Сокровище Мэйбл Пайнс

      Едва приоткрыв глаза, Диппер некоторое время ещё продолжал лежать, пытаясь понять, где он и что с ним произошло. В голове было пусто, а разрозненные клочки воспоминаний, всплывавшие на краю сознания и тут же исчезавшие, никак не желали складываться в цельную картину. Однако стоило парню попытаться повернуться, как виски прострелило такой болью, что Пайнс не смог сдержать стона, сворачиваясь калачиком и плотно закрывая глаза. Сколько прошло времени, прежде чем боль отступила, шатен не смог бы сказать, тем не менее, новых попыток шевелиться уже не пытался предпринять, постаравшись сосредоточиться на неясных воспоминаниях. Музей, парк, музей, торговый центр, бар. На этом память обрывалась, что совершенно не помогало найти ответы на интересующие его вопросы.       Почувствовав себя немного лучше, Диппер вновь попытался подняться, на этот раз двигаясь чрезвычайно медленно, чтоб не спровоцировать новый приступ боли. Кое-как приняв сидячее положение, парень поморщился, почувствовав, как виски предупреждающе заныли. Просидев неподвижно ещё несколько минут, Пайнс медленно поднялся, решив для начала найти ванную. Холодная вода — вот что ему сейчас было необходимо. Не без труда приняв почти вертикальное положение, он, опираясь рукой о ближайшую стену, медленно побрёл к одной из двух боковых дверей. Тело ощущалось не своим, слишком тяжёлым и неповоротливым, а двигаться получалось с огромным трудом. И всё же, пару раз едва не споткнувшись на ровном месте, шатену удалось добраться до нужного помещения, обшарпанного, с потрескавшейся плиткой на полу.       Открыв кран, он подставил руку под ледяную струю, зачерпывая воду в горсть и умывая лицо. Раз. Второй. В третий раз, едва набрав воды, Диппер внезапно почувствовал, как что-то стремительно поднимается из желудка. Он даже не успел толком осознать происходящее, когда его стошнило прямо в раковину. Рвало долго. Организм словно стремился поскорее избавиться от всей гадости, которую парень употребил накануне. Вцепившись пальцами в старый фаянс, Пайнс не пытался сдерживаться, понимая, что надо, что так ему станет легче. Только когда сблёвывать стало нечего, шатен прополоскал рот и горло, сплюнув, ещё раз умылся и поднял голову, встречаясь взглядом с собственным отражением. В старом, с мыльными разводами и сколами по углам, зеркале отразилось худое, неестественно бледное, лицо, с тёмными кругами под глазами. Диппер невольно поморщился от собственного вида, и отражение повторило, скривившись в гримасе отвращения. В свои ранние годы парень не отличался богатырским здоровьем, в отличие от Мэйбл, а медицина того времени не была настолько развита, что оставило на нём характерные отпечатки.       Золотой треугольник, свисавший с шеи на длинной нитке, качнулся, задевая край раковины. Раздавшийся тихий звон привлек внимание Пайнса, заставив того отвлечься от ненужных мыслей и тяжело выдохнуть. Теперь, когда ему стало легче, следовало поскорее встретиться с Биллом и Мэйбл, и вернуться на «Иллюзию». Тем не менее, выйдя из ванной, шатен имел возможность лучше осмотреть место, в котором оказался. И первым же, что привлекло его внимание, оказались тела двух мужчин, один из которых показался ему как будто знакомым. Покопавшись в памяти, но так толком ничего не вспомнив, Диппер подошёл к кровати, заметив на ней свою футболку, больше не обращая на трупы внимания.       Он не заблуждался и не собирался притворяться, будто не знает, кто ответственен за смерть этих людей. О своих способностях парень был прекрасно осведомлён, как и о том, что мог использовать их неосознанно. Благо происходило это не часто, лишь в тех случаях, когда силе внутри Пайнса казалось, что хозяину грозит опасность. Шатен даже отчётливо помнил, что стало первопричиной его нынешнего состояния.       Девятнадцатый век запомнился Дипперу в первую очередь собственным вернувшимся интересом к тому, что происходит в обществе. Не проходило и пяти лет, чтоб в газетах не появлялась новость об очередном открытии или изобретении, способном изменить привычный мир. Билл посмеивался над всем этим, говоря, что людишки слишком медлительны в своём развитии, но Пайнс так не думал, всерьёз увлёкшись происходящим. И впервые, с тех пор, как отправился в плавание с Сайфером, захотел вернуться на берег. Даже нашёл поддержку в лице Мэйбл, тоже заинтересованной происходящим в Европе того времени, пусть предметами интереса близняшки были в основном мода и художественные выставки.       