Кисточка мастера Шэня

Еще в зеркале Шэнь Цзю видел дракона. Он проступал во внешнем мире не целиком — усики, когти, часть лапы, детали гривы. Непрозрачной тенью ложился он на мир, и где касался чего-то, там оно переставало быть. Рассыпалась прахом трава, распадался на частицы ствол бамбука, и человеческая плоть оказывалась не прочнее. Тень тени. Пыль, прах. Будь он там, ему пришлось бы защищать от этого свой Пик, а теперь он просто смотрел, в тишине и покое, обратившись в зрение, как это пытаются сделать другие. Нельзя сказать, что у них было много способов это сделать. Сперва требовалось распознать, которая из теней смертоносна. Потом — найти подходящий предмет, обернуть его своей духовной силой — и использовать как щит. Может быть, использовать знаки и талисманы, построить с их помощью стены из духовной силы. Но каждую травинку — или каждое человеческое тело — не оградить стеной. Кажется, эта борьба обречена на поражение. Было бы неплохо выследить, откуда тень дракона проникает в мир живых, отстраненно думал он, глядя в зеркало на то, как на бывшей его постели тело, в точности как его бывшее — или и правда его бывшее, — целует и обнимает успевший вырасти бывший ученик. Объятиями и поцелуями тот, впрочем, не ограничивался. «Делаешь ему больно», — Шэнь Цзю написал это прямо на лбу двойника. Потому что сам двойник об этом почему-то сообщал любовнику через два раза на третий. Надо сказать, в постели они вообще друг друга не щадили, но парень с демонской наследственной меткой заживлял свои синяки и царапины поразительно быстро, а вот новый хозяин Тихого Пика потом страдал гораздо дольше. Надпись сделала свое дело: там, в постели, поза тут же переменилась. Шэнь Цзю совсем не понимал, почему после подобных сообщений плачет и переживает не тот, кому было больно, и почему тот, кто терпит, должен еще и утешать. Теперь можно было снова перевести взгляд и найти Юэ Цинъюаня. В зеркале смешались краски и свет, смешались и снова распались на образы. ____ «Твою мать, Система, это еще что такое?!» Надпись «Делаешь ему больно» Шэнь Цинцю пытался отмыть несколько минут, пока она не исчезла сама. Надпись, надо заметить, не врала — Ло Бинхэ в самом деле иногда выходил за допустимые рамки, но Шэнь Цинцю считал, что способен самостоятельно разобраться со своими проблемами, и ему не надо, чтобы кто-то писал на нем гребаные субтитры! Черные чернильные субтитры. Твою мать. И если бы надпись была единственной! Иероглифы появлялись время от времени. Саркастические замечания. «Кто бы говорил!». «И о чем ты думал?», «А ты догадливый». И еще — «Уймись!» «Охуеть теперь. Чернила будут мне командовать! Система, не хочешь дать ответ?!» Система молчала. Теперь, когда она не взрывалась тревожными сигналами, она почти никогда не давала ответов, и причины этому Шэнь Цинцю пока не нашел. — Учитель в порядке? Этот ученик волнуется… — Ло Бинхэ нежно провел рукой по его горячему лбу. Шэнь Цинцю выдохнул. Успокаиваемся. Сначала думаем. Потом делаем. — Принеси мне еще тот снотворный настой, Бинхэ. Кажется, с ним правда становится как-то легче. Бинхэ послушно метнулся за деревянной плошкой невообразимой гадости — брат Му Цинфан был не из тех, кто подслащивает горькие пилюли. В прямом смысле. «Эй, ты, — подумал он, допивая горькие капли и кривясь от отвращения. — Оригинальный Шэнь или как-тебя-там… Я тебе не бумага, понял? Значит, так, это крайний случай, крайний, понял? Для тебя это крайний случай! Отъебись! Все отъебитесь». Шэнь Цинцю откинулся на подушки, сунул миску в руку Ло Бинхэ и устало прикрыл глаза. ______ Дракон был голоден. Дракону хотелось большего. Краски и свет. Свет и краски. Дракону хотелось… ______ Воротам и дверям, как правило, свойственно