Valiant

Передо мной никогда не стояло вопроса, в какой колледж я поступлю. Вообще-то даже так. Отец и преподаватели заранее решили, что я осяду в семейной автомастерской. Я мог даже не сдавать тупые тесты профориентации. Будучи куотербэком я общался с парнями из школы, начинающими спортсменами, которые чуть ли не боготворили меня, но дома… Я становился никем. Последний год в школе я помогал преподавателю на курсах автомеханики. Моё присутствие усмиряло футболистов и баскетболистов — я казался им большим авторитетом, чем мистер Резнер; отстающие по остальным дисциплинам и безмозглые, для которых этот курс был последним, где они ещё не провалились, слушались нас двоих. В ту пору я ощущал, что имею значение. От всех них ничего не требовалось, кроме минимальной посещаемости. Моё присутствие помогало мистеру Резнеру сохранять порядок в классах. За практику я получил целый балл к своему аттестату, чем впечатлил отца. На фоне тридцати гогочущих парней, половину занятий спящих или играющих в карманные приставки, Шона Каннингем явно выделялась. Её предки читали лекции в местном колледже и постоянно лезли в социальную жизнь города. Футбольные и бейсбольные матчи, дебаты, открытия молла или библиотеки — любые мероприятия, где необходимо произносить речь, Регина Каннингем считала обязательными к посещению. Её «напутственные слова» зачастую оставляли после себя неприятный осадок. Она выставляла в них всех, кто не способен высчитать в уме интеграл или сочинить на ходу сонет, быдлом и витиевато намекала, что у нас нет будущего. Дамочка словно не соображала в каком городе находится. С пятидесятого по восемьдесят второй в Либертивилле работал автозавод «Крайслер», благодаря которому город развивался и рос. Когда производство свернули, часть жителей сразу же уехала в Бангор, другие нашли рабочие места на лесопилке, в строительной среде и даже на местной фабрике по переработке вторсырья. Понимаете, сколько ребят в школе являются детьми синих воротничков? Сколько из них пойдут по стопам родителей? Будь Регина Каннингем немного менее заносчивой, она не стала бы произносить свои громкие заявления перед теми, кто через год будет поступать в её же колледж. Само собой, замаскированные под мотивацию, оскорбления Регины Каннингем не прибавляли Шоне очков популярности и симпатий в школе. Половина школы заранее считала её такой же, как и Регина, честолюбивой зазнайкой, другие насмехались над её старушачьей, выбранной предками, одеждой, убогими очками и брекетами, которые она носила до предпоследнего класса. Даже те, кто донашивали одежду за всеми своими старшими братьями или сестрами не могли удержаться от оскорбления Каннингем. Она совершенно не умела давать отпор обидчикам и те это чувствовали нутром, зная, что у них всегда есть кукла для вымещения гнева. Так её воспринимали со стороны одноклассницы, парни из команды по регби, заучки с более высоким баллом, чем у неё, даже некоторые учителя. Увидев девчонку на курсах, я сам не удержался от нескольких язвительных вопросов о том, как мамочка позволила ей работать руками. Во всех смыслах. Я не пытался сделать её жизнь невыносимой, мне оставалось меньше семестра, чтобы навсегда забыть об учёбе, но и свою долю в гнобление Каннингем я успел внести. Раскаяние пришло позднее. При неприязни своих предков к рабочему классу Шона оказалась прирожденным механиком. Она