***
Мастерскую я закрывал ближе к двум часам ночи, за час до этого выключая галлагеновые лампы под потолком. Каждый отсек освещался отдельными подвесными светильниками, если кто-то оставался до столь позднего часа светильника вполне хватало. В мои обязанности входила уборка ангара — раскладывание по местам инструментов, сортировка документов и закладных бумаг в кабинете, мытьё пола. Последнее я частенько спихивал на подвернувшихся соплежуев, которые курили в туалете, приносили выпивку и зависали в мастерской, делая вид что вдесятером гайку скручивают. Покончив с договорами на полугодовую аренду места, я достал из холодильника бутылку колы и высунулся из кабинета. Можно закрыться пораньше, я сейчас… Нет, не один. В самом крайнем отсеке горел свет над «Вэлиантом». Шона сидела на водительском месте, занавесив лицо пеленой волос и копошилась с подсветкой в салоне. Я взял ещё одну колу и направился к «Плимуту». Уже больше месяца Шона Каннингем билась над автомобилем и одерживала мелкие победы. В хаотичном порядке Шона рылась под капотом, меняла свечи, чистила воздушный фильтр, счищала наждачной бумагой ржавчину с хромированных деталей, пыталась вправить вмятину — проржавленная дыра на двери от этого стала только больше. Бросалось в глаза, что она сменила зеркала заднего вида и очистила лобовое стекло от мути и паутины. Сейчас Шона сидела с ногами на водительском сидении, проверяя целостность проводки. — Будешь колу? Я скоро закрываю мастерскую. — Я подошёл со стороны открытой двери, чуть позвякивая бутылками. Шона подняла голову и вздрогнула. — Что? — Она как будто испугалась того, что я предложил ей колу. Нет, не самой запотевшей бутылки, а того, что это сделал я. — Кола. Холодная. Держи. — Повторил я, передавая ей бутылку. Я внаглую подсел на переднее сидение. По форме сидения «Плимута» напоминает диван с двумя отдельными спинками, разделённый странным коротким подлокотником. Сидения явно отсырели в какой-то год, от них исходил запашок плесени. Понятно, почему она сидит с открытыми дверями в «Плимуте». — Спасибо. — Тихо произнесла Шона, откидывая волосы с лица. Она ведь хорошенькая, особенно когда не собирает волосы в хвост. Ещё бы сняла огромный свитер и очки… Высокая, правда, но с моим-то ростом это скорее плюс. По сравнению со мной и батей городишко населяют сплошные коротышки. — Ты предпочитаешь сначала убирать мелкие неполадки? — Предположил я. — Не то, чтобы. У меня слишком туго с деньгами, чтобы я могла сразу же приступить к полноценной реставрации. — Печально вздохнула Шона, отпивая колу: — родители не одобряют моё начинание. — Догадываюсь почему. Это грязная работа для грубых мужланов, которые не умеют считать до тридцати. А больше им и не надо — дольше они не проживут из-за инфаркта, который заработают из-за пива и жирной пищи. — Я постарался изобразить интонации Регины Каннингем. Попал в точку, судя по изумлению, написанному на лице Шоны. — Вечно забываю, что мама читает свои манифесты не только мне, но и всем старшеклассникам. — Шона неловко засмеялась, а затем наморщила лоб. — С ней очень тяжело. Эта машина, — девушка погладила приборную панель: — единственное, что принадлежит только мне. Я проглотил очередной глоток колы вместе с ненужными замечаниями о том, что «Плимут» ещё необходимо реанимировать. — «Не стоит тратить деньги на одежду, которая через сезон перестанет быть модной, используй осознанное потребление»…Ложь! Ей просто нравится навязывать мне свои вкусы. «Мы уважаем твоё личное пространство, поэтому не ходим в комнату»… Лицемерие! Я знаю, что она рыщет по моим вещам, пока меня нет рядом… Я могу выбрать любой из колледжей из одобренного списка моей мамы с рекомендациями по специальностям! И это она называет свободой выбора! — Шона закусила губу, видимо, сочтя что сболтнула лишнее. На её лице расплывался гневный румянец. — Занятно… Я всего лишь принес тебе колы, а ты решила излить мне душу. Почему не Гилдеру? Или хлыщ слишком занят очередной подружкой? — Сохраняя отстранённый вид, хмыкнул я. Ещё чуть-чуть и девчонку порвёт от кипящих в ней эмоций. Не смотря на то, что я задавал вопросы резко и грубо, Шона дала мне исчерпывающий ответ: — Деннис общается со мной только тогда, когда у него нет занятия поинтереснее. Я вроде друг для плохих дней, жду его, когда тренер