***
Дни прошли в молчании. Гвинет не отвлекала меня от вечного поиска в огромной кипе литературы, а я не искала встреч, стараясь подавить свои желания мыслями об успехе. Ричард уехал, как и обещал, тем самым успокоив мой неконтролируемый тремор рук в его присутствии. Все вмиг опустело и затихло, покрылось вековым слоем пыли. Но к концу третьего дня поисков ко мне подошел слуга и протянул записку. Никаких печатей или опознавательных знаков, излишняя обеспокоенность желанием оставаться инкогнито до того самого момента, пока клочок бумаги не развернут. Хотя подобного рода вещи сейчас пугали меня намного сильнее, чем могли бы. Каждый раз я получала вести, которых знать не хотела. Каждый раз я ощущала себя потерянной для самой себя, урывая последние остатки самообладания с жадностью дикого зверя. «Ричард будет отсутствовать почти что месяц, я думаю, эта новость обрадует тебя. Я в порядке, только дорога изводит. Дела сделаны, так что завтра утром я отправляюсь назад. Можешь перестать строить теории, моя Элизабет». Виктория, как всегда, была в своем репертуаре, ограничиваясь сухостью в объяснениях. Но одно меня явно успокаивало — она в порядке и не собирается менять своих планов. Хотя, в ее характере была та толика безумства, которая могла бы привести к невероятному финалу во всей этой истории. Но она могла совладать с этим порывом так же умело, как я в свое время держалась в седле. Отсутствие Ричарда не вызывало у меня излишних подозрений, их было достаточно для того, чтобы ожидать чего-то с его стороны, но не доводить это все до абсолюта. Я надеялась, что на этом всякого рода недомолвки закончатся. История моей семьи останется лишь моей историей, а многое наконец-то перестанет причинять столько боли. Хотелось верить, что все вернется на круги своя, до того самого дня, когда умер Эдмунд, до того самого момента, когда Виктория впервые озвучила возможность передачи власти мне. Я у власти? Я даже в бреду не могла представить, что смогу когда-нибудь стать той, чье имя в некоторых кругах будет иметь столько уважения. Что один только взгляд в состоянии будет решить судьбу человека. Я надеялась, что к тому дню, когда силы покинут тело Виктории, найдется действительно достойный человек, чье имя не будет вырываться из уст во время рвотных позывов, а сможет стать именем нарицательным. И я не стану той, кому придется решать проблемы. Нет, я не снимаю своей ответственности перед теми, кого люблю, лишь хочу подчеркнуть, что все в этом мире имеет свой вес. И в данном случае вес моих слов стремится к нулю. Шум поднялся в районе трех часов ночи. Тени бегали под дверью, речь звучала сдавленно, но слишком громко. Я поднялась с кровати и вышла в коридор, пытаясь привыкнуть к мерцанию ламп. Несколько слуг в платьях для сна старались не шуметь, но получалось это у них из ряда вон плохо. — Что случилось? — на мое удивление, голос звучал сдавленно и сухо, словно человек при смерти в последний раз выталкивает воздух кончиком языка. Мужчина замер со свечой в руках, медленно повернул ко мне свое бледное лицо и выдавил столь же сдавленно, едва слышно: — Королеву отравили.Глава 6
31 мая 2020 г. в 16:13
Утро выдалось жарким, несмотря на зимнюю пору. Гвинет так и не стала говорить со мной, все еще опасаясь ненужной огласки. Но я была уверена в том, что парнишка будет держать язык за зубами, прекрасно понимая, что после этого вряд ли сможет дальше здесь работать. Завтрак проходил в тишине, лишь звон столовых приборов нарушал ее. Виктория выглядела неестественно бледной, а молодой человек так и источал агрессию. Гвинет сидела возле меня, стараясь шуметь как можно меньше, я знала, что после завтрака она сбежит в сад, а там я смогу спокойно с ней поговорить.
— Ричард, как долго вы планируете гостить у меня, мой дорогой? — Виктория старалась выглядеть естественно, но ей это давалось с трудом.
Я знала, что для нее родственные узы скорее тяжкая ноша, нежели повод для радости. Все эти любезности вызывали у нее лишь колики, а еще больше они лишали свобод, поскольку даже в амплуа королевы, то, что было под запретом в ее семье, оставалось нетронутым. Юноша шумно выдохнул, словно старая кобыла, уставшая работать на поле весь день. Его вид смешил, поэтому я прижала салфетку к губам, чтобы не выдать себя.
