Как развращался Пьер

- Эх ты, силач, весь изрезался, - Анатоль отнял у него самокрутку, кинул в бокал, схватил его за руку и поволок за собой. Пьер сперва даже не почувствовал боли, но кровь потекла, раны стали заметны, и пришлось сжать кулак, чтобы ее остановить. Они пришли в другую комнату, хозяин достал бинт, усадил его на кровать, стал осматривать раны. - Эээх, горемыка!.. А надо было выступать. Сидел бы смирно. Осколков не осталось? – он вылизал раны кончиком языка, будто не замечая шипение Пьера, и сплюнул. Стал забинтовывать. – Сила есть ума не надо! Как же так-то, приятель? «Зачем надо ему со мной возиться?» - Еще немного и я бы вмазал ему по морде. Его счастье, что сдержался, - он следил за тем, как старается Анатоль, ему нравилась эта забота. Гнев почти стих, и он почувствовал, как вкусно здесь пахнет. Но он не мог понять, чем именно. Будто клубникой с молоком, отдаленно напоминало. - Вот и все. Скоро заживет, - он не выпускал его руку из своих. – Какой ты храбрый. А смог бы ты защитить, например, меня, если понадобилось бы? – Анатоль судорожно вздохнул, прикрыв глаза. - Ну, конечно. Если бы он задел твою честь, и я, как твой друг… Анатоль сел к нему на колени и снял с него очки. Заговорил шепотом: - Отчего я так сильно таю, когда ты рядом?.. Сильный и храбрый лев. Сегодня я твой, приласкай меня, делай, что хочешь со мной! - он толкнул его назад и сам лег сверху. Пьер выпучил глаза от удивления, мигом осознал, что происходит, и заставил себя не сопротивляться. Анатоль прикусил его за губу, встал на четвереньки над ним и стал тереться, извиваться, слегка постанывая, словно желаннее Безухова в мире никого не было. Воздух наполнился сладким, густым запахом течного омеги. Пьер почувствовал, как неумолимо быстро возбуждается, и понял, что назад дороги нет. Он сжал его неумело за талию и инстинктивно приподнял бедра, чтобы коснуться ими его промежности. Гормоны и алкоголь в голове адской смесью застилали глаза, все было как во сне, в какие-то моменты становилось непонятно, что происходит, реальность это или сон. Анатоль сел на него, как всадник, стал быстро расстегивать на нем жилет и рубашку. Без очков Пьер почти ничего не видел, кроме очертаний, к тому же для него все было для него впервые, было неуютно, не получалось раскрепоститься. Он не чувствовал, однако, духовной близости с Курагиным, поэтому все было больше под властью ума, чем инстинктов. Ум мешал. Казалось, все происходит неправильно, он делает что-то не то. Но, отгоняя от себя мешающие мысли, он прижал к себе Анатоля и поцеловал в губы. Тот сладко простонал, словно давая знак, что ему нравится, хотя поцелуй был скомканный и со вкусом перегара. Одна рука омеги пробралась в брюки Пьера и коснулась неприкосновенной зоны. «Разве это допустимо? Могу ли я ему это позволить?» - он внутренне сжался, но мысль прервалась от боли, Анатоль сжал его раненную руку, одновременно с членом, затыкая рот французским поцелуем, показывая доминирование. Пьер сдавленно простонал от боли в одном месте и возбуждения в другом. «Неужели, я ему не интересен вообще, как человек? Неужели, ему надо от меня только это? Ведь это самое меньшее, что я мог бы ему дать!» - Так приятно держать в руках самые нежные места такого сильного и неприкосновенного альфы!.. – хитро улыбнулся Курагин. - Кажется вы стали себе много позволять, молодой человек, - Пьер перевернулся, уложив Анатоля на спину и сам нависая над ним. – Надо Вам показать, кто тут главный! – Он стащил с него брюки с бельем, и в этот момент ему вдруг представилось, что под ним сейчас лежит Андрей. Он обрадовался от этой мысли, лег между широко раздвинутых ног Курагина, уткнулся ему в шею, тяжело дыша и достал уже стоящий колом член. «Мой князь Андрей пахнет совсем по-другому. Почему я подумал «мой»? Неважно. Но нравится мне больше его запах». Он встал на колени, чтоб лучше прицелиться, но тут дверь распахнулась. Пьер прикрылся и стал судорожно рыскать рукой по кровати, в поиске очков. Зашел Долохов, готовый вот-вот рухнуть на пол, но он каким-то чудом доковылял до кровати и упал рядом с ними. - Чем это вы тут занимаетесь, а? И меня не позвали… Ну, Курагин, сукин сын, сейчас я тебя проучу, - он оттолкнул Пьера, завалился на Анатоля и стал его грубо ласкать, тот лишь хихикал. Чувство конкуренции хоть и возникло у Безухова, но он его как-то сразу подавил. Он отодвинулся на краешек кровати, надел очки и, застегивая рубашку, стал наблюдать за ними с плохо скрываемым интересом. - Ах ты, проклятый насильник, я не звал тебя, отпусти, - улыбаясь, игриво мурчал Анатоль, почти не сопротивляясь. Федор почти сразу и без подготовки вогнал в него свое орудие и стал ритмично долбиться. Омега стонал и возился так, что Пьеру казалось, будто ему это не нравится, он хотел его спасти, но почему-то боялся вмешиваться. Все-таки, он мог бы и попросить о помощи. «Ему, должно быть, очень больно, раз он так мучается. Чего же он терпит? Если б было приятно, он, наверное, бы улыбался…» Почти болезненно стал зудеть член, и он, сильно стесняясь этого, взял его в руку и начал слегка разминать, чувствуя сильную пульсацию. «Как же стыдно-то, Боже мой…» - и захотелось еще сильнее мучить своего бедного «удава». «А если бы он это делал с Андреем?» - Пьер аж выпрямился и зажмурился от нахлынувшей сладкой волны негодования с возбуждением, и за два сильных толчка в кулак выплеснул всю накопившуюся страсть на ковер. … Потом, вспоминая все это, стоя на крыльце, он зардел, как кленовый лист и даже закрыл лицо рукой – вот, как сильно было стыдно.