Звездопад

      На следующий день после гибели Хелены стало легче. Дудли еще не приехал, а несчастье отодвинулось в прошлое, и его почти полностью заслонили воспоминания о Доке — таком внезапном, сдавшемся, нежном. Да мог ли он вообще надеяться! И вот сегодня, совсем скоро, они снова увидятся.       Наступил полдень. Гарри в нетерпении переминался у фонтана, жарясь под солнечными лучами, и время от времени наклонялся к чаше, откуда тянуло сырой прохладой, и плескал холодной водой в лицо и за шиворот. Наконец заметил выходящую из бокового переулка знакомую фигуру, всю в черном. Лица не разглядеть, но худоба, темные волосы и неровная походка были точно его. Как хорошо, что Док не в робе, а в обычных брюках и рубашке, можно хоть на несколько часов забыть о проклятом лагере.       Гарри метнулся через крошечную площадь и нырнул в полутьму магазина. Спустя две минуты выскочил обратно и со всех ног кинулся к Доку, присевшему на край фонтана.       — Держите! Скорее, а то растает! — Немного обалдев, тот принял завернутый в фольгу холодный цилиндрик. — Фрухт-айс! Ешьте!       — Благодарю. Сто лет не пробовал мороженого. Ну, идемте? Нам вон туда, в тень. А где же ваши очки?       — Надоели, жарко в них. Я не слепой, могу и так, если не на работе.       Они побрели тенистыми переулками, грызя ледяной фрухт-айс, и молчание совсем не тяготило. Но вот очередная улица с коттеджами в пышных садах сузилась, завернула за рощу и закончилась асфальтированным пятачком с деревянными прилавками пустующего рынка. Дальше уже тянулись просторные луга, а за ними вздымались близкие горы.       — Я слышал, где-то там озеро, — сказал Гарри. — Вот бы найти и поплавать.       — А что же речка? — спросил Док. — Не годится?       — Да ну. Ил, течение. И мелко. Я не люблю плескаться в болоте.       — Да уж! — Док явно вспомнил свое неудачное купание.       Они вошли на луг. Некошеная трава с колосками, метелками, мелкими цветочками поднималась почти до пояса и щекотала голые локти. Идти стало труднее, а жаркий воздух наполнился густым запахом сена. Жужжали пчелы, на плечи то и дело садились синие и зеленые стрекозы, и Гарри, вздрагивая, сгонял их. Если появились стрекозы, значит вода близко.       Док все время останавливался и срывал то одно, то другое растение, сообщая, что это такое и для чего. В основном действительно собирал кровоостанавливающие: бадьян, пастушью сумку, горец. Гарри старался запоминать названия и отличать стебли друг от друга, но чаще просто слушал голос. Наконец оба выбились из сил, а сумка Дока доверху заполнилась пучками растений. Земля вдруг резко пошла под уклон, трава поредела, а там и вовсе сменилась белым песком. Перед ними лежало небольшое круглое озеро, совершенно голубое, как будто в него опрокинулось небо. Вдоль пологого берега высились стожки: луг с той стороны оказался тщательно скошен. Не останавливаясь, скидывая на ходу сандалии, по сухому горячему песку Гарри добежал до воды, миновал узкую сырую полосу и взбурлил ногами волну.       — Ого! — Вода была холоднее, чем в речке.       — Это альпийское озеро, — подойдя, сказал Док. — Вода ледниковая, видите этот голубоватый молочный оттенок? Неужели полезете?       — Давайте вместе, — в отчаянном порыве предложил Гарри. — Жарко, и нет никого.       В самом деле, вокруг, сколько глаз хватало, не видно было ни души. Где-то на грани слышимости гудел самолет, а здесь стояла звенящая летняя тишь. Лишь легкий плеск воды в заросших зеленоватым мхом камнях, среди которых купались утки.       — Вы идите, а я подумаю, — усмехнулся Док. И тут только до Гарри дошло, что придется прямо сейчас полностью раздеться. Черт!       Он оглядел озеро. Невдалеке в окружении плоских листьев из воды торчали красивые крупные цветы, похожие на темно-розовые звезды.       — А эти как называются? — спросил он. — Лилии?       — Лотосы.       — Хотите, принесу один?       — Лотос слишком сложен в приготовлении препаратов, да и действие широкое, а я предпочитаю растения с четкими свойствами.       — Да я не в этом смысле, — тихо сказал Гарри и уставился на них. Док за плечи развернул его к себе.       — Ты хочешь притащить мне букет? — спросил он, слегка улыбаясь.       — Я хочу притащить тебе все, — проговорил Гарри, глядя в гипнотизирующие темные глаза.       — Не надо, — Док покачал головой. — Мне вполне достаточно того, что ты рядом.       Отпустил, и Гарри шагнул на сухой песок, стал стаскивать через голову поло. Потом скинул шорты и после заминки избавился от трусов. Док стоял лицом к воде, не глядя на него. Гарри молча прошагал мимо и, стараясь не паниковать, вошел в воду. Мимоходом поежился от контраста, но тут же заставил себя нырнуть. Вынырнул довольный: вода оказалась мягкой, приятно прохладной.       — Здорово! — крикнул он Доку, который теперь неотрывно смотрел на него. — Идите сюда!       И, чтобы не смущать пристальным вниманием, снова нырнул, проплыл пару метров, высунул голову из воды и погреб к цветам. Рвать не стал, показалось жалко, да и что, в самом деле, Док станет делать с цветком? Хорошенько рассмотрев розовые звезды, вблизи оказавшиеся еще прекраснее, он, подняв тучу брызг, поплыл обратно и увидел, что Док разделся, зашел в воду и бредет навстречу, осторожно ступая больной ногой. Вода добралась до его груди, когда Гарри доплыл и встал рядом, упираясь ногами в твердое песчаное дно. Док смотрел очень внимательно, солнце падало на его лицо, превращая непроницаемо-черные глаза в карие, с золотистыми точками, и снова стали заметны несколько светлых веснушек на переносице. Гарри поскорее, чтобы не дать окончательно себя смутить, шагнул еще ближе и, как тогда, под душем, положил ему руки на плечи. И точно так же руки дрожали. Он медленно, настороженно, каждый миг ожидая отпора, прильнул, проведя ладонями дальше и чувствуя острые лопатки. Касаться голой кожи было странно, прохладная вода делала ощущения острее.       — Ты холодный, как рыба, — пробормотал Док, не отстраняясь, а наоборот, притягивая еще ближе.       — А ты нагретый, как из печки, — сказал Гарри и мысленно выругал себя: нашел уместное сравнение. Но Док не обратил на это никакого внимания, потому что, желая поскорее замять оплошность, Гарри решился поцеловать выпирающую ключицу, скользнул поцелуем выше, по теплому пульсирующему горлу, и замер. Док мокрой ладонью отвел с его лица прилипшие пряди, погладил по щеке. И приник губами к его губам.       Он целовал не как вчера — нежно и бережно, а по-настоящему: жадно, очень чувственно, словно решил больше не осторожничать, перестал бояться за потревоженную невинность. Гарри отвечал до тех пор, пока не закончилось дыхание. Вода спрятала их, раскрепостила, и он изо всех сил вдавливался в Дока, чувствуя чужое податливое тело, чужой твердый член, терся о него пахом, пытаясь острее ощутить каждое прикосновение. Поцелуй прервался, и Гарри открытым ртом ткнулся в шею, тяжело дыша и не замечая, что впивается в нее, как изголодавшийся вампир. Док схватился за его ягодицы, стиснул их, вжимая его в себя, несколько раз сильно вздрогнул — и Гарри, почувствовав кожей бедер его горячее семя, вскрикнул и тоже дернулся, теряя дно под ногами и трепыхаясь, пока сладкая судорога бесконечно долго выкручивала тело.       Но вот Док выпустил его, они одновременно погрузились в воду, вынырнули, и, отплевываясь, молча двинулись к берегу, бурно разгоняя воду коленями. Молча вылезли на раскаленный песок, молча оделись. Лишь тогда Гарри взял Дока за руку, как давно мечтал, а тот в ответ притянул к себе и обнял. Легкий ветерок холодил голову, высушивая волосы.       — Давай перекусим, — сказал Гарри. — Я взял с собой кое-что. Ты же не откажешься?       — Не откажусь. Я страшно голоден.       — Пойдем к стогу, там тень, — предложил он, стараясь не показать, как растроган согласием.       Они устроились под боком крайнего стожка. Сено пахло сильно и пряно, но вот Гарри достал из сумки большой сверток, и возникли новые запахи, такие, что слюнки текли.       — Здесь домашняя колбаса, Дора достала на рынке, — перечислял Гарри, разворачивая еду. — Хлеб, жареная курица, помидоры. Ешь!       Он впервые видел, как ест Док: жует так, что за ушами трещит, причмокивает, широко кусает и неприкрыто наслаждается. У Гарри стоял ком в горле, и он все подсовывал Доку свою долю.       