— Я думаю, что если моей любимой тетушке это будет не в тягость, то недели три. Матушка попросила уладить кое-какие дела здесь, а также я должен получить распоряжения офицера, я указал ваш адрес, — он с жадностью оторвал зубами кусок от сочащейся жиром колбаски. — Я хотел бы поговорить с вами наедине позже, если вы не возражаете, — я видела, как капля жира мазнула щеку и покатилась вниз, исчезая в уголке губ.
— Конечно, — протянула королева и бросила на меня печальный взгляд.
Я улыбнулась ей и кивнула, подтверждая ее немую мольбу. Этот кивок словно говорил: «Конечно, я буду с вами, даже если он начнет настаивать». В любом случае, даже несмотря на родственные связи, она все же была его королевой, а ее слово для него — закон. Не станет же он перечить своей королеве. Хотя, его разумность говорит об обратном, но я буду надеяться, что он не так уж глуп и наивен и все же имеет хотя бы немного логики. Объем его легких без труда бы позволил ему заглушить взрыв пороха, вобрав он воздуха побольше. От всей этой молчаливой сцены у меня сводило скулы, Гвинет все сильнее стучала ногой под столом, а Виктория потягивала свежесваренный кофе.
— Мисс Блер, как вам спалось на новом месте? — Виктория отодвинула тарелку и улыбнулась. — Надеюсь, что кошмары вас не мучили.
— Все прекрасно, — ответила она и слегка кивнула, тоже отодвигая тарелку в сторону: она почти что ничего не съела. — Свежий воздух и тишина ночи — идеальное сочетание. А кошмары — я вижу сны крайне редко, поэтому не могу похвастаться ночными похождениями.
— Рада это слышать, поскольку Элизабет не могла похвастаться таким же везением. Помнится, ее кошмары пробирали до холодного пота даже меня.
— Она не говорила мне о том, что ее мучили кошмары, — тихо ответила Гвинет и опустила голову, рассматривая собственные пальцы.
— Да, ужасные и невероятно жестокие сцены, озвучить которые мне не позволяет мое воспитание.
— Хватит, — тихо перебила я, точно зная, что Виктория не воспримет это как агрессию или вызов с моей стороны. — Мои сны на то и сны, что несут лишь развлекательный характер. Я думаю, что сейчас нет нужды в том, чтобы это обсуждать. Увидимся позже, моя Королева, милая Гвинет и мистер Шепорт, — я встала из-за стола и направилась в библиотеку.
Оставалось примерно полчаса до того самого момента, как эти тяжелые двери откроются и сюда войдет прислуга, посланная за мной Викторией. В эти минуты тишины мне хотелось отвлечься от воспоминаний, ворвавшихся в мою жизнь после слов королевы.
Кошмары. Я уже забыла, как сотрясался подо мной пол, такой холодный и липкий, и как стены двигались, зажимая меня в тиски из холодного камня. Они не сравнятся с тем, что снился мне после поездки в лечебницу, поскольку последний был в большей степени лишь собирательным образом смерти или страха, описать которые простыми словами практически невозможно. Эти сны казались мне реальными, пропитанные деталями, воспоминаниями и чувствами. Я чувствовала запахи, чувствовала вкус на языке, ощущала могильный холод в те секунды, когда пространство растворялось в сильнейшем потоке. Эти кошмары не давали мне нормально дышать, они с такой жадностью впивались в мои искусанные губы, отнимая живительный воздух. Тогда Виктория впервые проявила свой удивительный талант, по-детски убаюкивая меня на своей огромной кровати, прижимая к горячей груди мою взмокшую от пота голову. Тогда я могла заснуть и не бояться, что ночные кошмары вновь завладеют реальностью, заставляя меня забиваться в угол комнаты и сжимать подсвечник до хруста в пальцах. Со временем мне стало легче, было достаточно провести час перед сном в обществе Виктории, и я засыпала в своей постели, словно младенец. Тогда меня впервые посетили мысли о том, что многое в жизни этой женщины — тайна, узнать которую я не имею права.
В дверь постучали, а после легко толкнули, заставляя паркетный пол неприятно шуршать, соприкасаясь с деревом. В дверях стояла Гвинет, стараясь предугадать мою реакцию. Я была рада, но решила, что улыбка будет неуместна, поэтому просто поманила ее рукой, не отрываясь от чтения. Она медленно прошла и закрыла за собой дверь, присаживаясь у моих ног прямо на пол. Юбка плотного хлопкового платья слегка помялась, но это ее не волновало. Она положила свою голову ко мне на колени, а руками обвила ноги в районе икр.
