Кисточка мастера Шэня

Все эти дни он только и делал, что рисовал. Даже попробовал делать это в новом стиле, теперь, когда ему доступны были краски. Дракон вился в небе, то стремясь к недостижимому солнцу, то просто играя в золотых лучах. Дракона он тоже расцветил — серебро на чешуе, алое на гриве. Иногда он забывался и просто грезил — а очнувшись, обнаруживал, что заполнил еще часть пространства изображением. Горы у горизонта, облака в небе в погожий день или дождевая туча и ненастье. Если забраться действительно далеко, можно было найти реку, а река спешила к морю… не забыть сделать лодку. Теперь у него здесь было много дел. Возвращаться в дом было лень, и он просто набросал рядом с собой зеркало — несколькими штрихами обозначил поверхность и заглянул. Юэ Цинъюань уже не спал и, конечно же, пытался встать. Это он зря, еще рано — он толкнул его кисточкой, лежи, мол. Не удержался, дотронулся до лица — это было весело и приятно, словно он рисует эти черты прямо там, в зеркале, а не просто дразнится. Двойник — или заместитель, Шэнь Цзю никак не мог решить, как лучше называть того, другого, — выпроводил посетителей и вернулся занять свое место возле кровати. ______ — Шисюн, тебе нельзя вставать! — Шэнь Цинцю навис над кроватью, прикрывая веером лицо. — Разве ты не слышал, что сказал шиди Му? Ты отдал слишком много сил на борьбу с этой нечистью, и тебе надо полностью восстановиться. Лежать и пить отвары, слышишь? Шэнь Цинцю только надеялся, что выглядит достаточно грозно и убедительно. А еще — что регулярных гримас от выскакивающих окон уведомления Системы Юэ Цинъюань из-под веера не увидит. Удержать главу Юэ в постели — занятие не из простых. Шэнь Цинцю на мгновение подумал, что ни разу не интересовался подробностями его личной жизни, из вежливости, да и не было особого интереса. В книге брата Самолёта Юэ Цинъюань был картонно-плоским НПС, здесь же стал его другом и братом, и интерес копаться в его нижнем белье иссяк, не начавшись. Сейчас жалел об этом: был бы у Юэ Цинъюаня близкий человек (любовник? любовница?), можно было бы свалить на него всю заботу о больном. Но на Тихий Пик не явились даже его адепты, и Шэнь Цинцю, вздохнув, примостился на табурете по правую сторону. Юэ Цинъюань лежал, прикрыв глаза — не понять, дремал или просто восстанавливал силы. Ло Бинхэ по просьбе учителя кашеварил на кухне. Отвары, оставленные Му Цинфаном, следовало разогревать до какой-то определенной температуры и по сложному принципу… Шэнь Цинцю даже вслушиваться не стал, зачем ему такой хороший и преданный Бинхэ, одаренный такими талантами, если не использовать эти таланты ко всеобщей пользе? В любом случае, ученику было не сложно, а сам Шэнь Цинцю использовал время затишья, чтобы поразмышлять о случившемся. Уведомления от Системы разнообразием не отличались. [Внимание! Идет процесс синхронизации… Процесс синхронизации 48%.... Все службы работают в штатном режиме… Процесс синхронизации 49%...] «Эй! А что будет, когда все… ну… синхронизируется?» [Справочная служба в доступе двадцать четыре часа в сутки...] «А то я не знаю, потому и спрашиваю. На вопрос ответь!» [Процесс синхронизации 50%....] «Охуеть ответила!» Добиться от Системы чего-то внятного так и не получилось. Шэнь Цинцю начал подозревать, что Система сама не знала толком, что выйдет — но явно что-то неплохое. Уж если ужасный вопль баньши-антивируса все-таки поутих, и самому Шэню смерть от мигрени в ближайшие пару часов не грозила, можно