Они разговаривали — сначала неловко, словно испытывая и нащупывая границы, но уже скоро свободно и легко. В основном, конечно, болтал Гарри, счастливый оттого, что Док его слушает. Обсудили лекарственные травы, фантастические романы, потом Гарри заговорил об Эгельшенке, и Док, конечно же, его вспомнил. Беззаботный летний день, безлюдное место, а главное, то, что случилось на озере, словно сняли оковы с истинной натуры Северуса Снапе. Он говорил не так много, но все больше раскрывался, и Гарри поражался: как он мог считать, что Док угрюмый, нелюдимый тип? Когда-то давно он боялся, что всегда будет чувствовать себя перед Северусом Снапе малолетним необразованным идиотом, но сейчас начисто забыл об этом: с ним было удивительно просто. Это вовсе не отменяло изощренного ума, трудного характера, принципиальности, но Гарри разом понял и принял все это.       Полностью забыться им, конечно, не дали. Когда, насытившись, оба откинулись на стог позади себя, знакомо завыло в небе. Приближались самолеты.       Гарри вскочил, вглядываясь в небо, но без очков увидел лишь темные силуэты над горизонтом.       — Это наши, посмотри, как низко идут. Иди-ка сюда, не торчи там, — позвал Док, глубже ввинчиваясь в сено. Гарри нырнул к нему, вместе они разворошили стог, заползли в него и тесно прижались друг к другу. Самолеты проходили над лугами, по траве проносились их тени. Они надвигались, словно стая драконов, несли с собой страх и тревогу. Гарри обнял Дока, уперся подбородком в плечо.       — Почему мы прячемся? — спросил он, перекрикивая грохот. — Разве они опасны?       — Чем черт не шутит, — неприязненно ответил Док. — Какой-нибудь пилот, напичканный метамфетамином, захочет поразвлечься. А мы для них очень удобная цель — как на ладони.       — Своих?! — поразился Гарри, не веря ушам.       — У Рейха этих «своих» целые лагеря, если ты забыл.       Самолеты прошли, а они все сидели. Док, наверное, рад был отдохнуть, а Гарри глубоко задумался, во что превратилась его родная страна и чем все может закончиться. Док тронул губами ухо:       — Я надеюсь, тебя никогда не обуревали патриотические порывы вроде желания отправиться на фронт?       — Не волнуйся, — улыбнулся он. — Я даже в Союз молодежи не стал вступать.       — Ты умница, Гарри, — серьезно проговорил Док. — Ты не можешь не понимать, что происходит.       — Я просто не думал, что зайдет так далеко, — пробормотал он. — И еще дядя… Вроде нормальный человек, а что творится в лагере…       Он замолчал. Док гладил большим пальцем его скулу там, где когда-то цвел кровоподтек от пощечины, и смотрел сочувственно. Тогда Гарри и рассказал о Дудли и его несчастной Хелене.       Док был потрясен:       — Бедняга. Что же он не попросил отца?       — Что ты! Дядя бы его из дома выгнал. Влюбиться в лагерную шлюху — это же позор.       — Мда. В этом выборе никто не волен. Ну, а ты? Влюблялся в девушек?       — О, ну… по-настоящему ни разу…       — Германика?       — Да ну, нет. Просто друзья. Я вообще с девушками… не очень.       — А с юношами?       — Да тоже, в общем, — и он мельком вспомнил о Драко Шлимме. — А ты?       — А я, мой дорогой Гарри, как говорится, играю за обе команды.       — Значит, ты в девушек влюбляешься? — нервно спросил он. — В каких-нибудь красавиц вроде Беллы Лестранг?       — Далась тебе эта Белла, — удивился Док. — Ты, оказывается, ревнивец?       — Я ужасно мнительный, знаешь… Всегда подозреваю самое плохое. Когда случился побег, чуть с ума не сошел, представлял, что тебя схватили. Я тебе житья не дам, лучше избавься от меня здесь и сейчас, пока никто не видит.       — Обязательно так и сделаю. Закопаю в этом стоге, — прошептал Док, притягивая его ближе. В тесноте среди разворошенного сена Гарри практически упал на него, целуя разгоряченное лицо, горло, ямку между ключицами, пока Док не перевернул его, придавливая сверху, и не перехватил инициативу.       — Ты совсем юный, Гарри, — шептал между поцелуями, — ты неопытен, правда?       — Да, — простонал он в его рот и захлебнулся чужим жарким дыханием.       — А сам? Что-нибудь сам?       — Пытался… ох… но я не…       — Не надо смущаться, — шепот Дока опалял кожу и звучал жутко соблазнительно. — Онанизм это нормально, даже полезно… Расскажи мне.       — Я… Ну, я делал это в душе тысячу раз. Как все. — Гарри начал рассказывать и понял, что ему ничуть не стыдно, что это самое обычное дело — признаваться Доку в том, чем обычно делиться не принято. — В постели перед сном тоже. Стащил у Дудли непристойную открытку и представлял, что… — тут он замолчал.       — Что ты представлял, Гарри? — шептал Док и покусывал мочку уха. — Говори все.       — Что на ней я и ты, — выпалил он тоже шепотом и закрыл глаза. — Только я тебя еще не знал, просто слышал имя.       — Вот как! Что же именно… ты… представлял?       Но Гарри замолчал, сосредоточившись на прикосновениях Дока. А тот уже не ждал ответа — целовал все жестче, быстрее, вдруг оторвался от шеи Гарри, резко задрал на нем рубашку и прижался горячим лицом к груди. Он спускался поцелуями все ниже, вот ребра, живот, а вот пояс — Док рванул застежку, и не успел Гарри опомниться, как он приподнял его, сдернул шорты вместе с бельем и обхватил член. Гарри с трудом дышал, не сводя глаз с его ладони, и чувствовал — еще секунда, и он просто взорвется. Но, оказывается, бывает еще более непереносимо: Док склонился и дотронулся до головки губами. Гарри вскрикнул, задохнулся и, как только ощутил горячее влажное касание языка, рывком выгнулся назад и не сдержал всхлип. Губы разжались, член выскользнул и тотчас стал толчками выбрасывать семя, забрызгивая и живот, и шорты, и руку Дока. Какой позор, хорошо, хоть в рот не попал.       — Прости! — Гарри сел и в ужасном смятении не знал, за что хвататься.       Док навис над ним и заставил снова откинуться назад.       — За что ты извиняешься, глупый? — очень мягко спросил он, проводя губами по его раскрытым губам. Гарри в ответ смущенно обнял за шею. — Мне нравится в тебе все, даже твоя… несдержанность.       — А сам гнал меня, с первого же дня.       — Я пытался сопротивляться, — прошептал Док, касаясь губами переносицы. — Но не смог.       Он подобрал скомканную «Дер Штурмер», в которую была завернута еда, и помог вытереть семя с голой кожи и со штанов. Смял газету в ком и усмехнулся:       — Теперь на ней невиданное смешение ароматов.       Они вылезли из стога, поправили его, как могли, и двинулись через луг обратно. Пока было можно, Гарри все дотрагивался до ладони Дока, и тот сжимал пальцы в ответ. Войдя в городок, они зашагали рядом, время от времени задевая друг друга локтями, и это тоже было здорово.       На одной из улиц пришлось распрощаться, и нельзя было даже обняться напоследок, потому что из любого окна их могли увидеть. Док посмотрел долгим взглядом, чуть улыбнулся и пошел направо. Гарри проследил за исчезающей вдали темной фигурой, потом побрел домой, в деталях вспоминая все, что случилось сегодня. Вряд ли впереди их ждет безоблачное счастье, но этот день он сохранит в душе навсегда, чтобы возвращаться в него снова и снова.

***

      Дудли нашел его в сарае, куда он зашел за велосипедным насосом.       — Хей! Ну, что я тебе говорил?! — От неожиданности Гарри едва не треснулся головой о нависающую полку. — Нокаут в финале на пятнадцатой секунде! Кайзер — бог!       — Давно вернулись?       — Только что. Вот, еще даже не переоделся. С тебя три марки.       — Да с чего бы это?       — Ты проиграл пари. Я говорил про нокаут — я выиграл. Гони деньги.       — Эй, — выглянув из сарая, крикнул Гарри в спину Дудли. — Я с тобой не спорил!       — Ничего не знаю, — донеслось от дома, — плати. Ох, как жрать хочется, когда там ужин?       Гарри вздохнул. Ну вот и настала та минута, когда нужно все сказать. И лучше раньше, чем позже, потому что через полчаса Дудли уже переоденется, улизнет в лагерь и все узнает сам. Этого Гарри допустить не мог, брата было жалко.       В штанах, с голым торсом, тот стоял перед зеркалом и придирчиво водил пальцами по щекам.       — Небритый. Да и черт с ним. Пойду, а то опоздаю, поужинаю потом.       Дудли широко и мечтательно улыбнулся отражению брата и взялся за рубашку.       — Постой. У меня плохие новости.       Дудли замер, всматриваясь в его лицо. Гарри набрал в легкие побольше воздуха. Нужно решиться, Док же говорил, что он ни в коем случае не трус.       — Хелена умерла.       — Что?!       — Погибла. Прости. Мы пытались спасти. Не вышло. — Все-таки говорить об этом было слишком трудно, слова не шли.       — Идиот, что ты несешь?! Иди в жопу! Я тебе не верю, ты псих! — Дудли метнулся к двери, дернул за ручку, вернулся, схватил с кровати рубашку. Хлопнула дверь, Гарри остался один. На столе рядом с подписанной знаменитым боксером перчаткой стояла подарочная коробочка, и Гарри открыл ее. Кольцо. Похоже на обручальное.       Дудли вернулся через полтора часа. Влетел в комнату Гарри и схватил его за майку.       — Повтори еще раз, что ты сказал?!       — Погибла... Прости, это правда.       — Нет, другое. Про то, что не смогли спасти!       — Мы старались. Док сделал все, что мог, но осколки кости в печени и…       — Заткнись! — заорал вдруг Дудли. — Не смогли?! Значит, она погибла из-за вас! Ты — тупица и урод твой хромой, лекаришки безрукие, вот вы кто! — Дудли с силой толкнул Гарри на кровать — так, что тот стукнулся затылком об изголовье. — Не спасли!       — Мы пытались!       — Не спасли… — неверяще повторил Дудли и, закрыв лицо руками, опустился рядом. Глухо забормотал: — Как же так? Почему так? Девки сказали, ее застрелили. Почему ее? Гарри, почему? За что?       Он спрашивал, не дожидался ответа, спрашивал снова и всхлипывал, не отрывая ладоней от лица. Гарри неловко потрепал по плечу, понял, что брат больше не лезет драться, и обнял. Так они и сидели, не отвечая на теткин стук в дверь и на зов дяди, до самой темноты.       Следующий рабочий день выдался смутный: Док постоянно был занят с пациентами, и Биккель наседал на него с бесконечными вопросами, а после обеда и вовсе вызвали в здание администрации — кому-то стало плохо, и велели позвать именно Снапе. Гарри, казалось, сто часов подряд слонялся по мебдлоку, хватаясь то за одно, то за другое дело, лишь изредка встречаясь с Доком, который взглядывал на него с печальной нежностью. В пять часов Гарри, улучив момент, молча сунул ему сверток с бутербродами, незаметно погладил большим пальцем запястье под тканью рукава халата и ушел, чтобы побыть где-нибудь в одиночестве. У него болела голова после почти бессонной ночи — Дудли был настолько убит горем, что будто перестал узнавать домашних, отмахнулся от отца, рявкнул на мать, а потом все сидел на койке и раскачивался, глядя в одну точку, и Гарри был рядом. Но добился лишь того, что брат пообещал убить Краббе и Гойле, после чего лег и натянул одеяло до макушки.       Как назло, сегодня медблок кишел народом — врачами, медицинскими сестрами, бесконечно приходящими с улицы зэками. Уединиться не получалось. Гарри физически ощущал, как в воздухе веет тревожностью и нервозностью. Стараясь понять, где сейчас его Северус, он брел по длинному коридору, заглядывая во все двери и не находя. Наконец дошел до последнего помещения, кладовой. Там нос к носу столкнулся с медсестрой, чьего имени не помнил. Но она его знала:       — Герр Поттер! Вот удача, что вы подошли! Если не заняты, отнесите это в шестой блок в первую палату. А то мне еще шприцы кипятить, а время поджимает.       Гарри машинально принял стопку простыней.       — Кому там? — спросил он, вздыхая: тащиться в далекий шестой блок не хотелось, хотелось поискать Дока в борделе — уж наверное он пошел именно туда.       — Да кто будет. Там парень лежит, ходит под себя, никакого белья не напасешься.       Мельком удивившись, что в лагере возятся с таким проблемным пациентом, он поволок простыни по коридору обратно, потом через двор и несколько переулков. Шестой блок стоял в отдалении от общего комплекса, и бывать там еще не приходилось.       В первой палате была занята одна койка. Гарри положил стопку простыней на табурет и хотел было уйти, как вдруг, бросив напоследок взгляд на лежащего в чистой рубашке зэка, узнал Вульфа — постаревшего, с неопрятной седой щетиной.       Не веря глазам, подошел. Вульф лежал на спине, закинув голову так, что шея с торчащим кадыком неестественно выгнулась. Голова его была забинтована, причем бинт охватывал и правый глаз. Травму он, что ли, получил? Гарри подкрался еще ближе, стараясь встать так, чтобы Вульф его не заметил. И вдруг понял, что в этом нет нужды. Открытым глазом тот смотрел перед собой, и, похоже, ничего не видел. Рот был неприятно приоткрыт, и среди высохших добела губ беспрестанно шевелился кончик языка, словно Вульф каждую секунду проверял на прочность передние зубы. На лице застыло ненормальное выражение доброй озабоченности. А еще от койки ощутимо несло мочой.       