he is the uptight one now

      Уэйд заходит в квартиру и сразу ощущает чье-то присутствие. Его взгляд падает на полку для обуви, на которой аккуратно сложены костюм и маска, а сверху записка, на которой знакомым кривым почерком выведено: «Пожалуйста, надень. Я уважаю твою тайну личности. А еще я вломился в твой дом. Мертвец».       — Блять, серьезно? — раздраженно шипит Уэйд, но послушно натягивает сначала маску, а следом и костюм.       По идее следует двигаться аккуратно и с опаской, но он быстрым шагом врывается в комнату и обнаруживает там Мертвеца, который сидит на краешке дивана и начинает ему энергично махать.       — У тебя очень мило.       — Какого хера?!       — Прости. Я проследил за тобой тогда, в дождь, когда ты решил не переодеваться, и запомнил окно. Подумал, что так ничего страшного не будет, я же не увижу твоего лица. Я больше не следил, честно, вообще в эту часть квартала не ходил.       Стоило один раз позволить себе слабину, как это тут же вылилось в наемника на его диване, который заявился без приглашения.       — А если бы я все же снял маску?       — То я бы отвернулся и убежал.       Несмотря на то, что ситуация крайне неприятная, такой ответ даже умиляет Уэйда.       — Паркер, ты же понимаешь, что так делать нельзя?       — Ну, это приходило мне в голову. Но я немного растерян и, чтобы не натворить глупостей решил прийти сюда. У меня нет твоего номера или другого способа связаться.       Уэйд устало вздыхает. Он что, теперь нянька для безумного убийцы?       — Тебе не стоило сюда приходить.       — Я знаю, правда, — Мертвец грустно опускает голову и начинает сжимать пальцами наколенники, тихо бормоча.       — Что случилось? — сжаливается Уэйд и садится рядом, стараясь показать свое расположение.       — Мне очень хотелось убить. Так сильно, что я просто сбежал. Я уже держал кинжалы, уже представил, как выпотрошу этих людей. Но ушел.       Уэйд решает ничего не спрашивать, рассчитывая, что Мертвец сам все расскажет, и тот его не разочаровывает, сразу начиная тараторить:       — Я пытался защитить одного парня от знакомых мне наемников, но они «убили» меня раньше. Я говорил, что нужно некоторое время, чтобы вернуться. Я очнулся в тот момент, когда они уже сделали свое дело, но еще не ушли. Они убили не только цель, но и его парня, хотя заказ на одного. Паук, я сбежал, понимаешь. Я должен был обезвредить их, драться лучше, чтобы не умереть, как я мог уйти! — он почти срывается на крик, крепко вцепляется пальцами в наколенники и начинает бормотать, раскачиваясь взад-вперед. Это выглядит жутко, но Уэйд, не раздумывая, обнимает его за плечи и притягивает к себе. Он слышит сбивчивое бормотание, но не может разобрать ни слова. Паркер немного расслабляется, но не обнимает его в ответ, отстраняется и садится прямо, наконец-то разжимая пальцы.       — Прости, что заявился к тебе без приглашения.       — Ничего, — вздыхает Уэйд. — Спасибо, что позаботился о моем желании не раскрывать свою тайну личности.       — Костюм нашел с трудом. У тебя ужасно неприбрано и грязно.       Отлично, этот парень вломился в его дом, еще и критикует за бардак.       — Не хватило времени на уборку.       — Судя по всему, ни разу.       А вот это обидно. Он убирается иногда.       — Кто тогда будет спасать мир? — капризно тянет Уэйд. Мертвец издает тихий смешок и расслабляется окончательно, словно сбрасывает груз с плеч.       — Я рад, что ты сдержался, — продолжает Уэйд. Это прогресс. — Не требуй от себя сразу слишком многого.       — Но я их отпустил.       — Мы их найдем.       — Хорошо.       Уэйд не то чтобы хочет избавиться от Мертвеца, но чувствует себя неуютно в присутствии незваного гостя.       — У тебя кровь. На синем неплохо видно.       — Это моя, — отмахивается Мертвец, — не обращай внимания.       Сложно не обращать внимания, когда маска человека перед тобой окровавлена, только линзы протерты, но немного небрежно, будто кулаками.       — Почему ты не сделал костюм целиком красным? — Уэйд машинально скребет пальцем наклейки на налокотнике. Они обтрепались и тоже испачканы кровью.       — Я же говорил, нужен второй цвет, и не хотелось полностью копировать твой, — отвечает Мертвец, не пытаясь пресечь повышенное внимание к своему костюму.       — Но почему-то же ты его выбрал.       Судя по тому, как Мертвец начинает ерзать, вопрос не в бровь, а в глаз.       — Он нравится Анне. Ее любимый цвет синий.       Уэйд не сразу вспоминает, кто такая Анна, но, когда вспоминает, немного хмурится. У него осталось не лучшее впечатление от того места, он не сторонник притонов.       — Мне первый костюм сделать помогли там, и я даже не задумывался, чтобы взять другой цвет. Она любит все синее: одежду, вещи, постельное белье, обувь. Она как-то накрасила мне ногти синим лаком. Ой. В смысле…       — Сказанного не воротишь, — восклицает Уэйд.       — Мне не жалко. Это малость, а ей хотелось. Наверное, этот синий цвет — своеобразная благодарность, хотя ее недостаточно.       — Недостаточно? Мне рассказали, что ты «помог», — последнее слово Уэйд выделяет, отчего Мертвец зажимается и втягивает голову в плечи. Всегда ожидает удара.       — Там творилось ужасное, Паук. И я не очень контролировал себя.       Надо же, в прошедшем времени. Уэйд не знает, почему злится. Будто то, что Мертвец оправдывает определенные убийства, обесценивает его попытки стать лучше сейчас.       — Это не оправдание, какими бы ни были причины.       — Паук, понимаю, что убийства для тебя неприемлемы, но не уверен, поступил бы я иначе, будь возможность все исправить. Я стал свидетелем настоящего кошмара. Пока меня прятали, я многое видел и слышал, а они боялись только того, что меня найдут и убьют, а не что их после этого накажут.       — Повторюсь: прошлое в прошлом, но оправдывать это нельзя. Голос Мертвеца срывается, и он начинает говорить очень быстро, почти истерично:       — Ты не понимаешь! Ты просто не знаешь, что я из себя представлял, как выглядел, что говорил и делал. Я удивлен, что они решились обо мне заботиться, что взвалили это на себя, и никогда этого не забуду, — он вскакивает и продолжает говорить уже яростно. — Почему ты осуждаешь их за то, чем они занимаются? Ты считаешь, что решать, кому жить, а кому нет — нельзя, а как жить — можно?       Он делает паузу и набирает в легкие воздух, чтобы продолжить:       — В какой-то момент я смог подняться, и избавился от них всех. Я не знал, что бессмертен, просто встал и пошел. Они убили меня трижды прежде, чем я все зачистил, но не отпустил никого и ножницы из рук не выпустил. Они кричали: «Мертвец! Мертвец!».       Он снова делает паузу, но настолько в гневе, что не может продолжить. Уэйд напряжен и в любой момент готов дать отпор, но Паркер не делает никаких попыток напасть, и предвидение молчит.       — Я бы хотел стать хорошим парнем, но таким, как я, никогда не попасть в «элитную школу для супергероев». Я очень стараюсь, но ты все можешь обесценить парой слов, ничего обо мне не зная. Ты для меня своеобразный символ, напоминание, что я не могу лечь и ничего не делать, что должен использовать любую возможность сделать этот мир лучше. Во мне было, а, наверное, и есть слишком много ненависти, злости, обиды, горечи. Но я никогда не хотел причинить кому-либо вред, только помочь. Мои спасители помогали мне находить заказы, не сами, конечно, но меня устраивало то, что они выбирали. Ты смотришь свысока на всех, такой мистер супергерой, и тебе плевать, что кто-то насмотрелся настоящего дерьма и жаждет справедливости, — он замолкает и старается отдышаться. Под конец его речь уже настолько быстрая, что сложно разобрать отдельные слова.       В какой-то степени Уэйд понимает, что Паркер хочет сказать, и стыдится, что надавил на него. Паркер пережил «Оружие икс», об этом никогда нельзя забывать. Но в их деле не может быть поблажек независимо от того, что за плечами. Уэйд не перестает испытывать жалость, но это уже даже скорее симпатия, не подачка, а настоящее желание помочь. Так что он немного в растерянности.       Мертвец перестает глубоко дышать и стоит, замерев. Ждет чего-то, ответа, хорошего или плохого. Уэйд не знает, что именно следует сказать.       — Ты что, помыл посуду?       Мертвец растерянно оглядывается в сторону кухни и смущенно трет затылок.       — Важно чем-то себя занять, чтобы не зацикливаться на ожидании, — он не отбросил то, о чем говорил, но тон стал спокойнее, а голос ниже.       Пять баллов, Уэйд. Перевел тему на посуду, когда человек тебе душу изливает. Это его дурная черта, Уэйд о ней знает, но пока не может справиться.       — Я не осуждаю тебя, — говорит он серьезно и не чувствует в своих словах фальши. Вспоминаются слова Логана, что неизвестно, чем бы стал он, пройдя через такое.       — Это вне моих установок, но это не значит, что я не понимаю. Я вижу, как ты стараешься, и верю в тебя. Сложно представить более сознательного парня. Обычно никто не хочет просто встать и сменить траекторию. А ты захотел.       — Встретил тебя, — скромно отвечает Мертвец и опускает голову, пытаясь скрыться. — Не только тебя, на самом деле. Подумал, что хотел бы быть лучше, таким, чтобы иметь возможно рассказать кому-то, что я не только Паркер, но и Мертвец. Не уверен, что расскажу, мне не хочется рисковать чужой жизнью, но нужно ощущение, что мне нечего стыдиться.       Уэйд даже рад, что Мертвец пришел к нему сегодня. Этот парень, Паркер, неплох, и, если ему нужен друг, Паук не против предложить свою кандидатуру.       — Спасибо, что доверился и поделился со мной.       — Спасибо, что выслушал, Паук.       Питер не отвечает на пару смс. Такое иногда бывает, если он работает. Подошел бы самому Уэйду такой график полуночника? С одной стороны, проснулся — пошел патрулировать, вернулся — можно провести утро как свободное время после работы. Но с миссиями могут стать проблемой, даже несмотря на то, что с острым зрением Логана и его предвидением они неплохая команда по работе в темноте.       Он проверяет пад: никто с базы не пишет, не ищет, не ждет. Немного странно. Иногда бывает такое, что для него долго нет миссий, потому что у каждого свои возможности и преимущества, но в последнее время его довольно часто закидывали куда-нибудь. Может, поэтому и устроили импровизированный отпуск.       Он с этим Мертвецом совсем форму потеряет, нужно уже наведаться на базу и вывести из себя Логана. Или устроить битву за апельсиновый энергетик, что-нибудь, что делает обычно. Но обыденное вдруг перестало быть самым важным, что немного пугает, но больше радует. У него теперь есть не только соратники Мстители и захламленная комната на базе, но и что-то похожее на личную жизнь и ответственность за молодого наемника, который, возможно, станет героем. Хотя торопить события, конечно, не стоит.       Уэйд цепляется за эту мысль и довольно усмехается. А почему нет? У них половина отряда — те еще говнюки, а Мертвец на говнюка не тянет, хоть и поехавший. Хорошо впишется, если над ним поработать, помогать по мере возможностей. Вон, Логан уже на его стороне. Да и Паук, похоже, тоже.       Уэйд откидывается на подушки. Некоторое время он лежит и думает, что же не так, потом поднимается и оглядывает кровать. Мертвец перестелил постельное белье. Он реально поехавший. Становится не по себе, но он ложится обратно. Засыпать на свежих простынях всегда приятно.       Затем Уэйд все же открывает один глаз, встает и начинает осматривать квартиру. Судя по всему, пока Паркер искал костюм, он успел аккуратной стопкой сложить его одежду, после чего расставил книги. Не то чтобы их много, но теперь они стоят корешок к корешку. Еще он вытер стол, кухонный гарнитур и микроволновку.       — Пиздееец.       Это сколько же времени он ждал, пока Паук вернется домой? Уэйд даже рад, что в его квартире нет ничего, что бы указывало на него и могло подсказать Мертвецу, кто скрывается под маской. Но от мысли, что кто-то шарился в его доме, все равно становится не по себе. Надо будет в следующий раз прочитать Паркеру лекцию о том, что такое личное пространство. Тот всегда держится на расстоянии, соблюдая границы, но очень неадекватно повел себя, вломившись в его дом и… убрав его. Потрясающе. Хоть бы украл чего, чтобы Уэйд не чувствовал себя так неловко.       Он раздумывает, не рассказать ли об этом Логану.       Сигнал стиральной машинки, что она закончила стирку, окончательно добивает. Безумный вечер, просто из ряда вон.       Питер снова опаздывает, и у Уэйда есть время, чтобы пристально смотреть через стекло на полку с сигаретами. Этот супермаркет у дома, как вечное напоминание о силе воли. Большой силе воли. Огромной. Непоколебимой.       — Привет! — Питер говорит шепотом, но интонация у него довольно радостная. Он подходит и останавливается совсем близко, на его губах легкая улыбка. Он выглядит довольным, но немного нерешительным.       Уэйд кладет ладонь ему на шею, притягивает к себе и целует. Питеру приходится немного задрать голову, но он тут же подается вперед и хватается за ворот куртки Уэйда.       Поцелуй совсем непродолжительный, они отстраняются друг от друга, но Питер не перестает держаться за его куртку, словно это грозит ему падением. Уэйд решает придержать его и за талию тоже.       — Привет, — повторяет он с улыбкой.       — Почему ты всегда шепчешь? Я сначала думал, что у тебя проблемы с голосовыми связками, но смеешься ты вполне себе громко.       Губы Питера дергаются, он отпускает куртку и скребет щеку, раздумывая над ответом.       — Это для концентрации, — так же тихо отвечает он. — Мне сложно бывает контролировать свои эмоции, и такой тембр голоса позволяет быть более собранным и приятным для окружающих. Я довольно давно так делаю, это помогает.       Уэйд решает не вязаться к нему, чтобы узнать диагноз или спросить про врачей и таблетки. Если так более комфортно — ему несложно прислушиваться. Питер сразу же предстал вовсе не заурядным парнем, да и Уэйд таким не является, и его все устраивает. Не то чтобы у него фетиш на странных подростков, но конкретно этот очень даже ничего.       — Стонешь ты тоже громко.       — Лучше молчи.       Они идут в сторону качелей, и Уэйд снова думает о том, как сильно такое времяпрепровождение не соответствует его возрасту.       — Целоваться всю ночь, сидя на детской площадке. Разве не романтика?       Питер в ответ только ухмыляется и хочет спрятать руки в карманы, как Уэйд берет его за ладонь, и они идут дальше так. Питер время от времени сжимает пальцы, и не очень понятно, это нервозность или попытка контакта. Возможно, что и то, и другое. Уэйд гладит его ладонь и помогает перебраться через низкое ограждение, так как до тропинки идти далековато.       — Скорее бы зима.       — Почему? — Питер все еще держит его руку и так внимательно ее рассматривает, словно ничего интересней в жизни своей не видел.       — Рождество там, снежок, глинтвейн.       — Для последнего не нужна зима. Можно приготовить дома в любой момент.       — Еще холод. Он не позволит нам ошиваться на улице, а погонит в тепло.       Питер смущается от его слов, так как сначала резко задирает голову, чтобы посмотреть на ухмылку Уэйда, а потом так же быстро опускает взгляд, снова приковывая внимание к их ладоням.       — Я пошутил, Питти-бой, не волнуйся ты так.       — Мне кажется, что для этого тоже не нужна зима, верно? Как с глинтвейном. И сегодня довольно прохладно.       Они некоторое время стоят, гадая, верно ли поняли друг друга. Уэйд прищуривается. Питер ухмыляется. Очень лукаво.       — Питти-бой, ты очень хитрый маленький засранец.       Питер возмущенно приоткрывает рот, не ожидая такого ответа.       — Хочешь зайти в гости? — быстро спрашивает Уэйд.       Питер прикрывает рот, поджимает губы и очень энергично кивает. Похоже, говорить он больше не может даже шепотом.       Они перелазят обратно через ограду, снова не размыкая руки. Питер тащится немного позади, но все время нагоняет, стараясь подстроиться под более широкий шаг. Уэйд немного сбавляет темп и идет так, чтобы почти касаться Питера плечом. В голову приходит мысль, а не торопит ли он события, не давит ли снова? Он почти уверен, что у Питера никого еще не было. А тут он: лезет целоваться, зажимает у стены и с однозначными намерениями тащит к себе домой. Что-то совесть начинает нашептывать, в этот раз хоть не голосом Логана. Он краем глаза смотрит на Питера, но не видит выражения его лица из-за лохматой выглядывающей из-под капюшона челки.       Он останавливается, протягивает свободную руку и заправляет волосы под капюшон. Питер смотрит на него с удивлением, потом его губы дергаются, и он улыбается, обнажив зубы.       — Чего застыл? Мы идем или нет?       Уэйд ухмыляется и ведет его дальше. Он со стыдом осознает, что даже благодарен Мертвецу, что тот немного привел его жилище в порядок: Питер тот еще чистюля, кто знает, как бы отреагировал. Его квартира вовсе не помойка, но время ограничено, и его больше хочется посвящать патрулям, миссиям и Питеру, чем уборке.       Они подходят к дому. Уэйд выбрал последний этаж и всегда оставляет одно окно не закрытым на щеколду, чтобы в случае крайней необходимости все же иметь возможность попасть домой в костюме Паука. Они быстро целуются около подъезда, и Уэйд тащит гостя за собой вверх по лестнице. У него внутри все замирает от нетерпения и боязливого предвкушения. Когда знаешь, что будет что-то хорошее, но не можешь дождаться и начинаешь нервничать. Питер, похоже, вконец смущен, он идет быстро, но склоняет голову так, что вряд ли видит хоть что-то кроме своих кроссовок и ступеней. И то не факт, учитывая его шевелюру.       Уэйд открывает дверь и пропускает Питера вперед. Когда они уже здесь, добрались, спешка пропадает сама собой: теперь точно торопиться некуда и можно наслаждаться моментом. Он проходит вперед, чтобы включить свет в комнате, но замечает, что Питер прижимается спиной к входной двери и очень испуганно осматривается.       — Это твой дом? — хрипло спрашивает он.       — Ну да.       — Ты живешь здесь один?       — Да, Питти-бой, все в порядке?       Глаза Питера расширяются в испуге, и выглядит он так, словно его захлестывает настоящая паника. Он очень быстро разворачивается, открывает дверь и выбегает из квартиры. Уэйд с непониманием вздрагивает от хлопка двери об косяк, затем приходит в себя и тоже выходит на лестничную площадку. Он сначала свешивается через перила, но ничего не слышит. Он довольно быстро спускается и выходит на улицу, оглядываясь по сторонам. Питера нигде нет.       Уэйд некоторое время стоит у подъезда и раздумывает. Питер странный, но сегодня он превзошел сам себя. Если у него есть страх близости, то это не очень вяжется с его намеками.       Ноги ведут его вниз по улице к супермаркету. Сонная кассирша пробивает пачку сигарет. Уэйд идет обратно, крутя пачку в руках и не решаясь достать из нее то, что пообещал себе больше в руки не брать. Но хочется так, что сводит мышцы шеи. Похоже на его изначальные планы по отношению к Питеру. И вот, где он сейчас.       Он убирает пачку в карман и достает телефон. Ожидаемо ни звонка, ни сообщений. Уэйд доходит до дома Питера и пытается вычислить, какое у него окно, что бессмысленно — все равно света нет ни в одном. Может, Питер и странный, но вряд ли бы сидел в темноте, вернись он домой. Он снова и снова прокручивает в голове случившееся, но не находит ничего, что бы могло спровоцировать такую реакцию. Но дело определенно в квартире. Причем, даже относительно чистой.       Уснуть ему не светит, поэтому он надевает костюм и идет патрулировать. Сегодня он чувствует себя скорее подавленным, чем злым, поэтому не переживает, что может сорваться на каком-нибудь преступнике.       Уэйд до сих пор с ужасом вспоминает, как после смерти Ванессы либо вовсе забивал на патрули, либо не мог подавить неоправданную жестокость. Даже не доводя до убийства, можно натворить такое, что потом стыдно смотреть на себя в зеркало и стыдно навещать могилу на кладбище. Наверное, об этом пытался ему напомнить Логан, когда выгораживал Паркера.       Уэйд минут сорок сидит на пожарной лестнице, зная, как Мертвец любит опаздывать, время от времени ходит из стороны в сторону, чтобы размяться. Когда становится ясно, что он сегодня патрулирует один, Уэйд испытывает настоящее разочарование. После случившегося с Питером ему очень хочется чьей-нибудь компании, и болтливый гиперактивный Паркер подходит для этого идеально. Он не планировал жаловаться и говорить о личном, они коллеги, но очень не хочется оставаться в одиночестве.       Уэйд появляется на базе и заставляет себя улыбнуться, когда Наташа показывает ему банку с энергетиком и средний палец.       — Дорогая, при разводе я заберу у тебя все, ты больше в жизни этой апельсиновой дряни не увидишь.       Она смеется и говорит, что скучала. Уэйд не лукавит, когда отвечает, что тоже рад ее видеть.       Он перекидывается парой слов со Стивом и агентом Коулсоном, после чего идет на поиски Логана. Найти друг друга без звонка на телефон —что-то вроде соревнования, где пока никто ни разу не проигрывал, но прослыть лузером не хочется.       Логан оказывается в архивах, где просматривает данные по мутантам, недовольно тыкая пальцем в экран терминала. Его хмурый вид всегда умиляет Уэйда, и он никогда не упускает возможность ему об этом напомнить.       — Ты сегодня особенно сногсшибателен, любовь моя.       — Похорошел, пока тебя не видел, Уилсон, твое отсутствие, как оздоровительные процедуры.       — Я почти обиделся, но чувствую в этих словах признание в том, что ты скучал.       Логан ухмыляется, затем снова переключает внимание на информацию в терминале.       — Что-то интересное? — спрашивает Уэйд.       — В прошедшем времени.       — Но интересное?       — Нет.       Как всегда, многословен. Уэйд нащупывает в кармане надетой поверх костюма куртки пачку с сигаретами и начинает ее прокручивать. Логан принюхивается, но ничего не говорит. Все же способность промолчать, когда это нужно — лучшее его качество, так редко встречающееся в людях.       — Как Паркер справляется?       Не стоило ожидать, что на базе не в курсе, что он берет с собой в патрули Мертвеца.       — Очень неплохо, правда неплохо, — Уэйд отвечает с напускной небрежностью, чтобы не выдать своего расстройства. — От моей изначальной к нему предвзятости не осталось и следа.       «И из-за нее до сих пор очень стыдно».       — Рад слышать.       — А он сам ничего не говорил?       Уэйд не хочет спрашивать напрямую, куда пропал Мертвец и как с ним можно связаться. Он три дня пытался найти Питера, поэтому на патрули приходил измученный, и отсутствие Мертвеца расстраивало. Если что-то плохое происходит, то сразу скопом. Он уже представляет себе, как Питер собирает вещи и сваливает на противоположный конец города, если вообще не в другой штат. Еще воображение подкидывает образы, где Мертвец таки вляпался в неприятности, и его систематически кто-то убивает, не давая уйти.       И если Питера у него нет шансов найти, так как его телефон недоступен, да и у Уэйда зародилось что-то вроде чувства собственного достоинства, то попытать счастья в поисках Мертвеца имеет смысл. Скорее даже прямая обязанность, долг.       — Мы с ним не виделись, — Логан смотрит на него очень внимательно. — Мы вообще не то чтобы часто общаемся, только вот такие случайные встречи, когда перекликаются миссии и его задания.       — Понятно все.       — Не додумался найти способ друг с другом связываться?       — Мы не на той стадии отношений, чтобы фотки друг другу лайкать.       Логан качает головой и снова утыкается в экран. Уэйд присаживается на стол, но больше к нему не вяжется, пребывая в раздумьях.       — Не волнуйся. Он выберется из любого дерьма, потом заявится на пороге как ни в чем не бывало и начнет без остановки болтать.       — Да уж, весьма верится, — пытается улыбнуться Уэйд, но выходит не очень. Логан поворачивается на стуле и смотрит своим фирменным хмурым усталым взглядом: «Сейчас что-то скажу, хоть и не очень хочется». Уэйд решает не перебивать.       — Ты же очень хотел знать, как мы с ним встретились, да?       Уэйд хочет сразу же кивнуть, но останавливает себя, думая, что честнее спросить это у самого Мертвеца.       — Не надо лишней скромности, Уилсон, эта хрень тебе точно не к лицу.       — Выкладывай, только без грязных подробностей, мне еще хочется уснуть сегодня без кошмаров.       — А мы еще Мертвеца болтливым называем, — качает головой Логан. — Если с того момента, когда я его впервые увидел, то этот пацан стоял на коленях посреди огромного количества трупов, весь уделанный кровью и ошметками с ног до головы. И он совсем не обращал на меня внимания, когда я подошел, просто смотрел остекленевшим взглядом перед собой. Если на нем и была маска, то от нее ничего не осталось, только спутанные грязные волосы на голове и кожа, покрытая плотным слоем крови, будто его обливали ей.       Уэйд тяжело сглатывает, довольно ярко представляя себе эту картину.       — Я его с опаской поднял, но он не оказывал никакого сопротивления, плелся за мной, как безжизненная кукла, — продолжает рассказывать Логан, внимательно глядя на Уэйда.       — Я быстро понял, что он тоже регенерирует: костюм исполосован, словно его неоднократно протыкали и резали, а ран нет. Еще очевидно, что он не из местной школы мутантов сбежал, тут другое. Было в нем что-то такое, из-за чего я не донес на него никуда, а попытался выходить сам. Он три дня просто лежал, иногда закатывал глаза, бормотал примерно одни и те же слова и отказывался даже пить.       Хоть Уэйд еще не знает синопсиса истории, он уже чувствует, что ему не понравится.       — Потом он просто стал плакать, выть, как мальчишка, как убитый горем ребенок. Я страшнее слез, мне кажется, никогда не видел, настолько он выглядел и так потрепанным жизнью, еще и явно кого-то потерявшим. На вид лет восемнадцать пацану, мелкий еще. Потом встал, поблагодарил меня и ушел. Я его встречал еще несколько раз, и он всегда старался помочь, вообще вел себя дружелюбно. Но мы больше не обсуждали тот случай.       Уэйд продолжает молчать, понимая, что это не все.       — Знаешь, почему Мертвец? Не потому, что его невозможно убить, тогда бы его звали Жилец. Потому что он будто мертвый внутри. Это все ощущали, я уверен. В той лаборатории они смогли сделать так, чтобы он не мог умереть, но такое ощущение, что и убили одновременно.       Логан замолкает, и Уэйду хочется сказать, что он никогда бы не подумал, что Росомаха может сказать столько связанных слов за раз, но шутка застревает в горле, не решаясь выйти наружу.       — Что с ним случилось? — спрашивает Уэйд. — Ты говорил, что из лаборатории его вытащил не ты.       — Нет, это случилось немного позже, уже после того, как он сбежал. Я не хотел тебе все это рассказывать, потому что ты настолько погряз в своих принципах, что закрылся и стал зашоренным.       Уэйд недовольно цокает языком.       — Так и есть, Уилсон. Твоя хандра шла вперед тебя, только ты ей еще вдогонку выкрикивал тупые шуточки вперемешку с нравоучениями, что «никто не должен строить из себя бога». Фраза правдива, но я ее ненавижу уже.       — Ближе к делу, Логан, обсудить наши личные проблемы успеем у семейного психолога.       — Иногда я тебя ненавижу, Уилсон. Паркер сбежал из лаборатории и пытался отомстить людям, которые с ним это сделали. Хотя, каким людям. Этим ублюдкам. У него получилось — эта гора тел как результат. Но прежде, чем он добрался до них, они добрались до его тети. Насколько я знаю, у него осталась только она.       Уэйд внимательно слушает, и тут ему в голову приходит мысль, в которую он не может просто так поверить. Просто не может. Не может!       — Подожди-ка, Логан.       — Я не договорил…       Уэйд отпихивает его от терминала, закрывает документы, не обращая внимания на возмущения, и быстро находит данные по «Оружию икс». Он недолго ищет нужный файл и трясущейся рукой нажимает на экран.       — Твою мать, — стонет он себе под нос, рассматривая фотографию П.Паркера. Она все так же не лучшего качества, но теперь он может узнать в этом парне Питера, даже несмотря на то, что он теперь выглядит не так.       — Логан, — язык его не слушается, — ты говорил, что Паркер теперь выглядит иначе?       — А это уже не твое дело.       — Ответь, блять, просто ответь. У него ожоги, верно?       Логан, похоже, не ожидает этого, даже рот приоткрывает.       — Верно?! — кричит Уэйд.       — Откуда ты…       — Блять!       Уэйд уносится из архива прежде, чем Логан успевает договорить. В его жизни снова период пиздеца, и он очень хочет с ним разобраться.       Он возвращается в свою квартиру, ложится на кровать и просто смотрит в потолок. Свежее постельное белье начинает раздражать еще сильнее. Вот серьезно, да? Питер, этот хоть и изувеченный, но скромный и милый подросток, и Мертвец, поехавший убийца и болтливый мутант. Просто в голове не укладывается. У него что, раздвоение личности? Один из образов — обманка?       Получается, он узнал квартиру Уэйда, потому что приходил сюда и навел порядок, господи боже. Поэтому сбежал. Это хотя бы немного утешает, так как создается ощущение, что все это не спектакль, чтобы его, Паука, развести. Но сбежать вот так — низко.       Уэйд ударяет по покрывалу кулаком, когда до него доходит, что теперь его тайна личности раскрыта. И об этом знает не кто-нибудь, а Мертвец. Питер. Питер Паркер. Он закрывает глаза и пытается сосредоточиться. Если сначала он испытывал только непонимание и злость, то теперь к этому примешивается тоска. Отличный коктейль.       Он испытывает симпатию к Мертвецу. И куда большее, чем просто симпатию, к Питеру. Но он не готов был кому-нибудь из них доверить, кто скрывается под маской Паука. Слова Мертвеца и Питера начинают складываться в единую картину, ведь он смог заполучить обе части одной мозаики.       Теперь понятно, почему Мертвец так испугался, когда встретил его в парке. Теперь понятно, что же такого случилось с Питером и наложило отпечаток на его странный характер. И вот эти слова, что не получается быть собой, нужна концентрация обеих личностей, чтобы хоть как-то сосуществовать в двух формах. Но кто он на самом деле, личность, что породила двух так непохожих друг на друга людей, которые оба мучаются от невозможности быть собой? Уэйду немного страшно. Он никогда не знал Питера Паркера, и все, что случилось, лишь игра, спектакль.       Питер — это Мертвец. Мертвец — это Питер.       Он закрывает ладонями лицо и делает глубокий вдох.       Питер боялся, что из-за него могут навредить Уэйду, поэтому просил совета у Паука. Точно. Для них обоих Паук — важная фигура в жизни. Кто их спас. Кто вдохновил их измениться. Уже неправильно говорить «их». Его.       Питер Паркер.       Сейчас, когда он сопоставляет факты, кажется очевидным, что это один человек, но раньше это бы даже не пришло ему в голову. До первого пореза на теле Питера, конечно. А что у него с кожей? Почему он не регенерирует? Почему он сбежал, когда узнал? От слишком большого количества вопросов начинает болеть голова. Такое ощущение, что мозг воспаляется и хочет улизнуть через уши. В его гребаной жизни никогда не может быть просто: стоит только расслабиться и начать получать от нее хоть какое-то удовольствие, она обязательно ударит по больному, напоминая, что Паук счастлив быть не должен.       Непроходящая тревога мешает патрулировать. Бросает из крайности в крайность: что вот-вот появятся новости о том, что Уэйд Уилсон — Паук, либо что Мертвец придет как ни в чем не бывало патрулировать, закатает маску и улыбнется. Он не уверен, что второй вариант ему понравится, и точно ли он его хочет.       Но, как будто да. Ему хочется иметь возможность хотя бы поговорить.       Чем дольше он об этом думает, а думает он только об этом без остановки, тем больше ему кажется, что в Мертвеце все же больше Питера, чем в Питере Мертвеца. Похоже, что это для него единственная возможность жить или хотя бы пытаться. Но Уэйд все перевернул, причем и там и там.       «Хотел бы быть таким, чтобы можно было рассказать кому-то, что я не только Паркер, но и Мертвец. Не уверен, что расскажу, мне не хочется рисковать чужой жизнью, но нужно ощущение, что мне нечего стыдиться». Ведь это об Уэйде, теперь это очевидно.       Он садится на край крыши и давит руками на линзы маски. Сраная жизнь.       Уэйд знает только одно место, где есть шанс встретить Мертвеца. Питера. Черт, он теперь не знает, как его называть, даже в мыслях все время оговаривается, используя оба имени.       Он раздумывает, стоит ли зайти в публичный дом с парадного входа или же по старинке забраться в окно. Нужно правильное окно, потому что Уэйд не уверен, что хочет случайно попасть не в ту комнату. Он бесшумно запрыгивает на крышу и ползет по стене, прислушиваясь к происходящему. Ему становится даже неловко от того, какие звуки периодически до него доносятся. Когда Уэйд доходит до угла здания, то под ним открывается окно. Он не успевает скрыться, как оттуда выглядывает Анна и машет ему рукой, призывая спуститься.       Что-то не хочется. Очень-очень.       Однако, она все это делает бесшумно, и понятно, что либо его сейчас попытаются убить, либо он получит какую-нибудь информацию. Стоит рискнуть. Он спускается и с опаской залезает в окно, изо всех сил прислушиваясь к предвидению. Оно настороженно, как и он сам, но молчит.       — Добрый вечер, что ли.       Анна начинает махать на него рукой и прижимает палец к губам.       — Понял, — отвечает Уэйд шепотом и все еще чувствует себя неуютно. Эта женщина умудряется сочетать в себе стать и достоинство вкупе с пугающей мрачностью. Очень неуютно. Еще не дает покоя вопрос, как она его услышала, и ему приходит в голову только одно объяснение: она ждала его. Что она знает, что произошло. И что Питер здесь? Или был здесь? Мертвец. Питер.       — Разве я не обещала перерезать вам глотку, Паук?       — Разве не вы меня только что пригласили войти?       Неплохо.       — Хотела бы я решить проблему Паркера так, как задумывала, но боюсь, что он не простит мне смерть супергероя.       Вот теперь ему не просто неуютно, а прямо не по себе.       — Я типа радоваться должен?       Анна скрещивает руки на груди и смотрит выжидающе. Уэйд тоже рассчитывает, что она начнет обсуждение их общей «проблемы».       — Паркер здесь? — он решает выбрать нейтральное имя, как мостик между Мертвецом и Питером.       — Зависит от того, зачем вы пришли.       Он бы тоже хотел знать ответ на этот вопрос.       — Хочу поговорить с ним.       — Ему понравится этот разговор?       Вот без этих сраных тягостных вопросов вообще никак, они же не в фильме про Джеймса Бонда.       — Я не знаю.       — Но постарайтесь, хорошо? — ее голос звучит значительно мягче, и это удивляет. Похоже, она любит Паркера, раз пустила Уэйда, грозилась убить и просит быть с ним помягче. Все это разом очень похоже на заботу.       — Пройдите в ту комнату, где проснулись. В коридор и налево, крайняя дверь.       — Понял, — он коротко кивает и выходит из комнаты; ругая себя за то, как сильно нервничает поворачивается к Анне спиной.       Уэйд идет по коридору, и чем ближе к нужной двери, тем меньше в нем решительности. Он стучит костяшками пальцев по дереву, но ответа не следует. В голову приходит мысль, что сейчас Мертвец испугается и просто сбежит через окно. Уэйд резко открывает дверь, заглядывает внутрь и сразу замечает кушетку, на которой когда-то лежал сам. А еще окон в этой комнате нет. Он и забыл об этом, а может, и не заметил, что довольно досадное упущение с его стороны, если бы ему пришлось тогда сбегать с боем.       Мертвец лежит на кушетке спиной к двери, сжавшись в калачик. На его голову накинут капюшон, а в ногах мягкий на вид плед, который, похоже, он скинул во сне. Уэйд видит голые ступни и вспоминает, что Питер любит ходить босиком. Пол в этой комнате достаточно чистый.       Он так и стоит в дверях, не решаясь войти. Питер словно что-то чувствует, потому как шевелится и поворачивает голову. Сначала он смотрит сонно, но через секунду его глаза полны настоящего ужаса. Он вскакивает и чуть было, по закону жанра, не заваливается на пол, запутавшись ногами в пледе, потом пятится и все же падает, сбив спиной аккуратный кофейный столик. Капюшон слетает, а спутавшиеся со сна пряди волос падают на лоб. Питер сидит на полу, держась одной рукой за кушетку, а другой за столик, и смотрит во все глаза. Сам Уэйд за это время не делает ни одного движения, продолжая стоять в дверях.       На Питере нет маски, но видно костюм, выглядывающий из-под широкой толстовки. С символом Паука, а как же.       Уэйд стягивает с себя маску: в ней уже нет смысла, поскольку тайна его личности все равно раскрыта, а камер здесь нет. Питер продолжает сидеть и только сильнее стискивает пальцы.       Ожидается, что разговор должен начаться сам собой, но они просто неотрывно смотрят друг на друга. Снова мучает вопрос, как лучше обратиться. Питер? Мертвец? Паркер? Паркер все же кажется лучшим вариантом.       — Питти-бой, — внезапно даже для себя он делает выбор.       Питер растерянно моргает и неловко поднимается, наконец-то отпуская кушетку, и отводит взгляд. Уэйд прикрывает за собой дверь, но продолжает стоять около нее, хотя Питер не делает попыток сбежать, наоборот, обнимает себя одной рукой и усиленно не смотрит на незваного гостя.       Срочно нужно что-то сказать. Уэйд продумал уже множество вариантов, сгенерировал в своей голове десятки ситуаций, многие из которых включают битву с бессмертным противником. Но вот чего точно не планировал, так это следующее:       — Питти-бой, тебе действительно красили ногти синим лаком?       Глаза Питера опасно сужаются, весь его вид выражает крайнюю степень возмущения.       — Ты издеваешься, что ли?! — кричит он, но не двигается с места. Вот теперь Уэйд знает, какой голос у Питера Паркера, наемника по кличке Мертвец. Он не шепчет на грани слышимости, не тараторит визгливо. Голос довольно высокий, но крепкий. Только сейчас до Уэйда доходит, что единственное, что для него общее у Мертвеца и Питера — смех. Он именно такой, настоящий, подходящий к голосу. Странно, что Уэйд раньше этого не замечал, словно эта мысль казалась ему заранее смехотворной и никогда не приходила в голову.       — Это я издеваюсь? Это ты все понял и свалил!       — У меня нет доступа к базе Мстителей, я не мог посмотреть файлы, в отличие от тебя! — Питер снова кричит. — Повеселился? Сначала «Питти-бой, все у нас будет хорошо», а потом «Мертвец, научу тебя не убивать». Самому не противно?       Уэйд не успевает обдумать сказанное, но понятно, что у них случилось катастрофическое недопонимание. Но Питера уже не остановить, он начинает скалиться, но голос понижает:       — Я тебе поверил. И Уэйду. И Пауку. Не думал, что они оба один мерзкий лживый ублюдок!       — Да что ты несешь! Я не знал, не знал, что Мертвец — это ты! Я четверо суток пытался найти двух людей, не подозревая, что нужно искать одного.       Питер часто моргает, затем хмурится.       — Я тебе не верю, — холодно говорит он и начинает обходить комнату по кругу, намереваясь попасть к двери. — Ты знаешь про «Оружие икс», там все на меня есть.       — Хэй, Питти-бой, давай без этого, не будем драться, не будем поднимать шум и беспокоить людей. Просто поговорим, у нас это неплохо получается.       Сейчас он больше видит в нем Питера — напряженного и недоверчивого, но с повадками убийцы Мертвеца. Если и существовали механизмы разделения на двоих, то теперь они слетели.       — А я и не хочу поднимать шум.       Питер идет по дуге, и Уэйд следит за ним не отрываясь. Он стоит у двери. У него более выигрышное положение. У него есть паутина. Кинжалов не видно, но нельзя утверждать, что нет чего похуже. Питер выглядит немного комично в облегающем ноги костюме из кожи, босой и в огромной толстовке. Словно балерун решил выйти покурить и напялил первое, что попалось под руку. Питер должен понимать, что расклад не в его пользу, но склоняет голову набок и следит за Уэйдом, как за добычей. От такого взгляда становится не по себе. Создается ощущение, что он не Паук, а муха, хотя угроза меньше него по комплекции и не вооружена.       Питер делает выпад, и Уэйд успевает отреагировать, откидывая его от себя, но он не хочет причинить вреда и действует не в полную силу, поэтому прямо отбросить не получается. Питер крепко цепляется за его плечи и виснет, уперев ноги в живот, и такое ощущение, что это он здесь умеет приклеиваться, а не Паук, до того ловко прокручивается, усаживаясь на плечи и зажимая его шею между бедрами. Хотя тело Уэйда крепче обычного, давление достаточно сильное, а следом еще прилетает удар кулаком по лицу, который он успевает блокировать. Питер откидывается назад и упирается руками в стену позади него, отпускает его шею и тут же пинает ногами в затылок. Настолько быстрый и ловкий сукин сын. Он приземляется и тянется к двери, но Уэйд отбрасывает его и тут же прилепляет паутиной к полу. Питер дергается и выкручивается, но понимая, что это бесполезно, издает почти что вой, скользя пятками по полу.       Уэйд трет затылок и хмуро смотрит на своего соперника. Тот уже не выглядит таким смертоносным, становится больше похож на того Питера, что спросонья упал с кушетки. Рука зафиксирована неудобно, поэтому он не может даже лопатки оторвать от пола, но поджимает ноги к себе, всем своим видом показывая, что готов пинаться и кусаться. Точно звереныш.       — Я никому не скажу, если это тебя волнует, честное слово! Я не знал, что ты, Уэйд, Паук! Я бы не стал тебя обманывать, — не звучит как мольба, скорее как уговоры или даже угроза, будто ему все же есть чем дать отпор, и он не хочет, чтобы Уэйд вынуждал его это делать.       — Почему ты сбежал?       — Что? Я растерялся. Я дико испугался, что ты не сказал с самого начала.       — Питти, блять, ты не слышишь? Я тоже не знал!       Он подходит ближе и видит, как все тело Питера напрягается до предела, а взгляд снова черствеет. Уэйд все равно медленно придвигается, стараясь не делать резких движений.       — Питти-бой, — повторяет он ласковое прозвище, надеясь, что это сработает, — я не знал. Мне жаль, что я напугал тебя. Все получилось глупо. Я бы ни за что так с тобой не поступил. Нам нужно поговорить и уладить недопонимание.       Питер дышит быстрее, выражение его лица становился недоверчивым, даже скорее грустным.       — Отпусти, и никто не узнает. Бессмысленно меня ловить, убивать и пытаться обезвредить. Ничто меня не удержит. Но я обещаю тебе, никто не узнает об этом от меня.       Сложно так сразу привыкнуть к его голосу, но он кажется безумно подходящим и приятным, наконец-то настоящим.       — Питти, не это сейчас важно.       Он почти не лукавит. Ему важно, чтобы Паук оставался Пауком, но…       — Какой мне смысл хранить тайну личности, если единственный дорогой мне человек хочет уйти?       Он не знает, что у Питера на уме, но его дыхание мгновенно выравнивается, а сам он выглядит пораженным, очень удивленным и взволнованным одновременно. Уэйд подходит ближе, и тот начинает снова смотреть с опаской, но уже без агрессии.       — Питти-бой, я сниму паутину, но не сбегай, пожалуйста. Я не буду тебя удерживать, я не имею права. По идее, искать тебя и врываться сюда тоже не должен был, но мне важно, чтобы все прояснилось, учитывая, как странно сложилось. Питер и Уэйд. Мертвец и Паук. Сюжет для фильма, нет? Я сейчас ее сниму, — он подходит вплотную, присаживается около Питера на корточки и разрывает паутину. Этот состав не всегда эффективен против целей с суперсилой.       Питер прижимает освобожденную руку к груди, все еще продолжая смотреть очень внимательно. Уэйд разглядывает его: он видит шрамированную кожу шеи, ладоней, ступней и лица. Волосы совсем растрепались и лежат неаккуратными прядями. Вздернутый нос. Сухие губы. Он же ни разу еще не видел Питера при дневном свете, максимум — лампа на кухне. А теперь ему очень этого хочется. Они изначально слишком странная парочка, чтобы хоть что-то прошло гладко.       — Прости.       — За что? — хрипло спрашивает Питер.       — Я ненавижу сраные шоколадные колечки.       Питер резко встает на колени, подается вперед и прижимается губами к его губам. Хоть это и не происходит слишком быстро, все равно неожиданно, поэтому Уэйд не удерживается на корточках и падает назад. Питер мгновенно забирается к нему на колени, сжимает в ладонях лицо и продолжает дико, неистово целовать, будто он очень голоден и смог дорваться. Уэйд немного ошеломлен, но прикрывает глаза и притягивает его к себе. У них немного разный ритм — нежность с его стороны и напор со стороны Питера. Но выходит очень неплохо, до странного гармонично.       Он первым отстраняется и всматривается в лицо Питера. Тот тяжело дышит, глаза полуприкрыты и кажутся черными с такого ракурса. Спутанные волосы падают на лоб, и Уэйд привычным движением заправляет их за уши.       — Питти-бой.       — Что? — у него все еще немного безумный вид, и говорит он нетвердым голосом.       — У меня две шутки.       — Ты издеваешься надо мной, Уэйд?       — Первая, что мы в борделе, и честно ли будет уложить тебя на кушетку бесплатно?       Питер раздраженно стонет и пытается подняться, но Уэйд виснет на нем, уткнувшись носом в живот.       — А вторая, что я теперь никогда не забуду, что ты красил ногти.       — Все, Уэйд, я передумал, я сваливаю.       — Ни за что, я не отпущу тебя, да, волоки меня за собой.       — Как тебя такого жирного паутина выдерживает?       Питер останавливается и помогает ему подняться. Затем немного задирает толстовку и показывает, что на ремнях у него кинжалы. Уэйд лишь цокает языком, понимая, что его пытались обмануть и подпустить ближе.       — Снова себе бы руку отрезал?       — Что? Нет! Я планировал порезать тебя.       — Воу, понятно.       — Я бы не убил, — добавляет Питер пристыженно.       — Я знаю. Что, Питти-бой, полетели домой?       — Полетели?       — Жирный или нет, а еще одного пассажира паутина выдержать должна.       Изумление на лице Питера стоит любых усилий, пускай и довольно сложно удерживать визжащего от восторга подростка на своей спине.       Он приземляется на крышу дома и присаживается, позволяя Питеру комфортно спуститься. Они оба в масках, еще и темно вокруг, но Уэйд уверен, что глаза Питера полны восторга.       — Где мы? — его голос такой радостный, что хочется слушать его бесконечно.       — Что, уже свой дом не узнаешь?       — Вау. Да ты круче убера! — Питер начинает приплясывать, и Уэйду пока сложно не играть с самим собой в игру: «Это от Питера или от Мертвеца?». Это определенно от последнего, тот тихий соседский парнишка не такой энергичный. Питер идет к пожарной лестнице, затем останавливается, стягивает маску и говорит довольно тихо:       — Ты идешь или нет?       Уэйд спускается следом за ним. В какой-то момент Питер останавливается, перелезает через перила и ловко спрыгивает на подоконник открытого окна. Похоже, именно так он попадает домой. Уэйд залезает следом, может, без элементов паркура, но на что ему вообще суперсилы тогда.       Питер грациозно обходит всю мебель, ни на что не натыкаясь, хотя стоит полумрак. Щелчок выключателя, и комната озаряется светом. Питер немного прищуривается, но все еще стоит с очень довольным собой видом. Похоже, полеты на паутине неплохо сойдут за Диснейленд.       — Кофе? — он идет в сторону кухни и двигается очень энергично, пружиня. При этом нет нелепой дерганности и невроза, как у Мертвеца. Похоже, от этой игры не так легко будет избавиться, точно не сразу.       Питер не успевает дойти до кофеварки, как его практически сбивают с ног и теснят к стенке. Уэйд прижимает его грудью, думая о том, что стена та же самая и цель тоже не изменилась. Он медленно стягивает с себя маску, и Питер как загипнотизированный следит за его движениями. Затем они встречаются взглядами, и он тяжело сглатывает. Однако, только одно движение резкое: Уэйд наклоняется и начинает нежно целовать шершавые губы, раскрывая их и проталкивая язык. Питер цепенеет, но быстро расслабляется, прижимается затылком к стене и обнимает Уэйда не слишком крепко. Он послушно наклоняет голову то в одну, то в другую сторону, позволяя целовать свои щеки, подбородок и шею. Уэйд целует местечко у него за ухом, и улыбается, когда спутанные пряди щекочут нос.       Он немного отклоняется, когда Питер открывает глаза, чтобы полюбоваться этим теплым и доверчивым взглядом. Вспоминая прошлый опыт, он хочет отстраниться, но Питер крепко держит его за шею и тянется за ним, практически повисая.       — Куда ты собрался?       Уэйд смотрит на него сверху вниз, затем осторожно берет на руки и прижимает к себе.       — Я что, похож на невесту? Отпусти.       — Отпущу только на кровать.       — Подходит, — смущенно смеется Питер и прикрывает лицо ладонью. Уэйд относит его на кровать и аккуратно опускает, нависая сверху. Он стягивает зубами перчатки, затем трется о щеку Питера носом и нежно гладит тыльной стороной ладони шею. Он в который раз думает, что шрамы от ожогов мягкие на ощупь, хотя кажутся обманчиво грубыми и шершавыми.       Ему хочется сделать все нежно и не спеша, чтобы у Питера от первого раза осталось хорошее впечатление. Стена, конечно, уже стала очень родной, но они успеют до нее добраться. Уэйд немного трясет головой, чтобы Питер убрал руки, и помогает стянуть перчатки и с него. Тот смеется от его мастерства избавляться от одежды зубами. Он целует Питера в губы, и получается тягуче, но достаточно сильно. Глубокий неторопливый поцелуй, и продолжать ласкать ладонью шею. Питер, в свою очередь, гладит волосы на его затылке, иногда переходит на шею. Он скован, а его пальцы будто деревянные и совсем не гнутся. Уэйд приподнимается, чтобы посмотреть ему в глаза. Не хочет? Боится? Не поторопились ли они?       — Я не знаю, что делать, — тихо говорит Питер и смущенно улыбается, но взгляда не отводит. Он сильнее стискивает пальцами шею Уэйда, но потом расслабляется и начинает гладить.       — Я знаю, ты просто доверься.       Питер кивает и давит Уэйду на затылок, притягивая его к себе для поцелуя. Он делает это все еще неумело, но очень старательно, не задумываясь о собственной неопытности в данном вопросе. Уэйд немного отстраняется и тянет его на себя, заставляя приподняться, чтобы стянуть толстовку. Это несложно, одежда как большой мешок, и Питер легко выскальзывает из ворота и рукавов. Его волосы взлохмачиваются еще сильнее, а взгляд немного ошалелый, но довольный. Если в прошлый раз, тогда, у стены, в голове Уэйда царствовало только почти яростное возбуждение, то сейчас его распирает от нежности, от такого доверчивого и немного испуганного взгляда.       