— Моя маленькая Имани, — отец ласково гладит дочь по голове. Она, сидящая у его ног, судорожно рыдает. Пламя свечи расплывается перед глазами, наполняя комнату радужными бликами.
— Ты напрасно её балуешь, Зикимо, — снимая на ночь массивные серьги, холодно произносит Таонга, вторая жена короля. Она потягивается, сбрасывая с себя тяжёлую парчовую накидку, а затем и льняную нижнюю тунику. Стройная, с маленькими торчащими грудями и длинными ногами, она выглядит ровесницей принцессы, хотя старше её на семь лет. — Покинь нашу спальню, Имани. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что происходит по ночам между мужем и женой.
Обнажённая Таонга забирается под покрывало, зябко перетягивая на себя косматую львиную шкуру.
— Надеюсь, этот тощий бледный выродок сможет подарить тебе детей, и ты наконец займёшься делами, подобающими наследнице королевской крови. А не будешь без толку гонять лошадей из отцовской конюшни, — зевает она.
Имани вскакивает, опрокидывая на пол лёгкий ротанговый стул. Давится злыми слезами.
— И какие же это дела, Таонга? Примерять наряды, сидеть на пирах с закрытым ртом, не смея вымолвить слова? Нанимать для ребёнка кормилицу, потому что ты слишком боишься испортить собственную фигуру? Впрочем, у тебя, наверное, из грудей вместо молока течёт тот же змеиный яд, что и с языка.
— Дочь! — король грузно поднимается с кресла. Его лицо искажается гневной гримасой. Он подходит к плетёному столику, в один приём осушает чашу подслащённого отвара и отворачивается. — Твоя свадьба — дело решённое. Ты знала об этом с самого детства, и я даже дал тебе выбор из нескольких женихов. Твоей сестре Каме повезло гораздо меньше, когда мы отправили её в заснеженный горный Мирн. Наследник Эрих по описанию не так плох, да и союз с королевством Аубаден нам совсем не помешает. Разведчики доносят, что они наращивают военную мощь.
Его голос звучит глухо. Широкая чёрная спина кажется высеченной из обсидиана. Имани некоторое время стоит, ожидая, что отец повернётся и найдёт в себе мужество выдержать её взгляд. Затем выбегает из комнаты, путаясь в цветных шёлковых занавесях, отгораживающих вход.
Ночная прохлада немного остужает её ярость. Она подпрыгивает и ломает ветку одуряюще пахнущей жакаранды. Любуется мелкими сиреневыми цветами.
Ноги Имани сами приносят её к деревянным воротам конюшни. Принцесса с облегчением вдыхает знакомый запах сена, конского пота и навоза, не слишком приятный, но успокаивающий. Она подходит к своей любимице — вороной Удо. Нисколько не оправдывая своё мирное имя, кобылка отличается вздорным и непокладистым нравом; впрочем, когда у неё хорошее настроение, летит быстрее ветра. Имани тихо хихикает, вспоминая тот случай, когда отец замыслил скрестить миниатюрную лошадку с рыжим Ракшасом, и как в итоге с ней не смогли справиться четыре конюха.
— Уж тебя-то никто насильно не выдаст замуж, сестрёнка, — шепчет она, поглаживая лоснящуюся шею кобылы.
За её спиной кто-то тихо кашляет. Широкоплечий Джитук робко смотрит на неё, держа в руке коптящий фонарь. Неровные отблески оранжевого света ложатся на его плоскую мускулистую грудь.
— Хорошо, что ты здесь. Запряги для меня Удо, пожалуйста, — улыбается Имани. Улыбка постепенно сходит с лица девушки, потому что Джитук не двигается с места и только смущённо глядит в землю, вдруг обнаружив под ногами что-то очень интересное.
— Мне очень жаль, но королева запретила давать вам лошадей. И особенно Удо. Последний раз, когда она понесла, вы вывихнули плечо. Могу запрячь вам Рону, но завтра, когда будет светло.
— Рона плетётся со скоростью сытого гиппопотама, — взвизгивает Имани. — Я хочу прокатиться на Удо и немедленно!
Заметив, как дрожит конюх, тут же сожалеет о своей вспышке.