разбирается в тачках так, словно это не я, а она всё свободное время с одиннадцати лет проводит в ангаре отца, помогая чинить старые развалюхи и слушая обрывки разговоров о великом американским автопроме. В то же время в футбольной команде мне нашли замену среди запасных. Новым куотербэком стал Деннис Гилдер, школьная элита. Смазливый мажор, один из лучших по успеваемости, спортсмен, постоянно меняющий подружек, обладатель хорошей тачки и пытающийся стать своим в каждой компании. Гилдер невероятно раздражал своим поведением — он пытался нравится каждому участнику команды, каждому учителю и всем девчонкам разом. При этом он дружил с Каннингем, хотя именно такие типы и начинают травлю подобных незаметных девчонок. Он провожал её до библиотеки, обедал с ней на трибунах футбольного поля, подвозил до дома. От Чака Верделла я узнал, что миссис Гилдер — ректор колледжа, в котором преподает Регина Каннингем и они лучшие подруги, поэтому красавчик был вынужден всюду сопровождать девушку. Если бы Гилдер случайно проснулся одним утром в женском теле у него бы уже имелась «страшная» подружка в лице Шоны Каннингем. Я забыл о Гилдере с Каннингем и с её талантом к починке неисправного до середины сентября. С первого же дня после окончания школы у меня началась полноценная работа в семейной автомастерской. Помимо обычных услуг ремонта, техосмотра и помощи с продажей машин, отец интересовался старыми машинами — 70-х и 80-х годов, которые мы восстанавливали не только для души, но и чтобы на них ездить. Первым же моим личным заказом у отца в мастерской стала реставрация «AMC Gremlin», купленный за три сотни у мужика, избавляющегося от ненужного наследства. Восстановленный «Гремлин» заинтересовал киношников какого-то малобюджетного ужастика. При этом мы выручили за машину десять тысяч баксов, вложив в покупку и запчасти около тысячи. Найди я ещё пару-тройку раритетов, продающихся за бесценок и отреставрируй их, как свою первую машину или тот же «Гремлин», мы бы могли улучить ангар и даже нанять ещё одного механика. Всю неделю я проверял, насколько дорогими могут оказаться оригинальные запчасти, чтобы моя идея не принесла убытки и считал, за какой срок я смогу управиться с несколькими старыми тачками при наличии обычного потока работы. Но даже я со своей затеей не мог купить столь дряхлый ржавый рыдван, как «Вэлиант» Шоны Каннингем. Нужно чудо, чтобы на этой машине можно было выехать на магистраль. Я никак не мог понять, по какому принципу Каннингем ремонтирует свой «Плимут» — то она полдня проводила, копаясь под капотом, а потом измеряла зеркала и жгла бензин на холостом ходу, слушая музыку в салоне, то зачищала ржавчину на хромированной решетке. В какой-то день я обнаружил, что мне приятно наблюдать, как Шона работает над своим авто, особенно когда рядом с ней нет Гилдера. Он приходил сюда просто посидеть — грыз снэки на виниловом сидении, угрожал Шоне, что рано или поздно сюда явится её мамаша с кувалдой, уничтожит «Вэлиант» и утащит девушку в колледж. Спустя некоторое время из-за комментариев Гилдера Шона отвлекалась от работы и садилась за руль. Как-то раз я увидел, что она сидит в салоне с закрытым глазами и ладонями на руле. Представляла ли она, что уезжает из крошечного Либертивилля от своей мамашки, от пасущего её Гилдера, от людей, которые считают её жалкой? Не знаю. Я бы представлял.

