Звездопад

      Док моментально сел, лохматый, сонный и, щурясь, уставился на него. Одеяло сползло, открыв костлявые плечи и тонкую шею с острым кадыком.       — Гарри? Что случилось?!       Он попытался сказать, но не смог вымолвить ни слова и молча уткнулся Доку в голую тощую грудь. Конечно, то была нервная реакция на пережитый стресс и ужас перед Реддле, он понимал — и ничего не мог поделать, цеплялся и вдыхал знакомый запах мыла, лекарств и затхлой постели.       Док с усилием оторвал его от себя и заглянул в лицо. Затем вынудил встать с колен и усадил на койку рядом с собой.       — Доведешь меня однажды до инфаркта, — сообщил он.       Гарри несколько раз глубоко вздохнул и справился-таки с собой.       — Прости. У меня важное сообщение.       — Такое важное, что ты прибежал среди ночи? Ну говори, — Док обнял за плечи, серьезно глядя на него. Не отрывая взгляда, Гарри, как мог, четко и коротко рассказал о подслушанном разговоре. Он говорил, а глаза Дока все сильнее мрачнели, в них вспыхивал опасный огонь.       — Подавится, — буркнул он, как только Гарри замолчал.       — Ты что, не понимаешь? — с отчаянием простонал тот. Так и знал, что с Доком не договориться.       — Тише, не волнуйся. Хорошо, я не пойду через лес. Я вообще в ближайшие дни не собирался…       — Если б только лес! Реддле может все. Вообще все! Войдет сюда и сам застрелит тебя.       — Что ты предлагаешь? — рассердился Док. — Спрятаться под нары?       — Может, мне подсыпать чего-нибудь тете или Дудли, чтобы дядя тебя прикомандировал к нашему дому? Дай мне какое-нибудь безвредное средство.       — Ты и на такое способен? Вот не знал.       — Безвредное! — разъярился он. — Не передергивай.       — Успокойся…       — Я спокоен! — крикнул Гарри и тут же закусил губу. Справился с собой и продолжил: — Тебе вообще все равно, да? Может, ты уже все в жизни повидал и испытал, я не знаю. Я только знаю, что ты не имеешь права решать за себя одного… если с тобой случится… это… то мне… я тогда как буду? — через силу закончил он.       Док больно стиснул его плечи и встряхнул так, что у Гарри стукнули зубы.       — Я не могу ручаться за собственную жизнь, — процедил он прямо в лицо, — а ты хочешь навязать мне ответственность еще и за твою?!       Гарри молчал, безуспешно сглатывая ком. Проглотил и сказал упрямо и твердо:       — Я не отдам тебя Реддле. Вообще никому. Понял? Ты мой! Отпусти, я пойду и сам все решу.       — Что ты собрался делать?       — Спасать твою шкуру.       — И как именно?       — Придумаю! Отпусти! — он дернул плечами, но Док сжал еще крепче и вдруг притянул к себе. Гарри прижался разгоряченным лицом к его лицу, чувствуя щекой колкость утренней щетины, перевел дыхание и вновь заговорил:       — Послушай, есть же выход. Надо просто исчезнуть. Я помогу тебе… мы поможем, ты знаешь, есть люди… Тебе не придется одному прятаться по лесам.       Он говорил, понимая, что все это — опять не те слова, что доводы не работают, Док не слушает, не воспринимает их, и заводился все сильнее от его молчания, начал злиться, сбиваться и наконец запнулся и умолк. Док смотрел на него нечитаемым взглядом.       — Ну что ты молчишь? — не выдержал Гарри. — Гипнотизируешь? Мысли узнать пытаешься? Я и так тебе все рассказываю. Боже, что ты за человек! Будь я проклят, что связался с тобой. Ну что нам делать?       