Чувствуя тяжелое беспокойство, Гарри передумал таиться, переступил так, чтобы оказаться перед ним, и позвал:       — Герр Вульф? Что с вами?       Как ни странно, тот услышал и даже отреагировал — вытянул руку. Гарри неуверенно пожал кончики ледяных пальцев и вздрогнул, когда тот с неожиданной силой вцепился в него.       — Забери! — приказал он свистящим шепотом и, что самое страшное, смотрел единственным глазом вовсе не на Гарри, а куда-то вверх. — Забери! Забери!!!       Гарри вырвался, попятился и натолкнулся на кого-то спиной. Его обошел зэк-санитар с эмалированной «уткой».       — Вам бы лучше уйти, — буркнул он и обратился к Вульфу, который, уронив руку, безучастно таращился вверх и жутковато улыбался. — Эй! Слышишь? Давай, поворачивайся, а то опять сейчас все обоссышь!       — Что с ним случилось? — спросил Гарри дрожащим голосом и тут же поправился: — Немедленно отвечай!       — Мозги ему вырезали, вот он и пускает слюни.       — Мозги?! Кто?!        «Реддле начал свой кошмарный эксперимент, — подумал он в ужасе. — Не может быть!»       — Известно кто, ваши, доктора. Вылечили от содомии. Был швуль — стал овощ.       Гарри выскочил из палаты и рванул прочь из страшного шестого блока.       Через две минуты он, запыхавшись, влетел в пуфф и бросился в медкабинет. Слава Богу, Док был там — стоял у шкафа с инструментами и сверялся с длинным списком. Гарри захлопнул дверь, подскочил к нему, повернувшемуся на шум, обхватил и прижался, уткнувшись носом в шею.       Док, шурша бумагой, обнял за плечи и увлек за ширму, закрывающую их от дверей. Прошептал на ухо:       — Где ты бегаешь?       — Это ты где бегаешь? Я тебя везде искал.       — Много работы, ты же знаешь.       — Ты женский доктор. Почему везде нужен именно ты? — несколько истерично выдал Гарри.       — Потому что я лучший! Посмотри, кто здесь работает. Одни надутые болваны, неспособные отличить правую долю печени от левой. Столько званий, регалий, патентов, а что они могут? Вот и бегут, чуть какая нештатная ситуация, ко мне.       Док, похоже, был не прочь поговорить о себе, и в другой день Гарри бы охотно послушал, но сейчас мог только цепляться за него и прижиматься все сильнее. Док почувствовал это:       — Да что с тобой, Гарри?       — Там Вульф! Я его видел, — путаясь в словах и продолжая цепко держать его, наконец ответил тот.       — Где?       — Шестой блок, первая палата. Он ничего не соображает, заговаривается. С ним что-то сделали!       — Я знаю, знаю, успокойся. — Док отложил бумаги и обнял крепче.       — Знаешь?       — Да. Удалили лобную долю. Уже давно, дней десять назад. К сожалению, прогноз не слишком благоприятен.       — Что ты говоришь такое?! «Неблагоприятен»! Он же овощ, труп ходячий. Точнее, даже не ходячий.       — Так, подожди тут. — Док отошел к шкафу, позвенел склянками и вернулся, держа наполненную мензурку. — Выпей, тебе надо успокоиться, ты слишком возбужден.       — Это что?       — Напиток богов, это тебе любой здесь подтвердит. Разведенный спирт, не бойся, — добавил он, видя, как Гарри подозрительно нюхает мензурку. — Пей, и спокойно поговорим. А закуси вот этим. — Док развернул его же бутерброды.       И, пока Гарри откашливался, снова обнял.       — Ну вот, сейчас станет легче. Стресс иногда нужно снимать, а без стрессов в нашей работе не обходится, увы. Испугался Вульфа?       Док ласково гладил спину и так осторожно прижимался чуть колючей щекой к щеке Гарри, что тот не обиделся на детский вопрос.       — Просто неожиданно. Почему с ним так поступили? Он же даже к девушкам ходил. Кто его так? И за что?       — Ни за что. Он сам пришел и сказал, что готов. От добровольца никто не откажется.       — Зачем? Неужели не знал, чем это закончится?       — Догадывался, я думаю. Но после случая с побегом без Шварца он совсем сник, помаялся и пошел соглашаться.       