***

Мастерскую я закрывал ближе к двум часам ночи, за час до этого выключая галлагеновые лампы под потолком. Каждый отсек освещался отдельными подвесными светильниками, если кто-то оставался до столь позднего часа светильника вполне хватало. В мои обязанности входила уборка ангара — раскладывание по местам инструментов, сортировка документов и закладных бумаг в кабинете, мытьё пола. Последнее я частенько спихивал на подвернувшихся соплежуев, которые курили в туалете, приносили выпивку и зависали в мастерской, делая вид что вдесятером гайку скручивают. Покончив с договорами на полугодовую аренду места, я достал из холодильника бутылку колы и высунулся из кабинета. Можно закрыться пораньше, я сейчас… Нет, не один. В самом крайнем отсеке горел свет над «Вэлиантом». Шона сидела на водительском месте, занавесив лицо пеленой волос и копошилась с подсветкой в салоне. Я взял ещё одну колу и направился к «Плимуту». Уже больше месяца Шона Каннингем билась над автомобилем и одерживала мелкие победы. В хаотичном порядке Шона рылась под капотом, меняла свечи, чистила воздушный фильтр, счищала наждачной бумагой ржавчину с хромированных деталей, пыталась вправить вмятину — проржавленная дыра на двери от этого стала только больше. Бросалось в глаза, что она сменила зеркала заднего вида и очистила лобовое стекло от мути и паутины. Сейчас Шона сидела с ногами на водительском сидении, проверяя целостность проводки. — Будешь колу? Я скоро закрываю мастерскую. — Я подошёл со стороны открытой двери, чуть позвякивая бутылками. Шона подняла голову и вздрогнула. — Что? — Она как будто испугалась того, что я предложил ей колу. Нет, не самой запотевшей бутылки, а того, что это сделал я. — Кола. Холодная. Держи. — Повторил я, передавая ей бутылку. Я внаглую подсел на переднее сидение. По форме сидения «Плимута» напоминает диван с двумя отдельными спинками, разделённый странным коротким подлокотником. Сидения явно отсырели в какой-то год, от них исходил запашок плесени. Понятно, почему она сидит с открытыми дверями в «Плимуте». — Спасибо. — Тихо произнесла Шона, откидывая волосы с лица. Она ведь хорошенькая, особенно когда не собирает волосы в хвост. Ещё бы сняла огромный свитер и очки… Высокая, правда, но с моим-то ростом это скорее плюс. По сравнению со мной и батей городишко населяют сплошные коротышки. — Ты предпочитаешь сначала убирать мелкие неполадки? — Предположил я. — Не то, чтобы. У меня слишком туго с деньгами, чтобы я могла сразу же приступить к полноценной реставрации. — Печально вздохнула Шона, отпивая колу: — родители не одобряют моё начинание. — Догадываюсь почему. Это грязная работа для грубых мужланов, которые не умеют считать до тридцати. А больше им и не надо — дольше они не проживут из-за инфаркта, который заработают из-за пива и жирной пищи. — Я постарался изобразить интонации Регины Каннингем. Попал в точку, судя по изумлению, написанному на лице Шоны. — Вечно забываю, что мама читает свои манифесты не только мне, но и всем старшеклассникам. — Шона неловко засмеялась, а затем наморщила лоб. — С ней очень тяжело. Эта машина, — девушка погладила приборную панель: — единственное, что принадлежит только мне. Я проглотил очередной глоток колы вместе с ненужными замечаниями о том, что «Плимут» ещё необходимо реанимировать. — «Не стоит тратить деньги на одежду, которая через сезон перестанет быть модной, используй осознанное потребление»…Ложь! Ей просто нравится навязывать мне свои вкусы. «Мы уважаем твоё личное пространство, поэтому не ходим в комнату»… Лицемерие! Я знаю, что она рыщет по моим вещам, пока меня нет рядом… Я могу выбрать любой из колледжей из одобренного списка моей мамы с рекомендациями по специальностям! И это она называет свободой выбора! — Шона закусила губу, видимо, сочтя что сболтнула лишнее. На её лице расплывался гневный румянец. — Занятно… Я всего лишь принес тебе колы, а ты решила излить мне душу. Почему не Гилдеру? Или хлыщ слишком занят очередной подружкой? — Сохраняя отстранённый вид, хмыкнул я. Ещё чуть-чуть и девчонку порвёт от кипящих в ней эмоций. Не смотря на то, что я задавал вопросы резко и грубо, Шона дала мне исчерпывающий ответ: — Деннис общается со мной только тогда, когда у него нет занятия поинтереснее. Я вроде друг для плохих дней, жду его, когда тренер его задерживает, развлекаю после того, как его бросает девушка. Ну, а он подвозит меня досюда и до школы. — Пошли его как-нибудь, посмотри, насколько ему есть до тебя дело. — Посоветовал я, всё больше путаясь, что же у них за дружба такая, односторонняя. Небось, предки Каннингем платят Гилдеру за это подобие дружбы, чтобы их доченька не чувствовала себя полным ничтожеством. Я вернулся домой к трем часам утра, головой погруженный не в свои проблемы. Перед глазами у меня стояло порозовевшее от гнева лицо Шоны с кротким взглядом и пухлыми губами. Такие девчонки вроде как начинают плакать от грустной сцены в фильме и не выносят насилия, а ещё боятся секса и подобных мне. Однако, Каннингем показалась мне другой. Более твердой внутри, но без малейшего умения заслоняться от нападок и манипуляций. Она нуждалась в том, чтобы кто-нибудь защищал её от того, чему она не в силах противиться. Пускай и от матери, выедающей мозги учёбой.

