Тыквенные Пряности и Другие Радости

— Тыквенный латте, пожалуйста? — Так примитивно, — пробормотал Чонгук. — Я не позволю стереотипам помешать мне хорошо провести время, — отозвался Тэхён. — И тыквенное печенье для мистера ворчуна вот тут. — О, классно. Спасибо. — Если оно для Чонгука, то он может взять его за счёт заведения, — сказал с улыбкой громадный мужчина за стойкой, — в благодарность за починку того сарая. Чонгук воспринял это с мягкой, маленькой улыбкой, которая поджала его щёки и предала его присутствию ощущение необычайной теплоты. Тэхён чувствовал, что надо бы положить руку в задний карман парня и наклониться ближе. Но показалось, что он слишком забегал вперёд для первого свидания. Теперь они трахались по несколько раз, но Тэхён не чувствовал себя вправе наклоняться вперёд на публике и удобно пристраиваться. Они сидели в задней части небольшого кафе: повсюду были натуральные деревянные поверхности и жестяные колпаки на лампочках, как в конюшне. Чонгук втопил на своём сэндвиче и чипсах, как голодный человек, но не торопился с печеньем. — Как твой обычный чёрный кофе? — спросил Тэхён, когда Чонгук перестал выглядеть таким диким и начал ковыряться в своём пакете с чипсами в более спокойном темпе. — Нормас. — Хочешь попробовать мой тыквенный латте? — Конечно. — Он небрежно протянул руку через стол и ухватился за него, сделав большой глоток. — О, он неплохой, — выдал он побеждённо. И сделал ещё один глоток. — Лучше, чем твой кофе? Он кивнул. — Может быть, схожу за таким. Сколько он стоит? — Три сорок девять. Чонгук сжал губы. — Можешь просто поделиться со мной? — Потому что он за три сорок девять? Это чертовски дёшево по сравнению со Старбаксом. — Он подождал, пока Чонгук пожал плечами и глотнул ещё раз его напиток. — Я возьму тебе. Свидание за мой счёт, хорошо? В начале очереди стояли Чимин с Чанёлем, что неудивительно, поскольку они находились в единственном во всём городе пригодном для свиданий месте. Чимин на одном дыхании выпалил их заказ, в то время как Чанёль стоял позади него, копошась в своём телефоне, время от времени осторожно пододвигая экран к лицу Чимина, чтобы показать ему мем с Реддит¹. — Это уморительно. Отправь мне. Чанёль ухмыльнулся и немного подпрыгнул. — Два тыквенных латте, пожалуйста, — выдал Чимин, поворачивая своё непроницаемое лицо к кассе. — Сделай три! — крикнул Тэхён. — Я не заплачу за тебя, ты, маленький говнюк. — Подожди, ты на самом деле заставляешь меня взять тыквенный латте? — проскулил Чанёль. — Ничего, кроме тематических осенних напитков в течение всего месяца, — сказал Чимин. — Это домашнее правило. Чимин вручил свою карточку и откинулся назад, ожидая, что Чанёль окажется там, чтобы поймать его. Чанёль не держал Чимина на прицеле достаточно долго, чтобы знать, что нужно сделать шаг вперёд и убрать руки с пути, так чтобы Чимину было куда прислониться, из-за чего парень спиной упал ему на грудь, а тот в свою очередь почти потерял равновесие. Они выпрямились, оба немного недовольные. Тэхён прыснул. Человек за стойкой повторно кинул на них удивлённый взгляд и слегка покачал головой. Они находились в окружении общества, к которому принадлежал Чонгук, который неотступно скептически относился к тому, чтобы его видели в компании Тэхёна, и вот они здесь, в городе, вместе, при совершено отличных от их привычных обстоятельствах. Вероятно, им стоило бы обговорить личные границы на публике. Которых у Чанёля с Чимином, конечно же, не было, но им не надо было иметь дело с сообществом. Тэхён тихо заказал себе второй тыквенный латте. — Ваш латте, сэр, — сказал Тэхён, ставя его на стол со стороны Чонгука. Та тёплая улыбка снова появилась на лице Чонгука. — Тебе и этот стоит выпить. Я прикончил твой. Они сидели напротив друг друга за столом, делились латте и болтали. Чонгук сушил лук. Тэхён сдавал арт-проект. В разговоре молчаливые перерывы обычно для Тэхёна сигнализировали о неудачном свидании, но Чонгук заполнял пространство приятным спокойствием, отхлёбывая латте и выглядя совершенно расслабленным. Тэхён же не мог полностью избавиться от собственного неловкого напряжения, но оно казалось неуместным и глупым, пока Чонгук