мелочи.             От пережитой нервотрепки Таку захотелось курить, и он сунул руки в карманы пальто привычным жестом, которым совал их тыщу раз до того, нашаривая пачку «Лаки» — но вместо этого пальцы наткнулись на что-то маленькое и холодное; нет, не просто «холодное» — ледяное, как пинта «лагера» летним днем. В принципе, Так сразу понял, в чем дело: этот баран Берт перепутал пальто, а ведь он сказал ему: коричневое, с пятном на жопе. Как можно перепутать, когда есть такая примета? — но Берт всегда был одаренным сукиным сыном. Теперь у того незнакомого мужика есть полпачки «Лаки Страйк», и двадцать центов, и использованный билет в кино, и пятно белой краски на жопе, и слава богу, что Таку хватает мозгов не сдавать в гардероб ничего более ценного. Металлическая хреновина никак не нагревалась, морозя пальцы, и Таку ничего больше не оставалось, кроме как достать ее из кармана: нужно же оценить, насколько равноценный случился обмен?             Увиденное разочаровало Така: он воображал, как достает на свет божий золотые часы             (и какой идиот бы сдал золотые часы под присмотр тупицы Берта?)             или зажигалку «зиппо», а может, гильзу от 45-го, которой он сможет хвастаться перед парнями, а может быть — чем черт не шутит? — ключ от банковской ячейки или флешку со всеми тайнами правительства; но вместо этого у него в ладони оказался тусклый цилиндр, похожий больше не на гильзу, а на пулю, и не от 45-го, а от 108-го, и это по самым скромным прикидкам. Так покрутил «пулю» в пальцах: ни маркировки, ни надписей, ни рисок, просто отполированный до зеркальности кусок металла.             Кусок металла, который никак не нагревался.             По спине Така прокралась неприятная дрожь: он не любил сталкиваться с тем, что не мог объяснить, ведь в такие моменты ему не оставалось ничего, кроме как поверить в мировой заговор и корейское супероружие — а он терпеть не мог это дерьмо. Но разве металл не должен нагреваться? Разве металл может быть таким гладким и отполированным? По мнению Така, этот кусок говна как ничто другое тянуло на супероружие — что еще, как не это? В сознании Така промелькнули заголовки газет, и буквы эхом отдались в его голове: «изотопы» и «уран». Он никогда в жизни не видел уран — обогащенный или нет — и что, если он выглядит именно так?             А что, если это — хитро замаскированная бомба, на этих, как их, нанотехнологиях?             Что, если тот мужик — террорист, и специально подкупил Берта, чтобы он перепутал пальто, и именно поэтому Берт не спросил у него номерок?             Спина Така покрылась липким потом. Вот так сидишь себе в баре, болеешь за «Мозли», думаешь о засранце Джесси — а потом стоишь на улице с куском херни в руке, гадая, как скоро у тебя отвалятся яйца. Будь у него топор, он бы немедленно отрубил себе руку по самый локоть — но, обреченно думал Так, уже слишком поздно. Скорее всего, он уже облучен и скоро умрет; а если это правда бомба, то еще и заберет с собой… Сколько? Квартал, половину квартала? Целый город?             Может быть, другой на его месте бы запаниковал; Берт бы точно запаниковал — ха, он-то торчал с этой хренью наедине куда как дольше, так что удачного стояка, Берти! — но сознание Така было кристально ясным. Берт, потерянный номерок и даже футбольный матч остались далеко позади: впервые в жизни Такер почувствовал Цель. Когда держишь в руке пояс шахида, бессмысленно паниковать; может быть, ему и суждено умереть, но во всяком случае, он умрет героем. Он отнесет эту треклятую херню в полицию и сдаст ее копам, и может быть эта сучка Кэтрин из местной газеты напечатает большую статью и поместит ее на передовицу с его фотографией по центру. И название должно быть скромным и неброским, «незаметные герои» или типа того; Такер пожалел, что едва ли доживет до того момента и не сможет поучаствовать в написании статьи.             Ноги несли его в ближайший участок. Такер не был завсегдатаем, не то что Мосс или Чак, но он бы соврал, скажи он, что его ни разу не задерживали. Бывало всякое, пару раз его заносило, но теперь все это отойдет на второй план. На третий план. Он, Такер Реджинальд Ли, станет героем этого засраного городишки — достижение, которое никому до того не покорялось. Он…             — Эй, Так! — крикнул Боб, бобби Боб, как звали его в городе: толстый полицейский в голубой рубашке с пятнами пота под мышками и растянутых подтяжках. — Что, «Мозли» опять проиграли?             Прежде Так бы обязательно ввязался в спор, а то и в драку: это теперь Боб стал бобби, а когда-то они учились вместе в одном классе и Так не забыл, сколько раз вытаскивал из неприятностей его толстую задницу. Но теперь у Така была миссия: он достал из кармана урановую бомбу и положил ее на стойку прямо перед носом Боба. Может быть, этот засранец заработает себе рак или типа того — не одному же Таку страдать.             — Это что? — Боб взял бомбу и покрутил ее в пальцах. — Ледяная! Где ты это взял?             — Я думаю, — сказал Такер, с достоинством расправляя плечи. — Что это радиоактивная бомба. Уран.             Глаза Боба расширились и заняли все его жирное оплывшее лицо, рот открылся. Такер пожалел, что у него нет фотоаппарата: подобная фотка достойно смотрелась бы рядом с его лицом на первой полосе. «Лица полиции» и все такое..             — А-а-а-откуда ты знаешь? — прозаикался Боб, ставя бомбу на стойку так осторожно, словно она была хрустальной или могла взорваться в любой момент.             — Посмотри на эту штуку, Боб, — уверенно сказал Так. — Что же еще это может быть? Точно бомба.             Тройной подбородок Боба затрясся, как желе.             — Но ведь тогда мы умрем?             — Непременно, — кивнул Такер. На глаза Боба навернулись слезы, и Так грохнул кулаком по стойке: — Не распускай слюни, Роберт! Ты нужен своему городу! Ты же офицер!             Осознание скорой смерти сделало сознание Така умиротворенным и ясным. Он проследил за тем, чтобы бобби Боб вызвал журналистов и собственное начальство. Он сидел в допросной, сомкнув пальцы, и с важным видом давал показания четырем офицерам подряд, от локальной полиции до офицера национальной безопасности. Он позировал журналистам для фото через окно, набросал план для своих мемуаров, пил мерзкую черную жижу с непередаваемым вкусом — «от радиации», сказали ему. Мимо ходили люди в белых мешковатых костюмах, трещали хитрые приборы, копы переговаривались с кем-то по мобильным, звучали слова «тревога», «чрезвычайное положение» и «теракт». В какой-то момент Так попросил проходившего мимо копа узнать счет матча — «Мозли» продули со счетом 2 — 7.             Пожалуй, ему было, чем заняться: составить завещание, написать письмо матушке в Йоркшир, попросить пинту «лагера» — за счет копов, конечно же — но вместо этого он сидел на жестком стуле и улыбался, глядя в пространство.             Смерть — это, конечно, паршиво, но зато ему не придется проставляться Джесси за проигрыш «Мозли».