— Ты не злишься на меня? — тихо спросила она, боясь поднять на меня глаза.
— За что? — слишком резко спросила я, тут же смягчив голос. — Скорее, это ты должна злиться. Я так и подумала за завтраком, когда ты отказалась от еды.
— Этот мистер, не помню, ел просто отвратительно, брызги жира, эти рыжие усы и чавканье. Все это отбивает желание есть, поэтому я спустилась на кухню и попросила свежих фруктов. Обед обещает быть еще более ужасным, — закончила она и выдохнула.
— Из-за него нам вчера помешали, он решил, что раз он родственник королевы, то здесь его должны встречать с оркестром и пиром на триста персон. Маленький наглец старается подняться в глазах окружающих благодаря влиянию Виктории.
— Она ведь знает об этом?
— Конечно, но воспитание и обязанности тетки не дают ей права приструнить его. По крайней мере. пока он не перешел черту. Я могу попросить, и твой обед принесут в твои покои, конечно, это обеспокоит королеву, но я найду, что ей сказать, моя милая Гвинет, — пальцы коснулись ее волос.
— Я могу сегодня ночью прийти к тебе? — так же тихо спросила она.
— Да, я оставлю дверь открытой, — я нагнулась и коснулась губами ее макушки, вдыхая запах трав. — Помни, что это не обязанность, — я прошептала это почти что в самое ухо, тут же улыбаясь.
Виктория сильно нервничала, вечно касаясь пальцами лица и волос, убранных в простую прическу. Ричард задерживался, тем самым заставляя меня еще сильнее недолюбливать его. Виктория могла с легкостью счесть этот поступок неуважительным и сослать его в самый холодный и затхлый городишко Англии для несения службы, но она не станет этого делать. Она всегда говорила о том, что семью не выбирают, и приходится смиренно нести тяжкий крест на плечах. Но для меня это казалось дикостью несмотря на то, что в свое время я так же старалась смириться с неизбежностью. Но у меня не было власти, не было рычагов, лишь страх и любовь, не более. И только опираясь на них и свою интуицию, я старалась выжить в этой неравной схватке.
Вот в дверь постучали и вошел он: мокрый, блестящий от пота, с этой ухмылкой на лице. Он лишь хмыкнул, провожая меня взглядом, пока Виктория предлагала ему присесть. От него пахло лошадью, потом и шерстью, а волосы местами так прилипли к голове, что казалось, словно они стягивали кожу у основания черепа, превращая его голову в яйцо.
— Моя дорогая тетушка, я рассчитывал на то, что смогу поговорить с вами один на один, — начал он, смахивая с верхней губы капли пота. — Но если вы настаиваете, то я не имею права вам перечить.
— Элизабет — моя фаворитка, так что она имеет полное право знать, — чопорно ответила она и улыбнулась мне. — Что именно ты хотел обсудить, дорогой Ричард?
— Моя матушка, как вам известно, женщина набожная, поэтому старается жить по небесным законам. В нашем городе есть церковь, кажется, ее начали строить в конце восемнадцатого века. Я вырос в стенах этой церкви и знаю каждого, кто ходит туда. Моя матушка жертвует большую часть своих денег во благо, но этого недостаточно.
— Твоя матушка хочет, чтобы я пожертвовала деньги церкви? — Виктория сжала пальцы в кулаки. — Чтобы я стала платить за веру?
— Платить за веру? Нет, это лишь благодарность, не более. Она не обязательна, но во многом очищает разум и чувства.
— Если это все, что ты хотел обсудить, то можешь написать своей матушке и передать, что королева и названная сестра отказывается от покупки веры. И настоятельно рекомендует отказаться от этого и ей, пока она не растратила остатки своего состояния.
Я видела, как его ноздри зашевелились, а пальцы сжались в кулаки, но он старался не выдать своего раздражения. Этот юноша казался мне фальшивкой, тем сортом людей, о которых будет достаточно сказать лишь пару слов. На их надгробии не пишут речей, а вдовы не оплакивают таких мужей. Скорее, они начинают жить, похоронив высокопочтенного супруга. Он молчал, глаза бегали, словно обезумевшие, но последние крупицы рассудка говорили ему о том, что он выглядит крайне нелепо.
