***
Всё несколько осложнялось тем, что три года назад Фонд переместил куб на другой материк. По большому счёту — на другой конец земного шара. В этом была логика, конечно же, но сам факт стал досадной помехой, вынуждающей Тима отправиться довольно далеко от Лиги. И одним делом было смотреть на снимки со спутников, фотографии с самолётов, изучать историю гражданской и военной авиации — словом, делать всё, что Тим мог, находясь в золотой клетке Лиги; и совсем другим — лететь самому. Ра'с отправлялся с ним — вряд ли из недоверия, скорее из чувства долга и вечной своей заботы о безопасности. Его заслугой было то, что никто не требовал от Тима снять перчатки. А также то, что у него был полный комплект документов на имя Тимоти Джексона Дрейка (полное имя он придумал давным-давно, ещё когда закопался в историю Старого и Нового Света), согласно которым, между прочим, Анри Дюкард приходился ему законным опекуном. Ра'с объяснял это тем, что так меньше вопросов будет к самому Тиму — и к его юному виду. Тиму было плевать, он был слишком взволнован даже для шуток о том, что Ра'с и впрямь обеспечил ему опеку на последние три года. Букву имени Его легко прятал грим. Самолёт мягко оторвался от земли, и для Тима — сколько бы ему ни было лет — ощущение полёта было совсем новым. Вернее, оно разительно отличалось от чувства, с которым он летал меж ветвей. Эти невесомость, давление, вжавшее его в кресло — они были слишком чудесными. Земля внизу так быстро отдалялась. Это значило лишь то, что очень скоро он доберётся до брата. Всё время, что они были с Ра'сом наедине, они обсуждали план действий. — Фонд любопытен до жестокости, — говорил он. — Они ни за что не упустят возможности заполучить тебя. А получив — изучить от и до. К счастью, они не смогут причинить тебе вреда. Но попав к ним, ты уже не выберешься так легко. Следует соблюдать осторожность. Вызвать их доверие. — Разве ты не можешь просто приказать им отвести меня к саркофагу? Тим и сам понимал, что нет. Но хотелось услышать чёткий и ясный ответ от Ра'са. Тот покачал головой. — Сотрудники Фонда — параноики все до единого. Это похвально. Но нам не на руку. Безосновательные приказы сотрудника любого уровня вызовут подозрения и послужат поводом для внутреннего расследования. Не будем рисковать без нужды. Но я буду следить за исследованиями — на случай если у них не хватит ума сложить два и два и понять, что вы связаны. Тим задумчиво кивнул, разглядывая документы. — И как мне туда попасть? Ра'с пожал плечами. — Быть собой. — В ответ на скептичный взгляд Тима он фыркнул. — Серьёзно, ты думаешь, они не заметят потенциальный объект, расхаживающий по улицам мегаполиса? Тим не знал, вообще-то. — Что там будет происходить. Расскажи мне. — Полагаю, тебе лучше всего будет нарваться на неприятности. В каждом полицейском департаменте у них есть если не сотрудник, то связной, которому платят за сообщения о подозрительных делах. Если тебя арестуют, то Фонд заберёт тебя в течение нескольких часов. А там, — Ра'с заговорщицки подмигнул, и это было так странно видеть, что Тим невольно поёжился, — просто будь паинькой. Тебя допросят, отведут в камеру. Будут спрашивать о символе и руках — не говори ничего. Само собой, про Лигу и ГОК — тоже. И о том, что твой брат у них — молчи. Ты всё помнишь, чёрт возьми, мы обсуждали это сотню раз? Тим кивнул. — Не позволяй им тянуть, Ра'с. — Сделаю всё, что в моих силах. И ещё, Тим… — Да? — Назовись Каином.***