— Джитук, я же твоя принцесса… — она всё ещё надеется его уговорить, хотя понимает, что это бесполезно. Если Таонга узнает об этом, то слуга потеряет хорошую работу, а он, помимо своих жены и детей, кормит пожилых родителей.
Ворота конюшни распахиваются, и другой конюх вводит лошадей вернувшихся с охоты мужчин. Двенадцатилетний Анвар, брат Имани, сначала радостно бросается к ней, но, покосившись на остальных воинов, последние шаги проходит до забавного степенно.
— Да благословит Нгаи вашу добычу, — низко склонившись, произносит ритуальную фразу Имани. Даже в таком положении она умудряется подмигнуть Анвару. Тот широко улыбается.
— Ты ранен? — Имани выпрямляется и замечает на одежде брата бурые пятна.
Мальчик гордо поворачивается к ней левым ухом. Проколотая мочка до сих кровоточит. К металлическому крючку, вставленному в дырку, сизалевым тонким жгутом прикреплён свежевырванный кабаний клык.
— Я пустил в него стрелу и попал. Бомани прямо на месте развёл костёр, обжёг иглу и проколол мне ухо. Сказал, что я теперь мужчина.
— Молодец, — Имани крепко обнимает брата, не обращая внимания на то, что тот отчаянно пытается вырваться. Белозубые улыбки охотников словно разгоняют полумрак, царящий в конюшне.
— А ты что здесь делаешь? — Анвару наконец удаётся высвободиться, и он с любопытством смотрит на них с Джитуком.
— Хотела немного прогуляться верхом, но у Таонги по этому поводу другое мнение, — принцесса кривится. — Я ведь должна предоставить будущему покупателю, ой, простите, супругу своё тело в безупречной сохранности. Странно, что она не решилась меня забальзамировать.
Анвар мрачнеет. Он поворачивается к конюху и небрежно роняет:
— Джитук, запряги для моей сестры Удо.
— Но…
— И для меня — Ину. Я прогуляюсь вместе с принцессой и прослежу за её безопасностью.
Видя, что конюх медлит, мальчик топает ногой.
— Я наследник престола, сын короля от первой жены. Уж конечно, мой приказ важнее, чем слова второй жены. Я окажу тебе своё покровительство, Джитук.
— Да, мой принц, — мужчина неуклюже склоняется перед ним и спешит к стойлам.
Позже, когда они неспешно едут верхом по освещённому факелами мосту, Анвар признаётся:
— Я боялся, что он закинет меня на плечо, отшлёпает и унесёт к родителям, как это было в пять лет, когда я чуть не попал под копыта Ракшаса. Видимо, я и в самом деле начинаю обретать власть.
Мальчик пытается горделиво приосаниться на коне, не замечая, что выпустил из рук поводья. Послушный Ину, предоставленный сам себе, бредёт тихим шагом. Удо под девушкой, напротив, пытается ежеминутно сорваться в галоп. Имани со всей силы её осаживает, отклоняя корпус и напрягая мускулистые руки. Утихомирив кобылу на какое-то время, она с удовольствием попеременно разглядывает ладони, на которых снова вскрылись кровавые мозоли от поводьев.
— Несправедливо, что тебя слушают лишь из-за того, что ты мужчина. Я бы могла управлять страной ничуть не хуже отца, — с обидой говорит девушка.
Анвар сочувственно смотрит на неё:
— У тебя будет власть, Имани. В другом королевстве. Я слышал, белые позволяют править даже женщинам, если их супруг умирает. Я не намекаю на то, что ты должна отравить своего мужа, но зайди на всякий случай к бабке Тури перед поездкой за полезными травами.
— Ние, Анвар, — Имани громко смеётся, встряхивая густой гривой полурасплёвшихся косичек. — Я буду любить своего мужа, радовать его в постели и тогда он сам будет выплясывать передо мной на задних лапках. Посмотри, как Таонга хитро заставила отца повысить подати, которые он собирает с фермеров. Дядюшка Буши жаловался мне на это несколько дней назад. Чтобы предоставить королевскому двору нужное количество батата, ему впервые пришлось закупать часть урожая у соседа.
— Вы с Таонгой заставляете меня жалеть о том, что мне придётся когда-нибудь жениться. Клянусь, я возьму в жёны первую же девушку, которая сможет провести в молчании хотя бы час.