Великобритания. Франция. Германия. Шатен стремился быть везде, где только можно было, подолгу задерживался на одном месте, начал посещать лекции и даже обзаводился новыми знакомыми, в основном теми, кто, как и он сам, смотря на происходящее, начинал верить в лучшее будущее. Среди тех, с кем Диппер тогда вёл дружбу и регулярно встречался, оказались те, кто в будущем посвятили свои жизни науке и медицине, оставив след в истории. С некоторыми из них парню даже удалось поработать, пусть и тайно, по понятным причинам.       А ещё были воины. Хоть Пайнс и старался не вникать в политику, постоянно находясь в людском обществе, совсем избегать новостей о них он не мог, так что волей-неволей был в курсе и этой стороны истории. И, что хуже, человеческие веяния, которые Билл из него старательно вытравливал, вернулись. Мир, в понимании шатена, снова начинал делиться на «хороших» и «плохих» людей. Демон был откровенно раздражён поведением любовника, а того внезапно начала раздражать манера бывшего пирата ставить себя выше других.       — А почему я не должен? Даже самый великий из людишек не ценнее муравья, — заявил однажды Билл, во время их очередной вечерней беседы.       — Меня ты тоже считаешь не ценнее муравья? — внезапно разозлившись, воскликнул Диппер.       — Разумеется, нет. Ты же не такой как они, — усмехнулся мужчина, но усмешка в тот раз вышла напряжённой, чего парень не заметил. — Ты — демон разума. Мы выше всех, Сосенка.       — Я человек! — выпалил Пайнс, не пожелав взять свои слова обратно. Последовавшая за этим ссора вышла, по словам близняшки, действительно некрасивой. Сгоряча шатен наговорил много такого, о чём в последствии сильно пожалел, но в то время не нашёл ничего лучше, чем уйти с «Иллюзии».       Начало двадцатого века они встретили порознь. Иногда встречались, временно сходились до первой ссоры, и вновь разбегались каждый в свою сторону. Билл кривился, заявляя, что Диппер слишком легко поддался человеческим настроениям, время от времени напоминая, что это ему ещё аукнется. Парень отмахивался от всех предупреждений, считая, что сам прекрасно всё знает и это Сайфер, зациклившийся на своей демонической сущности, ничего не понимает. Он не замечал, насколько глубоко проникся всей этой верой в светлое будущее человечества, так свойственное людям. И тем более не представлял, чем это может закончится лично для него.       Решение отправиться на войну против стремительно поглощавшей Европу немецкой чумы, стало и неожиданным и в то же время последовательным в череде тех решений, которые он принимал в последние полтора века. Пайнс отправлялся воевать с угрозой для всего мира, обретшей плоть и лицо. Жаждал сражаться на стороне «хороших», как и его новые друзья, горя самой идеей и закрывая глаза на всё остальное.       А потом американцы сбросили свои бомбы. И это в первый раз заставило Диппера посмотреть на то, куда он влез, глазами не человека, но демона. Люди вокруг него радовались смертям «врагов», являвшихся точно такими же людьми. Они придумали на столь мощное оружие, способное заставить вздрогнуть кого угодно, даже бессмертного. Парень снова и снова проникал в чужие сны, смотрел чужие воспоминания, полные крови, насилия и смертей, порой совершенно лишних и неоправданных. Пайнс переживал эти моменты, пропуская через себя страхи, боль, отчаяние переживших, не замечая, как одновременно с этим что-то внутри него трещало и ломалось. Вся его вера, все идеалистические взгляды в человечество оказались разрушены едва не в одночасье. Люди, с которыми он был, к которым причислял себя, теперь казались воплощением всего того, что шатен больше всего ненавидел.       Билл сам нашёл его, не стал насмехаться или припоминать слова Диппера, хотя, по мнению последнего, имел на это полное право. Вместо всего этого мужчина предложил ему отправиться в морское путешествие, как раньше. К новой яхте, сменившей привычный флейт, парень привык достаточно быстро, возможно и потому, что на новой «Иллюзии» не было команды, а для работы хватало и двух пар рук.       — Это ты сделал? — однажды решился спросить Пайнс у капитана. — Всё это новое оружие… Ты как-то причастен к его созданию?       — Неприятно это говорить, но ты переоцениваешь меня, Сосенка, — весело фыркнул Сайфер. — Я всего лишь подсказал им пару общих идей. В какую сторону развивать их они решали сами.       