Sacrifice

Повозка покачивалась на ходу, будто колыбель. Мимо меня проплывали чужие поля, далекие дома и дороги, тихие и пустые в полуденный час. Ветер подхватывал опавшую листву из-под конских копыт, чтобы закружить ее в немом танце. Это спокойствие убаюкивало, унося все печали прочь. «А раньше я тебе нравился», – эхом раздались в моем разуме слова альфы. Какая наглая ложь. Я пыталась вспомнить, где именно пересекалась с Никласом несколько лет назад, как часто мы виделись на приемах и сборах, разговаривали ли с глазу на глаз. Однажды, помню, на чьем-то громком юбилее, я видела, как Никлас и его свора бьют какого-то омегу в темном углу. Толпа взрослых альф, которым давно уже исполнилось по двадцать, пинали от одного к другому мальчишку лет пятнадцати. Тот плакал и звал на помощь, но люди проходили мимо, опустив взгляд. Никто из них не посмеет перечить воле наследника, даже если тот хочет издеваться над слабыми. На месте того омеги могла бы быть я? Инстинкты. Природа вложила в альф жестокость, и ничем ее не унять. «Перестаньте», – я помню, как закричала, как вскинула руки, кидаясь на огромных потных альф. Мальчишка воспользовался моментом, чтобы сбежать, а я продолжала дуть щеки от злости. Кто-то смутился, заметив меня, забавную в своем гневе молодую принцессу, кто-то позволил себе заинтересованный взгляд в мою сторону… И только Никлас поймал в полете мою ладонь, чтобы со смехом ткнуть меня пальцем в лоб и отбросить в угол. Колени болели несколько дней. – Не вернулся? – спросила я служек, встречавших наш скромный отряд у самых ворот. – Нет, госпожа, – ответил самый смелый, опуская взгляд к холодной земле. – Боюсь, вестей ещё не было. Плохо. Я сжала губы, ощущая не то страх, не то досаду от услышанного. Это – плохо. Едва бой кончится, отец всегда отправляет ворона домой, пишет об итогах сражения, не спрашивая совета напрямую, как любой альфа, но ожидая его. Черные крылья хлопали над крышей каждое утро, пугающе громкие птицы прыгали по черепице, когтистыми лапами стучась в окна. Ворона не было, хотя последний звон меча затих ещё глубокой ночью, когда звезды медленно скользили по темным небесам. Мне не хотелось думать о худшем, но как объяснить это молчание? – Нужно послать кого-то к долине, – проговорила я громко, обращая взор к Буяну, холодному и задумчивому в это время года. – Нужно, чтобы кто-то разведал, и... – Если битва проиграна, это – плохая идея, – подала голос Юи. Я взглянула на неё только сейчас. Советница отца не выглядела ни напуганной, ни расстроенной, ни сбитой с толку. Казалось, она была готова ко всему, готова и к проигрышу, и к скорой победе. Хотела бы и я походить на мраморную статую, сохранять это каменное спокойствие и не дать людям понять... Насколько я не готова управлять ими, насколько мне страшно теперь, когда никого не было рядом. Может, поэтому омеги никогда не получают в свои руки власть? В воздухе стоял утренний холод, и я догадывалась, что морозы только усилятся через день, через два, через три. Отец забрал с собой каждого крепкого мужчину, забрал их воевать, лить кровь за реку, рыбы в которой хватило бы на весь континент... А что толку, зачем? Если они не вернутся в ближайшее время, семьи их не успеют заготовить к зиме дрова, заготовить шерсть, высадить озимую рассаду. Они погибнут без своих мужчин, альфам нечего будет защищать. И кто только приставил альф к управлению? Тщеславные, жестокие, зачастую откровенно неумные… Нет, нет. Думая об этом, я виновато закусила губу. Я любила отца всем сердцем, любила старшего брата, что старался делать вид, словно меня не существует, но иногда... Иногда мне казалось, что худших правителей представить невозможно. Мой дед, Яхве, был бетой, старшим бетой в семье моих пра-пра, не подаривших миру ни единого альфы. Они передали бразды правления с неохотой, когда прадед уже не мог говорить, не мог двигаться, с трудом дышал. Тот все надеялся, что кто-то из детей его успеет родить наследника, альфу. От деда не ждали многого, когда власть перешла от отца к сыну, но тот смог наладить поставку шерсти на континент, увеличив прибыли в сотни раз. Он отправлял своих подданных на обучение в соседние земли, чтобы получить хороших лекарей на исходе