Не зная, не понимая, как поступить, он снова дернулся, чтобы освободиться, но Док вдруг качнулся вперед и прижался губами к его крепко сжатым губам. Миг — и те раскрылись под мягким нажимом, и Гарри ощутил его горький со сна вкус. Док целовал горло, лицо, глаза, сперва нежно, осторожно, потом настойчиво, жадно, до тех пор, пока Гарри, все сильнее наваливаясь, не прижал его к матрасу. На ощупь стащил сползшее одеяло, неуклюже, чуть не свалившись с койки, залез на Дока, голого, теплого, и лег сверху. Док не сопротивлялся, откинулся на тощую подушку и прижимал к себе с такой силой, точно хотел впечатать навеки. Глаза его были полузакрыты, брови сошлись на переносице, над верхней губой дрожали капельки пота. Разведя в стороны колени, Гарри прильнул к нему, распластавшись, чувствуя низом живота и бедрами твердые кости и твердый член. Каждое движение стало жаркой вспышкой удовольствия, и он терся все яростнее, прогибаясь в пояснице, чтобы соприкасаться как можно теснее. Док отвечал сильными резкими толчками — и вдруг быстро расстегнул на нем штаны, сдернул вместе с трусами и сжал его член.       — Убери, — задыхаясь, пробормотал Гарри в приоткрытые губы, елозя коленями. — Убери руку…       — Хочешь ртом? — прошептал Док.       — Нет, — Гарри откинул его ладонь и прижался так крепко, что оба члена оказались сдавлены между их голых животов. Разгоряченная кожа к коже — податливые мышцы, щекочущие волоски и жесткие кромки ногтей на впивающихся в ягодицы пальцах.       Док сжимал и с силой, ритмично вдавливал его в себя, и впервые Гарри захотелось узнать, каково было бы почувствовать этот распаленный твердый член с раскрытой головкой глубоко в себе. Одна только мысль об этом заставила задрожать и сильнее выгнуться — и тотчас Док резко дернул его на себя, одновременно проникая пальцами между ягодиц, Гарри вскрикнул — и обоих с минуту корежило в судороге оргазма. Они кончили почти одновременно, задыхаясь, мыча, и в изнеможении свалились на койку, обняв друг друга. Все было в вязких теплых потеках — постель, их животы и бедра. Запах спермы смешивался с острым запахом пота.       Гарри приподнялся, вглядываясь в обессиленное лицо с зажмуренными глазами.       — Северус…       — Что же ты творишь со мной, а? — спросил тот, не открывая глаз.       Гарри не нашелся с ответом и молча уткнулся в голую, влажную от пота грудь. В ней неистово билось сердце: казалось, тонкие ребра и кожа не преграда ему — выпрыгнет. Гарри прижался губами, успокаивая, потому что знал, что умеет и имеет на это право. И в этот миг, несмотря ни на что, был абсолютно счастлив.       Наконец он слез, вытер живот и член краем простыни и принялся натягивать трусы и брюки. Док следил за ним непонятным взглядом.       — Скажи хоть что-нибудь, — вновь потребовал Гарри. — Ты против побега, я знаю. Тогда я… Я просто убью этого гада.       — Мой маленький героический спаситель, — улыбнулся Док. Встал, вытерся, скомкал простыню и швырнул ее на пол. Принялся надевать робу и штаны.       — Ты смеешься надо мной? Ведь все серьезно.       Док, застегивая пуговицы, пристально смотрел в его глаза.       — Ты забываешь, Гарри, где мы находимся — в каком месте, в каком государстве. Ты меряешь все обычными человеческими понятиями о справедливости, но здесь они не работают. Если ты пристрелишь Реддле, твоего дядю посадят, а тебя убьют без суда и следствия. Думаешь, мне нужно спасение такой ценой?       Гарри был сражен его логикой и не нашел ответа.       — Раз ты такой, — наконец гневно выдал он, — я буду постоянно рядом. Днем и ночью. При мне тебя не посмеют тронуть.       — Еще как посмеют, — вздохнул Док. — Твоя власть, распространяется, увы, только на меня. Хорошо, давай так. Я обещаю тебе до завтра все обдумать и принять решение. Я не могу вот так, сходу. Потерпи один день, ладно?       Гарри молчал, хмуро глядя перед собой. Док провел большим пальцем по его сжатым губам, отчего те расслабленно разомкнулись.       — Я никого в своей жизни не любил, — сказал он очень тихо. — И ты прав, это стоит… всего.       — Если вдруг тебя вызовут в город к какой-нибудь пациентке, — заговорил Гарри, стараясь унять разбушевавшееся сердце, — то ты…       — Ни шагу в лес, клянусь, — серьезно сказал Док.       С полминуты он смотрел в глаза, потом взял с табуретки полотенце и ушел в уборную, закрыв за собой дверь.

