Restart любви в объятиях Смерти

      Прокатившийся ропот грома коснулся тишины небес, и вмиг все вокруг озарила яркая вспышка синего цвета. Молния резанула беззащитную тучку, оставив глубокую незаживающую рану. Все это великолепие было лишено внимания Дазая. Он не слышал и не видел ровным счетом ничего, все его мысли занимал беглец, который, по словам Рампо, вот-вот объявится в офисе одного из небоскребов Порта Будущего в районе Минато Мирай.       Поиск эспера был равносилен поиску иглы в стоге, с одним только исключением — сено можно сжечь, а город — нет. Хотя Дазай бы с удовольствием провернул даже это, будь хоть один шанс из тысячи.       «Огни в городе такие красивые. Голубые огни Иокогамы, все заполнено вами…» Почему-то сейчас так хотелось услышать эту песню из прошлого, словно она могла превратить все в сон — далекий и прекрасный. Вспоминая времена, когда все было хорошо, сердце невольно сжималось.       Дазай вытащил сигарету из помятой пачки, безуспешно пытаясь поджечь. Получилось. Глубоко затянулся, обжигая легкие. До дома Чуи всего ничего. Как только все закончится, он планировал бежать к нему со всех ног. А сейчас Дазай стоял, жадно вдыхая свежий воздух, смешанный с сигаретным дымом. Как же давно он не курил. — Хотел снять напряжение, но похоже сделал только хуже, — ни к кому не обращаясь, прошептал Осаму.       Сигареты напомнили ему день, когда они впервые их попробовали вместе с Чуей. Тогда тоже накрапывал легкий дождик, который, как казалось парням, вот-вот закончится. Они добежали до старых построек в самой отдаленной части территории мафии, спрятались под широким навесом склада. Повертев головой по сторонам, Чуя достал зажигалку и наполовину пустую пачку сигарет, втихаря добытых у Хиротсу. Поджег одну и передал другую Дазаю. Осаму не торопился пробовать, внимательно наблюдая за напарником, ожидая, какая реакция у него будет. Со стороны казалось, что Осаму, считает курево каким-то сомнительным и боится пробовать первым. Усмехнувшись, голубоглазый неглубоко затянулся, ощущая непривычное першение в горле, словно что-то пушистое ползет где-то внутри него. Осаму тогда сказал: «глубже, а то как-то несерьезно» и Чуя, фыркая, затянулся по полной, сразу же жалея об этом. Закашлявшись, он осуждающе посмотрел на Осаму слезящимися глазами. Вот тогда-то Дазай и понял, что действительно влюбился. Раньше ему никогда не доводилось видеть слезы в голубых глазах, сколько бы он ни ранился, ни печалился…       Осаму пожалел о своих словах. Воспользовавшись замешательством парня, шатен вытянул из его руки зажженную сигаретку, и сразу же глубоко затянулся. Удерживая кашель, он лишь немного прочистил горло, сплюнув в сторону. Внезапно дождь превратился в ливень, неся с собой не только свежесть, но и прохладу. Стоя под широким навесом, они жались спинами к теплой стене старого складского помещения. Дождь быстро набирал обороты, превращаясь в сплошную пелену, сквозь которую было почти невозможно разглядеть дальние предметы. К счастью он не был косым, и парни оставались сухими. Дазай был в плаще, поэтому ему было вполне комфортно, в отличие от Накахары, что скрестив руки на груди, стоял в тонкой рубашке с короткими рукавами. Как и шляпа Чуи, плащ Дазая был выдан боссом в знак принадлежности мафии, так что даже в жаркую погоду шатен с ним не расставался.       Мелкие мурашки медленно поползли по коже рыжеволосого. Заметив это, Дазаю стало его искренне жаль. «Возьми.» — Осаму накинул на плечи паренька свой плащ.       На минуту Чуя замер, неизвестно что в этот момент было в его сознании, но немного погодя, он непонимающе глянул на напарника. «Чего?! Не надо мне.» — Накахара стянул с себя вещь Осаму и сунул тому в руки.       Дазай был каким-то растерянным и молча взял плащ, так и не надев. «Тц, брезгуешь что ли теперь?» «С чего бы?» — поднял глаза на Накахару шатен. «Ну тогда одевай!» «Мне не холодно.»       Поднялся ветер и холодные капли стали залетать под навес, оставляя мокрые разводы на рубашках парней все сильнее и сильнее, того и гляди промочет до нитки. Медленно, не смотря в сторону Чуи, Осаму надел плащ на себя. Встал напротив напарника, устремив безэмоциональный пустой взгляд выше его лица. Распахнул полы плаща и стал прижиматься, тем самым заставив Чую вжаться в стену так, что стало тяжело дышать. Однако Накахара был благополучно отодран от остывающего кирпича и затянут в теплые объятия шатена.       С тех пор Дазай бросал и заново начинал курить три раза. В самые тяжелые моменты своей жизни он тянулся к пачке. Это четвертый раз. Последний.

