Once upon a time.

С момента их разговора прошло несколько дней, в течение которых они оба делали вид, что никакого разговора не было. Вольфганг занимался с учителями, проводил время за инструментом и ластился к матери, уговаривая ее отпустить его в семью Абельмайеров «погостить на недельку». Казалось, он был совершенно спокоен, но, чем ближе была поездка, тем тревожнее становилось на душе обоим Моцартам. Леопольд неоднократно спрашивал их, в чем дело, но те лишь отмахивались, и мужчина, чьи мысли были заняты тяжбой о наследстве, списал их странное поведение на обычные подростковые проблемы. Всю предстоящую неделю Наннерль под покровом ночи договаривалась с извозчиками, а Вольфганг собирал вещи и отвечал на письма Ганса, приходившие одно за другим. Приятель оставил для него местечко на балконе и подобрал комнату неподалеку от Итальянской оперы. Моцарту предстояло провести в Вене два дня, и сразу же отправиться обратно. Погода, благо, стояла сухая и теплая, но любое непредвиденное обстоятельство на дорогах грозило обернуться для него полным фиаско. Но Вольфганг о плохом разумно предпочел не думать, вертелся перед зеркалом в новом камзоле и насвистывал сонату Антонио, ожидая завтрашнего утра. - Только без фокусов, Вольфи, - Нан прикусывала палец и мерила комнату шагами, - Ты должен вернуться в срок, не подведи меня. Отец же с нас три шкуры спустит. - Не делай из меня Золушку, - хмыкал брат, - Все пройдет так, как мы решили. Экипаж ждал его на рассвете, возницам было заплачено сверх меры и, попрощавшись с Наннерль, Моцарт устремился навстречу своим мечтам. Приключение начиналось. *** К Вене Вольфганг подъезжал изрядно потрепанным и усталым. Езда на чужих лошадях, по ухабистым дорогам, в спешке и постоянном беспокойстве, разительно отличалась от размеренных путешествий с отцом. Мысли о том, что за время его отсутствия дома могло случится, что угодно, не покидали его. А если отец вернулся? А если мать узнала? Его отвлек грубоватый голос: - Герр, мы приехали. Сквозь мутное оконное стекло в карету заглядывало солнце. Не глядя на извозчика, Вольфганг положил на мозолистую ладонь оговоренную сумму и вышел на рыночную площадь. Сняв парик, неприятно напекающий голову, юноша отправился искать трактир, при котором ему обещали спальню. Ему не терпелось увидеть Ганса, который, пользуясь служебным положением, гордо обещал ему показать оперное закулисье. Поэтому, поднявшись по темной каменной лестнице пустого в это время дня помещения и оставив саквояж на кровати, Моцарт поспешил к зданию Оперного театра. Узкие улочки приветливо гудели повседневными заботами, купола церквей сверкали, и в душе его поселился покой и легкое любопытство. - Ну ты и вырядился, - хохотнул Ганс, хлопая его по плечам и подводя к неприметной двери для служащих театра, - Как на праздник. - Что, плохо? – Вольфганг немного смутился его слов, впрочем, обращая больше внимания на окружающий его интерьер. - Да нет. Просто слишком заметно. А, впрочем, неважно, - Он резко свернул в коридор направо и остановился, - Задержи дыхание, святая святых. Костюмерные. Ты должен это увидеть, вчера Глюк представлял здесь «Орфея и Эвридику», декорации до сих пор тут. Взгляд Вольфганга метался от легчайших шелковых туник к масштабным конструкциям по другую сторону коридора. Дремучий лес, преисподняя, - все это было нарисовано так тщательно, что даже сейчас, при свете дня, заставляло трепетать. Добавить к этому пронзительную музыку и актерскую игру – постановка, должно быть, имела грандиозный успех. Моцарт представил рукоплещущий зал, овации, аплодисменты… Воображение ненавязчиво предложило подумать, как однажды это случится с ним самим. Ведь у него уже есть две готовых оперы. Но это все было не тем, ненастоящим, неверным. По приезде в Зальцбург надо начать что – то новое, мечтательно подумал молодой человек. Так, осмотрев гримерные и комнаты для отдыха певцов, юноши вышли в пустой зрительный зал и уселись в первый ряд, невольно соблюдая почтительную тишину. - А что там насчет Сальери? – шепотом спросил Ганс, улыбаясь уголками губ, - Почему ты так им интересуешься? Вольфганг отвел глаза и как – то слишком безразлично начал: - Мне лишь интересна музыкальная жизнь столицы, и он ее олицетворяет. Ничего больше. Антонио пишет восхитительную музыку, что еще нужно, чтобы один музыкант интересовался другим? - Антонио? Так ты его называешь? – Изогнул бровь Ганс, недоуменно посматривая на друга, - Его ни один житель Вены не осмелится звать по имени. Он старше нас на пару лет, но держит себя, как важная шишка, как тот же Гассман, его старик – учитель. Если ты не знаешь, он скончался пару месяцев назад. Хотя я наверняка писал тебе об этом. Моцарт лишь молча кивнул. Ганс стал пересказывать ему недавние сплетни, а он согласно кивал или возмущался, когда от него требовалась реакция. Известие о смерти композитора задело его, навевая мысли о несправедливости жизни. Гассман был на десяток лет моложе его собственного отца, и Вольфганг невольно стал думать о Леопольде – о том, как много тот работает, как сильно переживает из – за того, что ему не дают должность капельмейстера в Зальцбурге, как много хлопот доставляет отцу он сам. С этими мрачными размышлениями он покинул Оперу до вечера. Сцену предстояло приготовить. - Приходи минут за десять до начала, - напоследок подмигнул ему Ганс, - Я тебя проведу. Пару часов до