Шатен не стал спорить, понимая, что врать Биллу необходимости не было. В самом деле, ему давно следовало понять, что из двух предложенных вариантов, обладать силой разрушать, или созидать, люди с большей вероятностью и охотой выберут первое. И нетрудно было догадаться, что ничем хорошим это не кончится.       — Не забивай голову, — посоветовал Билл, слегка растрепав рукой каштановые пряди на чужой макушке. — Эти бесполезные мешки каждый день устраивают какие-то заварушки. Есть в них эта забавная склонность к насилию и жестокости. Не скажу, что это плохо. Без этой черты их вид не выжил бы в принципе. Это на случай если ты решил снова заняться самокопанием, Сосенка.       — Ничего я не решил, — вздохнул Диппер, смотря на опускающееся за горизонт солнце.       — Если хочешь, можешь думать об этом как о неотъемлемой части их природы.       — И это они ещё решают, кого считать монстром, а кого нет, — после длительной паузы буркнул парень, невольно вспомнив время, когда Билла называли Золотым Демоном. Тот тоже был жесток, и хоть Пайнсу не часто доводилось видеть расправу капитана пиратов со своими врагами, просто потому, что при нём Билл, намеренно или нет, но сдерживал себя. Однако ни один из используемых им способов убийств или пыток не был чем-то, что придумал лично демон, или что и практиковал только он.       — Ха! — весело воскликнул Сайфер. — Да, ещё одна забавная человеческая привычка. А хочешь, поделюсь с тобой секретом? Лучшие монстры, Сосенка, получаются именно из людей!       — Я тоже, в конце концов, стану монстром? — спросил шатен. Прежде подобный вопрос ему бы и в голову не пришёл, однако, после всего пережитого…       — Вполне возможно, в тебе ведь тоже есть эта врождённая склонность к жестокости, — согласился Билл, приобнимая любовника за плечи. — Из тебя выйдет отличнейший монстр, Сосенка. Когда этот день придёт, я обязательно буду рядом.       Прежде, подобные слова напугали бы Диппера, заставив яростно отрицать услышанное, но в тот раз он только кивнул, чувствуя лишь нечто похожее на принятие. Весь его прошлый опыт доказывал, что бегство никак не поможет. В его случае самым правильным было принять информацию к сведению, жить дальше и контролировать свои силы. По крайней мере, у него был Билл, что тоже помогало.       Слабая усмешка коснулась губ Пайнса. Вот он здесь, настоящий монстр, убивший двух людей, а демона рядом нет. Возможно, так было даже лучше, зная трудный характер Сайфера, и как часто тот становился непредсказуем, если дело касалось шатена. Парой относительно нетронутых тел дело бы точно не ограничилось.       Надев футболку, Диппер вышел из мотеля, невольно жмурясь от вернувшейся головной боли, пусть и не столь сильной, как раньше. У самого горизонта ещё только начало светлеть, предвещая наступление рассвета. Дорога, у которой стоял мотель, и прилегавшие к ней улицы были до странного пустынны, словно весь город внезапно вымер. Парень прикрыл глаза, решив попробовать отправить сообщение Биллу, но голова разболелась сильнее, так что из хорошей затеи ничего не вышло. Понадеявшись, что, в крайнем случае, демон сам найдёт его где-нибудь по пути, Пайнс отправился на поиски ближайшей остановки, а там уже как-нибудь доехать до пирса. Усталость не прошла и единственное о чём мечтал шатен, помимо добраться до «Иллюзии» без приключений и найти на яхте Мэйбл, так же благополучно вернувшуюся из клуба, — проспать ближайшие сутки в каюте.

***

      С наступлением рассвета, едва уснувший город начал просыпаться. На дорогах появились первые такси и первые трамваи, спешащие подобрать ранних пассажиров. Одни люди, зевая, шли на работу, намереваясь зайти в любимую кофейню и прихватить свежий горячий кофе с собой, другие вышли на утреннюю пробежку, третьи направлялись в ближайший парк вместе со своими собаками.       За углом маленького, не самого приличного мотеля, остановился чёрный форд. Мужчина в чёрном деловом костюме и солнцезащитных очках подошёл к одной из дверей, толкнув. Незапертая дверь тут же распахнулась, пропустив человека внутрь, что, оглядевшись, задержался взглядом на двух валявшихся на полу телах, не выглядя ни испуганным, ни взволнованным, ни хоть сколько-нибудь удивлённым. Осторожно обойдя их, чтобы не наступить в кровавую лужу под головой одного из них, мужчина подошёл к установленной на штативе камере. Осторожно выключив запись, мужчина нажал на обратную перемотку, замедлив на моменте, когда один из нынешних мертвецов вдруг словно обезумел. Просмотрев этот момент повторно, он забрал и камеру, и штатив, как будто их никогда в комнате и не устанавливали.