***

Тридцатого октября я ездил за запчастями в Бангор, забирал заказы, в том числе один на фамилию Каннингем с номером телефона, написанном маркером на упаковке. У меня появился повод позвонить Шоне — долгожданные детали для «Вэлианта». Вопрос «Что завтра делаешь?» не прозвучал бы неуместно. Завтра Хэллоуин, пару лет назад я сам отжигал среди футболистов «Lion Liberty». Пиво, яичный ликёр, пара подожженых тележек из «Уоллмарта», смятый бампер чужой «Тойоты Кроун», удар, ощутимый даже на заднем сидении. За рулём в ту ночь сидел не я, поэтому мне не впаяли вождение в нетрезвом виде, а лишь мелкое хулиганство и порчу имущества. Следующие полгода я собирал мусор на обочине шоссе и обязан был заверять любую свою поездку на машине у отца. Могло быть и хуже. Шона ответила, что будет на ярмарке — семейное развлечения, после десяти вечера транформирующееся в повторный показ фильмов ужасов. Малышня в костюмах, конфеты, яблоки в карамели, дурацкие конкурсы, кидание подков на бутылки, из алколя только сидр. Детские шалости да и только. Импульсивно я прихватил с собой бутылку виски и где-то через час блуждания между детворы начал активно из неё прихлебывать. Двадцатиоднолетний переросток среди крошечных гоблинов, фей, дройдов, супергероев и вампиров. Слишком взрослый для подобного веселья. Я даже конфеты не ем, чтобы искать тут сладости. Матери одергивают за руки своих малышей, чтобы те не подходили к взрослому мужчине, держащему руки в карманах. Мало ли, какую пакость я замыслил? Я невесело усмехнулся этим мыслям. Мне не хватало только припереться сюда в рабочем комбинезоне и маске Джейсона — в таком виде я точно распугал бы всех детишек. Я пытаюсь высмотреть Шону среди взрослых, слоняющихся по ярмарке. Спустя десять минут я нашел идеальный угол обзора возле палатки с хот-догами. Я съел, наверное, штуки четыре, когда заметил высокую девушку в шляпе, прибавлявшей ей ещё пару несколько дюймов. Узнать Шону мне позволил только рост. Грим на лице, отсутствие очков, укороченные волосы и подчеркивающая фигуру одежда в комбинации сделали её совершено неузнаваемой. Попытавшись перенести вес с одной ступни на другую, я покачнулся. С алкоголем я очевидно перебрал. Обратив внимание, что Шона, словно колеблясь, смотрит влево, я тоже метнул туда взгляд. Гилдер. Почему этот болван не мог оказаться на любой вечеринке старшей школы Либертивилля или щекотать нервишки очередной любительницы крепких мышц игроков в регби? Меня накрывает смесь раздражения и весёлости. Я выдёргиваю Шону за руку из очереди за хот-догами и прижимаю к себе за пояс. Слегка, однако она сопротивляется и пытается отодвинуться от меня, не дав насладиться тяжестью, с которой тело сталкивается с другим. Из-за того, что я пьян или?.. Или из-за близости Гилдера? Ей так важно, что он там надумает? Если ей нравится Гилдер, то она так и будет позволять ему обращаться с собой, как с куклой, которую достают из коробки лишь тогда, когда другие куклы надоедают. …Я вновь начинаю соображать лишь когда у меня начают ныть костяшки на правой ладони, а желудок требует изрыгнуть из себя лишний алкоголь. На огромном экране медленно проплывала над окровавленными трупами камера. Озарение приходит через пару минут. Чёрт, я подпоил Шону и напился сам до такого, что искренне сообщил ей: «Я бы проводил время с тобой, не мечтая быть с кем-то ещё».