и подождать, пока закончится оный «процесс». Отменить все равно не получится. Во-первых, потому что кнопки «отмена» нет. Во-вторых, потому, что предыдущая попытка едва не привела к стиранию из этой реальности самого Шэня… Шэнь Цинцю с резким хлопком сложил веер. А ведь правда! Когда он явился в этот мир, он заместил собой оригинального Шэнь Цинцю! Того, что звали на самом деле Шэнь Цзю, кто был главой Тихого Пика и другом детства Юэ Цинъюаня, и бла-бла-бла. И, хотя брат Самолёт утверждал, что низвел оригинальный образ Шэня до опереточного злодея всего лишь из-за требований публики, у Шэня Юаня имелись большие сомнения на этот счет. Равно как и на счет того, что весь этот мир был всего лишь порождением бредовой фантазии Шан Цинхуа. Если допустить… В порядке бреда! Что это настоящая, всамделишная реальность, криво и косо переработанная в самую отвратительную книгу из всех, что когда-либо читал Шэнь Юань… Что Система лишь пытается привести все к изначальному балансу… Что, заняв тело Шэнь Цинцю, Шэнь Юань не превратился в Шэнь Цинцю, а просто занял свободное место, а сам Шэнь Цинцю тогда… ...тогда сам Шэнь Цинцю где-то должен был существовать. Богатое литературное прошлое подбросило варианты. «Кладбище забытых книг», «Общество проклятых поэтов» и прочие поэтические названия. Как насчет «Роща стертых персонажей»? Ведь в его блядских кошмарах он раз за разом натыкался (помимо сплошной черноты) то на бамбуковую рощу, то на дом, то на самого себя, черно-белого и словно бумажного. На самого себя оригинального, ищущего путь обратно… Только что-то Шэнь-из-снов ничего активно не искал, в отличие от дракона. Что такое дракон? Это его Система опознала как вирус? Или Шэнь Цинцю? Или обоих? Или дракон — тоже стертый персонаж, из какого-нибудь бульварно-мистического романа о влюбленном, пообещавшем добыть драконью жемчужину размером не меньше, чем с голубиное яйцо? Допустим, там в самом деле настоящий Шэнь Цинцю. И дракон — вполне себе настоящий, которого одолели с обеих сторон и заперли накрепко на той стороне — тоже вполне себе настоящей. Стало быть, синхронизация Системы приведет к аннигиляции второй стороны? Или — заставит ту сторону работать на эту? Шэнь Цинцю выронил веер и схватился за голову. «Какой бред… — мысленно простонал он. — Святые помидоры, какой дебильный бред!» От тягостных раздумий его отвлекла прохладная ладонь, накрывшая его руки. Он вскинулся. Юэ Цинъюань сидел на кровати и взволнованно заглядывал в лицо. — Шиди, ты в порядке? — голос его слегка дрожал. — Снова кошмары? Наяву? Шэнь Цинцю заставил себя улыбнуться. — Вовсе нет. Просто… дурные мысли. — О чем ты думал? — О происходящем. — Расскажи мне? Шэнь Цинцю, поразмыслив, кивнул. Поднял веер с пола, задумчиво раскрыл до конца и спросил: — Шисюн помнит, что некоторое время назад меня преследовали кошмары? — Сложно забыть, шиди Шэнь, — улыбнулся в ответ Юэ Цинъюань. — Но ты так ни разу и не рассказал мне, что именно видел в этих снах. И никто из нас не мог отправиться туда за тобой. — Я… Ох… Это тяжело… — вербализировать несуществующее? Та еще задачка! — В тех снах, похожих на черную пустоту, словно в глубокую тушечницу плеснули слишком много чернил… Меня преследовало ничто. Я убегал. Оно шло по следу. Я нигде не мог спрятаться, словно сам по себе был приманкой. Думаю, так и есть. Думаю, ему было нужно мое золотое ядро. — Во снах ты помнил об этом? — задал новый вопрос Юэ Цинъюань. — Нет, — покачал головой Шэнь