открываться по обе стороны, и со стороны Шэнь Цинцю непоправимой глупостью было забыть об этом. Крики учеников и адептов, сияющие лезвия мечей — все оглушало. И запах, отвратительный запах пепла, кого-то из адептов зацепила эта тварь. Кого — в шуме и копоти, застилающей взгляд, разобрать было сложно. Где-то за плечом взревел Лю Цингэ, готовясь броситься в бой. Главы орденов, ученики, адепты, все, кто мог держать в руках оружие и творить заклинания, все собрались на Тихом Пике по первому зову тревоги, едва только существо сунуло свой нос в образовавшийся разрыв. И Шэнь Цинцю осознавал теперь, кого твари стоило благодарить за гостеприимно распахнутые ворота, и испытывал огромное желание сгрызть собственный веер. Юэ Цинъюань положил руку на рукоять меча, но клинок не покинул ножны даже на палец. Тварь успела по шею проникнуть в ворота, ее длинные усы без разбору шарили по воздуху перед собой, и все, что соприкасалось с ними, осыпалось пеплом и прахом, с острым запахом туши на излете. Трава, деревья, мечи, сами воины — тварь не делала различий. Когтистые лапы, зацепив края разрыва, тянулись вперед — не иначе как спеша опуститься на землю, дать упор и возможность демоническому телу. Впрочем, это не демон. Это то самое черное ничто, что пыталось раз за разом сожрать Шэнь Цинцю в его кошмарах. Его вновь замутило. Юэ Цинъюань заговорил. Его глубокий и звучный голос разлетелся над полем боя: — Не обнажайте мечей! Это существо не поразить с помощью ци. Его можно только сдержать… А потом шагнул вперед. Система в голове взорвалась: [Обнаружена атака на сетевые файлы! Обнаружена атака! Внимание! Внимание! Обнаружена угроза! Обнаружена угроза! Внимание! Внимание!] Шэнь Цинцю рухнул на колени, вцепившись пальцами в волосы. Веер упал рядом, испачкавшись пылью и пеплом. Хотелось заткнуть уши. Хотелось орать, чтобы все заткнулись. Но дебильная Система была только в его голове, и орала пронзительным визгом свиньи на убое. «Система, бля!.. Ты кроме Касперского других антивирусов не знаешь?» Система продолжала голосить об атаке и угрозе и совершенно не реагировала ни на что иное. «Вот славно! — съязвил внутри себя Шэнь. — А как же техподдержка, открытая двадцать четыре на семь? Везде обман. Я напишу жалобу и вкачу тебе одну звезду, так и знай!» Ло Бинхэ наконец пробился к Шэнь Цинцю и упал рядом, пытаясь отвести руки от лица и увидеть глаза: — Учитель! Учитель, что с вами? Этот ученик переживает за вас… — Этот ученик король демонов или где? — взревел, не выдержа,в Шэнь Цинцю. — Останови это! — Учитель! — крупные слезы градом катились по красивому лицу Ло Бинхэ. — Этот ученик оказался слаб и потерпел поражение! Ци этого ученика это существо впитывает, точно губка, потому глава Юэ велел этому ученику увести учителя в безопасное место! Шэнь Цинцю начал вяло возражать, но возражения тут же потонули в настойчивом поцелуе, а следом — «Прошу простить меня, учитель!» — Шэнь Цинцю уже болтался вниз головой, перекинутый через плечо Ло Бинхэ. В отчаянии он оглянулся на бой. Юэ Цинъюань стоял впереди прочих, создавая щит, который мог бы перекрыть чудовищу доступ в земной мир. Остальные заклинатели собрались за его спиной, готовые подхватить. Шэнь Цинцю посмотрел на них и вдруг вспомнил, что там, за воротами, в черно-белом плоском мире находится другой Шэнь Цинцю. И другая бамбуковая роща. Другая хижина. Безопасность, дающаяся высокой ценой… Что-то дрогнуло в его сердце, и одновременно с этим Система заново завела визгливую волынку в голове. «Не поможет… — понял Шэнь Цинцю. — Щит не поможет. Только оттолкнет и разозлит… Это прямая угроза…» — Бинхэ, постой! — рявнул он и, убедившись, что Бинхэ в растерянности остановился, поднес руки