В глазах другого мы читаем не только то, что в них таится, но и свои надежды тоже.
Дазая выписали из больницы на следующий день, но не вечером, как планировалось с самого начала, а днем. Дазай отправился в агентство, ему хотелось напомнить о себе. Пусть он будет дурачиться и действовать всем на нервы, но его будут замечать. Его одиночество и тоска по - прежнему миру, миру своих иллюзий, хоть на мгновение, но будут вытеснены. «Думаю, что сегодня бить не станет даже Куникида, и я здорово повеселюсь…» — предвкушал Осаму встречу с коллегами.***
Чуя ехал в кафе агентства, сегодня, как ни странно, он чувствовал себя сносно. Может быть уже привык к боли, а может начинает терять рассудок… А может ни то и ни другое и это все мнимая отсрочка перед чем-то невыносимым… В подтверждение последней мысли у Накахары перехватило дыхание. Казалось, что машина ползет со скоростью улитки, а теперь она настолько медленно вдыхает, что салон, как отражение ее огромных легких, наполняется лишь на одну треть… «Видимо галлюцинации…» — мелькнула мысль у Чуи. Создавая иллюзию хорошего самочувствия, сильный мафиози вошел в кафе, печатая шаг. И тут же услышал насмешливый голос, это был Дазай. — О, кто к нам пожаловал, такой грозный и сильный? Чуя, ты лучший напарник для меня! Ты ведь знаешь, как я желаю умереть и всячески мне в этом способствуешь… Так держать, дружище, — тут же заявил Осаму, вошедшему Накахаре. Дазай отвернулся от напарника в страхе, что его настоящие эмоции будут прочитаны. Глаза детектива невольно отражали отчаяние. Да, это первый раз, когда притворство Дазая дало сбой. Но он тут же успокоил себя и повернулся к рыжему мафиози, который подошел совсем близко. Чуе показалось, что он заметил боль в глазах бездушного Дазая. У него появилось желание заглянуть в его лицо еще раз, а потом прилечь на плечо к парню, но не успел он этого сделать, как его надежды развеялись. «Вот дурак, наверное это все из-за болезни… Мне показалось, я видел именно то, что желало мое сердце — открытые эмоции Дазая. Я готов был отдать себя всего, но ему это не нужно.» — думал Чуя, присаживаясь рядом. — Хм? — отреагировал детектив. — Что такое, Осаму? — устало спросил Чуя. — Мне кажется, я слышал голос напарника… Ах, постойте у меня же его нет! Боже, я так скучаю по своему соратнику, который погиб вчера во время миссии. Чуя молчал. Ему отчего - то совсем не было обидно, и он спокойно пил кофе, впервые не испытывая никаких эмоций. А Дазая уже несло. У него начиналась истерика. Истерика без слез и просьб. Истерика держащего все внешние проявления чувств под строгим контролем. Истерика отчаявшегося человека… — Ты все еще здесь, коротышка?! — весело кричал Дазай, — не слышишь? Ой, я забыл сказать, а еще, мой дорогой приятель, благодарю тебя за отлично выполненную миссию. Мне тут ребро сломали, но это херня… Ведь мы сделали то, что хотели и все благодаря тебе! — говоря все это, Дазай никак не мог понять, почему Чуя улыбается. Накахара слушал и представлял только хорошее, отметая злые колкости. Они его не задевали. Иногда Чуя отрывался от напитка и вглядывался в глаза детектива. От чего последнему становилось не по себе. В такие моменты карие глаза пытались увернуться от проницательности голубых. Глаза мафиози завораживали, они смеялись. Он будто разгадал все тайны Дазая, и теперь его слова не имеют никакого смысла. «Дазай поймет когда-нибудь и вспомнит обо мне. И тогда он, наверняка, догадается, почему я сейчас улыбаюсь. Дазай сорвался, значит ему тоже больно. Значит, все что он сказал, говоря о своем идеальном друге, он приписывает мне… Даже если это не правда, то что с того, что я так решил для себя? Сегодня я почему-то читаю в глазах Дазая страх одиночества и болезненное самолюбие… Но есть еще кое-что, но это я пока не могу прочесть. Или нет, могу, но боюсь обмануться.» — … Лучше бы ты умер еще в пятнадцать!!! — выкрикнул Дазай последнюю фразу своей тирады. Звонкая пощечина прервала поток ругательств, и в кафе настала тягучая тишина. Карие глаза замерли. Дазай пытался прийти в себя. В ушах стучала кровь. Он резко развернулся и пошел в уборную. Но не успел он уйти достаточно далеко, как услышал отчаянный возглас Ацуши. Он задавал вопрос Чуе. — Накахара-сан, зачем вы спасли этого чертова суицидника? Он все равно не ценит ни свою жизнь, ни кого бы то ни было! — кричал, задыхаясь от негодования, Ацуши, — Если бы он умер, то наверняка обрадовался… Истеричный смех Чуи разнесся эхом по помещению кафе, пустующего в этот час, и достиг ушей Дазая, от чего детектив невольно содрогнулся. — Я видел как работает этот яд, как люди мучаются! Это ужасно больно, поверь мне, а этот придурок, хоть и хочет умереть, но до чёртиков боится боли, — произнес Накахара то, что так упорно скрывал от посторонних. И тут же пожалел, что признался, потому что Ацуши кинулся к нему, предлагая свою помощь. Накахара поднялся, не слушая участливых слов Накаджимы, который попытался придерживать за руки, встающего мафиози. Отмахнувшись от паренька, Чуя предпочел идти сам,