Цинцю. — Во снах я даже себя не помнил. Не думал, что могу защищаться или как-то сопротивляться. Просто… бежал. — Ты можешь описать то, что тебя преследовало? Шэнь Цинцю встретился взглядом с его мягкими, теплыми глазами, светящимися искренней заботой, и решительно ответил: — Да. Теперь — да. Оно было точно таким же, как эта тварь. Юэ Цинъюань помолчал. — Значит…— спросил он через какое-то время. — Тварь, что атаковала Тихий Пик, была похожа на ту, что преследовала тебя во сне? — Нет, — Шэнь закусил губу и поспешил прикрыть веером рот. — Это была та же самая тварь. — Вот как… — Это еще не все. Не все, что мне снилось, — быстро заговорил Шэнь Цинцю, словно боясь передумать. — Там, во сне, меня однажды спасли. И я этого человека уже видел там: словно он тоже убегал от подобного кошмара, словно мы вместе были там, а потом разделились. И я нашел убежище в бамбуковой роще, в доме, таком же, как этот… Шэнь Цинцю отвел взгляд от лица Юэ Цинъюаня — ему вдруг показалось неприличным смотреть. На беззащитно-бледном лице отразилась такая гамма чувств, какую Шэнь при всем желании не мог осознать — да и не хотел. Они сидели рядом, разговаривали уже какое-то время, но чувство, что он подглядывает, подсматривает за чем-то, что предназначалось не ему, ощущалось сейчас особенно ярко. — Кого ты видел? — голос Юэ Цинъюаня звучал спокойно. Слишком спокойно. Шэнь Цинцю повидал достаточно, чтобы знать цену такому спокойствию. — Шэнь Цинцю. Наверное, правильно было бы сказать «себя», но отчего-то лгать в лицо Юэ Цинъюаню сейчас не поворачивался язык. — Ты давно догадался, верно, шисюн? — невесело спросил Шэнь Цинцю, резко захлопывая веер. Его взгляд уперся в стену, изучая свиток с плывущими карпами. Юэ Цинъюань кивнул. — Давно. Ты — не Шэнь Цинцю. Кто-то очень похожий, но не он. Знаешь, когда ты… только пришел в себя, главы пиков держали совет о том, что с тобой что-то не так. В то время все решили, что ты перенес искажение ци, и оттого изменился твой характер и поведение. Ты — новый Шэнь Цинцю — всех устроил. Я спрашивал, можно ли… исправить… Но никто не хотел. Так всем было лучше… «Но не тебе, да?...» Шэнь Цинцю упорно смотрел в стену, но краем глаза все равно цеплял — сжатые в кулаке белые простыни, длинные волосы, падающие на лицо… — Возможно, я единственный, кто на самом деле знал, что ты — не он. — Почему? — тупо спросил Шэнь Цинцю, все-таки поворачивая голову. — Ты… разрешал разговаривать с тобой. Долго. — горечь улыбки Юэ Цинъюаня резала воздух. Он покачнулся. Шэнь Цинцю подхватил его под плечи и устроил на кровати. «Где Бинхэ с чертовым отваром?!» — пронеслось у него в голове. — Шисюн, тебе хуже? — обеспокоенно спросил он вслух, наклоняясь над бледным, как полотно, Юэ Цинъюанем. Тот приоткрыл глаза и посмотрел ему в лицо. — Не беспокойся за мое самочувствие, просто я… — и вдруг осекся. Глаза его расширились, словно на лице Шэнь Цинцю он увидел что-то, чего там быть не могло. Блядь. Шэнь Цинцю даже догадывался, что. И это что-то, не иначе как на лбу написанное, заставило Юэ Цинъюаня, самого спокойного и сдержанного человека, которого Шэнь только знал во всех мирах, извернуться ящерицей в его руках и уткнуться лицом в подушку, после чего Шэнь Цинцю поспешил отпрянуть от кровати и перейти в соседнюю комнату. Он не желал становиться ни свидетелем чужой слабости, ни ее причиной. Но, добравшись до зеркала, долго стоял, опираясь руками о туалетный столик, всматриваясь в линии на собственном