— Удачи в поисках такой на этом континенте, — она показывает брату язык и уносится далеко вперёд, наконец дав Удо желанную свободу.
***
В последние дни перед тем, как Имани должна отправиться в чужую страну, они с королевой даже мирятся, поддерживая прохладно-вежливые отношения. Чувство близкой разлуки заставляет принцессу искать общества отца, но тот вечно занят, так что она от нечего делать проводит время с Таонгой, дающей ей советы по украшению себя.
— Ты слишком крепко сложена. И ноги кривоваты, — с неодобрением оглядывает та девушку, накидывая на неё сверху тонкую цветастую тунику.
— Видела их юбки? — Имани, нырнув головой в ворот, разводит руками, обозначая пышность платья. — Говорят, они даже спят в рубахах в пол. Мои ноги наверняка будут оскорблять взор только придворного доктора.
— Зато густые волосы, — не слушая её, продолжает Таонга. — И гладкая кожа. Не забывай наносить на ночь ухаживающие масла, они придадут приятный блеск и аромат.
Взяв руку принцессы, чтобы нанизать на запястье длинный ряд браслетов, она вздыхает сильнее прежнего.
— Хорошо, что ты будешь выходить замуж в перчатках. Руки у тебя, как у дочери бедняка. Я положу в твои вещи крем для смягчения кожи.
— Может, он мне поможет с этими ботинками? — девушка тоскливо смотрит на крохотную обувь из телячьей кожи, присланную женихом среди свадебных подарков. Ботиночки приводят её в восхищение, но способны налезть на ногу разве что десятилетнему ребёнку.
— Видимо, они привыкли к более изящным принцессам, — беспощадно отрезает Таонга. — Мы выслали твои мерки, так что хотя бы уж подвенечное платье должны сшить по размеру.
Вспомнив совет брата, Имани заходит к морщинистой знахарке Тури. Король не позволяет ей жить при дворце, ссылаясь на плохую примету, но хижина, просторная и светлая, выстроена на деньги из казны.
Бабка поворачивается, подслеповато вглядываясь в лицо вошедшей.
— Маленькая Имани, — расплывается она в беззубой улыбке.
— Не такая уж и маленькая, раз замуж выдают, — девушка кружится вокруг себя и громко звенит браслетами невесты, которые украшают её руки и ноги.
— Я слышала, милая.
Тури долго роется в большой корзине, затем вытаскивает из неё лоскутный мешочек.
— Смотри, тут мятные подушечки от укачивания на корабле. Вот это средство — для придания мужской силы. Можешь и сама его пить на ночь, это увеличит плодородие. Только три капли, не больше.
— А это что? — Имани высыпает на ладонь не слишком привлекательные зелёные горошины.
— Не знаю, пригодится ли тебе это, — в голосе знахарки, и без того дрожащем, чувствуется сильное сомнение. — Семена моркови, петрушка, масло нима. Это чтобы не было ребёнка. Если ты вдруг захочешь оседлать жеребца не из своего стойла — выпей такую и скачи, сколько хочешь.
— Тури! — девушка ахает, прижимая руки к щекам. Горошины раскатываются по столу. Она смотрит на них, затем вдруг запрокидывает голову, разражаясь громким смехом. — Положи мне несколько таких. На всякий случай.
Тури согласно кивает и поясняет Имани назначение ещё нескольких сборов и настоев. Та слушает её не очень внимательно, разгуливая по хижине и рассматривая многочисленные глиняные горшочки. Засунув в один нос, она долго отфыркивается и чихает.
— Какой опасный порошок ты здесь хранишь?
— Это специи для готовки, принцесса, — в голосе бабки слышится не очень почтительное веселье.
— Анвар предложил попросить у тебя яд и отравить мужа, — вытирая неудержимо бегущие слёзы, сообщает Имани.
Тури задумчиво смотрит на принцессу.
— Яды здесь не храню, слишком много детишек забегает. Но я напишу тебе список того, что нужно для нескольких из них. Некоторые из составляющих ты сможешь найти там на полях, некоторые — заказать у аптекаря. Сами по себе они не вызовут подозрения.
Имани собирается сказать, что просто пошутила, но почему-то осекается и молча наблюдает за тем, как знахарка обмакивает палочку в раствор сажи.
