Правила приличия

Запустив пальцы в густые чёрные кудри, Имани молча сидит у зеркала. Ряд склянок с притираниями и духами вызывает у неё тошноту. Звуки струн лютни терзают, проникая в голову. Чёрное платье с высоким воротником безжалостно душит. — Дочь моя, у нас всеобщий траур по моему мужу, — высоко вздёргивая острый носик, каждый раз отвечает Марика на просьбу позволения носить наряды другого цвета и фасона. — Через год вам будут разрешены тёмные оттенки синего, сливового и бордового цветов. А пока мы должны соблюдать приличия. Я ведь не жалуюсь. Конечно, королева-мать не жалуется, ведь чёрный заставляет её бледную кожу выглядеть ещё белее, а глухие вороты скрывают старческие морщины на шее. Имани же в трауре выглядит подкопчённым пугалом. Из украшений ей дозволяется только скромное венчальное колечко. В общем-то, день венчания был последним днём, когда она носила что-то, помимо опостылевшего убранства старой вороны. На следующее же утро пышное красное платье, густо расшитое золотом, отправилось в сундук и бесследно там сгинуло. Впрочем, по сравнению с тем, что ещё обнаружилось в первые же дни пребывания принцессы в Лиаре, столице Аубадена, проблемы с нарядами отходили далеко на второй план. Внешне король совсем её не порадовал — оказалось, что живописец ему действительно польстил, но скорее в другую сторону, приписав хоть некоторое подобие румянца на безжизненные щёки. Болезненно худой, чуть ссутулившийся, он всё время не знал, куда деть руки, и неловко подёргивался. Светлые, почти белые волосы уныло свисали по сторонам лица Эриха жидкими прядями, пока придворный цирюльник не начинал своё ежедневное колдовство. Весь зубной ряд в узкие челюсти толком не укладывался, поэтому король часто страдал болями и ходил, приложив к щеке компресс. Повенчали их спешно, на следующий день после прибытия, не дав Имани перекинуться с женихом и парой слов. В церкви Эрих вёл себя довольно пристойно, правда, тихо хихикал на некоторых словах священника, но ослеплённая многолюдной церемонией невеста списала это на живость характера. Всю глубину бездны, в которую ей предстояло погрузиться, Имани осознала, оставшись с новообретённым супругом наедине в королевской опочивальне. Восемнадцатилетний Эрих задумчиво посмотрел на шестнадцатилетнюю жену и робко предложил: — Хочешь поиграть в солдатики? Не дожидаясь ответа, начал выставлять из сундука разноцветные игрушки и устраивать им марш-броски на ковре. Имани тихо опустилась рядом с ним, заглянула в лицо короля, который потихоньку начал пускать на подбородок слюну, подобрала юбки и бросилась искать Марику. — Вы выдали меня замуж за кретина! — она пощёлкала пальцами у головы, пытаясь вспомнить нужное слово. Не нашла его и выплюнула другое, мельком слышанное. — Meshuggah! Марика, до венчания такая приторно-ласковая с ней, устало покосилась в сторону служанок, одна из которых расчёсывала ей волосы, а другая натирала кремом ноги. — Выйдите, мои душечки. Как только они остались одни, узкое личико королевы преобразилось. Худенькие пальцы больно впились в плечо Имани. — Веди себя пристойно, девка! Да, мой сын не блещет рассудком, но он хороший юноша. Многие века мы хранили чистоту крови, позволяя членам королевской семьи вступать только в родственные браки. В отличие от своих безумных предков, я понимаю, что это путь к вырождению, поэтому искала королю жену с южного континента. Нам нужен прилив сильной крови. Мой сын способен к зачатию, в чём уже убедились пара продажных девок, так что от тебя требуется только раздвинуть ноги и выносить чудесного наследника кофейного цвета. А если, помоги мне Господь, ты не сможешь и этого, то я попрошу твоего отца прислать ко двору несколько чёрных подружек, и