лице, складывающиеся в одно слово: «ЖИВИ». ___________________________ Двойник, заместитель, неважно, что он такое, метнулся прочь, а Шэнь Цзю остался на месте, прикипев взглядом к зеркалу. «Живи, живи же, демоны тебя дери. Оставь меня там, где я есть. Живи». Он ворвался бы сейчас в комнату, вжал старшего брата в кровать, тряс за плечи, чтобы втрясти в него простую мысль — все хорошо. Все как надо. «Я получил свой покой, свое собственное место, которое никто никогда не отнимет, а в конце концов — что-то большее… и ты жив, дышишь, можешь смотреть там на свое солнце. А я здесь — на тебя. Только не делай никаких глупостей». Он провел пальцами по зеркальной глади — так, чтобы погладить Юэ Цинъюаня, нет, Юэ Ци — по голове. Не кисточкой. Пальцами. Ладонью. Сейчас он ощущал себя старшим. В конце концов те, кто уже хоть один раз умер, — старше тех, кто остался жить. Потому что остаются в прошлом. Он гладил Юэ Ци по волосам и старался не думать, что будет потом. «Сейчас расслабься. Спи. Отпусти меня. Когда ты проснешься, все будет уже совсем хорошо». Как успокоить чужую душу? Свою уж как-нибудь... _____ Шэнь Цинцю вздрогнул, услышав, как открылась дверь. — Шисюн, ты вовремя! — широко улыбнулся он, прикрываясь веером, опасаясь, как бы улыбка не превратилась в гримасу. — Не хотели тебя будить, но время выпить отвар… Ло Бинхэ проворно перелил целебный отвар Му Цинфана в глубокую пиалу, но Юэ Цинъюань не обратил на него ровным счетом никакого внимания. Он был бледен, и белизна ночных одежд только подчеркивала нездоровый цвет кожи и темные круги под глазами. Юэ Цинъюань вышел, как встал с кровати: волосы не собраны даже в узел, одежды не подпоясаны, и только руки прячутся в рукава — словно его знобит. Не от холода. Ночь теплая, даже жаркая, слишком жаркая… — Этот дракон, как он проник сюда? — спросил Юэ Цинъюань, и голос его звучал, как и прежде, уверенно и ровно. Слишком уверенно. Слишком ровно. Шэнь Цинцю захотелось запереть его на семь замков, чтобы не наделал глупостей, но с этим он, кажется, опоздал. — Через ворота. Ну, такой разрыв в пространстве, это ворота. — И тебе известно, откуда они возникли? — Да, — с досадой ответил Шэнь Цинцю. — Известно. Когда тот Шэнь Цинцю спасал меня из кошмара в очередной раз, в день, когда мы встретились лицом к лицу… Он нарисовал для меня эти ворота… — Нарисовал? — Угу, — кивнул Шэнь Цинцю. — У него там кисть. Большая такая, длинная. Он ей все рисует там — рощу, дом… Ворота. Юэ Цинъюань помолчал, а потом резко выдохнул: — Стало быть, сквозь эти ворота можно проникнуть оттуда? — Наверное… Возможно. — И… туда? [Процесс синхронизации 99%.... Синхронизация завершена. Нажмите “ок”] Шэнь Цинцю с силой надавил на воображаемую кнопку. — Да точно можно, — с нервным смешком заметил он. — Вопрос только, зачем и с какими последствиями, ведь то, что проникает оттуда… Оно было не очень дружелюбным пока… — Я отправляюсь за ним. — Что?! На лице Юэ Цинъюаня не было и тени сомнений. — Если он там… Если он жив, я не могу его оставить, — сказал он. — Я обещал, что вернусь за ним. «Какого хрена меня окружают одни психи?!» — мысленно взвыл Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ осторожно спросил: —— Учитель, этот ученик не понимает, о каком том мастере Шэне идет речь? Разве мастер Шэнь не один? Шэнь Цинцю поднял руку и потрепал Бинхэ по вьющимся волосам: — Я тебе потом расскажу, хорошо? Все несколько… сложнее. Юэ Цинъюань тем временем подошел к окраине