рупором ко рту и проорал два слова, неизменно спасавшие в трудных ситуациях: — ЛЮ ЦИНГЭ!!! Лю Цингэ услышал. Развернулся, уже готовясь нанести удар, и встретился взглядом с Шэнь Цинцю. — Не щит! — прокричал Шэнь Цинцю, надеясь, что Лю Цингэ сможет хотя бы прочитать по губам. — Сфера! Сфера! Шар! Лю Цинге, кажется, услышал — по крайней мере, кивнул, и, развернувшись, начал проталкиваться вперед, туда, где стоял Юэ Цинъюань. Ло Бинхэ оттащил Шэнь Цинцю подальше в место, которое ему самому показалось безопасным, и аккуратно сложил на камень. Отсюда Шэнь Цинцю было хорошо видно. Щит в самом деле трансформировался — сначала в сеть золотых нитей, потом — в изогнутую наружу сферу силы ци. Заклинатели отдавали всю силу, сколько оставалось — лишь бы сдержать тварь из иного мира. Только Шан Цинхуа держался чуть в стороне. Встретившись с ним взглядом, Шэнь Цинцю одними губами спросил: — Что это, блядь, такое? Шан Цинхуа растерянно развел руками. Шэнь Цинцю вздохнул и потер пальцами висок. Система, надрываясь от уведомлений, сыплющихся одно за другим, никак не могла угомониться. Краем глаза Шэнь Цинцю углядел что-то черное на ладони и, отняв руку от лица, уставился на чернеющую надпись: «Хоть один человек с головой на плечах». Шэнь Цинцю хмыкнул, и надпись тут же сменилась другой: «Я разберусь». _____ И в самом деле — тварь начала уменьшаться в размерах. А черное-белое сияние в прорехе ворот стало ярче. Точно с той стороны образовалась еще одна такая же сеть. Заклинатели, обессилев, падали один за другим. Только Юэ Цинъюань стоял непоколебимо, ровно, протянув вперед раскрытые ладони, без раздумий отдавая все силы на поддержку сферы. Шэнь Цинцю завороженно смотрел, как сияющая сфера, обхватив, как намордник, пасть чудовища, связав его лапы, скрутив в жгут убийственные усы, словно вталкивала тварь обратно в проход. Неожиданно наступила тишина. Шэнь Цинцю не сразу понял, что это — в голове. Система замолчала так резко, словно отрубились все функции, и оставила Шэнь Цинцю растерянно моргать, пока чудовище схлопывалось обратно в черно-белый мир, напоследок посверкав сияющим шаром — словно с другой стороны его запаяли во вторую часть рождественского шарика со снегом внутри. Встряхнули — и выбросили. Щель разрыва ворот осталась, но с черным вакуумом позади. И — никаких тварей. Юэ Цинъюань сделал шаг вперед и упал лицом вниз. Заклинатели, с трудом оправившись от потери ци, кинулись к нему: — Глава Юэ! Глава Юэ! Над ними громыхал командный голос Лю Цингэ: — Отнесите главу Юэ в дом учителя Шэня! Позовите брата Му! Поторапливайтесь! Шэнь Цинцю прикрыл глаза и вдруг явственно увидел на изнанке век оповещение от Системы: [Все службы работают в штатном режиме. Поддержка пользователя осуществляется круглосуточно двадцать четыре часа…] «Мать твою, а пораньше так нельзя было?..» [Все службы работают в штатном режиме. Начат процесс синхронизации...] «Погоди… Что?!...» ______ Когда Юэ Цинъюань открыл глаза, Шэнь Цинцю сидел возле его кровати, раскрывая и складывая веер. Движения рук были так спокойны и размеренны, что Юэ некоторое время понаблюдал за ним, прежде, чем дать понять, что проснулся. — Шисюн! — обрадовался Шэнь Цинцю. — Надо позвать брата Му и брата Лю, они с ума сходят от волнения. — Погоди… — тихо шепнул Юэ Цинъюань, но Шэнь Цинцю уже выскочил за дверь. Юэ Цинъюань вздохнул и собирался снова закрыть глаза — солнце било в окна, и глаза слезились — как вдруг явственно ощутил прикосновение к щеке. Он резко открыл глаза и никого не увидел над собой — вновь. А ощущение осталось. Словно мягкая кисть неуверенно задрожала над скулой, очертив высокий край, шутя, задела кончик носа, прошлась по щеке… Наконец, обрисовала изгиб губ, чуть