***

      За что бы ни хватался Гарри в этот день — все валилось из рук. Он ронял вату, таблетки, один раз чуть не врезался в закрытую дверь. Ужасно хотелось спать, и даже казалось, что он отключается на короткие мгновения, стоило только остановиться и перестать думать об угрозах Реддле. Док бросал внимательные, быстрые взгляды, но молчал. Лишь после того как Гарри уронил шприцы с металлического подноса, неодобрительно покачал головой и позвал в кабинет. Порылся в столе и достал плитку шоколада.       — Вот, держи. Съешь здесь, иначе уснешь на ходу. — Подумал, оглянулся на дверь и быстро провел рукой по волосам Гарри: — Жуй и приходи в себя. Сейчас закончишь перевязку и сможешь отдохнуть. Скажу, что забираю тебя пересчитывать инструменты. Ну что ты смотришь? Ешь.       — Откуда это у тебя? — Гарри смотрел то на блестящую фольгу, то на Дока и, несмотря на все, что случилось с ним за последние бессонные сутки, улыбался. — Я не хочу отдыхать, я не устал.       Он подошел и неуверенно прижался щекой к халату. Но выпросить ласку не удалось, Док отстранился.       — Я вижу, как не устал, все роняешь. Да я и сам не в лучшей форме. Лег в два, а в пять ко мне ворвался какой-то мальчишка, что-то требовал, приставал. Не знаешь такого? А шоколад мне сунула фрау Розенштокк. Хотел отказаться, потом вспомнил тебя, и как в воду глядел — пригодилась.       Док говорил, а сам копался в шкафчике. Гарри смотрел на него, улыбался и жевал. Но когда тот наконец достал шприц и ампулу, поперхнулся и просипел сквозь кашель:       — Ты опять? Не надо! Может, тебе кофе найти? Я сбегаю к дяде, у него есть. Ну, или съешь сам этот шоколад.       Док глянул насмешливо и сочувственно:       — Шоколад и кофе не помогут. Помогли бы режим дня и в два раза меньшее количество работы. Поэтому лучше найди вату... и не смотри так. Твой дядя хочет меня видеть через полчаса, мне нужно быть адекватным.       Гарри понимал. И про работу, и про хроническое недосыпание: он сам не поспал одну ночь, и теперь голова пустая и гулкая, а Док живет и работает в таких условиях постоянно. Тот закатал рукав, и Гарри отщипнул вату.       — Вот так, хорошо.       Шприц полетел в пустой поддон, Док зажал поданную вату и опустился на стул. Гарри сел напротив и смотрел, как он с силой растирает лицо ладонями. Дотронулся до его волос, но не успел отдернуть руку, как Док отнял ладони от покрасневшего лица и схватил за запястье.       И так они замерли оба — сидя друг против друга за столом, на котором в поддоне валялись шприц и обрывок фольги. Гарри видел воспаленные глаза, спутанные волосы, порез от бритвы на подбородке, край робы, торчащий из-под халата, и знал, что этот человек — его счастье, его судьба, его настоящая и единственная любовь. Если нужно, он проведет жизнь с ним за «колючкой», здесь, в медблоке. Пусть так, только бы рядом, вместе. Его нужно защитить, уберечь от Реддле, от охраны, от Шлимма с Краббе, от злых собак и злых людей.       Сейчас, сию минуту, нужно сказать об этом, потому что потом снова будет работа, операции, переклички, забор и лес между ними…       — Я люблю тебя.       Получилось хрипло и тихо. Наверное, зря сказал — ну что за глупость такая пришла в голову? Гарри дернул руку из захвата, но Док только крепче сжал ее, поднес к лицу и вдруг прижался губами к раскрытой ладони. Гарри чувствовал горячие губы и язык, и внутри все переворачивалось от нежности и тоски. От невозможности. От несбыточности.       Док оторвался от ладони, поцеловал запястье и прижал к щеке. Глаза у него странно блестели.       — Ты не представляешь, Гарри… ты мой мальчик, родной мой… ты мне такое сказал… знаешь, я ведь тоже… понял, что тоже...       Док вдруг зажмурился и замолчал.        «Заговаривается», — подумал Гарри и вспомнил, что в прошлый раз после инъекции тот был так же болтлив.       Док вдруг поднялся:       — Мне нужно умыться. Я сейчас буду в порядке, подожди меня. Вернусь, и поговорим. Мне тоже нужно тебе что-то сказать.       Коротко сжал руку Гарри и вышел. Зашумела вода за стенкой. Шум стих, послышались шаги в коридоре, а потом, неожиданно, — голоса. С Доком разговаривал дядя. Гарри вскочил, подкрался к двери и прислушался.       — …Это срочно, Снапе.       — Я понимаю.       — Главное, побудьте с ней после столько, сколько нужно. Это же опасно, наверное?       — Думаю, я справлюсь.       — И все-таки побудьте до вечера. Или как лучше? Давайте, вы останетесь до тех пор, пока не убедитесь, что никаких последствий нет. Сутки, двое.       — Я думаю, столько не потребуется, герр комендант. До вечера достаточно.       — И все же я выпишу вам пропуск.       — Я все понял, не волнуйтесь.       — Да кто вам сказал, что я волнуюсь! — вдруг рявкнул дядя так, что Гарри тотчас понял — волнуется, еще как. И тише добавил: — Собирайтесь, я пока скажу, чтобы выписали пропуск. И не берите с собой… ассистентов.       Гарри отскочил к своему столу, и тут же в кабинет вошел Док. Он уже выглядел совсем обычно, бодро и подтянуто.       — Ну что, все подслушал? — Он усмехнулся, достал из-под стола старый коричневый саквояж. — Мне нужно в операционную, за инструментами.       — Ты куда, к тете Петре?       — Нет. К вашей Доре Тонкс.       — К Доре? Она заболела? — Гарри в последнее время не очень обращал внимание на то, что творится в доме, но, кажется, Дора была на месте. — А почему просит дядя? Можно мне с тобой?       Док захлопнул саквояж и начал снимать халат.       — Тебе со мной нельзя, справлюсь сам. А почему просит дядя? Возможно, потому, что это его тоже касается. — И добавил, видя растерянность Гарри: — Ты взрослый парень, догадайся сам.       И он догадался. Вспомнил, как дядя осторожно выходил из бельевой, слезы Доры, их ссору и требование денег. Все это было в начале лета, а сейчас конец августа, и дядя волнуется, а Доку нужны инструменты из операционной, и Гарри с ним нельзя...       — Ого! — сказал он и через секунду добавил: — Ничего себе!       Док переоделся, провел пятерней по волосам и, быстро наклонившись, дотронулся губами до его щеки:       — Ты все слышал. Работай спокойно, потом иди домой.       — Можно, я загляну туда, к вам? Ну, к тебе.       — Ни в коем случае. Иди домой, а я сам постараюсь заглянуть вечером или утром.       Гарри успел напоследок погладить его рукав, а потом Док дохромал до двери, толкнул ее, и он остался один.       Постоял, все еще чувствуя последнее прикосновение, но понял, что сейчас так и уснет стоя, встрепенулся, выгреб из поддона вату и шприц. Вату бросил в мусор, шприц кинул в стерилизатор и побрел к Биккелю.       Но Биккель куда-то подевался, старшая медсестра тоже отмахнулась от Гарри, поэтому он вернулся в кабинет, завел будильник Дока и свалился на кушетку. Проснулся, когда лучи солнца скользили уже по другой стене — настала пора собираться домой. От короткого глубокого сна слегка качало. Он вышел наружу, с удовольствием вдохнул свежий воздух и отправился в город, предвкушая, как сейчас снова рухнет на кровать, а потом к нему заглянет Док. На минутку, но и этого будет достаточно. И не забыть напомнить ему, чтобы не смел ходить через лес.       После сна страшно хотелось пить, и за улицу от дома Гарри, пересчитав в кармане мелочь, решил, что ему нужна бутылка холодного лимонада. Он толкнул дверь магазина и замер. Внутри, у полок с хлебом, стояла Дора и разговаривала с кухаркой Шлиммов. Заметили они друг друга одновременно:       — Дора!       — Гарри!       Дора извинилась, заторопилась к выходу и, задев прилавок с конфетами, выбежала на улицу следом.       — Гарри, ты не знаешь, где Док? Я ждала его днем, но он не пришел. Он что, еще в лагере?       — Как не пришел?!       — Вот так. Ждала до шести. Поспрашивала тут — сегодня никто его не видел.       Оказывается, тогда, в лесу с Реддле, было не страшно, страшно стало сейчас.       Паника и ужас захлестнули так, что Гарри больше не слышал Дору, не видел ничего вокруг. Он кинулся в одну сторону, в другую и помчался к дому, в единственное место, где, как ему казалось, можно что-то решить, придумать. А может, Док сейчас там?!       Дока не было. На кухне Гарри наткнулся на Дудли, тот жевал бутерброд и листал газету. Посмотрел с опаской, но, увидев брата, расслабился.       — Я думал, снова мать будет пилить за коньяк и за морду, — и потрогал кровоподтек на левой щеке.       — Док приходил? — не слушая, выпалил Гарри.       — Док? — удивился Дудли. — Что ему тут делать? А ты чего такой вздрюченный?       — Я… я его потерял! — выпалил Гарри, прежде чем подумал, но не успел пожалеть о том, что сказал лишнее, как Дудли отодвинул газету и встал.       — Что значит потерял? Он не в лагере?       