бамбуковой роще, вглядываясь в небо — туда, где бледно сиял разрыв. Ворота до сих пор никто не закрыл — было некогда, не до того, о них вообще не подумали. Но дракон оттуда не лез, и Система поутихла — разве надо было торопиться? Теперь, выходит, вообще некуда. Шэнь Цинцю редко у кого видел на лице такую смесь решительности, упрямства и готовности идти до конца. И еще чего-то, что он просто не желал считывать, памятуя о книжном образе своего предшественника, и… Да нет, бред какой-то. Бред, не может такого быть. «Ага, а еще короли демонов не влюбляются в учителей, а заводят гарем», — язвительно ответил он сам себе и, не придумав ни единого аргумента, чтобы возразить Юэ Цинъюаню, воззвал к Системе: «Але, прием! С этим можно что-то сделать?» [Синхронизация завершена. Миры синхронизированы. Включен режим “мультиплеер”] «Какой еще… А, ладно, разберемся потом. Мы можем отправить главу Юэ на ту сторону?» [Пожалуйста, уточните ваш запрос.] «Туда, к другому Шэню, отправить Юэ Цинъюаня во плоти, через ворота? А то он же все равно пойдет…» [Имеется доступ через пространство Сон. Для разблокировки пространства Реал потратьте 500 баллов.] «А у меня сколько их вообще есть?!» [Вам начислено 500 баллов за разблокированное достижение “Голос разума”. Вам начислено 1000 баллов за активацию синхронизации приложения Изнанка, доступ с правами администратора] «Отлично, отлично! — заторопился Шэнь Цинцю. — Трачу. Давай назовем это… э-э… сюжетным квестом “Орфей”? Подержи воротца открытыми, пока этот псих сходит туда-обратно навестить свою, блядь, Эвридику, а мы тут посторожим!» [Запрос обрабатывается...] Да обрабатывай уже быстрее, едва не взвыл Шэнь Цинцю, увидев, что Юэ Цинъюань, как лунатик, идет к воротам. Благо Ло Бинхэ среагировал быстрее и успел перехватить главу ордена. Шэнь Цинцю поспешил следом. — Не стоит пытаться меня остановить, — тихо проговорил Юэ Цинъюань, и Шэнь Цинцю на миг стало жутко. — Да я и не пытаюсь, — привычно спрятав ужас за веером, проговорил он. — Я думаю, ты сможешь туда войти, шисюн. И разыскать того мастера Шэня… А что потом? — Потом будет потом, — отрезал Юэ Цинъюань. — Понятно, — пожал плечами Шэнь Цинцю, внутренне холодея. — Иди. Мы посторожим здесь… Чтобы ничего не произошло. И ничего тебе не помешало. Юэ Цинъюань сдержанно кивнул и шагнул в чернильно-черный проем ворот. ______ Он всего лишь прикрыл глаза ненадолго, следя за скольжением белых символов на черном фоне — он видел это время от времени, когда закрывал глаза. Строчки текста с обращенными к нему словами — иногда стихи, иногда вежливые осторожные предложения что-то добавить или улучшить, иногда просьбы. То, что порождало слова, умело и приказывать, конечно, а еще умело учиться, очень быстро — во всяком случае, очень быстро выучило, что приказы по отношению к Шэнь Цзю не работают. Теперь они достигли некоторого согласия… пожалуй. Белые символы закончились, началась строчка красных: «Пожалуйста, приготовьтесь. Ожидается посетитель…» Он спешил — в небе не хватало облака, и он добавил облако, и еще птицу, потом еще одну, потом не стал мелочиться и взмахом веера поднял целую стаю. У горизонта небо медленно меняло цвет на рассветный — будет ясный день. Дракон спал в зарослях бамбука, свернувшись клубком — теперь он понемногу просыпался, потягивался, расправлял хвост и волокна гривки. Скоро отправится на новую охоту за солнцем, по пути встретит птиц, отвлечется и забудет, чего хотел, будет парить в потоках воздуха