выглядел таким умиротворённым. — Хочешь пойти погулять? — наконец спросил Чонгук, когда пустая чашка из-под латте и обед были откинуты в сторонку. Звучало жалко. — Конечно. Они следовали по железной дороге, что вела через район очаровательных, но ветхих домов, медленно переходящих в за́город. Тэхён кивнул на грязно-розовый с дорожкой, лежавшей белым кружевом вокруг крыльца. — Когда, думаешь, они были построены? Чонгук пожал плечами. — Должно быть, давно. Я не думаю, что, с тех пор как я родился, в городе хотя бы одно новое здание построили, а тогда всё выглядело старым. — Похоже на викторианскую эпоху со скидкой, — сказал Тэхён и фыркнул. — Коттеджного характера. И все оконные крепежи выглядят готовыми сорваться. — Он указал на полуразвалившийся, но статный синий дом с высокими остроконечными крышами и круглой башней, прилепленной в одном углу. Переднее окно было разбито. — Интересно, как это случилось? — Человек, который живёт там, избивал свою жену, а детишки ебучие отсосы. Она сбежала два года назад и взяла их с собой, а он не потрудился его починить. — Вау, правда? — Он алкоголик. Раньше работал в оружейном магазине на главной улице до того, как тот закрыли. Тэхён больше не смог найти и половины очарования в этом доме. Он вздохнул. — Ничего себе. — Я пытался доставлять пиццу для «Домино» в течение двух месяцев в старшей школе, и это не худший район в городе, но он плоховат. — Он мельком взглянул на почти нервничавшего Тэхёна и увидел на его лице что-то, что заставило его наклонить голову. — Однако, ты прав. Он миленький. Люди обычно дерьмово заботятся о домах, но их задние дворики действительно хороши. Он казался абсолютно безразличным к живущему в этом доме придурку, который избивал свою семью и не мог распорядиться собственной жизнью, его глаза бегали по зданию, словно то были старые сплетни, которые сохраняли лишь тень его первоначальной заинтересованности. — Часто сюда заворачиваешь? — спросил Тэхён. Чонгук покачал головой. — Обычно не хватает времени, но работа на ферме прекращается с завершением сезона. Придётся брать больше часов на работе, но… — Он пожал плечами. — Я, вероятно, не буду голодать. Я всегда могу попросить у родителей еду, если действительно отчаюсь. Там есть мост. За пределами района минуя пару сотен метров леса, тропы мостовыми переправами охватывали реку. Для прямолинейности дороги из быстрой отме́лой воды поднимались гигантские каменные колонны. Чонгук протопал по металлическим рельсам и вышел к центру. — Разве это не опасно? — крикнул ему в след Тэхён. — Поезда проходят здесь только ночью, — ответил Чонгук. — Следуют через центр города с 22:13 до 22:15. — Тэ осторожно начал пробираться по балкам за ним. Чонгук сошёл с рельсов к первой массивной колонне и спрыгнул вниз примерно на полтора метра на маленькую бетонную платформу наверху: туда, где та торчала сбоку моста. Уровень воды упал на четыре с половиной сотни метров. — Хорошее местечко, чтобы почитать книгу, — сказал Чонгук, когда Тэхён прыгнул вниз. Он чуть не зацепился своим шарфом за заклёпку. Деревья, что пылали оранжевым неделю назад, стояли теперь в основном голые, но сотни других деревьев превратились из зелёных в вспышку яркого цвета. Листья плыли по течению воды, окунаясь и качаясь вверх-вниз, огибая скалы. Чонгук откинулся на тёплый бетон, как кошка на солнечном пяточке́. — Раньше приходил сюда во времена средней школы, — рассказал он. Тэхён ощущал, как проникал сквозь оболочку личной жизни Чонгука, которую тот не показывал многим людям. Были ли они достаточно близки? Он чувствовал, будто его пустили в дневник. Как бы то ни было, мост казался местом из Тэхёновых снов, эстетическим кадром в фильме для подростков, с чувствительным, замкнутым горячим парнем, включающим в себя скучную цветовую гамму и лохматые волосы. Парень лёг рядом с Чонгуком и присосался к теплу из бетона, идущему сквозь пиджак, вдохнул свежий, бодрящий воздух. Он пошевелил холодными пальцами по тёплой ладони Чонгука и сквозь просветы между пальцев. Чонгук сжал и мягко улыбнулся небу. — Здесь сказочно, — выразил Тэхён, и это прозвучало слишком громко. — Мм, — произнёс Чонгук голосом, смешавшимся