Restart любви в объятиях Смерти

Осаму поцеловал парня…

      Губы Чуи совсем не такие как в памятный день расставания. Обескровленные, лишенные поблескивающей глянцевитости, они были сухие и холодные. Легко коснувшись губ, Дазай отстранился и посмотрел в голубые глаза. Но они были закрыты. «Умереть сейчас. Вот он нож Чуи.» — Дазай сжал холодную рукоятку левой рукой и мельком глянул на сомкнутые веки бывшего напарника.       Накахара и не подозревал, что может потерять Дазая еще раз. Ошибочно чувствуя себя защищенным, рыжеволосый прижимался щекой к руке шатена. Яркие волосы падали на бинты Осаму, а пальцы Чуи даже во сне были крепко сжаты на запястье самоубийцы. «Это будет даже приятнее чем когда-либо в моей жизни. Но… Я слабак? Я ничего не предпринял. Я не достоин доверия, прощения, а уж тем более любви… Нужно идти. Теперь мой долг — спасти Чую.» — плаксивый взгляд сменился на решительный.       Слезы высохли, но неприятно стягивали кожу, напоминая о себе. Нож вернулся на свое законное место. Дазай аккуратно поднялся, мягко высвобождаясь из хватки парня. Осаму решил умереть лишь только после смерти Чуи, но до тех пор сделать все возможное, чтобы избежать ее. — Осаму… — прохрипел Накахара, почувствовавший отсутствие тепла шатена, — я хочу спросить кое-что. Только будь честен. — Все что угодно, я никогда не врал тебе, — ответил Дазай. — Кхах, — издал булькающий звук Накахара, хотя планировал засмеяться, — Зачем ты это сказал сейчас? Прошлого не изменишь как бы не старался… Выйди на балкон, соберись с мыслями, а я подожду немного. — Ты же хотел что-то спросить? — напомнил Дазай — Знаю, но сначала выйди… «Похоже у него начался бред. Так и быть выйду.» — подумал Осаму и схватился за ручку двери балкона, следя за Накахарой краем глаза.       На балконе все было аккуратно прибрано. Глаза Дазая быстро пробежались по предметам, находящимся рядом. Креслице, журнальный столик, пепельница, горшок с цветком. «Горшок с цветком? С тюльпаном…»  — что-то знакомое, связанное с этим предметом, промелькнуло в голове шатена.       Осаму подошел ближе. Отсветы ярких лучей не попадали в глаза, отчего их цвет красного дерева выглядел темнее. «Я подарил его Чуе на день рождения? Ну нет это бред. С того момента столько крови утекло. Накахара не станет хранить такой бесполезный подарок, тем более за ним нужен надлежащий уход.» — рассуждал Дазай и неотрывно глядел на цветок.       Осаму зажег сигарету, высунувшись в окно. Этот цветок всколыхнул минувшую боль на сердце, словно бутылку вина, смешивая дорогой напиток с осадком яда, растворенного в нем. Боль, отчаяние… Казалось, ничего больше уже не могло ввергнуть в этот ад. Мысль, что Чуя хранил тюльпан, являющийся подарком Дазая, заставляла душу рваться на части. — В горшках тюльпанам тяжело… — нежно прикоснувшись рукой к тугому листку, прошептал Дазай.       Сигарета выкурена, затушена в хрустальной резной пепельнице. Сердце облито кровью такой же алой, как набухший бутон. Он вот-вот зацветет. В завещании Дазай обязательно укажет, посадить цветок на их могиле. Простор и тишина, холодные надгробные плиты и одинокий тюльпан — символ их вечной и несчастливой любви. Любви, что не дано было сбыться. Любви — разбитой о гордыню, страх и эгоизм.       Еле переставляя ноги, Дазай вернулся в комнату. Несколько минут, что он провел на балконе, состарили его на десять лет. Чуя, глядевший на него с кровати изумился неожиданным переменам. «Да быть такого не может. Скорее всего я просто не замечал за ним раньше, идеализируя его внешность. Но мне всегда казалось, что его тело стройное и гибкое. А теперь — словно иссушенное стариковской болезнью, тощее и нескладное. Тусклый потерянный взгляд, бледная кожа… Черт, у меня наверное жар или вроде того, вот я и вижу всякую чушь.» — думал Накахара, с остервенением растирая слезящиеся глаза. — Ну и? — в надежде спросил Накахара, пристав с постели.       