Большая ответственность и все такое.       Он легко толкает Питера в грудь, укладывая обратно на кровать, и начинает гладить колени. Ему никогда не выпадала возможность рассмотреть костюм Мертвеца так близко, и уж тем более потрогать. Он даже немного удивлен, что тот выполнен настолько качественно, будто умеет регенерировать вместе со своим хозяином. Уэйд тянет на себя сначала одну ногу Питера и снимает обувь, потом то же самое проделывает с другой. Очень изящное решение с высокими ботинками на шнуровке, конечно, он и на это раньше не обращал внимания.       — Поверить не могу, что мы в обуви на моей кровати, — смеется Питер и прикрывает рот ладонью.       — Я в восторге, что ты сейчас думаешь об этом.       Уэйд не отпускает ногу, перехватывает пятку и немного давит, чтобы Питер согнул колено, и прижимается щекой к щиколотке. Для любителя ходить босиком кожа у него, опять же, слишком мягкая, хоть и рельефная из-за шрамов. Питер замирает и смотрит очень настороженно. Уэйд ухмыляется, кусает его за косточку, и отпускает. Он быстрым движением снова нависает, вклинивая колено Питеру между ног, отчего тот быстро вдыхает через нос. Все в нем одновременно говорит и о желании податься навстречу, и о готовности выкрутиться и оттолкнуть. Похоже, это вечная борьба противоречивых сущностей, в какой бы ситуации он ни оказался. Вечный страх и недоверие.       Уэйд отпускает его ногу, опирается на локоть, а другой рукой снова начинает гладить его щеку и шею, призывая расслабиться. В какой-то момент Питер чуть отстраняется, резко выдыхает прямо в губы и начинает целовать жадно, приподнимаясь. Они сталкиваются зубами, и Уэйд, не ожидая такого напора, чуть не валится на него сверху, но Питер уже сжимает его лицо в ладонях и изгибается так, чтобы прильнуть к его грудной клетке всем телом. Уэйд с готовностью отвечает, и он уверен, что слышит тихий стон, когда Питер прикусывает его нижнюю губу и поворачивает голову, чтобы сделать поцелуй еще более глубоким. Похоже, недостаток опыта кто-то решил компенсировать завидным рвением.       Очень горячим, тесным, почти агрессивным рвением.       В который раз ему приходит в голову, что Питер похож на зверька: небольшого, но зубастого, настороженного и не привыкшего к хорошему. Но стоит стать достаточно близким и приласкать — он открывает горло, демонстрируя доверие, и ждет нежности в ответ.       — Все будет хорошо, расслабься.       — А ты только попробуй сделать плохо, — Питер кривит губы в усмешке. Выражение его лица такое хитрое, что Уэйд делает над собой усилие, чтобы не продолжить словесную перепалку и не начать отпускать шутки. Он привычным движением заправляет волосы Питера за уши и обводит скулы пальцами. Затем начинает почти невесомо целовать его губы и подбородок, спускаясь руками к костюму и нащупывая ремешки. Это не так легко: их довольно много, а какие отвечают именно за костюм, а не за амуницию, разобраться получается далеко не сразу. Уэйд начинает расстегивать пряжки и ослаблять ремни, как Питер перехватывает его руку и с силой сжимает запястье.       — Выключи свет.       Вот оно. Вот, что так беспокоит Питера, из-за чего он никак не может расслабиться. Здесь дело не только в неопытности, он настолько боится показать Уэйду свое тело. Для него ладони и стопы уже перебор. Он смотрит упрямо и руку из захвата не выпускает.       — Не выключу.        Если это битва упрямства, то Уэйд не планирует проигрывать.       — Питти-бой.       Тот в ответ прищуривается и все еще не отпускает.       — Чего бы ты там ни боялся, это не имеет для меня значения, поверь. Мне все равно. Мне плевать. Мне это неважно. Мне насрать. Мне похрен.       — Не выражайся, — просит Питер очень тихо и прикрывает глаза.       — Я сделаю, как ты захочешь, Питти-бой. Но мне все равно. Даже не так, я солгал. Мне важно, чтобы ты не стеснялся меня, я хочу вытряхнуть тебя из одежды, я хочу на тебя смотреть, видеть, трогать. Слышать, черт побери!       Питер открывает глаза и смотрит ошеломленно, даже разжимает пальцы.       — Питти-бой, я повторю это столько раз, сколько будет нужно: я хочу тебя всего целиком. Питера Паркера, Мертвеца, подростка с мерзким характером и тихим голосом и наемника с раздражающей болтовней и бормотанием. Хочу. Ты понял? Хо-чу.       — Вау, — Питер ухмыляется, трется носом о губы Уэйда и сам начинает расстегивать ремешки на груди. Уэйд подается назад, садится, затем хватает Питера за предплечья и тянет за собой. И снова поправляет волосы. Это какой-то кошмар. Питер смотрит ему прямо в глаза, немного с вызовом, но расстегивает ремешки спокойно, точно выверенными движениями. Хочется сказать: «Как будто он делал это много раз», но он ведь действительно делал это много раз.       — Я тоже хочу научиться расстегивать их так быстро. Питер качает головой и тянет чуть капризно:       — Как с тебя стягивать костюм я не представляю, ведь плотный материал, а сидит в облипку.       Теперь очередь Уэйда усмехаться. Он бьет по механизму, от которого костюм теряет форму и наслаждается изумлением.       — Вот это да.       — Полезно, ага? — Уэйд начинает выпутываться, и от него не скрывается, с каким любопытством и даже немного восхищением Питер его разглядывает, забыв про ремешки. Такое пристальное внимание должно, по идее, смущать, но ему нравится. То, что он смог так впечатлить Питера, точно стоит всех тех миссий, которые лучше любого спортзала. Сила силой, а он помнит, что и до укуса был хорош.       — Чего замедлился? Еще рот открой.       Питер вздрагивает и быстро возвращает внимание к себе, продолжая поглядывать.       — Не знал, что ты носишь под костюмом белье.       — А ты носишь?       — Само собой. Но твой довольно плотно прилегает.       Он снимает костюм целиком, переводит взгляд на Питера: тот уже расстегнул все ремни, но все еще копается, только уже медленно. Уэйд накрывает его ладони своими и несильно сжимает. Питер поднимает голову и смотрит снизу вверх, в кои-то веки не из-за челки. Хочется сказать, что это все неважно, что можно подождать, что незачем торопиться. Что он все понимает и хочет сделать все хорошо и комфортно. Наверное, это отражается в его взгляде, потому что Питер чуть приподнимается и целует его, выпутываясь из рукавов. Затем он отстраняется и смотрит немного тоскливо. Уэйд не видит ничего такого, что бы он увидеть не ожидал. Он так и предполагал, что его кожа вся в шрамах от ожогов, хотя приступ ярости по отношению к тем, кто это с Питером сделал, подавить сложно. Где-то рытвины глубже, где-то проглядывает розоватая, содранная кожа через витиеватые шрамы. А еще он стройный, даже немного худощавый. Не то чтобы мускулистый, скорее жилистый. Кроме того, в глаза бросаются ключицы: они красивы, даже несмотря на шрамы.       Уэйд улыбается и тянет Питера на себя, прижимая к груди и снова утягивая в поцелуй. Ощущается соприкосновение с кожей непривычно, но вовсе не неприятно. Он гладит его спину, ощутимо вдавливая пальцы в лопатки и позвоночник.       — Питти-бой, штаны мне тоже с тебя надо будет целую вечность снимать?       Питер откидывается назад, падая спиной на подушки, затем приподнимается на локтях и смотрит выжидающе. Уэйд наклоняется, расстегивает пояс и стягивает с него штаны. Несмотря на то, что они облегающие, снимаются легко, не застревая на тонких щиколотках.       Похоже, что им удалось свернуть пару гаек в голове Питера, потому что как только Уэйд снова нависает над ним и начинает гладить бока, он цепляется ногами и руками, сразу притираясь очень близко и роняя на себя.       — Не раздавишь, — говорит он нахально.       Уэйд раздвигает его ноги, упираясь коленом в пах. Он чувствует, как цепкие пальцы впиваются в плечи, а сам Питер немного запрокидывает голову, отчего его взгляд кажется еще более насмешливым.       — Что-то смешное, Питти-бой? — свои слова Уэйд сопровождает движением колена, вдавливая его в пах Питера. Тот резко выдыхает, но не застывает, а тоже сгибает немного ногу, копируя его движение. Отлично. Все однозначно.       — Не пинайся только, Питти.       — А ты веди себя хорошо.       Питер гладит его плечи, затем переходит на шею и грудь. Он опускается к мышцам пресса, и от его касания у Уэйда идут мурашки по коже. Его ладони теплые, а пальцы все такие же цепкие, он будто пытается запомнить каждый изгиб на ощупь либо примеряется, чтобы вонзить коготки и содрать кожу.       За Питером интересно наблюдать: он внимательно разглядывает тело Уэйда, следя за движением своих рук. Он все еще выглядит восхищенным, но к этому примешивается похоть. Питер поднимает на него глаза, тем временем чуть уловимо скребет ногтями низ живота Уэйда, у самой линии белья. Его хитрое выражение лица уже порядком раздражает, словно он насмехается над тем, что с ним обращаются аккуратно как с фарфоровой куклой. Уэйд подается вперед и почти наваливается на него, зажимая руку Питера между их телами. Он целует его грубо, не позволяя перехватить инициативу, а когда прикусывает нижнюю губу, вырывает долгожданный стон. Значит, любит не только кусаться сам, но и укусы.       Уэйд подхватывает его под коленку и раздвигает ноги шире, чтобы разместиться между ними и стянуть Питера с подушек пониже, и вжимается в его пах. Тот не успевает отреагировать, как Уэйд протискивает руку под него и заставляет прогнуться в пояснице. Изгибается под абсолютно нереальным углом, падая с локтей на лопатки и откидывая голову. Потрясающе. Такой растяжке точно можно найти применение.       Уэйд держит его так буквально пару секунд, затем отпускает и начинает вести губами по коже от подбородка до пупка, обводя языком особенно крупные рытвины. Питер следит за ним очень внимательно, в его глазах настоящий ужас, словно он не верит, что это происходит. Уэйд ухмыляется, целует его в пупок, затем низ живота и начинает стаскивать белье. Питер не пробует вырваться, он вообще не двигается, только смотрит. А еще он очень возбужден, и это безумно радует, словно Уэйд забыл об этом и только сейчас осознал до конца.       Он берет в рот, и Питер этого ожидал, но все равно издает то ли писк, то ли всхлип. Он вцепляется пальцами в простыни и пытается свести ноги, но Уэйд упрямо придавливает одно его колено к кровати и начинает ласкать сразу быстро. Он очень старается, его руки заняты, поэтому в ход идет только рот. Что бы там Логан ни говорил про то, что у него длинный язык, но умелый точно. Надо будет выбить отзыв, чтобы свести друга с ума.       Сам Питер, похоже, собирается порвать ногтями простыни. Он лежит, откинув голову, ноги больше свести не пытается, но все еще не двигается, только дышит очень быстро, из-за чего его грудная клетка опускается и поднимается с бешеной скоростью. Уэйд выпускает его член изо рта, и проводит языком по всей длине и начинает посасывать одну только головку. И он наконец-то слышит то, что так хотел: Питер протяжно стонет, не стесняясь и не понижая голос. Уэйд тут же возвращается к быстрой ласке, отпуская колено и помогая себе рукой. Питер всхлипывает, почти кричит, но не рискует поднять голову и посмотреть на происходящее. Уэйд тянет руку, на которую опирается и перехватывает ладонь Питера и сжимает ее. Тот отпускает простыни, переплетает пальцы и немного вскидывает бедра. Уэйд замедляется, чем вырывает разочарованный стон, тянет руку Питера и кладет себе на затылок. Сначала тот не двигается, но когда ласка снова ускоряется, легко сжимает пальцами волосы. Он не пытается направить, просто держится, но когда снова удается вырвать из него стон — вцепляется куда ощутимее. Он начинает мелко дрожать и пытается отпихнуть Уэйда, убрав руку с его затылка и скользя по щеке. Питер делает это смазанно, словно уже не может контролировать себя, это даже больше похоже на неаккуратное прерывистое поглаживание.       — Стой, подожди, подожди.       Уэйд именно этого и ждал, начинает брать глубже, а после проводит по всей длине языком. Последняя попытка что-то сказать оборачивается для Питера неудачей: он давится стоном и даже немного хрипит. Уэйд держит его член еще какое-то время во рту, затем медленно подтягивается выше, ведя носом по животу, груди и шее.       Питер смотрит в потолок, его глаза широко открыты. Шокирован и пока не может прийти в себя. Тихий вздох вырывается из его горла, когда он открывает рот. Он переводит взгляд и неуверенно улыбается, отчего его губы дергаются.       