или спустится к реке и будет скользить в потоках воды. Только отвлекись на пару минут, и они превращаются в пару часов или больше, солнце поднимается к зениту, и утренние тени тают в его свете. И посетитель уже здесь — как давно? Шэнь Цзю захотел оказаться возле ворот, где сейчас стоял, оглядываясь, «посетитель». Он имел имя, конечно. И облик. А еще плотность, цвет и теплую кровь в жилах. Юэ Цинъюань. Юэ Ци. Невозможный героический дурак. Сказано же было ему… Ну ничего, ничего. Это ничего. Он не будет здесь задыхаться. Здесь уже так много сделано, можно не бояться, что с ним произойдет что-то плохое за несколько минут. Можно не бояться, а схватить его за плечи, провести руками по плечам, по предплечьям, до запястий — теплый, живой. Не надо ему здесь быть, надо отправить обратно, вот только сейчас, сейчас, еще немного. Главное, не отвлекаться и не закрывать глаза, а то моргнешь — и день сменился. Рук не хватало, хотелось обвиться вокруг Юэ Ци со всех сторон — теперь он хорошо понимал дракона. Иногда хорошо иметь длинное гибкое тело… Нет уж, пусть дракон обвивает что-нибудь свое, а он будет обнимать своего человека. «Ци-гэ». Волосы не прибраны, ночная одежда не собрана поясом — что же, он так и вскочил, как был, так и попал сюда, как он смог? А, неважно. Еще минуточку… просто чувствовать, что он правда здесь. Руками, губами, всем телом. Мир вокруг словно колебался, поворачивался — на чем они стоят, на тропе или на мощеной камнем дорожке? Кто выше ростом — он сам или Юэ Ци? Далеко они от бамбукового дома или близко? «Сейчас, сейчас ты пойдешь обратно». Только пусть не говорит ничего. Пусть ничего не говорит. Он прижал ладонь к губам Юэ Ци, сосредоточился — они на тропе, дом близко, мир не поворачивается вокруг них, все на местах. Главное, не моргнуть, не отвлечься на белые слова на черном фоне… или там красные? Неважно. Все будет сделано позже. Сейчас самое важное — здесь. Прямо перед ним, в его руках. ______ Мир оказался вовсе не таким черным, как казалось извне. Юэ Цинъюань понял это сразу, как переступил порог. Он ожидал непроглядную тьму и чернильный мрак, и оказался оглушен на миг яркими всполохами света. Голубое небо расчеркивали золотые завитки облаков. Под ногами явственно ощущался светло-коричневый кирпич дорожки. Зелень бамбуковой рощи знакомо успокаивала взгляд. Вот только с цветами было легче, чем с пространством. Юэ Цинъюаню казалось, что, сколько бы он ни шел вперед, он никуда не мог приблизиться. Хотя он точно знал… Представлял, куда хочет попасть. Ведь шиди Шэнь упомянул бамбуковую хижину. Такую же, как стояла на Тихом Пике, скрытая в тени бамбуковых ветвей. Место, которое так любил Шэнь Цзю; мог ли он изменить своим привычкам? Только не Шэнь Цзю. Вокруг полыхало цветом. Яркие птицы неземного окраса проносились над головой. Тонкокрылая бабочка с красно-черными узором замерла на ветке дерева в двух шагах от него, но стоило протянуть к ней руку — и бабочка упорхнула. А до ветки дотронуться не получалось, хотя она едва касалась лица. Но словно бы что-то постоянно удерживало ее в отдалении. Юэ Цинъюань прерывисто вздохнул. Ему было не по себе: все его существо отчетливо сознавало, что находится в мире ином — не сказать загробном, нет, Шэнь Цзю жив, пока есть эта вера, слепая убежденность, ее надо держаться, иначе легко сбиться с пути, задержаться, оказаться взаперти чужого мира… Он и так уже задержался. Слишком надолго. Непростительно надолго. Конечно, Шэнь Цзю