задержавшись в уголке, — и исчезла. Юэ Цинъюань лежал, глядя в потолок, касаясь пальцами губ, и в голове у него шумела пустота. — Брат Юэ! — Му Цинфан осторожно взял его за руку и положил пальцы на запястье. — Ты нас напугал! Проспать так долго… Все заклинатели уже восстановили потоки ци, и только ты был как будто мертвый. Мы все переполошились. Сколько же ты отдал! — Сколько я спал? — спросил Юэ Цинъюань. — Долго, — отрезал Лю Цингэ. — Но, раз ты очнулся, можно перестать паниковать, да, шисюн Шэнь? Шэнь Цинцю раскрыл веер и прикрыл лицо, пробормотав в ответ что-то неопределенное. — Тебе надо еще полежать, брат, — резюмировал Му Цинфан. — Я оставлю тебе настои, которые восстановят баланс ци. Но главное — покой. Юэ Цинъюань собрался кивнуть и только приподнялся на локте, как невидимая кисточка ощутимо ударила по руке, словно мешая встать. А потом — уже не неуверенное прикосновение к губам, словно кисть танцевала на его лице, рисуя портрет таким странным способом. И исчезла — снова. — Шисюн, ты точно в порядке? — осторожно уточнил Шэнь Цинцю. — Будем надеяться, что да, — вздохнул Му Цинфан. — С ума сойти можно от того, что здесь происходит. А твои кошмары, брат Шэнь? Больше не терзают тебя? — Разве что иногда, — уклончиво промурлыкал Шэнь Цинцю, и поспешил выпроводить брата Му и Лю Цингэ за дверь. ____ Первое, что он подумал, глядя в зеркало, — Юэ Цинъюань невероятно прекрасен вот так, стоя в первом ряду, защищая других от превосходящих сил противника. Это его место. Так он сильнее всего. Мощь и красота против чего-то, что угрожает все уничтожить. Дракон тоже был прекрасен. Он вытекал из ворот, как тушь из тушечницы, и там, где он касался мира живых — мир живых рассыпался прахом. Всякий раз дракон слегка отступал при прикосновении, но продолжал тянуться все дальше и дальше, будто что-то искал. Что-то прочное? Что-то, что не рассыплется в пыль? Мастера к этому времени уже догадались ограждать живое щитами, но сама земля… А что если дракон разрушает и воздух мира живых, этого просто не видно — в какой прах может рассыпаться сам воздух? А вода? Как это выглядело прежде, когда дракон дотягивался до воды? И что до этого всего одному мертвому Шэнь Цзю? Но Юэ Цинъюань стоял перед воротами и не собирался отступать. Шэнь Цзю отложил зеркало и вышел из дома — в тишину и покой своей рощи, своей личной копии Тихого Пика. Дошел до ворот, которые сделал для двойника — чтобы тот не застревал больше здесь, паникуя и шарахаясь в стороны. Здесь безопасно. Здесь никого нет. Никого и не надо. За воротами дракон готовился обтечь щит, который держал Юэ Цинъюань. Никого. Не. Надо. Лучше бы они там попробовали захватить дракона сферой, подумал Шэнь Цзю. И одновременно с этим что-то такое проорал там и двойник. Хоть один что-то соображает, и догадайтесь-ка, кто это. Интересно, его по-прежнему посылают на сложные задания с Лю Цингэ, как в свое время посылали его самого — чтобы был один сильный, а другой умный? А вот лорд пика Аньдин вряд ли теперь их сопровождает… Почему этот дракон так могуч? Почему сильнейшие из мастеров ордена еле могут его сдержать? А ведь чтобы сдержать дракона, сферу придется сохранять постоянно. Талисманы, печати… вот бы сейчас сюда кого-то из дворца Хуаньхуа, они там большие специалисты кого-нибудь удерживать. И все-таки, почему требуется столько энергии? В отдалении, белые на белом, вспыхивали огни, нервно, лихорадочно, будто тоже боялись приближаться. Это хорошо, не хватало сейчас только снова бегать от них или пережидать грозу в укрытии — тогда придется уйти от ворот. Потому что там, по другую сторону ворот, держатся люди. Держатся, вот только постепенно сдаются, один за другим, все. Кроме