Мгновения, мгновения, мгновения...

      Тсунаеши сонно потирает глаза и пересчитывает плечами все косяки по пути на кухню. При переезде в Италию она как-то совсем забыла о такой важной вещи, как смена часовых поясов. Теперь расплачивается сонливостью и полной потерянностью во времени.       — Утречка! — приветствует ее до безобразия бодрый голос, и Савада издает протяжный стон. — Ты такая засоня!       Найто улыбается привычно и совсем не кажется невыспавшимся, хотя сам же до глубокой ночи смотрел сериальчик с Тсунаеши, которой не спалось после самолета. Сейчас же он бодро носится по кухне, то бряцая посудой, то чем-то шурша.       — Ты не человек, — констатирует Савада, развалившись на сложенных на узком столике руках и борясь с желанием на секундочку прикрыть глаза.       — Как ты узнала?! — Лонгчемп удивляется очень искренне, но от дела не отрывается. Тсунаеши лениво наблюдает за его мельтешением, и это странно помогает не заснуть. — Мне казалось, я хорошо шифруюсь!       — Вот тебе первый урок по работе под прикрытием: не будь таким возмутительно бодрым в любой момент дня! — из-за сонливости Савада бубнит вполголоса, но Найто ее отлично слышит.       — Принято, сенсей! А еще уроки будут? — и тон его не теряет ни грамма бодрой радости.       Тсунаеши и хотела бы разозлиться, но получается только устало улыбнуться. Она нехотя поднимает голову, чтобы хотя бы взглядом показать свое недовольство, и на освободившееся место на столе тут же опускается чашка, от которой исходит такой аромат, что Савада вмиг забывает, что ее не устроило.       — Это кофе? — недоверчиво уточняет она, рассматривая чашку. На вершине густой пенки красуется нарисованная корицей веточка боярышника — давняя шутка Лонгчемпа, которую он обожает повторять, и которая неизменно теперь с ним ассоциируется. — Я ведь не пью кофе, Найто-кун.       — Это не просто кофе, — возражает тот и усаживается напротив. У него в руках вторая чашка. Когда он совершенно по-варварски сыплет в нее две ложки сахара, Тсунаеши почти возмущенно вскрикивает. Рисунок портить очень жалко. — Это латте! Тыквенный, мой собственный рецепт! В смысле, не я придумал делать тыквенный латте, но я делаю его по-своему. Скоро же Хэллоуин, так что я подумал, что было бы забавно угостить тебя им. Он не горький, правда! Попробуй! Тебе понравится!       Савада, не скрывая скепсиса, еще раз осматривает предложенный напиток. Оформлен красиво, и пахнет приятно-сладковато. Под испытующим взглядом подозрительно довольно улыбающегося Лонгчемпа, она пробует мягкую пенку.       — Ну... ничего... — неуверенно бормочет Тсунаеши.       — Ну не так! Не только пенку! — Найто обиженно хмурится. — Если не понравится, заварю тебе чай с корицей. Но сначала попробуй нормально.       С самым тяжелым вздохом, на какой только способна, Савада делает глоток и замирает. Лонгчемп смотрит уже не испытующе — взволнованно.       Сладко-пряный вкус окутывает язык, нос щекочет тыквенно-кофейный аромат с нотками корицы и чего-то еще, а Найто смотрит с надеждой... И почему-то утро враз перестает казаться серым и злым. Сонливость отступает, и Тсунаеши вдруг замечает уютный беспорядок на кухонных тумбах, аляповатый узор на обоях и солнечные лучи, запутавшиеся в растрепанных рыжих волосах притихшего Лонгчемпа.       Он очень старался для нее.       Не удержавшись, Савада тянет руку (благо, стол маленький) и еще сильнее растрепывает чужие волосы. Найто выглядит настолько сбитым с толку, что Тсунаеши не может не засмеяться, заражаясь недавним весельем собеседника.       — Вкусно, — наконец выносит она вердикт с ужасно серьезным видом, словно принимает решение, которое определит всю ее жизнь. Лонгчемп, вторя ей, картинно прикладывает руку к сердцу, всем своим видом выражая признательность и радость. — Мне нравится. Даже несмотря на то, что это кофе.       — Ну а я что говорил, — Найто удовлетворенно хмыкает, хотя все равно еще видно, что он не был до конца уверен. — Я плохого не посоветую!       Тсунаеши не отвечает, только улыбается мягко, снова отпивает теплый тыквенный латте и думает о том, что не прочь пить его почаще.