срока, освоил добычу каменного угля в бесполезных ранее копях, использовал каменоломню, открыл гильдию стеклодувов, первую в этих краях. Дед поднял авторитет нашего королевства, обогатил людей, обеспечив процветание на долгие-долгие годы… Что же успел сделать за тридцать лет правления мой отец? Истощить наши охотничьи угодья, выиграть одну из двух войн, развязанных им же, родить троих детей и потерять жену в попытке произвести четвертого ребенка. Мой старший брат умер, упав с коня, второй брат мало чем интересуется, а я… Я – всего-то омега. Наследие весьма скудное. – Если битва проиграна, – вновь заговорила Юи, – нам следует выставить дозор у столичных ворот. – Думаешь, они явятся сюда? – спросила я, отчаянно изображая храбрость. – Если они победили – однозначно явятся, – ответила Юи, не позволив мне даже мечтать. – Никлас выставит нам условия. Я прикрыла глаза, снова услышав это имя. Ветер мягко погладил мою бледную щеку. Его запах... Он преследовал меня даже здесь, в родном краю, и даже час в теплой купели не поможет от него скрыться. Я пыталась вспомнить, происходило ли подобное прежде. Слышала ли я о клане, проигравшем битву с Катрами? Кажется, нет. Кажется, последние триста лет они не вступали в открытое противостояние с кем-либо из этих мест, но активно нападали на прибрежные городки соседнего континента. Возможно, здесь мы станем первыми. Совет, разумеется, никогда не станет способствовать порабощению проигравших, но присудит Катрам право победителя. Они смогут выбрать любой трофей. «Тебя», – пискнула омега внутри меня, – «Он выберет тебя своим трофеем», – продолжала она, прыгая от радости. Инстинкты кричали о том, что он – сильнейший альфа в округе, что он – подходящая партия для принцессы, что я должна была соглашаться ещё год назад, а то и раньше... разум же продолжал напоминать о том, каким Никлас был ублюдком. Я пыталась сохранить дыхание ровным, нервно оглядываясь на отцовский дом. Деревянные балки быстро загорятся, черепица на крыше треснет от жара, осыплется, будто солома. Если Никлас захочет, в отсутствии альф он уничтожит это место за считаные часы. Катры… Загадочный пугающий клан, нагонявший страх на всю округу. В соседних деревнях шептались, что в лесах их живут призраки, чудовища, оборотни, готовые поглотить неосторожного путника. Поглотить. Не оставить ни души, ни размытого на снегу следа, ничего. Я почувствовала, как задрожали мои руки. – Спрячьте малахитовые статуи из тронного зала, уберите в погреб гобелены пра-пра, – говорила я быстро, обращаясь к слугам. – Выкатите бочки с вином в большой зал и поставьте кувшины. – Думаешь, если они напьются, забудут о том, что хотели нас обчистить? Я не знаю, о чем думать сейчас. Я вспоминала самодовольное выражение лица Никласа, и осознание больно ударило меня по затылку. Он не был со своим войском потому, что уже выиграл эту битву. Поле боя покинули обе стороны, и лишь одна вернулась домой, лишь одна явилась на то чертово собрание. Никлас победил ещё ночью, его воины отложили копья, празднуя скорую победу... Я сглотнула слюну, скопившуюся под языком. Ункар, мой отец, не учел преимущество врага, не просчитал наперед все ходы, просто ринулся в бой, сломя голову. Никлас же… Он всегда был другим, хитрее и изворотливее любого альфы в округе. Что он сделает с нашими людьми? Женщины, дети, немощные старики, для которых сердобольная родня пережёвывает жесткую пищу. Что они сделают со всеми нами, когда поймут, что защиты не будет? Я плотнее сжала губы, чувствуя, как паника шевелит своими паучьими лапками надо мною, как темнеет в глазах. Нет, нужно сохранять спокойствие, нужно сохранять его видимость, не дать людям понять. – Может, нам лучше уйти в леса? – спросила я тихо, обращаясь только к Юи. Леса густы, в этом нашим землям не откажешь. Стволы темного дуба отличались небывалыми размерами, уступая в ширине только секвойям, растущим по другую сторону реки. Мы все могли бы спрятаться в кронах мощных деревьев, переждать в лесу до самой зимы, перебегая от одного костра к другому, уходя все дальше во тьму. Жалкое существование, но ведь мы будем жить, мы дождемся решения совета и вернемся домой без следов цепей на запястьях. Этого ли было