одна из них родит у тебя на коленях для соблюдения всех приличий. «Приличия» — любимое слово Марики. Ради приличий Имани отстаивает на коленях по несколько часов утомительные церковные службы. Ради приличий не может принять ванну в одиночестве без назойливых служанок. Ради приличий брачная ночь и ещё много долгих стыдных последующих ночей проходят в компании королевы-матери. Только когда та убеждается, что её невестка затяжелела, она оставляет их наедине. И тогда Имани позволяет себе тихонечко взвыть, сидя на ковре рядом с мужем и изображая, что терпит поражение от его любимого деревянного офицера. По-своему она даже привязывается к Эриху — он напоминает ей об оставшемся дома Анваре. Плюсы от будущего ребёнка пока заключаются только в том, что новоиспечённой королеве разрешают перебраться в отдельную спальню и не затягиваться в корсет. Для того, чтобы сосчитать минусы, ей не хватит пальцев на обеих руках, — ведь в свите, окружающей её ежедневно с момента пробуждения и до блаженного провала в сон, гораздо больше десятка человек. — Как себя сегодня чувствует королева? — наклоняется к ней старенький лейб-медик, щёчки которого ярко розовеют двумя румяными яблочками. То ли по старой привычке, то ли из-за того, что уже лыс, он почти единственный при дворе, кто носит парик. Запах пудры и средства от вшей заставляет Имани чихнуть. — Понятия не имею, спросите у Марики сами, — раздражённо отвечает она. — Ну-ну, моя прелестница, — развеселившийся доктор грозит ей костлявым пальчиком. — Королева теперь вы, а Марика всего лишь регент, исполняющий обязанности короля до тех пор, пока не прекратятся эти небольшие досадные затруднения. «То есть пожизненно», — мысленно уточняет Имани, размышляя о том, насколько «небольшим досадным затруднением» показался иноземному послу тот случай, когда король гордо вывалил на пол приёмного зала содержимое ночного горшка. — Господин Струзе, вы прекрасно знаете, что со мной и с ребёнком всё в порядке. Женщины моей страны могут до самых родов скакать на коне, метнуть в вепря копьё, а потом ещё забраться на фруктовое дерево, чтобы принести мужу не только мясо, но и десерт. А я всего лишь на восьмой неделе. Если от чего-то и страдаю, то лишь от вынужденного безделья. Если бы вы разрешили мне ездить верхом… Лейб-медик укоризненно качает головой. — Тогда хотя бы оставьте меня в одиночестве. И уберите наконец от меня этого бездарного музыканта! — закипает Имани. Лютнист, целыми днями пытающийся развлечь её нестройным бренчанием, обиженно замолкает. — Ну вот, начались капризы, приличествующие даме в положении, — Струзе расплывается в улыбке. — Если вам нужны тишина и покой, я прикажу всем уйти. За вами будет приглядывать только Джейд. Имани вежливо благодарит его, не совсем успешно скрывая радость. От последней служанки, видимо, отделаться не удастся совсем никак, но эта хотя бы кажется поумнее других. — Мне казалось, я уже не в состоянии услышать собственные мысли, — прикрывая рукой глаза, королева опускается на пышное ложе. Джейд накрывает её покрывалом. — Перестань хлопотать, присядь рядом, — нетерпеливо говорит Имани. — Знаешь, со мной ведь тут никто ни о чём не разговаривает. Я до сих пор не знаю об этой стране почти ничего. Книги, которые я здесь нашла, почти столетней давности, и быт в них совсем не похож на нынешний. Мне не позволяют даже присутствовать на заседаниях и слушаниях. Несколько дней назад я случайно забрела в зал Советов — на меня посмотрели как на курицу, сбежавшую из курятника, и вежливо проводили до покоев. Джейд нерешительно присаживается на край кровати. — Ваша цель — выносить здоровое дитя, поэтому вас оберегают от всяческих волнений, моя королева, — поясняет она. — Хватит этого