— Я передам, — прошипел он, стукнув каблуком по полу. — Но это не все, что я хотел обсудить. Матушка передала вам это письмо и попросила об услуге.
— Какой же? — Виктория поманила меня рукой, протягивая конверт. — Отнеси это в мои покои, Лизи, — во взгляде читалась тревога, но она подтолкнула меня к выходу.
О чем они говорили после, мне было неизвестно. Множество мыслей сменяли себя с бешеной скоростью. Но, в конечном счете, я не имела права расспрашивать, поскольку понимала, что это лишь усугубит положение. Вновь уединившись в библиотеке, я начала изучать несколько книг, ждавших своей очереди без малого год. Книги о революции во Франции, о гражданской войне и свободе, о человеческих жертвах и конечных результатах. Любой опыт был полезен, даже тот, что никак не связан с вашей жизнью напрямую. В такие моменты я вспоминаю Джонатана, несмотря на свою нездоровую настойчивость, он казался мне приятным собеседником, если дело не касалось взаимоотношений между людьми. Его познания в истории, физике и географии потрясали меня, ведь, оказавшись в библиотеке впервые, я подумала, что будет мало и сотни жизней, чтобы прочесть все то, что сокрыто на полках.
Обед прошел в молчании. Гвинет обедала в своих покоях, я все же распорядилась, чтобы ее не тревожили. Виктории я лишь сказала о том, что у Гвинет разболелась голова, на что женщина лишь кивнула. Их разговор явно не прошел гладко, потому что брови королевы сместились к переносице и не планировали возвращаться на свое прежнее место. Потому что ее дыхание было быстрым и надрывистым — всегда, когда она злилась. Потому что Ричард сидел на другом конце стола и старался есть с двойной скоростью, набивая рот так, что еда падала на скатерть.
В помещение вошел слуга и протянул Виктории записку. Она что-то ему шепнула и отпустила, вернувшись к еде. Она даже на меня не посмотрела, только сжала листок между пальцами. После обеда она быстро ушла в свои покои, а после, спустя, наверное, часа три в дверь моей спальни постучали.
— Мы можем поговорить? — в дверях стояла Виктория, одетая в дорожное платье без юбок и в плащ. — Это важно.
— Уезжаете? — я встала с постели и пригласила ее войти. — Что-то случилось?
— Просьба матери Ричарда, — тихо ответила она, сокращая дистанцию между нами. — Меня не будет несколько дней, Ричард должен уехать завтра утром, так что ты с Гвинет остаешься одна.
— Неужели так срочно? — ее пальцы коснулись моей щеки. — Разве это не может подождать до утра? Выезжать вечером — не самая лучшая мысль.
— Чем быстрее я выполню ее, тем быстрее спадет с плеч груз, моя дорогая, — эти глаза были полны боли. — Я могу на тебя рассчитывать?
— Конечно, — книга выпала из рук, с грохотом падая на пол.
— Увидимся позже, — она наклонилась и коснулась теплыми губами моего лба, словно мать, прощающаяся со своим чадом. — Все встречи и визиты я отменила, дав определенные распоряжения. Никто не станет вас тревожить, пожалуй, только мой племянник, если он вдруг решит отложить свою поездку. Но будем надеяться, что он сам не столь рад находиться в вашем обществе, как и вы в его.
Виктория еще раз коснулась моего лица и вышла, закрыв за собой дверь. Впервые за долгие годы пребывания здесь я оставалась одна со своими мыслями. Если Виктории срочно нужно было уехать, она брала меня с собой, не стесняясь представлять меня в обществе, как свою фаворитку. Наша тесная связь, все больше переплетающаяся крепкой любовью близких друг другу людей, сейчас давала течь, рвясь. Эти тайны становились все более пугающими, я ловила себя на мысли, что это все не иначе, как кара небес, если там кому-то дана подобного рода власть. Тайны душили, ломали кости, причиняли боль. Тайны становились отравой в воздухе, вызывая приступ астмы. Они вырывали изнутри все внутренности, превращая тебя в бесформенную субстанцию. Сколько еще событий должны сменить друг друга, чтобы картинка сложилась? Скольких людей должна сломать и покалечить жизнь, чтобы другие обрели свое счастье? Почему Виктория не может жить в гармонии хотя бы сейчас, испытав все, что только можно испытать за эту жизнь?