На сегодня достаточно, не стоит перебарщивать с впечатлениями, и так день выдался сложным. Уэйду тяжело дается это решение, он возбужден так сильно, что меньше всего сейчас хочется идти дрочить в душ. Но это правильно, до приятного верно. Однако, попытка отстраниться заканчивается неудачей: Питер крепко сжимает пальцы на его плечах и приподнимает бровь.       — Куда ты собрался?       — Мне кажется, что на сегодня хватит.       — А мне так не кажется.       Удивительно, насколько сильно разнятся эмоции на лице Питера: его то уводит в грань, где он смущенно прячет глаза и говорит шепотом, почти заикаясь, то смотрит жестко и даже немного властно, давая понять, что с ним лучше не спорить, если не хочешь, чтобы тебе разодрали горло. Уэйду нравится этот контраст: этот парень сразу зарекомендовал себя как личность неординарная. Неординарная — слабо сказано.       Питер приподнимается на локтях и утягивает его в неспешный поцелуй, немного вскинув бедра и прижавшись к его грудной клетке и паху.       — Твое белье все еще на тебе, — не слишком строго, словно он напоминает о чем-то обыденном: купи хлеба, не забудь про почту. Сними белье и трахни меня.       Уэйд ухмыляется, садится и делает, как сказали. Питер следит за ним очень внимательно, и в какой-то момент его взгляд говорит о том, что он впечатлен. Он раздвигает ноги шире и прижимается еще сильнее, когда Уэйд возвращается к нему. Пара скользящих движений всем телом вверх-вниз, в ходе которых он трется бедром о его член, оставляют позади любые сомнения относительно его намерений. Питер смотрит упрямо, но в какой-то момент его взгляд смягчается. Они гладят друг друга, неспешно, но время от времени сжимая пальцы, но не так, чтобы оставить следы. Уэйд доходит ладонью до бедра Питера, берет под колено и сгибает, почти прижимая к его животу. Он опускается немного ниже и неспешно мнет ягодицы, время от времени проезжаясь пальцами между ними.       — Я не строил планы на вечер, поэтому немного не подготовился.       Питер ухмыляется, изгибается, не отстраняясь, и начинает копаться в тумбочке.       — Похоже, только я здесь ни о чем не подозревал, — веселится Уэйд, но смутить Питера ему не удается. Тот фыркает, протягивает ему тюбик и говорит с надменным выражением лица:       — Мне двадцать лет в теле семнадцатилетнего, сколько раз в день, по-твоему, я способен подрочить?       Уэйд смеется и подтягивает его к себе, придерживая за бедра.       — Вопросов нет. Интересно, сколько раз в день ты способен на это.       Питер рвано выдыхает, когда он смазывает пальцы и начинает медленно его растягивать. Сначала один палец, а как только тот начинает скользить пятками по простыням — второй.       — Где твоя дерзость, Питти-бой? — усмехается Уэйд и начинает целовать и несильно покусывать его коленку. Он снова перемещается, нависая и прижимаясь членом к его ягодицам, хотя все еще растягивает его пальцами. Возможно, ему не стоит так себя распалять, он и так возбужден до предела, а с таким дополнительным трением никакие суперспособности не справятся. Питер издает какие-то нереальные звуки, больше похоже на скулеж, чем на стоны, сжимает пальцами то простыни, то плечи Уэйда. Он запрокидывает голову, затем снова тянется за поцелуем, но лишь стонет в его губы.       — Питти, это пиздец, эти звуки пиздец.       — Уэйд!       Он все понимает, вытаскивает пальцы, придерживает Питера под колено и неспешно входит. Идет не так легко, как ему хочется, он старается все делать медленно, чтобы не причинить вреда. Питер впивается ногтями в его плечи, что довольно больно, тянет на себя и почти шипит в подбородок:       — Что бы у тебя там и какого размера ни было, двигайся уже, мать твою.       Он сам подается бедрами навстречу, выбивая этим незамысловатым движением здравый смысл из них обоих. Уэйд входит сразу на всю длину и чуть тут же не кончает от того стона, который слышит, и начинает двигаться. Сначала Питер лежит в оцепенении, немного запрокинув голову, но как только Уэйд сильнее давит на его колено, меняя немного угол проникновения, и покусывает его шею, он рвано выдыхает и двигается навстречу.       Питер бормочет его имя как в бреду, повторяя снова и снова, как это делал Мертвец, только куда громче и перемежая со стонами.       — Господи боже, Питти-бой, я не знаю, попросить тебя прекратить или кричать громче.       Питер закидывает вторую ногу ему на пояс, замолкает и начинает смотреть в глаза, но так расфокусированно, словно ничего перед собой не видит. Уэйд отпускает колено и просовывает руку между их телами, чтобы крепко сжать его член и сразу взять быстрый темп, стараясь подстроиться под собственные толчки. Он одними губами вцепляется в шею Питера, выбивая протяжный стон, и чувствует, как тот кончает следом, в последний раз вскинув бедра и толкнувшись в ладонь.       Они тяжело дышат, Питер даже немного надрывно. Уэйд из последних сил держится, чтобы не упасть, хотя очень хочется. Питер опускает ноги, но они все еще разъезжаются. Он выравнивает дыхание, приподнимается на локтях и легко целует, скорее просто касаясь губами.       — Ложись рядом. А то мне кажется, что у тебя сейчас рука согнется, и ты меня раздавишь. Жирный.       — Я тут перед тобой голый, Аполлон как есть, должно быть стыдно меня так называть, — смеется Уэйд. Питер закатывает глаза и даже никак не комментирует, что его же сперму вытирают о простыни. Стоит Уэйду лечь, как он тут же подкатывается и прижимается сбоку, положив голову на грудь, после чего немного сгибает колени и трется щекой, даже мурча. Уэйд не может согнать с лица довольную улыбку, и ему даже неважно проверить, есть ли такая у Питера. Он уверен, что есть.       Ощущение, что утро настает буквально через секунду, хотя Уэйд даже не помнит, как уснул. Судя по всему, разбудил его шуршащий по квартире Питер, сонный, но уже умытый и даже одетый. Он энергично, но достаточно тихо копается в шкафу и поводит плечами: в голове играет какая-то песня, и он под нее пританцовывает. Возможно, он действует бесшумно, но, когда у тебя настолько острый слух, сложно не фокусироваться на ближайших звуках, хотя со временем приучаешь себя не обращать на них внимания и засыпать. Уэйд потягивается и с неохотой выбирается из постели. Питер тут же оборачивается и начинает довольно улыбаться, будто только этого и ждал.       — Ты ходишь в той футболке, что дал мне, Питти-бой?       — Я говорил, что это моя домашняя.       — Небось, и не стирал ее с того дня, потому что она пропиталась моим запахом, — ухмыляется Уэйд и играет бровями.       — Именно поэтому я ее сразу и постирал, не выдумывай, — фыркает Питер в ответ. Все еще странно слышать его голос, но Уэйду даже нравится к нему привыкать. Его не коробило, что Питер всегда говорил шепотом, а вот голос Мертвеца терпеть удавалось с трудом: слишком высокий и истерично срывающийся. Настоящий даже не похож на смесь этих двух, он намного приятнее.       Питер кидает ему штаны и полотенце.       — А футболка?       — Мое, отстань, — Питер показывает ему язык.       — Если хочешь, чтобы я ходил полуобнаженный, то просто скажи.       Питера несложно вогнать в краску. Он отворачивается обратно к шкафу, чтобы скрыть свое смущение.       — Не знаю, что лучше сделать, помоги мне, Питти-бой. Потащить тебя обратно в кровать, пока я не оделся? Или вытряхнуть из этой футболки, которую я теперь считаю своей, и зажать у шкафа? Или же лучше вариант, где я иду в душ, а ты все равно сам через некоторое время приходишь ко мне, когда перестанешь смущаться?       Питер поворачивается к нему, и на его лице ясно читается возмущение.       — А как тебе вариант, где ты прекращаешь болтать, тащишь свою задницу в душ и не отсвечиваешь, пока я готовлю завтрак? — он скрещивает руки на груди и смотрит упрямо.       — Как хочешь, — пожимает плечами Уэйд и идет в сторону ванной. — Дверь я не закрываю, а завтрак потом помогу тебе приготовить.       — Вот он, Уэйд, которого я знаю, самоуверенный кретин!       — Я моюсь не так долго, не тормози там.       — Да пошел ты!       — Если еще хоть раз об этом пошутишь или попытаешься меня смутить, я этот нож загоню тебе в печень, причем с любого уголка квартиры.       Мокрые волосы лезут Питеру в лицо, и он время от времени поправляет их, раздраженно пытаясь пригладить рукой. Уэйд довольно ухмыляется и продолжает замешивать тесто.       — Я еще тогда в закусочной чувствовал, что мои фирменные блинчики ты обязательно попробуешь.       Питер недоверчиво на него косится, потом возвращается к нарезке фруктов, и даже смотреть страшно на то, как он быстро орудует ножом, не отрезая себе при этом пальцы. Наверное, долгие тренировки, он может себе позволить. Уэйд невольно вздрагивает от этой мысли.       — Я тогда думал, что мне стоит поменьше выходить на улицу, чтобы с тобой не сталкиваться, — он еще и покачиваться снова начинает, будто не нож у него в руках, а венчик для взбивания, как у Уэйда.       — Неправда. Ты чуть ли не светился в тот день, когда мы пошли на качели.       — Случился плохой день, и я обрадовался тебе. В тот день мне было одиноко, — Питер не поднимает на него взгляд, скидывает фрукты в чашку и аккуратно перемешивает. Уэйд не смог уговорить его надеть футболку или майку, но что тот закатал рукава худи до локтей — уже прогресс, и он не собирается давить. И останавливаться тоже не намерен. Все еще будет.       Он отставляет чашку с тестом, подходит к Питеру со спины и обнимает его, кладя голову на плечо. Тот заметно напрягается, но подается назад. Уэйд трется носом о его ухо и говорит серьезным голосом:       — Я придумал шутку.       — Лучше не стоит.       — Питер плюс Мертвец будет Пиздец.       — Ты серьезно?! — Питер отпихивает его и смотрит очень возмущенно. В его руке нож, и впору испугаться, но Уэйд лишь смеется.       — Тебе лет двенадцать, судя по уровню развития, очень дерьмово выглядишь для своего возраста.       — Не выражайся, Питти-бой! И я же повеселил тебя.       — Мне вообще не смешно, что я встречаюсь с таким кретином, — Питер замолкает и прикрывает рот ладонью. Выражение лица снова становится таким испуганным, словно выпрыгнуть в окно легче, чем остаться здесь и разговаривать.       — Что такое, Питти-бой? — Уэйд догадывается, что тот нервничает, поскольку статус их отношений не оговорен. У Питера небольшой опыт построения социальных связей, поэтому такая реакция вполне ожидаема.       — Да, твой парень лучший в плане шуток в этом городе, не согласен — вали в клуб Логана «Не умею смеяться, потому что я — отстой», — с улыбкой продолжает Уэйд и рад, что Питер смеется. Он смущен своей реакцией, поэтому откладывает нож и возвращается к фруктовому салату.       — Блины будут или нет? — недовольство спрашивает он. — Я здесь только потому, что ты мне их обещал.       — Да уж, долгий ты проделал путь, — смеется Уэйд и целует его в макушку.       — Ты мудила, Логан! Я знал, я так и знал, что не нужно соглашаться на эту миссию, что не мой формат, не мое эти туннели. Но нет же, говнючий Росомаха так соскучился и боится это признать, что выдергивает меня!       Уэйд перекидывает Логана через небольшое ограждение, не заботясь, что тот падает в воду. Скорее неглубокую лужу, но все равно приятно.       — Давай, регенерируй, мать твою, — он наклоняется, осматривает грудную клетку друга и цокает языком. Выглядит хорошо, насколько это можно говорить о внутренних органах, которые ты видишь без УЗИ. На это понадобится время.       Уэйд высовывается из-за ограждения и прислушивается. За ними погоня, но неизвестно, насколько близко. Он очень надеется, что у Стива со Скоттом все хорошо, поскольку сейчас нет никакой возможности связаться с ними или пойти на поиски, ведь таскать с собой Логана и одновременно обороняться будет затруднительно.       — Я тебе еще много чего скажу, раз уж ты внимательно слушаешь, мудак. Я ненавижу твою стрижку, ненавижу твою рожу, ненавижу твой голос, ненавижу все, кроме твоей сраной способности молчать, когда у тебя пробиты легкие!       Уэйд добавляет через костюм обезболивающее в рану на спине и надеется, что почувствует, если начнет вываливаться хребет. Это все совсем не важно, они с Логаном выберутся, тут без вариантов, и не в такой заднице бывали, но тревога за вторую часть отряда не отпускает и мешает думать.       — Ну, прости, что прервал твой медовый месяц, — хрипит Логан и кашляет кровью.       — Лучше заткнись! — Уэйд приподнимается и делает несколько выстрелов паутиной, прицепляя первых нападавших к стене. — Присоединяйся к вечеринке, когда чуть меньше будешь похож на дерьмо.       Он отпрыгивает к потолку, отвлекая внимание и уворачиваясь от пуль. Изгиб в системе туннелей не дает точно оценить количество врагов и их расположение, поэтому важно добраться именно туда, хоть это и может стать непростительно глупым поступком.       