с прохладным ветром сквозь умирающие листья. — Как твоей осенней эстетике такое? — Идеально. Чонгук не ответил, за исключением самого тихого и немного пренебрежительного мычания. — У нас во Флориде нет больших мелководных рек, подобных этой, — сказал Тэхён. — Или большого количества железнодорожных путей. Или деревьев, как эти. — Или холода, как этот. — Здесь не так уж и плохо, — произнёс Тэхён, пододвигаясь ближе к боку Чонгука. — Это место, словно сошло с картины. Я хочу нарисовать его. Чонгук снова сжал его руку, и они молча продолжили лежать на солнце. С точки зрения Тэхёна, он мог быть кем угодно, воображаемой знаменитостью, безликой фигурой на рисунке, Чанёлем. Ветер дул сквозь деревья. Речка журчала внизу. Тихое присутствие Чонгука заставило Тэхёна погрузиться в безмятежную сонливость, настолько отличающуюся от энергии, которую привносили с собой Чимин и Хосок. Он обязан заставить их всех больше взаимодействовать и посмотреть, что произойдёт. Они называли его «фермерский мальчик» или «большой мужик Тэ». Он сомневался, что они хорошо сработались. — Я действительно хочу нарисовать тебя, — произнёс Тэхён. — Помнишь, когда я это сказал? — Осенними красками. Я помню. — Ты бы хорошо выглядел в тёплых тонах. С призрачно голубым освещением. Чонгук фыркнул. — Призрачным? Теперь я призрак? — Ты мог бы быть, — сказал Тэхён. — Это объясняет, почему тебе никогда не холодно и почему ты живёшь в заброшенном гараже. Знаешь, я никогда не видел твоих родителей в том доме. Что если ты вообще умер пятьдесят лет назад? Буууу. — Мы много ссорились, когда я учился в старшей школе, и теперь мы мало общаемся. Тэхён неловко переместил пальцы в Чонгуковой хватке. — Ох. — Из-за того, что я гей и у меня нет высоких оценок, какие были у них в школе, хотя мы и не кровные, и я определённо не унаследовал их ума. — Да? — И я, бывает, простужаюсь. — Тогда просто по очереди растопчи мои шутки. Чонгук перевернулся на бок, чтобы встретиться лицом к лицу с Тэхёном, его прелестные волосы беспорядочно падали в сторону, эти густые брови, выгнутые от переносицы, выглядели немного опустошающе. Дыхание у Тэхёна перехватило поперёк горла от мягкости этих губ рядом с ним до теней на его челюсти, глубины тёмных глаз. — Ты будешь шутить о том, какой дерьмовый мой дом? Если бы он не продолжал нежно поглаживать руку Тэхёна большим пальцем, сам Тэхён мог бы броситься в реку прямо здесь и сейчас. — Дерьмо. Мне жаль. Чонгук тяжело и резко выдохнул через нос и покачал головой. — Всё в порядке. Ты прав. Что-то подсказывало ему, что Чонгук, вероятно, не отойдёт так легко. Он лежал на цементе, размышляя, сколько раз ущемлял его, не осознавая. Разве он не юлил про удобства во дворе всего несколько дней назад? Разве запросто не лез к Чонгуку из-за дешевизны трёхдолларового кофе? Он почувствовал, как краснеет, и с тревогой ковырял пуговицы на своей куртке. — Ты снова замерзаешь. — Что? Нет, я не. — Тэ, твои пальцы становились всё холоднее и холоднее, пока я их держал, и это немного настораживает. Тэхён сдался и перекатился под бок Чонгука. Он сунул холодную руку в пальто парня вдоль его бока и радостно замычал, пока они согревались так быстро, как будто он держал тёплую кружку кофе. — Может, нам стоит вернуться ко мне, — предложил Чонгук. И пропустить обнимашки со своим осенним мальчиком на осеннем бризе над осенней рекой с шелестом осеннего леса вокруг них? Он закинул ногу на бёдра Чонгука и продолжил лежать. — Хорошо, — усмехнулся Чонгук и поцеловал его в макушку. Тэхён почувствовал, как всё его тело вспыхнуло, а сердце странно забилось, словно он хотел быть взволнованным тем, насколько это сладостно, но не чувствовал, что это уместно. Они лежали в особенном месте Чонгука, прижимаясь друг к другу, словно они были влюблены друг в друга, когда Тэхён почувствовал, что лучшее, чем они могли бы заняться, — летаргично трахаться с чашей* между ними, без держания за руки, без разговоров о семейных проблемах. — Ты прав, — сказал он. — Нам стоит вернуться внутрь. Чонгук сжал его в последний раз, прежде чем откатиться и встать, и Тэхён почувствовал облегчение даже после внезапного укола одиночества.