Ужин принесли в мои покои, когда время неминуемо приближалось к десяти. За окном шел снег, медленно оседая на землю. Мои мысли были лишь о том, как сейчас Виктория пересекает очередную деревушку, кутаясь в плед. Крытые экипажи не спасали от холода, они удерживали холодный воздух внутри. Еще больше я ненавидела Ричарда и его мать, имеющих все, что только можно. Они жаждали денег, власти или всего сразу? Или главной целью было сместить Викторию и начать новую династию? Раз сын мертв, есть все права на то, чтобы занять место правителя лишь потому, что природа на пять секунд задержалась между ног. Власть над жизнью в руках женщины, а ее принижают до уровня простого сосуда для мужской спермы. Эти мысли лишь вызывают рвотные позывы.
Гвинет вошла тихо. Она не стала закрывать смежную дверь и просто легла на мою кровать, скидывая обувь. Молчание не казалось нам пугающим или напряженным. Я слушала, как она с жадностью вбирает воздух в легкие, а после выталкивает его. Это успокаивало, и я медленно отстранялась от образа потного и грязного юнца, сейчас расхаживающего в своих покоях. От всего этого вязкого и непонятного пафоса, существующего ради собственного господства над чем… властью? Власть едина, оторвать от нее кусок возможно лишь в том случае, когда ты обезглавливаешь того, кто сидит там, на самом верху. Но забавность ситуации в том, что я, существуя поодаль, но слишком близко, не позволю кому-то уничтожить то, что сейчас существует в единстве с окружающим миром. Только через мой труп, я готова подписаться кровью.
Я чувствовала, как тело бросает в дрожь. Эмоции овладевали мной, пленили разум, затуманивали его. Все казалось мне не реальным, наполненным бессмысленного мусора из человеческих страхов и пороков. Мир рушился, на останках вырастали дикие маки. Вдали пылали леса, отрезая путь. Теплые пальцы Гвинет ласкали плечи.
— Поговори со мной, — тихо шепчет она, стараясь не напугать. — Иначе ты опять утонешь, как тогда, — она помнит мою историю, помнит жизнь, которую я постаралась похоронить, забыв место этой самой могилы без надгробия. — Чего ты боишься?
— Тайны рушат все, — тихо отвечаю я, стараясь уловить танец теней на шершавой стене. В комнате слишком душно, но открывать окно не хочется. — Они прорастают, паразитируют. Почему в этом мире все не может быть простым и понятным? Это бы в разы облегчило и без того нелегкое существование.
— Секреты сближают одних, отдаляя других, — спокойно отвечает Гвинет, усаживаясь ко мне на колени. — Это помогает не забыться и правильно принимать решения. Ты бы не смогла довериться первому встречному так, как мне или королеве, верно? Но если бы тайн и секретов не существовала априори, то у тебя бы не было выбора, тебе бы пришлось поделиться зародившимся в голове с тем, кого ты видишь впервые. И кто знает, к чему бы привела тогда твоя жажда знать сокрытое.
— Я переживаю, что все это лишь усугубит и без того шаткое положение, сложившееся на данный момент, только и того. Подумай сама, — я поправила прядь волос и рефлекторно дернула плечом. — Эдмунд умер, не оставив наследников. Виктория находится на правах вдовы, но этого мало для того, чтобы закрепиться. Неожиданно появляется тот, кто знает о шатком положении, и в состоянии донести информацию, которую нельзя трактовать как-то еще. Виктория не верит его словам и вынуждает меня согласиться с ней, успокаивая разбушевавшееся в груди сердце. И вроде бы, осталось лишь уладить формальности. Завещание, написанное Викторией десять лет назад надлежит переписи, только и того. Но тут появляется племянник, молодой и полный животной похоти владеть всем тем, что даже по крови не в состоянии принадлежать ему. И пусть он существует в обществе не как иллюзия, пусть люди строят догадки касаемо его коронации. Но почему именно сейчас должны появиться обещания, данные когда-то и требующие своего исполнения именно сейчас? Тебе не кажется, что все это слишком уж странно?
— Ты думаешь, что кто-то решил устранить проблему? — она обвила руки вокруг моей шеи и быстро коснулась губами моих губ. — Но что ты можешь сделать во всей этой ситуации, если даже предположить, кто именно стоит за этим, не представляется возможным?
— Я могу наблюдать, а этого пока что достаточно, — выдохнув, я закрыла глаза. — Кто бы мог подумать, что жизнь сложится именно так.