одного. Никто. Не. Нужен. Надо просто остаться на месте и смотреть. Шень Цзю подошел так близко к воротам, как только мог, оказавшись прямо на границе живого и неживого — перед ним, в сфере из ци, безмолвно рвался на свободу дракон. Он вырвется, конечно же, вырвется. Свобода того стоит. И тогда все, кто сдерживал его, исчезнут. Дело не в его силе — если бы в силе, то он уже ослабел бы, после такой яростной борьбы. Дело в его природе. Ему там попросту не место. Его место здесь. Просто все, чего он жаждет — там. Ах нет. Не все. Шень Цзю посмотрел за ворота еще раз. Сфера вокруг дракона дрожала, такая мощная, такая хрупкая. Уже недолго осталось, и зверь из черного ничто будет свободен. Ну да, свободен жаждать чуждой жизни и вечно все разрушать на своем пути. Что в этом плохого. Это же не больно. Когда дракон станет свободен, то первым, кого он сможет коснуться, будет… Ах, кто же это еще может быть, такой храбрый, героический, самоотверженный. Кто всегда в первых рядах, на ярком свету. Шэнь Цзю приложил ладонь туда, где при жизни у него было с таким трудом сформированное золотое ядро. В сущности, это все, что сейчас у него есть. В сущности, это все, что сейчас у него есть настоящего. Одежда, оружие, само тело — просто рисунок среди рисунков. Занятно, что именно то, что было здесь нарисовано его кистью — его волей — дракон не мог превратить в прах. Он с силой провел пальцами по груди, прорезая свою ненастоящую плоть, выпуская вовне золотой свет, который скрывал с первых мгновений после пробуждения в темной пустоте. Дотронулся до этого золота кистью. Начал рисовать сеть. Потому что сейчас дракона недостаточно приманить обратно. Его надо сперва оттащить оттуда. Сфера давила снаружи, сеть тянула изнутри, и дракон поддался наконец. Помогли и удары веером, которыми его осыпал Шэнь Цзю — хлесткие, обидные, и, наверное, болезненные. Он бил его, и тянул на себя, и это продолжалось бесконечно, пока наконец при очередном рывке сеть не подалась резко и дракон не устремился обратно через ворота. Ну еще бы. Все они так поступают, всегда. И почему удар веером считается обиднее удара мечом? Теперь, когда они оба были в одном пространстве, приходилось действовать быстро — особенно быстро приходилось отступать, потому что золотое сияние тянуло дракона за собой, как на привязи. Отступать, строить новые преграды, дорисовывать новые детали — и дразнить дракона, чтобы он продолжал преследование и не отвлекался на то, что осталось за воротами. А вот чтобы он никогда не захотел больше вернуться за ворота… Средство для этого было всего одно. Ладно, все равно он хотел тут сделать и небо, и смену времени дня и ночи. Он довел дракона до сердца бамбуковой рощи. За ними робко следовали белые огни — там, где дракон не мог их стереть. Остановился в дверях своего дома — внутри безопасно, есть еще время передумать… Не давая себе передумать, Шэнь Цзю зачерпнул изнутри себя золота — мало, как его мало! — полной горстью и метнул туда, где должно было быть небо. Где он хотел нарисовать небо. Он теперь, наверное, не успеет его нарисовать. Дракон заскользил вверх, к золотому шару, живому, горячему — шар поднимался выше, уходил дальше, ускользал и был недосягаем, но манил неотступно и будет манить вечно. Шэнь Цзю следил за тем, как дракон гонится за новым солнцем. За тем, что только что было его золотым ядром. Кажется, все сделано надежно. И пока он смотрел вверх, в то, что теперь становилось небом, остатки силы покинули его несуществующее тело, Должно быть, впитаются теперь в землю, в бамбук, в траву. Как и он сам, уже скоро, уже вот-вот... Он упал у порога дома, и белые огни приблизились наконец без помех и окружили его. Помедлили немного — и укрыли его целиком.