вздора, — Имани отмахивается от неё. — Хочешь меня порадовать — расскажи о себе. Ты ведь не из здешних мест? Черноволосая девушка с раскосыми глазами смеётся: — Выделяюсь на фоне местных анемичных златокудрых Элиз, не правда ли? Я живу здесь с рождения, но мои родители приехали из Мирна. Там начались притеснения, а здесь они нашли абсолютно свободное государство. Покойный король правил страной мудро. Даже налоги необременительны. Мои родители держат аптеку и за двадцать лет скопили приличное состояние. — Почему тогда ты работаешь здесь прислугой? — О, моя королева, — Джейд весело смотрит на неё. — Но ведь это очень почётная должность. Мне хорошо платят, я каждый день лицезрею королевских особ и могу даже выйти замуж за кого-нибудь из придворных. Приданое от королевского двора компенсирует в их глазах моё низкое происхождение. Кроме того, меня даже не могут толком наказать. Служанка вскакивает, растворяет створки стенного шкафа и вынимает оттуда радужный шёлковый наряд родом из прошлой жизни Имани. Прикладывает его к себе, кружась по комнате. — Если я сейчас порву ваше платье, вы не сможете приказать меня выпороть розгами, как в старые времена. Король отменил телесные наказания. Вы сможете только распечь меня на словах и вычесть стоимость из моего жалования, но будьте аккуратны, потому что я могу уйти в любой момент. А где вы ещё найдёте столь вышколенную прислугу? Джейд перестаёт кружиться и падает на кровать рядом с Имани, накрывая их обеих цветной тонкой тканью. — Как жаль, что вы пока можете носить только чёрное, — морщит она нос. — Готова поклясться, яркие краски идут вам гораздо больше. Королева улыбается. Неожиданно дерзкое поведение служанки впервые за долгое время приводит её в хорошее настроение. — Хочешь сказать, что здесь все довольны? А как насчёт тех, кто выполняет тяжёлую работу? Неужели тем, кто пашет на полях, платят столько, чтобы они не жаловались? — Для грязной работы есть серокожие, — безразлично произносит Джейд. Видя непонимание в глазах Имани, добавляет: — Рабы. — Рабы? — повторяет та незнакомое слово, не вполне уверенная в его значении. — Как слуги, только им не платят. Они работают за еду и кров. И полностью принадлежат хозяину. Можно купить, можно продать… — Но это же ужасно! — Имани приподнимается на подушках. Из старых исторических записей она знает, что нечто подобное существовало и в её стране, но очень давно, пару веков назад. — И в замке они тоже есть? — Конечно, — Джейд лениво играет с кистями балдахина. — Они обычно стараются не попадаться на глаза, живут в подвальных помещениях, занимаются уборкой, простой готовкой, уходом за животными. Вы, может быть, даже видели нескольких — они обычно с ног до головы завёрнуты в жуткие тряпки. Сквозь лёгкое головокружение Имани пытается припомнить скользящие серые тени, которые обычно беззвучно исчезают при её появлении в любой комнате. Наверное, ей стоило раньше обратить внимание на их поведение, не совсем привычное для слуг, но она была слишком поглощена собственными страданиями и сбита с толку непривычными местными обычаями. Королева перегибается через край ложа, и её тошнит в изящный фарфоровый сосуд. Джейд тут же бросается к двери, приоткрывает её и стучит по косяку несколько раз. Краем глаза Имани успевает заметить перемотанную тонкими повязками руку, которая на мгновение показывается в образовавшейся щели, принимая ночной горшок. — Не тревожьтесь, моя королева, — говорит служанка, приметив странное выражение её глаз. — Они почти не люди, бессловесны словно животные. Вы ведь не жалеете скот, который забивают для вашего ужина? Имани собирается ответить, но резкая судорога вновь скручивает её желудок. Джейд в панике выбегает за лейб-медиком.