***

      Машина, выехавшая из-за поворота была именно той, что они караулили. Сердце Осаму учащенно забилось. Объявился враг, которого он так долго ждал. Грядет освобождение, накатывает ощущение приближающегося счастья. Вот-вот все решиться. Эту сволочь сейчас же схватят. Осаму обязательно спасет Чую. Все будет как раньше… Нет! Даже лучше. Все будет лучше, чем раньше. Ведь Дазай понял, чего ему так не хватало. Дазай наконец-таки принял те чувства, что упорно душил в себе.       Как в кино, словно кто-то крутил замедленные кадры. В открытое окно машины влетела шашка со слезоточивым газом. Беглецы выскочили из смердящего едким дымом салона. Их тут же схватили и прижали к авто, забрызганному грязью. Кто-то из преступников заорал, что его «нереально крутая брендовая вещь безнадежно испорчена», но его проигнорировали. Наручники защелкнулись на запястьях пойманных.       Осаму на пределе, он больше не мог сдерживаться. По договоренности его удел — смотреть и ждать. Ждать, когда приведут виновника торжества и он сможет деактивировать действие способности. Но ждать так мучительно трудно, словно жизнь уходит сквозь пальцы. Позабыв о безопасности, и что ему, как нейтрализатору, нужно поберечься, Дазай стремглав выскочил из укрытия. Рампо, закричал в след, что этим он поставил под угрозу не только свою жизнь, но и жизнь Чуи. Осаму не слушал. «К черту ваши правила, я хочу удостовериться лично. Да и пользы, что стою и ничего не делаю…»       Дазай тщетно пытался найти ненавистное лицо эспера-отравителя, подходя к каждому из арестованных. Среди парней его не оказалось, как бы внимательно он не вглядывался в них… Наконец, Дазай перестал быть уверенным хоть в чем-то. Будто действительно мог забыть внешность эспера или же тот ее изменить, начал трогать каждого, находясь в ужасном нервном напряжении. «Устранить способность… устранить… устранить!» — вертелось в голове, но теперь парень окончательно убедился, что того, кого он искал, тут нет.       Сердце болезненно и быстро стучало. Внутри разливался жар. «Все в пустую. Столько времени уже потерял. Надежды нет.» — Дазай, — Рампо положил руку ему на плечо, —Иди туда. Сейчас от тебя нет никакой пользы. Мы продолжим искать сами, а как найдем — сообщим сразу же.       Осаму ничего не ответил, лишь качнул головой в знак согласия и поплелся прочь. Весь он какой-то сгорбленный и потерянный понемногу исчез из виду коллег, словно растворялся в свежести омытой слезами ночи.

***

      Редкие машины проносились по пустой дороге, не заботясь ни о чем. Они разбрызгивали черные лужи, разбивая стеклянные отражения небес, затянутые непроглядными тучами.       Неожиданно грянул новый ливень. По щекам покатились холодные капли, но то ли это были слезы, то ли просто дождь, что хлестал со всех сторон, пропитывая одежду прохожих насквозь. Зонт был бесполезен от меняющих свое направление крупных капель. Сигарета потухла.       Дазай перепробовал все что мог, чтобы найти эспера. Однако Петр Макиннис словно сквозь землю провалился. Времени оставалось совсем чуть-чуть. Завтра вечером Чуи не станет. Навсегда.       Где-то там на балконе своего дома стоял одинокий Накахара Чуя, скрытый полумраком, и вглядывался в холодные стекла, покрытые каплями непрекращающегося дождя. Вскоре и без того трудно различимые очертания скрылись за белой пеленой испарины, образовавшейся из-за тепла, проникающего сквозь приоткрытую дверь из комнаты. Фонари казались размытыми пятнами желтой краски неаккуратного художника-импрессиониста. Зябко поежившись, Чуя провел пальчиком по одному из них, вырисовывая непонятные узоры, забыв обо всем, предоставив сознанию целебное забвение и отдых. Напоследок он нарисовал сердечко, растекшееся по краям, и вернулся в кровать.       На тумбочке находился старый блокнот. Накахара открыл его на чистой странице, взял ручку. Строчки импровизированных стихов легли на тонкую бумагу аккуратными завитками чернил:

Вот-вот гроза уронит свои слезы И растворит мой одинокий сон, Пройдется чередой холодных капель В созвучие с тишиной ночной. Развеяться тяжелые кошмары, Замолкнут птичьи голоса, Но мне в рассеянной печали Дышать легко как никогда. Твой силуэт не виден из-за ливня, Растаял замок из песка И суетятся, в голове толкаясь больно, Невысказанные слова…

      Парень вздохнул и отложил блокнот в сторону. «Дазай ушел, как только я заснул и до сих пор не вернулся. А ведь еще так много тех самых невысказанных слов. Хочется прижаться и утешиться. Ведь я еще никогда не умирал. Тоскливо, горько, немного страшно и одиноко. Умереть во время сражения — бац и все — легче, чем так медленно и мучительно. Все видишь, все знаешь, ничего сделать не можешь. Почему такая смерть, а? Я столько раз спорил с судьбой, вырываясь из ее когтей. Может это моя расплата, мой персональный ад?» — думал Накахара, закутавшись в одеяло, потому что снова знобило.       А Дазая все не было…