Тот, кто может меня вернуть

                    Лагерь уршилаку встречает его, словно Гилан ушел всего несколько дней назад.       Гилан привозит Нибани-Меса тексты; та просит его дать ей время разобраться. Посоветоваться с духами, спросить… других знающих.       Велет рад появившемуся времени и передышке, и погружается в жизнь племени, словно и не уходил. Простые дела - охота, починка утвари и доспехов, сбор сырья, тренировки… ему хорошо здесь. Он даже ухитряется обучить двух подростков, только что прошедших посвящение в воины, некоторым свои трюкам - например, как более точно швырять метательные звездочки или стрелять на ходу. Те считают его учителем теперь.       Айнаб печальна. К ней посватался хороший и сильный воин. Нет причин отказывать ему, но она просит отсрочки. Ходит на охоту с Велетом, задает еще больше вопросов. Гилан… не считает себя в праве давать ей какие-то надежды. Он уйдет скоро, а Айнаб останется. Зачем начинать то, что не сможешь закончить?       Да и что он сможет дать?       Свои дурные сны?       Айнаб наблюдательна. Замечает, каким Гилан стал сильным. Что у него… добавилось странных шрамов. Но Велет не рассказывает ей ни о Даготе Гаресе, ни о корпрусе. Отмалчивается. Мол, зелий специальных курс пропил…       Они с Айнаб забираются далеко в Эшленд, и видят: Предел не удерживает моровых тварей. Они расползаются по всему острову, и вопрос времени, когда корпрус захватит всё.       Спящие и грезящие стоят на дорогах. Одержимые снами есть даже в племени. Гилан чувствует неотвратимость - кому-то придется противостоять надвигающемуся кошмару.       Почему это не могут быть ординаторы во главе с Вивеком?       Или маги Телванни?       Почему Трибунал не может решить эту проблему? Потому, что живые боги уже не лучше своего молчащего алтаря - выдохлись, измотались, истратили себя? Морровинд умирает?       Затея Клинков кажется всё более понятной. Жаль только, что выбор пал на такое негодное сырьё. Гилан никогда не хотел кем-то править или совершать великие дела.              Он возвращается в юрту к Нибани-Месе, когда луна приходит и уходит. Нереварин, да? Ну что ж, можно попробовать. У этого всего маловато шансов на успех. Но…       Но раз он там, где оказался, не бежать же.       Бежать и некуда.              Нибани-Меса серьёзна. Её избрали проводником на Пути Семи Испытаний Нереварина.       Два испытания пройдены - Гилан рожден в нужный день и сумел исцелиться от корпруса. Технические подробности последнего интересуют исключительно Дивайта Фир: корпрус был, теперь от него остались только позитивные последствия.        Первое испытание — это дата рождения, второе — исцеление от корпруса.              Для того, чтобы пройти третье испытание, нужно спросить ашхана: именно он вправе придумать “испытание воина”.       И Сул-Матуул выбирает мудро.       Следует найти древнюю данмерскую твердыню Когорун, принадлежащую Дому Дагот, и принести оттуда… что-нибудь ценное.       Слёзы корпруса - как доказательство победы над моровыми тварями. Прятаться не получится.       Чашу Дома Дагот - как доказательство храбрости. Древний ритуальный кубок, говорят, проклят и сводит с ума. Но Нереварин должен быть стоек.       Теневой щит - как давно утраченную реликвию. Место, где он находится, неизвестно.              * * *       Гилан входит к себе домой.       Когорун знаком ему, даже ещё не проявившись стенами.       Знакома сама местность, повороты дороги (она была шире!), разрушенные верстовые башни знакомы тоже…       Каждая ступень лестницы. Каждый камень, дверной проем. Он узнает здание пропилона, узнает, как пройти вниз, как повернуть тяжёлую створку потайного хода… Чудовища Даготов нападают на него. Но они не такие уж жуткие.       Они просто изменили себя, не сумев справиться со знанием своего происхождения.       Они просто стали тем, кем им сказали.       Гилан пускает стрелу в калеку корпруса, и забирает с его тела “слезы”.       Входит в Собор Поллока и встречает Поднявшегося Спящего - так и не рискнув потом заглянуть под мантию этой туши. У него тонкие руки и ноги данмера, но голова, словно у разожравшегося дреуга. Щупальца. Отростки. Воняет чем-то… вроде гнилых цветов.       Отвращение сильнее любопытства.       Дагот Ур, кто ты такой? Зачем ты делаешь это с теми, кого призываешь? Это же безумие. Если ты хочешь изменить народ данмеров, то разве стоит начинать так? Чудовища безумны. Хочешь ты править ордой сумасшедших культистов - или живым, пусть и слабеющим народом?..       Он добирается до залы Кровоточащего Сердца.       Теневой Щит лежит там, где его оставили - в гробнице Дагота Морина. Гилан ведет пальцами по сколам могильной плиты, и другое имя стучит ему в уши.       У Морина был брат.       Верх глупости засыпать в развалинах, кишащих монстрами, потому Гилан поднимает крышку - конечно, он ПОМНИТ, что это кенотаф, и Морина - тогда произносили “Морвина” - в саркофаге нет. Корпрусная сила помогает теперь поднять и не такое.       Он ложится в каменный гроб и накрывает себя плитой. Воздуха достаточно из-за сколов, но чудовища не доберутся до него так просто.       Он засыпает.              - Здравствуй, - говорит он магу в алой мантии, и тому некуда больше пропасть или отступить. - Я вернулся в наш дом.       - Ты вспомнил?       - Нет. Лишь обрывками. У меня и не будет всей памяти. Но назови своё имя сам. Я устал просить.       - Ещё рано.       - Нет, в самый раз.       - Тогда позволь мне дотронуться до тебя; узнав правду, ты можешь отступить.       Маг подходит к нему и всматривается в глаза, но Гилан только улыбается и сам привлекает его к себе. Он не может видеть мага таким - сомневающимся, колеблющимся. Полным того страха, что терзает самого Гилана от рождения.       Наверное, он прав.       Стоит попрощаться с прошлым - оплакать его, похоронить…       Потом, позже, когда они лежат посереди нигде, растерзанные и уставшие, маг наконец говорит то, что Велет настолько боялся услышать, что уже хотел - да, да, так и правда лучше, когда стилет наконец-то занимает своё место где-то под ребрами.       Наверное, безумие незаметно, если начинается с ранних лет.       Ворин Дагот. Чародей-отступник из легенд; это - Ворин Дагот? Шармат, которым пугают детей? Его возлюбленный, его радость, его утешение, его наставник, любовник, брат…       Дагот Ур, что послал ему своё ужасающее приглашение?       Что же, если это и есть тот, кто насылает мор с Красной Горы… Велет приподнимается, тянет его к себе за чёрные волосы, впивается горьким поцелуем в губы: поздно отрекаться. Не может быть плох тот, кто так заботился о нём; кто был с ним так долго, радовался его радостью, печалился его печалью. А если он и правда дурен, так пропади всё пропадом.       Они еще поговорят о монстрах. Обо всём… этом. Сейчас есть более важные вещи.       Гилан шепчет ему о своей любви, и чувствует, как благодарно сжимаются на его плечах болезненные пальцы Дагота.       - Почему ты со мной? Ведь я не Неревар, - спрашивает Велет, и сердце успевает ухнуть и чуть не взорваться два раза, пока маг не разлепляет губы.       - Я давно с тобой, мой лорд, уже тысячи лет; но ты ускользаешь, а я всё собираю осколки. Приди ко мне, если сможешь, и мы поговорим наяву.       Гилан просыпается весь в поту; тело его напряжено, детородный орган окреп до боли; но он может теперь дышать, может ждать и надеяться: его сны могут быть проверены, достаточно просто идти в нужном направлении.       Достаточно захотеть проверить.       Ему кажется, что тонкий запах благовоний всё ещё с ним, но это лишь обман обоняния: в гробу пахнет лишь стылым камнем и немного плесенью.       Теперь выбора и правда нет.              Его не остается вовсе, когда по возвращению в племя Гилан отправляется в пещеры воплощений - мумии не-собравшихся “осколков” заботливо усажены среди атрибутов своей неудачи.       Гилану кажется: он должен просто сесть здесь. Сам. Сложить руки… Но потом он слышит голос Матери Роз, и мир взрывается болью и узнаванием.       Лорд Неревар, Хортатор велоти, когда-то носил это кольцо, говорил с этой даэдра, но он был таким…       Другим.       Сама Азура признает его Нереварином.       Надев кольцо, Гилан чувствует пустоту - и обреченность.       А еще “Луна-и-Звезда” - слишком большое и от него мёрзнут руки.              Сны отступают.       Его должны признать Хортатором хотя бы три из пяти великих домов.       Его должны провозгласить Нереварином четыре племени Эшлендеров (Уршилаку, Ахеммуза, Зайнаб и Эрабенимсун).       Он действительно не помнит, как добивается всего этого.       Использует уговоры, заключает сделки, кажется, снова видит Курио; кажется, снова видит Фира; кажется, кажется, кажется… эту гонку может и правда вынести только тот, кто поражен корпрусом, пропитан старыми чарами, ведом даэдра и не имеет права отступить.       Один-клан-под-луной-и-звездами.       Данмеры могут отразить натиск своей собственной внутренней болезни, только сплотившись. Снова. Как три тысячи лет назад. Гилан Велет уже не знает, кем становится на самом деле. Скорее всего - отличным актером.       Он начинает носить волосы наверх, и в приступе особенно острого ощущения безвыходности выбеливает их. Это претенциозно. Но Гилану теперь нравится злить всех - о, выжить и правда получается только так.       Те, кто хотят увидеть Неревара, наверное, видят.       Канатоходца, пытающегося всего лишь правильно упасть, не видит никто.       Он не хочет запомнить этот путь.       Он не запоминает даже Вивека, живого бога. Тот потрясающе пуст внутри - словно его выжгло, и форма тела еще не осыпалась пеплом только потому, что нужно поддерживать видимость нормальной жизни.       Никому не нужна паника в священном городе.       Гилан пуст не меньше - Ворин Дагот не приходит к нему с того самого дня, как Луна-и-Звезда попадает Велету в руки, и это либо невозможность, либо прямое приглашение… куда более личное и интимное, чем передал Гарес.       Ворин не приходит лично, но Гилан видит другие сны. То, что было мутным, высвечивается среди туч - и мучит несоответствием времени, желаний, само-отождествления.       Неревар и Ворин, кажется, и правда были не только политическими союзниками. Они делили цели, подход к жизни, даже ложе - и то, как Ворин заботился потом о бедном маленьком воскресшем воре, всего лишь дань прошлой связи. Гилану больно видеть во сне их… прошлое. Не своё. Слова, сказанные в древности, ненасытные ночи, сражения, полные настоящей магии и боевого мастерства. Не его “укрылся-выстрелил-добил”.       Гилану нет и тридцати, Неревар из его воспоминаний много старше. Велет давится этой мощью, её некуда впитать, нечем осознать и принять в себя. Днём играя Хортатора, по ночам он каждый раз видит узел - и чувствует проседающую под ногами веревку.       Иногда канат душит его.       Иногда он падает - и летит очень долго, никак не встречая земли.       Балансира в этом сне нет никогда.