Жестокий мир?

Идем, Людвиг. – Гилберт мягко сжал плечо брата, - Ты просидел здесь весь день. Младший Бальшмидт не сводил глаз с фотографии. Ваня глядел с неё на него своим грустным и задумчиво взглядом, как всегда это делал при жизни. Погода на улице была отвратительно солнечная и тёплая, лишь сильнее погружаясь немца в состояние ужаса и отчаяния. -Он, мёртв, Гилберт…Ваня мёртв. – Едва слышно прошептал Людвиг, не шевелясь. -Мне так жаль. – Прошептал старший Бальшмидт, - Идем домой, прошу. -Нет. Нет, нет, нет! Людвиг резко проснулся и растерянно оглянулся по сторонам. Это был просто дурной сон, а он, уже как обычно, сидел в палате. Прошла неделя, но Иван так и не очнулся. Бальшмидт каждую ночь проводил здесь, несмотря на все уговоры Гилберта пожалеть себя и нормально отдохнуть. Днем он бесконечно много работал, а ночи коротал здесь, наблюдая за Ваней и слушая звуки, наполняющие палату. Вздохнув, Людвиг поднялся с кресла и отошёл к окну. На подоконнике, хоть так было и не положено, стоял букет свежесрезанных лилий и пионов. Бальшмидт знал, как Ваня любит эти цветы, поэтому раз в два дня он менял букеты, чтобы цветы были свежие, еще живые и их запах наполнял палату. Пусть Ваня и не мог дышать сам, Людвигу так хотелось верить, что он это чувствует. А за окном была глубокая ночь. Темнота окутала двор клиники словно скрывая ее от всего остального города. Здесь было тихо, казалось, вокруг не было ничего – ни людей, ни машин, ни птиц – только темнота и тишина, прерываемая диким писком аппаратов. Повернувшись к Ивану, Людвиг тяжело вздохнул. Он не мог больше ни о чем думать, только о том, как ему нужно, чтобы Брагинский пришёл в себя. -Я надеюсь, ты меня слышишь. – Мягко произнес Бальшмидт и подошёл к кровати, - Гилберт сказал, что нужно разговаривать с тобой, как это делает Коля. Он очень скучает по тебе и… Голос предательски сорвался. -…я тоже очень сильно скучаю. – Хрипло произнес Людвиг, - Я так сожалею обо всем, что сделал с тобой. Сейчас я мечтаю лишь о том, чтобы ты пришёл в себя, а потом…потом… Слезы градом полились из уставших глаз немца. Здесь, наедине с Ваней, он мог себе позволить стать слабым и напуганным, иначе он бы просто не смог выдержать все это. -Потом мы с тобой начнём все сначала. – Продолжил Бальшмидт, вытирая слезы, - Все будет так, как ты захочешь, я клянусь. Твой брат считает, что ты болезненно зависишь от меня, но моя зависимость от тебя ни чуть не меньше, скорее больше, в разы больше. Счётчик сердечного ритма показал небольшой скачок. Бальшмидт улыбнулся сквозь слезы. -Ты слышишь меня, Ваня, правда? Ответом послужили привычные звуки для палаты реанимации, но теперь они не казались такими бездушными. Голова Людвига взорвалась острой вспышкой боли, так сильно, что он едва смог устоять на ногах. Сказывался стресс и недосып. Нужно было сходить за кофе. Все сейчас были в подавленное состоянии. Николай и Гилберт приезжали сюда ежедневно. Коля сидел в палате, разговаривал с братом, читал ему книги, веря в то, что Ваня слышит его, а старший Бальшмидт бросил все силы на лечение, почти ежедневно консультируясь с ведущими специалистами по всей стране. Пока что удалось только стабилизировать состояние – это уже была большая победа для них. Олег тоже часто приезжал, хотя, было заметно, как неловко ему находиться в этой палате, ведь он чувствовал бесконечную вину за то, что случилось. В добавок ко всему, Мэтт стал его избегать, видимо, узнал обо всем и просто оборвал общение, не пожалев Олега. Альфред был здесь ежедневно по вечерам, когда уезжал Коля. Он просто сидел здесь несколько часов и уезжал работать. Он поклялся найти того, кто стрелял, и бросил все силы на это. Ни Людвиг, ни Мэтт, ни Олег ничего ему не сказали. Автомат с кофе оказался сломан. Вздохнув, Людвиг пошёл обратно в палату, едва передвигая ноги. Возле палаты бегали дежурные медсестры и доктора. Была настоящая суматоха. Бальшмидт почувствовал, как по спине пробежал холодок. Задрожав, он бросился к двери и замер. Ваня пришёл в себя. От него убирали ненужные трубки и приборы. Людвиг боролся с бешеным желанием ворваться туда и заглянуть в родные глаза, убедиться, что, да – Ваня пришёл в себя, но он понимал, что сейчас нельзя мешать докторам.