Гарри отстранился от Дока и заглянул в глаза:       — Но Шварц говорил, что Вульф к тебе неравнодушен, а получается… что же получается, он в него втрескался?       — Что за выражения — «втрескался»? И почему ты все меряешь любовью? Мне кажется, он считал Шварца приятелем. Не другом, конечно, но не посторонним. Хотя, узнай об этом сам Шварц, он бы плевался дальше, чем видел.       — Что за выражения такие — «плевался дальше, чем видел», герр доктор? — хихикнул Гарри. Он чувствовал, как разлившееся в желудке тепло разбегается по венам, делая ноги ватными, а мысли туманными и приятными.       — Захмелел? — догадался Док. — Ну, не беда, у меня есть отличная антипохмельная микстура. Но это потом, а пока постой со мной еще вот так.       — Просто я никогда не пил такое крепкое. Шампанское обычно, а еще Дудли как-то раз спер у дяди коньяк, и мы с ним напились, как два придурка. Нам тогда влетело-о-о…       Док крепче прижал к себе Гарри, и он нежился в объятиях, чувствуя, как тот трогает губами шею и как собственный член утыкается в чужое бедро. Но это было совсем не стыдно. А вовсе наоборот: пусть чувствует, как возбуждает.       — Ничего-то ты не пробовал, — бормотал Док между поцелуями. — Это хорошо. Мне это нравится. Как бы я хотел, чтобы твой первый раз был со мной. Не знаю, как и когда, но если бы только так случилось… Тебе бы понравилось, я бы постарался.       Док оторвался от шеи и, гладя по лицу, смотрел жадно и безумно. «Его заводит, что я девственник», — мелькнула мысль. Оказывается, то, что Гарри считал недостатком, способно возбуждать настолько, чтобы смотреть голодным взглядом, хватать за задницу и притираться членом к члену.       И тут сквозь желание, возбуждение и пьяную легкость пробилась тревожная и очень назойливая мысль. Гарри не знал точно, нужно ли и можно ли говорить об этом, но очень хотелось.       Он отодвинулся, продолжая крепко держать Дока за рукава.       — Северус, мне бы, наверное, не понравилось. Я забыл сказать — я же пробовал.       — С кем?!       — Ни с кем, сам.       Стараясь держаться спокойно, но все-таки теряя слова и краснея, Гарри рассказал про давний эксперимент с презервативом и пальцами.       — В общем, это было неприятно, и мне не понравилось и вряд ли когда-нибудь понравится, — выпалил он напоследок, закрыв глаза, потому что Док смотрел очень уж пристально и как-то слишком профессионально.       — Ты просто все делал неправильно, — хриплым шепотом начал тот, запуская пальцы в волосы Гарри и поглаживая виски. — Если бы ты знал, как надо, то все бы получилось. Это приятно. Только нужно медленно, осторожно и очень не-е-ежно. — Последние слова Док простонал, уткнувшись в макушку, и Гарри, чуть не кончив от одних только звуков голоса, решился:       — Покажи, как надо. Покажи сейчас, здесь. Пожалуйста! Мы будем тихо, сюда не зайдут. Клянусь, я буду молчать. Хочу, чтобы ты это сделал.       Представив, как он спускает перед Доком штаны и подставляет задницу, а тот просовывает туда пальцы, Гарри чуть не всхлипнул, но вспомнил, что обещал абсолютную тишину. Он опустил руку между телами и сжал через штаны твердый член Дока. Тот вздрогнул:       — Нет, это очень опасно.       — Пожалуйста. Уже вечер, сюда не придут. Мы услышим шаги. — Гарри говорил, а сам гладил и сжимал член Дока, слышал его частое дыхание и понимал — если не прекратить, тот кончит, не успев снять штаны. И мысль, что такое с ним мог сделать он, Гарри, пьянила и кружила голову не хуже спирта. — Это же быстро. У меня всегда все очень быстро. Зачем я это сказал? Хочешь, еще в чем-нибудь признаюсь?       Док усмехнулся, убрал его руку и оглянулся. Гарри проследил за взглядом и остолбенел: Док смотрел на гинекологическое кресло, и мысль о том, что нужно будет туда взобраться и раскинуть ноги, как девушка, страшно смутила.       — А можно как-нибудь по-другому? Давай, я просто наклонюсь.— Какое счастье, что алкоголь и адреналин еще не выветрились, и Гарри мог так просто обсуждать, в какой позе сейчас случится секс. В обычной обстановке он и представить себе такого не мог.       — Да, милый мой, оставим кресло для другого раза, — бормотал Док, обшаривая взглядом кабинет, — а то ты свалишься с него и наделаешь шума.       