мало? Слуги принялись разгружать повозки, уводить в стойла лошадей, поглаживая их по крупу. На нас с советницей старались не смотреть в упор, столь странным образом выказывая почтение. В воздухе чувствовался запах беспокойства, люди боялись, знали, что грядет. Юи сощурила свои черные глаза, оглядывая бескрайние дали лежащей за Буяном долины. Ветер трепал поредевшую зелень и пожелтевшие листья, зима подкрадывалась тихо, но неизбежно. Так же настигала меня судьба. Ни я, ни советница отца не знали, как далеко лежало поле битвы, но обе мы помнили, что с противоположного берега реки был слышен шум соприкасавшихся мечей. Вчера. Вчера вечером, сегодня над долиной висело гудящее молчание. – Мы могли бы поднять мост над рекой, им пришлось бы идти в обход не менее двух часов. Даже верхом, – я старалась решать быстро, ведь от этого зависели жизни сотен людей. – Это даст нам время. Время – все, что есть у нас теперь, все, что альфа оставил мне. Впрочем, уповать на эту возможность не стоило, мы же говорили о Катрах, о Никласе. Если вождь их решил разграбить мой народ, он просчитал все риски, узнал все пути к наступлению и отходу, он изучил план наших земель лучше, чем мой отец. Если Никлас захочет, он найдет каждого, даже если сбежать в самый темный, самый густой лес на свете. – Думаешь, они удовлетворятся разграблением города и не ринутся в леса? – Конечно, нет. Я улыбнулась, и улыбка вышла грустной. Он обязательно захочет выследить нас, чтобы потом заковать в цепи, чтобы связать одной веревкой и выволочь на площадь для жестокой расправы над каждым вторым, все в назидание первым. Он захочет наказать нас… «Меня, меня особенно», – шепнуло подсознание, желающее напугать ещё сильнее. – Это даст нам время, – повторила я. – Отправим ворона совету, самому Вигго, и те, согласно правилам, должны будут выслать нам помощь. Даже если Никлас победил, он не имеет права отказать нам в сохранении суверенитета. Законы написаны для всех, и даже альфам придется подчиниться. Юи смотрела сквозь меня, в сторону ворот, круглой аркой ждущих у восточной границы. Она слушала, я знала об этом, Юи молчала, чтобы услышать не меня. Вокруг суетился обеспокоенный народ, грязь чавкала под их ногами. Омеги и беты спешили заняться своими силами, домашней скотиной, открыть лавки, мастерские, отправить к нянькам детей. Пекарь прошмыгнул мимо, приветливо махнув мне рукой, а я смотрела, как над городом клубятся тонкие языки дыма. Люди работали, не теряя времени даже в столь тихий день, день встречи с советом. А Юи все смотрела вдаль... По моей спине пробежали мурашки. Омежьи инстинкты сработали, я заскулила вслух. Понятно, на что она смотрит. Мне не хотелось оборачиваться, разум молил о пощаде, я уже понимала, что ждет за спиной. Чтобы принять свою судьбу, требовалось собраться с силами и посмотреть страху в лицо. В Его лицо, ну конечно же. Никлас подъезжал к воротам на чёрном жеребце невероятных размеров, одним ударом копыта тот мог бы отправить меня на тот свет. Возможно, это было бы лучшей участью, мне не понять этого сейчас. Катры не знали жалости, и предводитель их, Никлас, должен быть самым жестоким из всех. Совет не успеет прийти мне на помощь, он осудит Никласа уже после случившегося, когда я не смогу отмотать время назад. Я плотно сжала губы, смотря за тем, как альфа въезжает во двор, ведя коня рысью, как его воины медленно идут следом. – Джун, давно мы не виделись, – улыбнулся он, снова оголив зубы. – А ты не торопишься. Я вышел часом позже, а ты только-только вернулась. – Я бы не видела тебя еще сотню лет, – ответила я спешно, но тут же пожалела о сказанном. Инстинкты вопили в предупреждении. В королевстве остались лишь два или три альфы, остальные ушли с отцом, тот прихватил с собой и самых крепких из бета-самцов... «Старый дурак», – подумала я, вспомнив Ункара, но промолчала. Никлас же привёл с собой не меньше тридцати крепких воинов, разодетых в черную кожу боевого доспеха. Лица их были раскрашены, будто мужчины готовились к битве, пытались запугать нас рисунками. Запах их потных тел заставил меня сглотнуть. Альфы... Все они – альфы, и у некоторых сейчас Гон. Стоит их предводителю только махнуть в сторону беззащитных омег побежденного