Нью-Йорк был ужасающе огромен. Они разделились ещё в аэропорту, и вещи Тима — документы в том числе — остались у Ра'са. При Тиме не было даже телефона. Только немного денег. Он был одет весьма близко к тому, в каком виде его схватила сама Лига. Вернее — к одежде, оставленной им на крыше музея. С поправкой на попытки выдать его за подростка. Простые кеды, тонкие чёрные джинсы и белая рубашка, поверх которой — чёрная же накидка с капюшоном и высоким воротником. Просторная, скрадывающая силуэт и почти провокативная. У Тима было достаточно времени — нужно было дождаться темноты и добраться до окраин — так что часть пути он прошёл пешком, с любопытством разглядывая город и людей в нём. Никого здесь не смущало ни то, что он из осторожности не снимал капюшон, хотя грим оставался на его лице, ни перчатки — несмотря на отголоски зноя, знаменующего приближение лета. Тиму было бы весьма прохладно в Нью-Йорке, вообще-то, если бы не эта многослойная одежда. Он не заботился ни о чём сейчас, и это было странное ощущение — идти, не таясь, почти демонстративно. Он даже спустился в метро, и всем было плевать. Чем ближе был закат, тем ярче вскипали азарт и предвкушение. Можно было бы сразу прилететь в аэропорт имени Кеннеди или в Ла Гуардия, но нужно было запутать следы — просто на всякий случай. К вечеру Тим добрался до Куинса. Он зашёл перекусить в одну из забегаловок — ту, что была почище, но не в еде было дело. Всё, что он мог попробовать здесь — сладкая газировка. Наверняка она была очень вредной (и очень вкусной тоже, что уж тут говорить), но Тима больше интересовала уборная. Там он долго смотрел на себя в зеркало, не узнавая без знака на лбу. Он вообще не слишком часто себя разглядывал. Из зеркала хмурился, пожалуй, сверх меры усталый мальчишка, бледноватый, особенно для того, кто три года жил в Ираке. Синие глаза, чёрные волосы, упрямые губы. В этой одежде он сошёл бы за обыкновенного американского подростка. Но его детство закончилось давным-давно: в день их с братом смерти. Тим намочил кусок туалетной бумаги и долго, старательно и неумело стирал грим. Официантка за стойкой не посмотрела на него, когда он выходил, зато слегка нетрезвый мужчина у входа уставился на него с интересом. Десять тысяч лет назад быть другим значило быть изгоем. Теперь каждый первый был другим, и чтобы привлечь внимание Тиму недостаточно было оставаться собой — невысоким и тонким. Нужно было отличаться разительно. Он стянул перчатки и бросил их в урну у дайнера. На улице было совсем темно. И не очень-то людно, вообще-то. Тим прошёл мимо круглосуточной прачечной. Под ноги попалась помятая алюминиевая банка, и он едва не споткнулся — а потом начал пинать её перед собой. Кто-то высунулся из окна и заорал на него, но Тим показал в сторону окна средний палец. Даже металл вместо кожи никого не смущал. Ему «повезло» лишь спустя пару часов — возле одного из баров. Впрочем, даже тогда пришлось нарваться. Это было как раз-таки проще некуда: всё, что случилось с ним, не смогло искоренить саму его суть. То, что делали он и брат. Защищали людей. Сперва Тим услышал испуганный женский голос, потом вскрик и нестройный грубый смех. Он пошёл на звук. В подворотне за баром несколько крупных мужчин зажали девушку. У одного был нож. По-видимому, они собирались её ограбить, а потом сумочки оказалось мало. — Эй! — окликнул их Тим. — Иди, куда шёл, — огрызнулся один из мужчин, не глядя. Тим сощурился. Ну уж нет. Бить в полную силу, не заботясь о том, чтобы не навредить сопернику сверх меры, было здорово. Тим с наслаждением прислушался к хрусту под костяшками. У бериллиевой бронзы было одно неоспоримое преимущество рядом с живыми руками — такой удар непросто было выдержать. Когда-то очень давно, в тот злосчастный день Тима пугало то, что он видел. Как расцветали раны на теле того, кто пытался пронзить его. Теперь это зрелище пьянило. Нож вонзился в его живот, Тим широко улыбнулся, кладя ладони поверх пальцев бьющего, и потянул его руки, вспарывая свою — нет, только чужую плоть. Было больно. Это ничего; ведь им было куда больнее. Когда всё было кончено, девушки уже не было рядом. Тим надеялся, что она вызовет полицию, и, конечно же, его надежды оправдались. Он с удовольствием поднял руки, когда позади замерцали проблесковые маячки. Каждый шаг приближал его к Даннуму — даже если этот шаг был обратно в клетку.