его задерживает, развлекаю после того, как его бросает девушка. Ну, а он подвозит меня досюда и до школы. — Пошли его как-нибудь, посмотри, насколько ему есть до тебя дело. — Посоветовал я, всё больше путаясь, что же у них за дружба такая, односторонняя. Небось, предки Каннингем платят Гилдеру за это подобие дружбы, чтобы их доченька не чувствовала себя полным ничтожеством. Я вернулся домой к трем часам утра, головой погруженный не в свои проблемы. Перед глазами у меня стояло порозовевшее от гнева лицо Шоны с кротким взглядом и пухлыми губами. Такие девчонки вроде как начинают плакать от грустной сцены в фильме и не выносят насилия, а ещё боятся секса и подобных мне. Однако, Каннингем показалась мне другой. Более твердой внутри, но без малейшего умения заслоняться от нападок и манипуляций. Она нуждалась в том, чтобы кто-нибудь защищал её от того, чему она не в силах противиться. Пускай и от матери, выедающей мозги учёбой.***
Тридцатого октября я ездил за запчастями в Бангор, забирал заказы, в том числе один на фамилию Каннингем с номером телефона, написанном маркером на упаковке. У меня появился повод позвонить Шоне — долгожданные детали для «Вэлианта». Вопрос «Что завтра делаешь?» не прозвучал бы неуместно. Завтра Хэллоуин, пару лет назад я сам отжигал среди футболистов «Lion Liberty». Пиво, яичный ликёр, пара подожженых тележек из «Уоллмарта», смятый бампер чужой «Тойоты Кроун», удар, ощутимый даже на заднем сидении. За рулём в ту ночь сидел не я, поэтому мне не впаяли вождение в нетрезвом виде, а лишь мелкое хулиганство и порчу имущества. Следующие полгода я собирал мусор на обочине шоссе и обязан был заверять любую свою поездку на машине у отца. Могло быть и хуже. Шона ответила, что будет на ярмарке — семейное развлечения, после десяти вечера транформирующееся в повторный показ фильмов ужасов. Малышня в костюмах, конфеты, яблоки в карамели, дурацкие конкурсы, кидание подков на бутылки, из алколя только сидр. Детские шалости да и только. Импульсивно я прихватил с собой бутылку виски и где-то через час блуждания между детворы начал активно из неё прихлебывать. Двадцатиоднолетний переросток среди крошечных гоблинов, фей, дройдов, супергероев и вампиров. Слишком взрослый для подобного веселья. Я даже конфеты не ем, чтобы искать тут сладости. Матери одергивают за руки своих малышей, чтобы те не подходили к взрослому мужчине, держащему руки в карманах. Мало ли, какую пакость я замыслил? Я невесело усмехнулся этим мыслям. Мне не хватало только припереться сюда в рабочем комбинезоне и маске Джейсона — в таком виде я точно распугал бы всех детишек. Я пытаюсь высмотреть Шону среди взрослых, слоняющихся по ярмарке. Спустя десять минут я нашел идеальный угол обзора возле палатки с хот-догами. Я съел, наверное, штуки четыре, когда заметил высокую девушку в шляпе, прибавлявшей ей ещё пару несколько дюймов. Узнать Шону мне позволил только рост. Грим на лице, отсутствие очков, укороченные волосы и подчеркивающая фигуру одежда в комбинации сделали её совершено неузнаваемой. Попытавшись перенести вес с одной ступни на другую, я покачнулся. С алкоголем я очевидно перебрал. Обратив внимание, что Шона, словно колеблясь, смотрит влево, я тоже метнул туда взгляд. Гилдер. Почему этот болван не мог оказаться на любой вечеринке старшей школы Либертивилля или щекотать нервишки очередной любительницы крепких мышц игроков в регби? Меня накрывает смесь раздражения и весёлости. Я выдёргиваю Шону за руку из очереди за хот-догами и прижимаю к себе за пояс. Слегка, однако она сопротивляется и пытается отодвинуться от меня, не дав насладиться тяжестью, с которой тело сталкивается с другим. Из-за того, что я пьян или?.. Или из-за близости Гилдера? Ей так важно, что он там надумает? Если ей нравится Гилдер, то она так и будет позволять ему обращаться с собой, как с куклой, которую достают из коробки лишь тогда, когда другие куклы надоедают. …Я вновь начинаю соображать лишь когда у меня начают ныть костяшки на правой ладони, а желудок требует изрыгнуть из себя лишний алкоголь. На огромном экране медленно проплывала над окровавленными трупами камера. Озарение приходит через пару минут. Чёрт, я подпоил Шону и напился сам до такого, что искренне сообщил ей: «Я бы проводил время с тобой, не мечтая быть с кем-то ещё».