***
Прибывший за ней адмирал Альбер при не слишком высоком росте отличается мощным коренастым телосложением, густым басом и насыщенным медно-красным цветом лица. Это являет собой приятный контраст с недавно полученным парадным портретом Эриха в полный рост. Рассматривая изображение тощего, почти прозрачного, затерявшегося в окружающих декорациях наследника с сильно выступающей вперёд верхней челюстью, Имани сделала вывод, что дядюшка Буши запросто перепутал бы того с полевым грызуном, уничтожающим посевы. Но после взгляда на Альбера у неё появляется небольшая надежда на лучшее. В конце концов, на своём портрете она тоже худее, а кожа вместо оттенка эбенового дерева едва дотягивает до светло-кофейного. Возможно, это мировой заговор художников.
Адмирал, представший перед королевским двором в полном парадном обмундировании, чувствует себя явно неловко.
— На нём больше побрякушек, чем на тебе, сестра, — хихикает Анвар.
Имани, не удержавшись, тоже прыскает. Король, глядя на них, грозно выкатывает глаза и хмурится.
Альбер озабоченно спрашивает что-то у переводчика. Тот колеблется, но затем озвучивает сказанное принцем. Адмирал мрачнеет.
— Вы правы, Ваше Высочество, — он неуклюже кланяется Анвару. — Все эти безделушки нелепо выглядят. Я — человек военный, при дворе чувствую себя не в своей тарелке. Но так сложилась судьба.
Он срывает с себя богато украшенный мундир и бросает на пол, оставшись в тонкой белой рубашке. Затем обращает взгляд на короля.
— Ваше Величество, я не могу похвастаться изяществом манер, но клянусь вам, что путешествие со мной для вашей дочери будет не опаснее, чем переход на другой берег ручейка. Поверьте, обычно я при себе имею оружие пострашнее, чем этот прутик, — он кивает на тонкую парадную шпагу у бедра.
Выслушав перевод, Зикимо одобрительно кивает. Имани чувствует зарождающуюся симпатию к диковатому адмиралу.
— А вы, принцесса, прекраснее, чем все рассказы и портреты. Королю очень повезло с невестой. Надеюсь, что наше королевство вас порадует.
Имани небрежно отмахивается от переводчика.
— Я успела подготовиться и в достаточной мере выучить ваш язык, — немного путаясь с произношением, но всё равно явно поразив адмирала, говорит она. — Жена должна понимать своего мужа.
— О, Ваше Высочество, — почему-то Альбер отводит взгляд в сторону. — Думаю, с этим у вас не возникнет никаких проблем.
Море приятно поражает принцессу. Поначалу не выползая из каюты и перебиваясь только мятными подушечками Тури, на третий день она вполне уверенно стоит на палубе, не обращая внимания на небольшую качку. Тонкие жёлтые шаровары развеваются на ветру, облепляя ноги и заставляя моряков периодически поглядывать в её сторону.
— У воды бурный характер, как у моей кобылки Удо. Стоит только найти нужный ритм, а затем слиться с ней воедино, — оборачивается Имани к подошедшему адмиралу.
Альбер закрывает глаза, с видимым наслаждением подставив лицо солёным брызгам.
— Вы удивительная, Имани. Будь я на двадцать лет моложе, сбежал бы с вами, остановившись в ближайшем порту.
— Что, в Аубадене нет таких девушек? — весело спрашивает она.
— Любая из светских дам дала бы мне сейчас пощёчину за предыдущую фразу. А ездить верхом среди них и вовсе считается моветоном.
— Вас что-то тревожит, адмирал? — она замечает, как его лоб прорезает глубокая озабоченная складка.
— Теперь, когда мы с вами посреди открытого моря, я могу высказать, что меня беспокоит. Я боюсь, что мать короля, Марика, будет очень недовольна характером будущей невестки и постарается переделать вас в безмолвную куклу. Берегитесь. Эта женщина — змея, её речи могут быть сладки, но губительны.
— У меня приобретённая устойчивость к змеиному яду, — улыбается Имани, не принимая предостережение Альбера всерьёз. Впрочем, неприятное послевкусие от беседы всё же остаётся, и ночью, одиноко свернувшись клубком в каюте, она позволяет себе немного поплакать.