никогда его не простит. Но время возвращаться домой наступает рано или поздно. Время вернуться и постучать в дверь нужной бамбуковой хижины. Время сказать то, что так долго откладывал — а потом некому стало говорить… «Пойдем в другое место, сяо Цзю. В безопасное…» Где и когда они были в безопасности? Сила, неукротимая, грозящая сломать владельца сила, наполняла изнутри, воздух вокруг искрил. Воздух был здесь, а стало быть, была и жизнь. Небо начинало заливать алым. Стало быть, здесь есть и время. Время течет, и жизнь внутри мира двигается, шевелится, летает, дышит… И только пришлый гость обивает порог в ожидании неизвестно чего. Юэ Цинъюань горько усмехнулся. Стоило надеяться… И в этот момент из сумрачной темноты перед ним выступил человек. Уже не черно-белый силуэт, как его описывал шиди Шэнь, — рукава плещутся ласковой зеленью, глаза смотрят прямо и пристально, к поясу за длинный шнур прицеплена кисть. А лицо… Юэ Цинъюань нетвердо шагнул вперед, протягивая руки. Это лицо сейчас —— лицо Шэнь Цзю — перед ним, рядом, и становилось вовсе непонятно, как можно было их перепутать. И руки — крепкие, худые, сильные, с пальцами, перепачканными тушью — его руки обвились вокруг тем самым забытым ощущением дома, и вмиг стало невозможно дышать. Мир вокруг качнуло. Юэ Цинъюань зачарованно глядел, как пляшет пейзаж вокруг, словно пространство заплетали в благопожелательный узел. Штормило долго, и все это время Шэнь Цзю обнимал его, щупал, гладил, словно должен был удостовериться в его материальности, и звал — едва уловимо, на выдохе — Ци-гэ. «Ци-гэ…» И снова — гладил, хватал, сплетал пальцы, вжимался телом в тело, жадно изучал губами лицо, и Юэ Цинъюань — Юэ Ци — в ошарашенном восторге подумал невпопад, что в жизни не получал столько поцелуев. Потом чужие губы накрыли его собственные, и это было совсем не похоже на весь его скудный опыт, и совсем не так, как с шиди Шэнем некоторое время назад, когда ему — на миг — почудился взгляд сяо Цзю. А выходит, что не почудился, подумал Юэ Цинъюань, едва восстановив дыхание от поцелуя. И мир перестало штормить. Бамбуковая хижина теперь была совсем близко, и дорожка каменная, и бамбуковая роща как наяву. А ладонь Шэнь Цзю прижималась к его губам, словно он хотел помешать говорить, но Юэ Цинъюань, видят боги, и так слишком долго молчал. Он смотрел — прямо и открыто, и Шэнь Цзю смотрел в ответ, и у него были нереальные, невозможные глаза цвета темной яшмы. Юэ Цинъюаню казалось, что он тонет. Казалось, что сердце вот-вот готово проломить грудную клетку. Казалось, что язык отнялся и приклеился к нёбу, и слова исчерпались, и вместо слов он взял в руки ладонь Шэнь Цзю и поцеловал. Потом, не отпуская руки, сделал шаг вперед — мимо него, к бамбуковой хижине с распахнутой настежь дверью, и повел его за собой. Домой. И Шэнь Цзю — так просто! — пошел за ним, позволил увести себя туда, в мягкий спокойный сумрак, в оглушающую тишину хижины. Юэ Цинъюань не слышал ничего, кроме шума крови в ушах, и стука сердца, и еще их шагов по дороге. И тишина грозила заполнить его с головой, затопить изнутри, и он не выдержал бы, сделай они еще хоть один шаг. А потому развернулся на пороге, снова оказавшись нестерпимо близко к Шэнь Цзю, и положил ладонь ему на грудь. Затем прошептал, касаясь губами губ, так, чтобы было слышно лишь им двоим, и никому кроме: — Я здесь. Я вернулся. Я с тобой. Я останусь. Навсегда. По крайней мере, ему удалось уложиться в злосчастные пять фраз.