В этих вопросах было столько сочувствия, удивления, настороженности и совсем не было насмешки, что Гарри не выдержал и рассказал. Про подслушанный разговор в ночном лесу, про то, что Док ушел в город еще днем, но так и не появился тут. Что Гарри понятия не имеет, что делать, но делать что-то нужно срочно, возможно, обратиться к дяде, пусть ищет, он ведь должен разыскивать своих заключенных. А сейчас он, Гарри, пойдет к Шрамме и не уйдет, пока тот не расскажет, было ли что-то в лесу: стрельба, или, может, поймали кого-то.       Опомнился Гарри, когда шел с Дудли по улице. Тот широко шагал, сосредоточенно нахмурившись и сунув руки в карманы штанов.       — Я знаю, где дом егеря, доведу тебя, — объяснил он, заметив удивленный взгляд. И ответил на незаданный вопрос: — Я хорошо отношусь к Доку, чтоб ты знал. Он много помогал… Хелене. И я помогу искать его.       Гарри только смог кивнуть, и, не сговариваясь, они бросились бегом вниз по улице. На громкий, долгий стук из-за двери выглянула девушка и сказала, что герр Шрамме уехал рано утром по делам и будет завтра.       Дверь захлопнулась. Гарри секунду пялился на нее, потом сбежал со ступенек.       — Я в лагерь. Может, он вернулся. А ты, если встретишь его, дай знать. Ну хоть позвони в медблок, ну хоть как-нибудь!       Но Дудли его удержал:       — Сдурел? Стемнеет скоро, куда тебе в лес одному? Бежим вместе. Дома все равно только мать ругается.       И они побежали сквозь лес вместе, потом пошли, потом снова помчались. Гарри казалось, что прошло часа два, но у ворот лагеря Дудли посмотрел на часы:       — Сорок минут. Мы быстро!       Гарри метался по лагерю, и его не оставляло чувство, что все это уже было: точно так же он бегал совсем недавно, когда на аппельплаце стояла виселица и у ворот стреляли. Сейчас виселица пустовала, не было слышно выстрелов. Чирикали воробьи, в стороне столовой слышались голоса. Но Док исчез. Гарри проверил медблок, пробежал по всем корпусам — никто не видел его с обеда. Сбегал в столовую, в барак, в бордель. У порога борделя Дудли становился.       — Иди сам, я подожду.       Дока не было и там.       — Я не знаю, где его еще искать. Где он может быть?       — Может, у отца?       Надежды на это почти не было, Гарри понимал, но стоять и ничего не делать было невозможно. Он кивнул, и они рванули в сторону администрации. На ступенях курили двое охранников.       — Второй отряд на уборку трупов, слышал, Франц?       — Угу, — буркнул второй и затянулся сигаретой. — Вы чего тут? — заметил он Гарри и Дудли.       — К коменданту, — ответил Дудли.       — Срочно, — добавил Гарри.       Первый узнал его и, наверное, догадался, кто рядом, поэтому ответил вполне мирно:       — Так он уже уехал, ребята. Дома ищите, — и снова повернулся к собеседнику: — Без респиратора, смотри, не сунься, вдруг не откачают.       — Да брось, три часа прошло. Уже можно.       Братья спустились со ступеней и даже прошли метров десять в молчании, когда до Гарри вдруг дошло:       — Какая уборка трупов?!       — И с респираторами, — добавил Дудли, и они одновременно повернули головы в ту сторону, где среди стен виделся угол здания без окон, с лестницей на крышу.       — О, нет! Нет, нет, нет! — говорить нормально не получалось, дышать тоже, от ужаса чуть не подкосились ноги, но Дудли, схватив Гарри за руку, не дал удариться в панику.       — Спокойно, сейчас проверим. Бежим!       Тяжелая металлическая дверь была приоткрыта, рядом маячил охранник. Он с интересом посмотрел на них, но промолчал. Гарри бросился к двери, но Дудли отдернул его:       — Сдурел? Там же газ. Или гранулы валяются       — Три часа прошло, уже все выветрилось, — забормотал Гарри. — Там должны быть вещи. Я пойду поищу. Ты не ходи, я сам. Проверю…       Это в самом деле оказалась раздевалка. Тусклые лампы освещали наваленные вдоль стен одинаковые робы. Гарри осторожно вошел. В стене напротив увидел еще одну приоткрытую дверь и беспомощно оглянулся на выход. Вдруг Док не там? Вдруг сейчас случится что-то, и станет понятно, что его внутри точно нет...       Пожалуйста, пожалуйста!       Сзади тихо подошел Дудли. Они стояли рядом, и сердце грохотало в голове так, что казалось, сейчас из ушей хлынет кровь. Дудли наклонился, рассматривая что-то на полу, а Гарри еще раз обвел взглядом кучи полосатых тряпок. Там были не только тряпки: он заметил металлическую миску, обрывок газеты, почему-то черенок от лопаты и аккуратно стоящий на скамье потрепанный коричневый саквояж.