Логан возвращается в бой почти вовремя, когда Уэйд успевает получить лишь трещину в ребре.       — Имей я твою регенерацию, не продалбывал бы все так бездарно, — шипит Уэйд и распрямляется. Логан лишь хмурится, но пытается предложить помощь, за что сразу оказывается послан.       — Нужно найти Скотта и Стива, здесь слишком мало людей, значит, основная масса пошла за ними. Быстрее.       Карта системы туннелей, которая есть в их распоряжении, просто отвратительная. Либо ее составлял кретин, либо здесь подземный Хогвартс, что меняет пути. Чем дольше они бегут, тем сильнее тревога, что не успеют. Уже даже не тревога, а скорее болезненное осознание. Они оба останавливаются, прислушиваются и безошибочно выбирают направление.       Слышны шаги, и они уже готовы к бою, как из-за поворота появляется Скотт, поддерживающий Стива с одной стороны. Полная неожиданность, что с другой стороны его придерживает никто иной как Мертвец. Питер. Паркер. Кроме того, на его спине закреплен щит Капитана Америка, что вообще из ряда вон.       Пока Уэйд стоит в оцепенении, Логан подбегает к группе и заменяет Мертвеца в роли поддержки. Тот выпрямляется с явным облегчением: все же Стив весит немало, а из-за роста основная масса ложилась на его плечи, а не Скотта. Питер пытается размять поясницу, но вдруг вспоминает, что за его спиной закреплен щит. Он неуверенно ощупывает его, как будто для него это тоже сюрприз.       — Чего застыли? Паук, вместо Скотта! — рычит Логан, и все снова возвращается в боевой режим, где нужно действовать быстро и слаженно.       — Стив, меньше надо жрать, — Уэйду не то чтобы тяжело, все же суперсила, но Кэп еле волочит ноги, что осложняет ситуацию. — Сколько их за вами, Скотт?       — Кого?       — Боевиков, кого, твою мать!       — Да никого. Все обезврежены, разоружены и заперты. Ждут транспортировки.       Они с Логаном даже останавливаются, недоверчиво оборачиваясь.       — Пацан помог, — пожимает плечами Скотт и кивает в сторону Питера. Тот уже снял со спины щит и с благоговением держит его в руках.       — Стащишь — получишь пиздюлей, — строго говорит ему Логан. — Не выражайся! — почти одновременно говорят Питер и Стив, из-за чего Уэйд чуть было не скидывает последнего, начиная хохотать. Это не может быть реальностью, он точно спит.       — Я никогда ничего не крал, — обиженно бормочет Питер и бежит следом за группой.       Буквально перед выходом из бункера Стив начинает идти самостоятельно, когда действие яда заканчивается.       — Пиздить щит скорее по моей части, — замечает Уэйд. Стив смотрит на него с нечитаемым лицом, но от комментариев воздерживается.       Они выходят, когда уже прибывает группа агентов. Питер смущенно протягивает щит.       — Зачем вы вообще ему его дали? — спрашивает Логан, в своем репертуаре хмуро и недоброжелательно, отчего Питер опасливо отходит подальше. Уэйд заметил, что пока они шли к выходу, Питер все время на него посматривал, раздумывая, имеет он право обращаться к Уэйду или нужно сделать вид, что они малознакомы.       — Тащить Кэпа неудобно из-за щита за спиной, — спокойно отвечает Скотт и крутит запястьем, проверяя на вывих.       — Я сам его попросил понести, — кивает Стив и закрепляет щит за спиной.       — Молодцом, — смеется Уэйд и притягивает Питера к себе, обнимая его за плечи. Кажется, слишком много впечатлений для одного дня, потому что он вообще не двигается, а возможно, что и не дышит. Уэйд только на свету замечает, что в красно-синем костюме множество следов от ранений и потеков крови. Хотя все уже зажило, все равно становится не по себе. Он впрыскивает еще обезболивающего, в очередной раз мысленно давая обещание, что это последняя доза. Курить он бросал примерно так же, но бросил же. Он не чувствует, как Питер аккуратно касается раны пальцами, но все понимает по встревоженному взгляду. Эта способность так четко передавать эмоции через маску поражает до сих пор.       — Вы летите или нет? — кричит Стив.       Уэйд тянет Питера за собой к квинджету, но тот ловко высвобождается из его рук и пятится.       — Мне нельзя на базу, — объясняет он, разворачивается и бежит в сторону доков. Очень хочется броситься за ним и уговорить, но не стоит устраивать сцену и расстраивать его. Кроме того, ему все же нужна медицинская помощь.       Никто не комментирует побег Мертвеца, только уже на подходе к базе Стив говорит своим будничным тоном:       — Ни одной жертвы, все захвачены, утрамбованы и заперты.       Уэйд понимает, к чему он, и только кивает.       — Мне показалось, что он кому-то отрезал пальцы, — подает голос Скотт.       — Тебе показалось, — прерывает его Логан и смотрит в упор, отчего тот откашливается и отворачивается.       Уэйд выходит из больничного крыла весьма довольный жизнью. Костюм удалось скинуть Старку, даже без привычного: «Здесь тебе не ателье для тупых задниц, что не могут за себя постоять». Он позволяет себе ненадолго снять маску, чтобы умыть лицо и просто постоять, уткнувшись лбом в стену. Прохладный кафель очень кстати сейчас.       Он рад, что Питер вмешался, похоже, он неплохо помог, и это важно. Но все еще не очень понятно отношение Мстителей к нему. Кэп, похоже, сменил гнев на милость, а Логан сразу принял его сторону, хоть и в своей привычной недружелюбной манере.       Питер больше не берет заказы, даже наоборот, отслеживает некоторые из них и пресекает. Но с контролем у него все еще бывают проблемы. Его невозможно вывести из себя ранениями, но стоит пострадать кому-нибудь другому, союзнику или тем, кого он хочет защитить — он становится жестче и может натворить глупостей. Чаще просто сбегает, чтобы не сорваться, но иногда не выдерживает и убивает либо сильно калечит в приступе ярости, из-за чего сбегает стопроцентно. Уэйд видит его старания и просто не может сердиться, остается рядом и поддерживает. Он внезапно открывает для себя, какой этот Питер, когда он не делит себя на две разные личности: нежный подвижный парень с повадками звереныша, что любит прятаться и всегда настороже, чтобы укусить протянутую ладонь.       Кусаться, кстати, он и правда любит, Уэйду повезло, что у него тоже неплохая регенерация. Да он и не возражает.       — Что, перерыв на подумать? Те самые три минуты в день?       — Решил использовать то время, что мы с тобой уделяем обычно на секс.       Логан кривится, хоть и признает, что Уэйд ответил достойно.       — Паркер хорошо справился, — добавляет он.       — Похоже на то.       — Тебе стоит все же постараться привести его на базу. Стив не против. Даже не то что не против, хочет его видеть.       — Пока он сам не решит — не придет, — вздыхает Уэйд и натягивает маску.       — Его не так сложно к чему-то подтолкнуть, как ты думаешь. Стоило мне намекнуть на эту миссию, как он побежал в туннели вперед меня.       Уэйд бросает на него недовольный взгляд и отвечает довольно резко:       — Логан, он не цепной пес, которого можно натравливать. Ты сам знаешь, каким он бывает, не нужно подвергать его излишнему риску.       — Риску какому? Что его убьют? Встанет и снова начнет рисковать.       Уэйд не отвечает сразу, чтобы ответ не стал ударом в челюсть.       — То, что он не может умереть, не значит, что ему не бывает больно. А риск не в этом. Он нестабилен, и когда делает что-то не так — слишком расстраивается и загоняется, его непросто вывести из этого состояния. Я буду только рад, если он начнет сотрудничать, но не хочу, чтобы это расшатало то, что у него получается строить сейчас.       — Понял. Но ты не опекай его чрезмерно, он без тебя справлялся с этим миром, — Логан достает сигару, — и делал это не так плохо, как нам кажется. Плохо с моральной точки зрения, эффективно с другой.       — Отвали.       — Я серьезно. Уговори пацана притащиться сюда, ему на пользу пойдет общение с другими людьми, кроме проституток и мужика с кризисом среднего возраста.       — Что в слове «отвали» кажется тебе слишком сложным, чтобы его воспринять? Хочешь привычного: «Да пошел ты, Логан»?       — Сам иди.       И хотя Уэйд предпочитает есть где-нибудь, а не тратить время на готовку, Питер его в этом побеждает: он питается одними кофе, хлопьями, печеньем и фруктами. Иногда покупает что-нибудь вроде йогуртов или другой еды, которую тоже готовить не нужно. Странно, что он не обратил на это внимания в их первую встречу, когда навязал свою консультацию по питанию. Ведь его корзина для покупок — мечта подростка.       — Это не слишком полезно, ты в курсе?       — Вот плюсы регенерации: организму все равно. Ему просто нужна еда, и то не обязательно. Съел побольше, неважно чего — самочувствие лучше, нужна энергия. Не ешь месяц — терпимо, хоть желудок и пытается переварить сам себя, а не получится, как и умереть от обезвоживания.       — Господи, откуда ты это знаешь?       — Я любознательный. Может, расскажу тебе когда-нибудь.       — То есть, ты как истинный малолетка используешь возможности своей регенерации, чтобы объедаться едой с большим содержанием сахара и не бояться последствий? — хмурится Уэйд.       — Я могу себе голову отрезать, не боясь последствий, поверь, с печеньем я справлюсь. Уэйд тяжело сглатывает и решает про голову тоже не уточнять. Он не уверен, что вообще хочет знать ответ на этот вопрос.       Питер честно пытается пожарить ему яичницу, и Уэйд обещает не мешать. Он внимательно следит, но не комментирует. Первая попытка не удалась настолько, что сейчас Питер стоит около плиты с лопаткой наготове, не отрывая взгляда от сковородки. В прошлый раз этой лопаткой Уэйду прилетело, поэтому молчать ему даже как-то несложно.       — Как их разбивают, чтобы не растеклось ничего?       — Опыт.       — Отличный жизненный навык, конечно, — вредничает Питер. Он специально купил сковородку и кастрюлю, чтобы иногда кормить чем-нибудь своего гостя, потому что раньше пользовался только микроволновкой.       — Масло налил, яйца разбил, скорлупу выловил, под крышкой подержал, огонь такой, чтобы не подгорело, никуда от нее не ухожу, — повторяет сквозь зубы. Когда Питер нервничает — начинает бормотать без остановки, но иначе, чем Мертвец, слова вполне можно разобрать. Уэйд вздыхает, но снова ничего не говорит. Хочет — пускай развлекается. С макаронами он уже неплохо справляется. Вообще, довольно странно, что он совсем не умеет готовить. Как объясняет сам Питер — они с тетей четко делили домашние обязанности. И не становится сюрпризом, что уборка больше по его части, поэтому единственное, что он умеет — нарезать хлеб и открывать коробки с соком.       — Готово! — Питер ставит перед ним тарелку, содержимое которой ближе к омлету, но с потеками желтков.       — Сейчас продегустируем.       В словах Уэйда нет притворства, ему несложно ждать, пока Питер справляется с очередным кулинарным шедевром, не мешать ему и пробовать после. Иногда он даже сдерживается, чтобы не высмеивать его в процессе. Это трогательно и очень приятно. О нем не особо кто-то заботился последние годы так, с домашним уютом. Похоже, Питеру тоже этого не хватает.       — Неплохо, хорошая яичница, спасибо.       — Дай сюда, — Питер забирает у него вилку, отламывает себе кусочек и с хмурым видом жует.       — Забыл посолить. Черт.       — Можно же посолить после.       — Точно, — он улыбается так искренне и довольно, словно как минимум победил в олимпиаде по химии. А, как выяснилось, такое достижение в его копилке имеется.       Питер свободно упоминает некоторые факты из своей жизни до эксперимента и с опаской говорит про что-то после. Но все, что касается «Оружия икс», является запретной темой. Когда Уэйд набирается решимости и спрашивает об этом, взгляд Питера становится холодным, и он говорит, что не хочет об этом вспоминать. Много секретов, много табуированных тем, недосказанностей и вопросов, которые так и не заданы. Уэйд не давит и надеется, что когда-нибудь Питер сможет ему открыться и расскажет все сам.       — Странно, да, что мы выбрали один район? То есть, я здесь давно квартиру снимаю, а вот как ты здесь оказался? Не иначе, как очередная шутка судьбы, у нас с ней старые счеты.       — Мне Логан сказал, что район хороший.       Они поворачиваются друг к другу и некоторое время молчат.       — Да ты шутишь.       — Серьезно.       — Он сказал, что вы с ним особо не пересекаетесь.       — Он надрал мне задницу на одном моем заказе, потом мы немного поговорили, и вот.       Уэйд пытается переварить полученную информацию и возмущенно восклицает:       — Логан — херова фея-крестная твоя, ты в курсе? На задания зовет, с жильем помогает.       — Ага, только с прекрасным принцем не задалось.       Уэйд смотрит на него с осуждением, но тот лишь отворачивается и смотрит на свои руки с лукавой улыбкой.       Питер тоже не особо лезет с расспросами, скорее уточняет что-то, если Уэйд сам начинает рассказывать. Только однажды он спрашивает, не жалеет ли он, что его укусил тот паук и ему пришлось оставить свою прошлую жизнь. Уэйд даже молчит некоторое время. Он множество раз об этом думал, и довольно часто ныл Логану. Но его размышления всегда приводят его к одному и тому же.       — Нет, не жалею. Бывают моменты, когда мне не хватает возможности жить по-другому, но они краткие и не столь важные. Я бы не хотел, чтобы случилось иначе.       Питер кивает с одобрением.       — Мне жаль тебя, что ты не можешь жить на печенье и чипсах. Ущербно с точки зрения суперсилы.       — Ну да, все дали, забыли только про возможность травить свой организм чем-то похуже ядов.       Питер издает смешок и отламывает себе еще пару кусочков от яичницы, вновь жуя со всей серьезностью, изображая ресторанного критика.       — Я и сам могу готовить, если что. Я умею. Кроме того, обедать где-то тоже вариант.       — Мне хочется, чтобы у тебя благодаря мне появлялось свободное время. А ходить куда-то я не особо люблю. Люди разглядывают меня, и я нервничаю.       — Мне хочется тратить свое свободное время на тебя.       Питер смущенно отводит взгляд.       — И на секс.       — Вот умеешь ты все свести к одному!       — Я и поедание яичницы к этому сведу.       — Это как? — Питер прищуривается и смотрит с недоверием.       — Доем эту прекрасную несоленую яичницу, возьму тебя подмышку и понесу в кровать.       Питер возводит глаза к небу и цокает языком. Уэйд ухмыляется.       — Так чего ты тормозишь, ешь давай, а не разговаривай.       — Как поживает самая прекрасная из фей?       — Чего хотел?       — Ты как всегда сама вежливость, именно поэтому у нас с тобой так все сложилось.       Логан закатывает глаза и возвращается к чтению. — Зачем ты порекомендовал Питеру мой район? — игривым голосом спрашивает Уэйд и часто моргает, строя глазки.       — Он искал квартиру.       — И?       — И я порекомендовал.       — Ты даже не стараешься сделать все проще. Ты что, в свахи подался? — игривость уступает место раздражению.       — Вот чего я точно не предполагал, так это то, что ты познакомишься с Паркером, а не Мертвецом.       — То есть признаешь.       — Ага, — Логан откладывает пад. — Но кто бы мог подумать, что ты начнешь с ним флиртовать. Я скорее рассчитывал на благотворное влияние Паука на наемника Мертвеца. Но как же так! Тебе комфортно встречаться с подростком, потому что ты — сраный инфантил.       — Питер довольно взрослый для своего возраста, — недовольно бубнит Уэйд.       — Это не отменяет того факта, что ты взрываешь вещи в микроволновке.       — И дружу с таким скучным старпером как ты, радость моя.       — Ты невыносим.       — Ты меня любишь, признай.       — Только в перерывах между фантазиями о том, как ты сдохнешь.       — Романтика! — Уэйд смеется, и от него не ускользает, что Логан улыбнулся. Он почти всегда хмурый, но с чувством юмора у него все в порядке.       — Ты в курсе, что он здесь? Паркер твой?       — Да, я знаю. Но пришли мы отдельно, я его еще не видел.       — Как так?       — Его пригласил Стив. Я почти ревную.       Он хочет пойти искать Питера, как Логан несильно толкает его ладонью в плечо.       — Что за незапланированные телесные контакты? Ты меня пугаешь, — смеется Уэйд.       — Любому другому я бы сказал: «Только посмей обидеть Паркера», хотя он сам кого хочешь обидит. Но я тебя знаю, Уилсон. Можно сказать, доверяю.       Уэйд задерживает дыхание. — Спасибо.       — Даже без сарказма или тупой шутки? — удивляется Логан.       — Жизнь твоя тупая шутка и наше знакомство. Но раз фея-крестная меня одобрила, я тронут.       Питера найти не так уж сложно. Он сидит за столом в одном из залов вместе со Стивом, вытянув руки и положив на них подбородок. Уэйд в который раз думает, что когда он в маске, либо дома, то абсолютно не стеснен условностями и правилами, всегда выбирая удобство и прямоту. Настоящий Маугли, что сидит перед Капитаном Америка как дошкольник. Даже немного странно, шестнадцать лет — не тот возраст, когда не знаешь правил этикета. Похоже, это приобретенная черта, которая досталась вместе с Мертвецом.       Питер склоняет голову немного набок, но это не выглядит как усталость или неуважение — видно, что он внимательно слушает. Стив не выглядит недовольным, скорее наоборот, достаточно доброжелательным. А еще Питер качает ногами. Уэйд не чувствует стыда, наоборот, он находит такую непосредственность преступно очаровательной.       — О, он такой милый, — Наташа останавливается около него и тоже наблюдает издалека за их беседой. Стив с Питером в другом помещении, но их отлично видно через стеклянную перегородку.       — Когда за стенкой — особенно, — добавляет она. — Не слышно, как он бормочет.       Уэйд смотрит на нее с осуждением.       — Что? Поверь, его не зря зовут бормотуном.       — Он приходит в норму.       Наташа ухмыляется, но тему меняет:       — Мне больше нравится, что ты приходишь в норму. Я устала из жалости отдавать тебе апельсиновый энергетик, потому что ты выглядел как дерьмо.       — Ты хоть раз его допивала?       — Нет, редкостная гадость.       — Я тоже.       Они оба смеются, глядя друг на друга с вызовом. Это признание ничего не меняет — кто-то должен побеждать.       Питер выпрямляется и опускает ноги на пол. Стив хлопает его по плечу, после чего выходит из зала, а тот семенит следом. Поверх костюма снова накинута большая толстовка. Похоже, у него бесконечный запас на все случаи жизни. Хотя в этом нет необходимости, он накидывает капюшон на маску и засовывает руки в карманы, всем своим видом говоря: «Я в домике». Домик включает в себя кинжал в ботинке, который он никогда не вытаскивает, даже если пришел на базу Мстителей «без оружия».       — Значит, Питти-бой, когда я тебя звал, ты отказывался и огрызался, а стоило Капитану Америка кинуть смс — ты пришел.       Питер отворачивается, но позволяет обнять себя за плечи и прижать к груди.       — Когда ты звал, это больше напоминало предложение сходить на экскурсию и посмотреть, где работает твой парень. А он работает там, где есть некоторые люди, которым ты загонял кинжалы в плечи и выдирал механические крылья. Мне сюда приходить не стоило, даже скорее нельзя, я здесь не к месту.       — Что изменилось?       — А вот если пригласил Капитан Америка — можно.       Уэйд смеется и тащит за собой Питера к тому месту, где в последний раз видел Логана. Он надеется, что теперь у него получился доводить своего друга еще сильнее.       Питер внимательно смотрит в пад: интереса не видно сквозь маску, но потому, как он ведет плечами и болтает ногами, можно сказать, что он доволен.       — Ничего секретного, — пожимает плечами Стив. — Уровень доступа низкий, но думаю, что найдет, что изучить.       Питер в какой-то момент перестает мотать ногами, скорее даже весь замирает. Уэйд подходит к нему, но не успевает взглянуть из-за плеча, как экран гаснет. Питер поворачивается. Маска. Чертова маска. Уэйд уже так привык, что дома они обходятся без нее, что недоволен, когда не видит эмоций, а должен гадать. Он не зол, понимает, почему так, но все равно не может не грустить, хоть и никогда не попросит маску снять. Он и сам зачастую в ней ходит, особенно в той части базы, где просто сотрудники и агенты, а не жилой блок или командный пункт.       — Что-то интересное?       — Да, — Питер обычно разговорчив, но сейчас обходится кратким ответом.       Уэйд возводит глаза к нему: такое поведение лучше любого «отстань от меня». Он садится рядом, закатывает маску до носа и открывает принесенный с собой пакет.       — Будешь чимичангу? — учтиво спрашивает он Питера.       — Конечно же нет.       — Я сейчас расковыряю его, посмотришь, что внутри.       Питер без особого рвения заглядывает в содержимое лепешки, отклоняется обратно и говорит с насмешкой:       — Теперь я тем более не буду это есть.       — Ты злой.       — Я знаю.       Уэйд корчит рожу и показывает язык. Он иногда пытается что-нибудь предложить из еды, но здесь то же самое: маска остается на лице при любом раскладе.       — Капитан Роджерс сказал, что он хотел бы взять меня на миссию. Не он сам, но включить в состав отряда.       — Это же отличная новость, — говорит Уэйд с набитым ртом и салютует чимичангой.       Питер начинает ерзать, даже садится по-человечески, чтобы ногами не болтать. Он абсолютно лишен какого-либо стеснения, когда дело касается лишнего, по его мнению, этикета. Он вовсе не ведет себя неуважительно по отношению к другим, скорее наоборот. Когда не избегает. Но когда садится — зачастую поджимает под себя ногу, а подбородок кладет на колено. За чистоту обуви он отвечать не может, но всегда выбирает стулья без обивки. Уэйд ни разу не ловил его за этим, но уверен, что тот за собой убирает. Он не пытается поддерживать чистоту, когда дело касается грешков окружающих людей, но сам не позволяет себе оставить за собой хоть какие-то следы пребывания.       В какой-то момент Уэйду кажется, что дело именно в этом, а не в стремлении все вокруг привести в порядок — Питер делает так, чтобы «замести следы», словно его нет и никогда не было. Так что единственной чудаковатой привычкой можно считать его нежелание есть пищу, которую невозможно разобрать или увидеть содержимое сразу. Хотя, конечно, «единственной» все равно звучит очень натянуто.       — Что смотрел на паде?       — Не скажу.       Никакого увиливания — это хорошо. «Нет, значит, нет» — правило, которое не обсуждается. А Уэйд честно пробовал вступать в дискуссию и не раз. Ему странно видеть Питера таким тихим, стоит им приблизиться к базе. Его молчаливое «Мне сюда нельзя» переросло в «Я не скажу больше десяти слов за раз».       Питер протягивает руку и дотрагивается до щеки Уэйда. На нем перчатки, но касание все равно нежное.       — Не могу определиться насчет твоей щетины. Нравится мне или нет, — задумчиво тянет он.       — Ты просто завидуешь, что тебе бритву в руки так и не взять, — Уэйд прощупал почву, что некоторые шутки вполне себе допустимы, с чувством юмора у Питера все в порядке, он даже немного зло шутит.       — У меня от щетины бывает раздражение. Понятно, что оно почти мгновенно проходит, но говорю: не могу определиться, мне нравится, либо доставляет удовольствие при касании только в определенных местах.       — На том фото ты выглядишь как парень, которому бритва так и не пригодится, максимум успокоить себя и немного поелозить станком на месте усов, — Уэйд по-своему толкует его слова.       — Я ошибся, раздражение не от щетины, а от тебя.       Он готов поспорить, что Питер улыбается.       — Я не уверен насчет миссии. Я отказался.       — Почему?       — Потому что я нестабильный бывший наемник, который держит в руках холодное оружие. Ребенок с гранатой.       — Мне не нравится сравнение тебя с ребенком, это гадко.       Питер склоняет голову набок. Осуждение.       — Я пойду с тобой, все будет хорошо, — уверяет его Уэйд, стараясь вложить в свои слова тепло и заботу.       — Я не знаю, что лучше. Не пойти? Пойти без тебя, чтобы не отвлекаться? Пойти с тобой, чтобы лучше контролировать? Мне кажется разумным первый вариант. Пока что я не готов, я это чувствую.       — Ты успешно справляешься на патрулях.       — Статистика хорошая, но не идеальная.       Уэйд недовольно фыркает. Питер слишком умный. Либо он сам слишком тупой в сравнении с парнем, который даже школу не окончил. И в это несложно поверить, как сказал бы Логан. Чертов Логан, свали из моей головы!       Питер тоже сидит погруженный в свои мысли. Такой сосредоточенный, что понятно сразу: сдерживаемая болтовня проносится в его голове, мысли бегут табуном.       — Тебе стоит попробовать. Уэйд ожидает услышать в ответ какую-нибудь колкость, но вместо этого Питер придвигается к нему на стуле и кладет голову на плечо. Уэйд обнимает его и гладит по щеке. Как бы ему хотелось, чтобы на нем не было маски.       — Я боюсь налажать, — шепчет Питер. — Я постоянно лажаю.       — Это неправда.       — Еще какая правда. Все плохое в моей жизни — результат того, что я лажал.       — Я — тоже лажа? — Уэйд обнимает его крепче и целует в макушку.       Питер хмыкает и отвечает более веселым голосом:       — Самая большая ошибка из всех.       — Ауч.       — Ты правда немаленький.       — Мне стоит сейчас пошло пошутить?       — Только попробуй. Я вытащу тебе печень.       Снова печень.