начала мероприятия Вольфганг решил посвятить городу, который когда – нибудь надеялся покорить. Идти по улицам, улыбаться прохожим и знать, что никто и не подозревает, где ты в этот самый момент, было до неприличия приятно. Он заходил в лавочки и купил отрез на платье Наннерль в подарок, позволил себе обстоятельный обед в одной из пивных города, зашел в кафедральный собор и проводил до дома миленькую Констанс. Времени оставалось все меньше, и волнение в нем нарастало, заставляя пружинить и идти, почти подпрыгивая. Моцарт надел парик и, поняв, что больше ждать не в силах, подошел к театру за полчаса до начала. *** Он был в зале почти один и внимательно разглядывал каждого вошедшего через бинокль. Минуты тянулись тягуче медленно, и молодой человек потерял им счет. Даже когда собрались все зрители, занавес не открывали. Раздались первые негромкие аплодисменты. Наконец, кулисы разъехались, оркестр дал приветственные аккорды, а на сцену не спеша вышел дирижер, стараясь незаметно поправить костюм. Вольфганг весь обратился в зрение и, перегибаясь через ограждение, припал к биноклю. Позади раздалось неодобрительное шипение. Другой. Нет, это не Сальери, сразу понял Моцарт. Он сидел далеко, но даже оттуда было видно, что человеку на сцене двадцать три года исполнилось очень давно. Полноватая фигура разбивала последние надежды. Ганс описывал Антонио вытянутым, как струну. Музыкант поклонился публике, и торжественный голос объявил: - Фортепианный концерт до – мажор. Дирижер – Йозеф Леви. Вольфганг не мог подавить разочарованный стон. Музыка вступила в свои права, но для него все было, как в тумане, а на глазах готовы были выступить злые слезы. Концерт был исполнен великолепно, да, да, да. Сам Антонио Сальери не исполнил бы его лучше, да. Но Моцарт был подавлен. Это могло бы и подождать. Он приехал не ради этого. Почему же выступает не Антонио? В голове юноша строил самые разные версии. Из уважения к произведению своего любимого композитора он дождался конца концерта и сразу же после этого побежал за кулисы. Пускать его наотрез отказывались, но Ганс, на его счастье, проходил мимо заветной двери. - Что случилось, почему не было Сальери? – расстроенно спросил Вольфганг. Ганс куда – то торопился, а потому без церемоний втащил Моцарта в уже знакомый коридор и отвечал уже на ходу: - Мы ждали его до последнего. У него была аудиенция у императрицы, он не успел приехать. Такое иногда случается. Надеюсь, тебе понравилось, Йозеф сегодня сработал идеально. Вольфганг уныло кивнул. Ему было немного стыдно за то пренебрежение, с которым он отнесся к сегодняшнему исполнителю, но взять себя в руки никак не удавалось. - Спасибо. А Ганс крепко сжал его руку на прощание и умчался вперед. Вот и конец вечера. Он был раздавлен. Чертова аудиенция, ну почему именно сегодня? Он приехал, соврал семье, и ради чего? А все начиналось так радужно… Опустив голову, Моцарт брел по пустым холлам Оперы. Пока он нашел выход, зрители успели разойтись, и теперь лишь последние зазевавшиеся слушатели чинно покидали здание. На площади стоял только один экипаж, около которого что – то бурно обсуждала молодая пара. Значит, занят. Вольфганг огляделся по сторонам, но больше не увидел ни одного возницы. - А я говорю, это слишком дорого, здесь ехать всего ничего, - взмахнул рукой мужчина, на что извозчик лишь молча покачал головой. Девушка, стоявшая рядом с ними, закатила глаза и нарочито громко цокнула языком, показывая свое недовольство. Моцарт незаметно подошел ближе, в надежде, что они откажутся ехать, и экипаж достанется ему. - Я должна быть у Антонио через несколько минут, мы безбожно опаздываем, Матиас, - протянула она без особого успеха. Ее спутник был так занят торгами, что даже не обернулся взглянуть на нее. Знакомое имя заставило Вольфганга дернуться. Итальянское имя, думал он. Много ли на всю Вену Антонио? О многих ли говорят около Оперы? Тем временем он сосредоточил внимание на девушке. Яркое, вызывающее красное платье, - вот первое, что бросалось в глаза. Открытые круглые плечи, ровная белая кожа, надменное красивое лицо, - она, бесспорно, была привлекательна. Довольно крупная, но хищными чертами лица она напоминала юноше птицу. Заметив, что ее так откровенно разглядывают, она откинула голову чуть назад, демонстрируя длинную шею, и насмешливо спросила: - Нравлюсь? - Ваше платье… - Сорвалось у Вольфганга с языка, - Я таких здесь еще не видел. - Это сценический костюм, - На этот раз ее улыбка вышла более теплой и искренней, - У меня сегодня было прослушивание на роль в опере. Успешное, разумеется. Теперь я должна ехать к учителю и рассказать о своей победе, а этот олух, представьте себе, жалеет денег на дорогу, - Она зло пнула локтем молодого человека. - Сейчас, сейчас, - промямлил тот, все же отсчитывая нужное количество монет. А Моцарт пытался возобновить разговор: - Но разве ученики ездят к учителям так поздно? - А я необычная ученица, - снова улыбнулась девушка, мотнув рыжеволосой головой,- Я любимая. Катарина Кавальери. Прощайте. – С этими словами она, не принимая руки своего знакомого, сама забралась в карету и была такова. - Какой адрес Вы назвали? – Вольфганг накинулся на юношу с расспросами. - Кёртнерштрассе, - рассеянно ответили ему, - Третий дом по Кёртнерштрассе. « А Вам зачем?» вопросом повисло в вечернем воздухе, поскольку Моцарт уже бросился искать названную улицу.