***

Брагинский с трудом открыл глаза, оглядевшись. Он плохо видел, перед глазами стояла пелена, он разглядел лишь белые халаты и мельтешащие силуэты вокруг него. Затем почувствовал, как его голову приподняли и что-то надели на лицо - стало легче дышать. Во всем теле чувствовалась ужасная боль, а руки отказывались слушаться. Он слабо замычал от резкой боли в груди, а затем снова провалился в темноту. Следующее пробуждение оказалось не таким болезненным. С трудом открыв глаза, Ваня наткнулся взглядом на белый потолок. Выдохнув, он попытался приподняться, но чьи-то руки остановили его. С трудом сфокусировав взгляд Иван едва заметно улыбнулся. Говорить было больно, поэтому он просто смотрел на немца, который, едва сдерживая слезы радости, смотрел на него. -Наконец, ты очнулся. – Людвиг не смог сдержать счастливой и слегка глуповатой улыбки, так ему не свойственной, - Ваня, мой Ваня… Брагинский чуть приподнял руку, и Людвиг без промедления сжал холодную ладонь. -Как ты себя чувствуешь? Ваня мотнул головой. Он не мог говорить, слишком болела рана в груди, даже дышать удавалось с трудом. -Прости. – Бальшмидт пересел на кровать, - Конечно, тебе тяжело говорить. Но это все пройдёт, ты поправишься. Главное, что ты жив и пришёл в себя. Иван внезапно нахмурился и с немым вопросом в глазах уставился на немца. -Ты неделю пролежал в коме. – Произнес Людвиг. Тяжело вздохнув, Брагинский замотал головой - его интересовало не это. -Что такое? – Встревоженно произнёс Людвиг, - Тебе, наверное, страшно? Не бойся, никто больше не причинит тебе зла, я обещаю. -Кто?..- Едва слышно прохрипел Ваня, превозмогая боль, - Стрелял?... Бальшмидт на секунду растерялся. Он не мог сказать Ване, что это был человек Олега, и не подумал заранее, что соврать. -В тебя…стреляли. – Брагинский с трудом произносил слова. -Бизнес. – Коротко ответил немец, - Конкуренция. Иван нахмурил светлые брови и слабо сжал руку Людвига. -Я в порядке. – Бальшмидт вымученно улыбнулся, - Ты спас меня. Это был глупый поступок и я хочу, чтобы ты больше никогда так не делал, но…спасибо. Брагинский зажмурился на долю секунды, пытаясь сдержать слезы. Он не знал, почему плачет. От счастья, что Людвиг в порядке и рядом с ним? От тёплых и нежных интонацией в голосе человека, от которого он стал так зависим? От того, что он помнил слова немца перед тем, как впасть в кому? -Ваня?..-Людвиг аккуратно стёр слезинки и погладил его по спутанным волосам, - Ты чего? Тебе нельзя нервничать. -Я…-Короткий всхлип и жуткая боль во всем теле, - Я… -Я знаю. -Бальшмидт осторожно поцеловал его в лоб, - Я тоже тебя люблю. А теперь молчи и отдыхай. Ты должен поправиться, как можно скорее. -Мы…вместе? – Ваня с надеждой посмотрел на него. -Конечно. – Людвиг с улыбкой погладил его по щеке, - Я ни за что больше не отпущу тебя. Дверь в палату открылась, и зашел Гилберт, за ним едва ли не забежал Коля. -Ваня! – Николай радостно кинулся на брата, но старший Бальшмидт схватил его руку, - Что? -Осторожнее, Коля, никаких объятий. -Прости. – Смущённо ответил тот и глянул на Ивана, - Как ты? -Все в порядке. – Ваня постарался улыбнуться, хоть и было жутко больно от каждого произнесённого звука. -Я так рад! – Николай практически светится от счастья, - Я читал тебе каждый день, я всегда был здесь! -Спасибо, Коля. – Старший Брагинский прикрыл глаза на секунду, стараясь игнорировать боль, - где Олег? -Работает. – Фыркнул тот, - Постоянно занят. Людвиг задумчиво уставился в стену, слушая взбудораженную речь подростка. Ему нужно было узнать, куда Брагинский спрятал останки, но пока это выяснить не удалось. Иван очнулся, а это значит, что Олег скоро начнет действовать, и все может плохо кончиться. Бальшмидт ни секунды не сомневался, что Брагинский не оставит мысль о том, чтобы расправиться со всеми, кто по его мнению, вредит семье, его братьям. Людвиг был в этом уверен, потому что сам поступил бы так же. Есть, конечно, страховка – информация о торговле наркотиками, но необходимо собрать веские доказательства, и как можно скорее, иначе…вопрос придется решать по-другому, если Олег не пожелает успокоиться.