королевства, как на земле нашей воцарится хаос. Никлас возьмёт меня прямо здесь, если захочет, и никто не сможет остановить его. Я окинула взглядом брусчатку у отцовского дома… Интересно, как она холодна? Слякоть подступила к глазам от одной только мысли, и альфа, видно, почуяв мой страх, улыбнулся шире. Ему нравится? Никлас спешился, хлопнув коня по крупу. Животное и не двинулось, точно не ощутило грубого касания. – Мне все равно, чего ты хочешь, Джун, – он продолжая улыбаться. – Я пришёл сообщить тебе радостную новость. Разве может он приносить хорошие вести? – Мы с твоим отцом готовы заключить мир, – проговорил он, не теряя настроения. – Война окончена, поздравляю. Я опешила, не понимая, шутит ли Никлас. Мир? Мой отец заключил мир с ним, даже не послав нам ворона? Нет, таким меня не купишь. Отец не всегда поступал мудро, но так… Так оплошать он бы не смог. Я почувствовала, как щеки начинают краснеть, как кровь приливает к лицу: его откровенная ложь злила меня. Альфа шагнул ближе, и я попятилась назад, не волнуюсь о том, как забавно выгляжу сейчас. Никлас остановился, бросив в мою сторону этот взгляд... Заботящегося о своей омеге альфы. – Ты врешь мне, – сказала я наугад, не будучи твёрдо уверенной. – Всего лишь приукрашиваю, – отозвался он, разведя руки, точно для объятий. – Полюбуйся, солнышко. «Солнышко». На предплечье у Никласа вытатуирован полумесяц. Я позволила себе улыбнуться, подумав о том, что тоже могла бы нанести на кожу рисунок. Никлас щёлкнул пальцами, и я заметила, как серебряные перстни сверкнули на них. Люди позади альфы расступились, и трое человек вышли вперёд, сапоги их хлюпали по густой черной грязи. «Нужно и здесь положить брусчатку», – нервно подумала я, будто эти земли уже были моими. Альфы. Широкоплечие, высокие, уставшие после столь долгого дня. Не этого они хотели сейчас, глядя на женщин, боязливо толпившихся за моей спиной. Ботинки голодных альф все хлюпали по сырой холодной земле, пока эти трое медленно волокли моего брата, а засохшая много часов назад кровь блестела на его бледном лице. Дориан не старался улыбаться, он опускал взгляд, стыдясь своего поражения. – Дориан! – его имя сорвалось с моих губ. Я зажала рот взмокшей ладонью. Нет, мы никогда не были близки прежде, родственные узы связывали нас не так крепко, чтобы открыто выражать любовь и привязанность. Брат вечно был занят своими альфа-делами, на общение со мной, маленькой тихой омегой, по преданиям лишенной амбиций и увлечений, у него никогда не было времени. Он заботился обо мне только тогда, когда мы вместе посещали праздники или гладили лошадей в конюшнях, много-много лет назад. Дориан никогда не был со мною груб, но он не был и ласков, не был участлив. У него всегда были дела куда важнее меня. Его светлые волосы перепачкались землёй и кровью, пояс его был перебинтован, и ткань залита бордовыми пятнами. Не знаю, чья это кровь, я не хочу знать... Темно-синий доспех истрепался, некоторые его элементы потерялись в пути. Дориан не мог держаться на ногах самостоятельно, его поддерживали двое альф, опустивших глаза к земле. Брат молчал, избегая моего взгляда. Мы проиграли. – Ты... Ты не мог бы так быстро... – Ты мало что смыслишь в войне, правда? – улыбнулся Никлас, услышав меня, – Как и твой папаша. Ничего, Джун, ничего страшного. Это была долгая битва, мое золотце, очень долгая, – признался он. – Я покажу тебе свои шрамы в нашу первую брачную ночь. – Дориан, – снова позвала я брата, шагнув вперёд. Только достичь цели все равно не вышло. Тяжёлая ладонь Никласа опустилась на мой плоский живот, не позволяя мне сделать новый шаг. Альфа не пытался обнять меня или потрогать, только не позволил подойти. Меня трясло, живот скрутило в судороге, и сердце забилось у самого горла. Еще минута, и меня вывернет прямо здесь, на глазах у напуганной толпы зевак. – Не надо подходить ближе, ему все равно не до тебя. Я не оглядывалась, боясь взглянуть Юи в глаза. – Твой отец сейчас у меня дома. В гостях, знаешь, – говорил Никлас тихо. – Пока что он в гостях, а не в плену. Я озвучил свои требования, но он так упрям... Может, ты будешь сговорчивее? – Чего ты хочешь от нас? – спросила я, и голос предательски