Дазай лишь помотал головой в ответ. Говорить было трудно. Ком, словно застрявший в горле, царапал и давил внутри все сильнее. — Ничего, — озвучил для самого себя Чуя, лег на спину, прикрыв глаза рукой.       Тишина. Впервые тишина, что возникла во время разговора бывших напарников, давила. Давила, словно кусок тяжелой монолитной плиты разрушенного дома, что упал на грудь израненного солдата вражеской организации. Неуязвимый в бою дуэт никогда не испытывал таких ощущений на себе. Но парни множество раз видели, что случается в такой момент с другими. Знали, что придавленная грудь судорожно втягивает воздух, отчего переломанные ребра рвут на части нежные легкие. Спасенья нет… Именно это чувство безысходности, виденное когда-то, проникло в души обоих и отразилось в глазах, как в зеркалах. — О чем гласит вторая легенда? — буднично спросил Накахара, словно никогда и не было мучительных лет разлуки. Будто разговор, прерванный идиотским заданием был пару минут назад. Чуя ждал.       Осаму молчал, пытаясь утихомирить, выскакивающее из груди, сердце. Немного придя в себя, он сделал усилие и улыбнулся. Накахаре даже видеть этого не надо было, чтобы понять, что подобие великой ухмылки Дазая Осаму, жалкой линией сковало рот шатена. — Вторая легенда гласит о том… — раздался хриплый голос в мертвенной тишине, — Что на языке цветов тюльпан означает объяснение в любви, и этому предшествует легенда о персидском царевиче.       Дазай вдруг умолк. В горле пересохло. Накахара замер, вдыхая через раз, внимательно вслушиваясь в каждое слово Осаму. — Беспамятно влюбленный в прекрасную девушку, принц мечтал о счастливой жизни с любимой. Однако завистливые соперники пустили слух, будто его возлюбленная убита. Обезумевший от горя погнал он своего резвого коня на скалы и разбился насмерть. Именно в том месте, где кровь несчастного принца попала на землю, выросли яркие красные цветы, отныне символ страстной любви — тюльпаны, — спустя столько лет, рассказал Дазай. — Как интересно. Ты тоже самое хотел сделать минуту назад? Думаешь, я не почувствовал, что нож переместился? Однако тебя никто не обманывал. Я действительно умираю… Но я не твоя возлюбленная, и это радует, — на последней фразе спокойное лицо Накахары искривилось судорожной улыбкой. — Конечно, Чуя. Ты значишь намного больше чем возлюбленная… — Не неси чепухи, — поспешил прервать запоздалые признания Дазая Чуя, — Спасибо, что рассказал, а то мне это история не давала покоя столько лет. Уф, блин. Меня аж зло берет! Почему нельзя было сказать все сразу. Зачем так усложнять? — Когда от тебя уходит прошлое, оно уносит частичку души с собой. Иногда мне кажется, что я лишился всей целиком… — вместо ответа на вопрос прошептал Осаму и опустился на колени около изголовья кровати, нагнул голову и заплакал, — Все что не успел сказать тогда имело ли смысл говорить сейчас? Разве это не принесло очередное ненужное огорчение?       Временами его плечи крупно вздрагивали, но рыдания оставались беззвучными. Чуя поднял лицо парня, на простыне виднелись мокрые следы. Горячие капли тут же упали на запястье Чуи, которое сжимало подбородок Осаму, приближая его лицо к своему. Мокрые щеки с наполовину остывшими слезами и лоб, покрытый испариной с прилипшей к нему челкой — все, что видел сквозь приоткрытые глаза Чуя. Накахара был счастлив и несчастен одновременно. Дазай уже не мог остановиться, плотину прорвало, того и гляди затопит все.       Поцелуй прервал дыхание обоих.