По ту сторону

Словно вынырнув из кошмара, Николай открывает глаза и несколько секунд пытается понять, где находится. И только радостный возглас Александра Сергеевича приводит его в чувство: — Николай Васильевич! Глазам не верю, неужели получилось! — Где Яков Петрович? Где его тело? — выдыхает с ходу Николай. Пушкин пристально вглядывается в лицо товарища: — Здесь, а что случилось? — Бука вероятнее всего вселился в его тело. — Что? — Так сказал мне Яков Петрович. Оба молодых человека бросают друг на друга настороженные взгляды и одновременно переводят взгляд в тот угол, где в окружении свечей лежит на полу тело Гуро. — Он не двигался? — С тех пор, как погрузился в транс, ни разу, — кивает Александр Сергеевич. Николай оглядывается по сторонам, потом замечает на поясе поэта небольшой кинжал. — Вы не одолжите мне? Пушкин без малейшего колебания снимает с пояса оружие и протягивает ему. — Николай Васильевич… Гоголь вздрагивает, но не отводит взгляд от лежащего тела. — Вы уверены? — Если это не Яков Петрович? Я не знаю. Хватит ли мне сил… — Может быть, есть другой выход? — впервые в голосе Пушкина не чувствуется неприязни, когда он имеет в виду Гуро. — Я не знаю, — совсем тихо повторяет Николай и делает медленный шаг вперед. — Николай Васильевич, я понимаю, что вам предстоит, но всё-таки… Яков Петрович несколько часов подряд убеждал меня в силе вашего дара. Может быть, стоит попытаться обойтись без ножа? — Яков Петрович сказал мне, что единственный способ убить Буку — убить тело, в котором он находится. Если эта тварь действительно вселилась в его тело… — голос Николая подрагивает, и он умолкает. Пушкин напряженно вглядывается в костлявую спину друга и на всякий случай идет за ним, выдерживая расстояние. В окружении тринадцати свечей лежащий на полу Яков Петрович пугает бледностью лица и кистей рук. От того места, где останавливается Николай, нельзя понять, дышит ли он. Но Гоголь снова делает шаг и наконец опускается на колени рядом с его телом: — Яков Петрович? С минуту ничего не происходит. И когда Николай тянет было руку, чтобы коснуться тела, как лицо Гуро искажает гримаса боли, а с губ слетает стон. — Николай Васильевич! — звенящим от напряжения голосом предупреждает Пушкин. Николай передергивает плечами и крепко сжимает в руке кинжал. — Яков Петрович? Это Вы? Тело конвульсивно подергивается, и вдруг Гуро резко садится. Глаза его закрыты, и от этого он схож с недавно увиденными трупами. Николай выдерживает паузу и повторяет его имя. И тут сразу случаются несколько вещей. Яков Петрович, если это он, вдруг резко открывает глаза, одновременно перехватывая сжимающую оружие руку Николая. Пушкин бросается на помощь, но в то же мгновение какая-то сила отталкивает его в сторону. — Вот мы и снова вместе, Тёмный! — Нет! — срывается с губ Николая, прежде чем он рефлекторно вырывается из крепкой хватки и со всей силы вонзает кинжал в грудную клетку Гуро. — НЕТ! — истошный вопль пронзает комнату, заставляя Александра Сергеевича и Николая зажать руками уши, а из раны тут же резкими толчками вытекает кровь. В этот миг судорога пронзает тело Якова Петровича, его лицо искажается гримасой боли, а что-то густое, темное, напоминающее дым, отлетает от него и растворяется в воздухе. Хрипло вздохнув, Гуро прижимает резко ослабевшие руки к ране на груди и поворачивается к Николаю. — Николай Васильевич… Широко раскрытыми от ужаса глазами Николай смотрит в стремительно бледнеющее лицо следователя: — Яков Петрович! Это вы? Тонкие губы Гуро подрагивают в болезненной улыбке: — Горжусь вами, голубчик… — с трудом произносит он и медленно оседает на пол. И комнату вновь пронзает оглушительный крик Николая: — ЯКОВ ПЕТРОВИЧ!