дрогнул. – Серебро, лес, наш камень? Можешь забирать хоть всю рыбу в Буяне, вы же за этим пришли? Коровы, свиньи, гуси… Наши скотоводы могли бы… – Забавно, – отозвался альфа, прекрасно понимая, что я только изображаю дурочку. – От вас – ничего. Я хочу от тебя, Джун. Всю тебя, разве это неясно? Он прав, не обязательно было озвучивать требования вслух. Я могла бы сама догадаться, вспоминая, как упорно Никлас предлагал мне себя в прошлый раз. Пальцы альфы чуть сжались, я почувствовала их движение на своём животе. Пришлось закусить губу, чтобы не вскрикнуть в отчаянии, чтобы не начать плакать прямо здесь, чтобы не оттолкнуть его. «Мы проиграли», – пронеслось в голове эхом, проиграли, потому что мой отец – пустоголовый болван. – Это все? – как можно спокойнее спросила я, пытаясь сохранять самообладание. – Ты хочешь только меня за свою героическую победу? Наверное, в моем голосе послышалось недоверие, ведь Никлас чуть наклонился ко мне. Будто говорил с котёнком, шипевшим на человека из тёмного угла, будто уговаривал ребёнка вернуться домой с долгой летней прогулки. Будто альфа вёл с омегой беседу о важных делах. – Я мог бы потребовать тебя, как свою рабыню, – шепнул он, чтобы слышала только я. – Тебе бы не понравилась эта жизнь. Ты бы сидела в тёмном подвале, ожидая, когда же я приду и принесу с собой хоть немного тепла и света. В конечном счёте ты бы даже полюбила меня, Джун, ведь я был бы единственным твоим собеседником, единственным посетителем, всем, что тебе осталось. Заманчиво? Нет. Я не знала, кого он спросил: себя или меня. Вместо ответа я все равно отвернулась. Мои руки дрожали, этого я скрыть не могла, нервы подводили. Мне не хотелось плакать, но хотелось кричать в охватившем меня отчаянии, кричать и бить землю ногами, словно капризное дитя. Должно быть, омега взяла верх надо мною. Никлас снова улыбнулся, будто эти мысли нравились ему. – Но я так добр и всепрощающ, что хочу, чтобы ты стала моей женой. Хочу быть связанным с тобой меткой, Джун. Какая щедрость... Юи слышала его, она приняла этот удар молча, возможно, что с благодарностью. Из моей же груди вырвался тихий всхлип, полный отчаяния. Я в ловушке, меня загнали в тупик, и хищник вот-вот вцепится в мою шею, чтобы оборвать радостное существование. Люди отца толпились за моей спиной, точно ожидая защиты, а я не могла им её обеспечить. Я – просто омега, я не могу ничего. Даже выбрать себе партнёра, альфы заставят играть по их правилам. – А что будет с моим кланом? Что ты с ними сделаешь? – Ты так дрожишь, – заметил Никлас, переложив свою горячую ладонь на мою бледную теперь щеку, погладив её большим пальцем. Я чувствовала холод перстня из серебра. – Ничего не сделаю, Джун. Они останутся во власти твоего отца, моего тестя, – говорил он, точно все уже решено. Отец тоже все решил? Возможно… Но последнее слово за мной, я точно знаю это. Я могу отказать, и тогда Никлас разграбит столицу, а меня возьмёт силой на глазах у напуганной происходящим толпы, оставив без брачной метки, изнасилованной. Моего отца и брата убьют, омеги и беты отправятся к Катрам в услужение, а альф похоронят здесь же. Наш старый фамильный дом сравняют с землей, город превратят в огромную лесопильню, и все, чего сможет добиться совет – казнь Никласа. Если того поймают. Я почти чувствовала запах погребальных костров, разделываемого дерева, запах страха. Слезы подступили к глазам, но я не плакала, только смотрела перед собой, будто во сне. Дориан не поднимал головы. Может, от слабости, может – от стыда, я никогда не спрошу у него об этом. Мне отчего-то захотелось прижаться к горячей ладони Никласа плотнее, будто это могло меня спасти. – Ты будешь хорошей женой, – шепнул он, перебирая пальцами, пока я дрожала под его цепким взглядом. – Жаль, что мне пришлось добиваться твоей руки вот так, Джун, но есть в этом некоторая… Пикантность. Никогда прежде не встречал омеги с характером. – Я буду твоей женой, – отозвалась я, слыша, как дрожит мой собственный голос. – Ты... Ты позволишь мне собраться? – Какая хорошая девочка, – прошептал он, целуя мою шею, под самым ухом. – Всё, что угодно. Я бы тоже посмотрел на твою спальню, пока мы не ушли. Я бы лучше посмотрела на твою скоропостижную смерть.