И Гарри с восторгом понял, что Док уже согласился.       — Марш на кушетку! И ты обещал вести себя очень тихо.       Гарри шагнул к кушетке и уставился на проштампованную простыню. Док передвинул ширму и загородил их от двери.       — Ложись, — одними губами прошептал он. Гарри лег на спину, а Док отошел к шкафу и вернулся, растирая что-то между пальцев надетой на правую руку перчатки.       — Так, молодец. Теперь расстегни ремень и спусти брюки до колен. Трусы тоже.       От этих едва слышных команд, от напряженной тишины, от предвкушения чего-то странного, небывалого, в ушах Гарри шумело так, что он бы едва услышал приближающиеся шаги, как обещал. Но Док был сосредоточен, и Гарри, скользнув взглядом, заметил, что эрекция у него спала. Это было немного обидно, но долго раздумывать Док не дал:       — Согни ноги в коленях.       Гарри сделал, как было сказано: нащупал стопами края кушетки и замер. На секунду ему показалось, что Док сейчас кинется на него, так дико и голодно он смотрел. Гарри и сам представил эту картину. Раздвинув ноги, он сейчас показывал все. Задницу, промежность, яйца, возбужденный, лежащий на животе член. И стыдно не было ни капли — пусть смотрит, ему можно. А тот наклонился и погладил член.       — Красиво. Ты очень красивый и очень нежный мальчик. Я не сделаю тебе больно, не бойся.       Гарри и забыл, что может быть больно. Конечно нет, с Доком не может.       — А теперь повернись на бок, к стене, и подтяни ноги. Я накрою тебя. — На голые ноги и поясницу прохладно опустилась простыня. — Если кто-то войдет, скажу, что тебе нехорошо, и ты отлеживаешься после укола.       Эти слова прозвучали так буднично и строго, что Гарри нервно хихикнул, но тут же тихо охнул и замер. Он почувствовал, как внутри него оказался палец.       — Не напрягайся, расслабься. Еще. — Док гладил спину свободной рукой и не шевелил пальцем до тех пор, пока Гарри не выполнил команду. Как только он это сделал, то почувствовал, что палец скользит и движется внутри него, гладит, надавливает. Это было странно: и похоже на то, что он делал себе сам, и по-другому. Ласково и не больно. Гарри подтянул колени выше, крепче прижав член к животу. Док все гладил внутри и снаружи, проводил ладонью по сжатым бедрам, по бокам. Между животом и ногами стало влажно. Это был не обычный оргазм, какое-то другое долгое приятное ощущение. Гарри тихо застонал, и тут же его рот закрыла ладонь Дока.       — Ты обещал молча, — с укором прошептал он на ухо, и дальше в тишине слышалось только тяжелое дыхание обоих и шорох ткани.       Палец проникал глубже, трогал и надавливал сильнее, и на Гарри уже накатывало предчувствие оргазма. Чтобы точно не вскрикнуть, он крепче прижал ладонь Дока ко рту и вот так, целуя и кусая ее, кончил. Этот непохожий на все предыдущие оргазм длился так долго, что Гарри успел почувствовать, как палец выскользнул, как Док бережно одернул ему задранную на спине рубашку. А он все не мог выпрямить ноги и подтянуть штаны. Так и лежал, вздрагивая и жмурясь, пока Док сам не развернул его на спину. На простыне появилось мокрое пятно.       — А говорил — не понравится, — улыбнулся Док, сдернул простыню и начал бережно вытирать его.       — С ума сойти, я чуть не умер, — признался Гарри и потянулся, чтобы одеться. Руки дрожали. Док сам аккуратно натянул белье и брюки, застегнул ремень.       — Ну все, вставай. Мы только что выяснили, что ты в полном порядке. Молодой здоровый организм совершенно правильно реагирует на…       — Подожди, а как же ты? — Гарри поднялся, не обращая внимания на легкое головокружение, и дотронулся до члена Дока. Тот не стал сопротивляться: уперся рукой в стену перед собой, закрыл глаза, часто дышал и двигал бедрами в такт движениям руки. Потом Гарри, так же, как раньше Док, стирал простыней его сперму, брызнувшую на руку и на кушетку, и возвращал любезность, подтягивая резинку полосатых штанов.       После они долго молча стояли за ширмой, обнимая и целуя друг друга. И только когда крашеное окно потемнело, и за ним послышались шаги идущих на ужин, Гарри выскользнул за дверь и, стараясь выбирать безлюдные боковые дорожки, направился к воротам.