Sacrifice

Ночь выдалась тяжелой. Я не боялась, что Никлас возьмет меня еще и еще, только потому, что отключилась. Сознание мое погрузилось в спасительную тьму, и даже сладкий мускусный запах альфы не мог вывести меня из блаженного забвения. Должно быть, сработал какой-то рефлекс, выработанный омегами много лет назад. В конце концов, я была не единственной, кому пришлось пройти через это. Всю ночь мне снились сны о щенках, о том, как я ласкаю своего альфу, когда он возвращается с очередной битвы, о том, как я во время течки рву подушки, пытаясь устроить для нас теплое гнездо. Всю ночь я видела Никласа рядом, и что-то заставляло меня гордиться своим новым местом. Прямо у его ног, как положено прилежной омеге, счастливой омеге, получившей метку. Боль стихала постепенно, из невыносимой перетекая в ноющую, а после исчезнув вовсе. О себе она оставила лишь смутное воспоминание, галочку в памяти и легкую дрожь в кончиках пальцев. Должно быть, меня сильно знобило, ведь проснулась я завернутой в пушистые шкуры, будто гусеница, планирующая отрастить крылья. Я бы не отказалась от них, ведь можно было бы улететь прочь и спрятаться там, где Никлас никогда не найдет меня. Это же возможно с меткой, ведь так? Я не знаю ответа и боюсь спрашивать у кого-либо. Боюсь, потому что подозреваю, что теперь альфа достанет меня даже из недр земли, даже после смерти найдет меня в ином мире, чтобы превратить наш союз в вечный. – Болит? – голос вывел меня из оцепенения. Его голос. Что-то внутри шевельнулось, ощутимее, чем обычно, требовательнее. Я отчетливо понимала, что чувствую легкий страх, но внутри разливалось теплое чувство насыщения. Если альфа говорит – нужно ответить ему, язык просит об этом сам. Должно быть, это – Никлас. Получая метку, омега и альфа чувствуют отголоски эмоций друг друга, могут ощущать чужое настроение, могут проникать друг другу в головы. У альф всегда второе получалось лучше, у омег – первое. – Нет, – солгала я зачем-то. – Не трогай меня. Сквозь связь до меня донесся укол раздражения, альфа демонстративно закатил глаза, ладонью проводя по собственным волосам. Черным, как его холодная душонка. Я выпутывалась из шкур слишком забавно, Никлас улыбался, смотря за тем, как я пытаюсь двигать руками, плотно прижатыми к телу. Возможно, он сделал из меня рулон ткани не потому, что я мерзла, а лишь ради веселья, которое он получит, пока я буду пробуждаться. Он не предлагал помощи. Очевидно, потому, что чувствовал, как я злилась на него в это мгновенье. Было бы отлично проснуться в пустой спальне, было бы хорошо, если бы новоиспеченный супруг подарил мне это утро для одиночества, отдал его, чтобы я могла оплакать свою свободу. Не знаю, не додумался он или не захотел отнестись ко мне с должным почтением. Я не хочу знать, потому что догадываюсь: ответ расстроит меня. – Я узнал, что на завтрак ты любишь есть овсянку, – сказал он, когда я смогла вылезти, когда прикрыла голое тело все теми же покрывалами, – Отвратительно, – улыбнулся мой альфа. – Наверное, поэтому ты такая тоненькая, да? Ее же не съесть сверх меры, запихать в себя пару ложек – уже огромный труд. – А что ешь ты? – я сморщила носик, изображая обиду. – Обычно это яйца и мясо. Тебе тоже придется есть мясо почаще. Полезно. – Для чего полезно? – Для тела будущей матери, – ответил Никлас тише. Будущей матери. Как и любая другая омега, в глубине своей души я действительно сильно хотела детей. Не одного, а много, как принято у нашего королевства. Но Никлас… Я сглотнула слюну, скопившуюся под языком, вспомнив рассказы своего отца. Никлас убил собственного старшего брата, чтобы унаследовать царство клана, и кто знает, сколько щенков было в его помете на самом деле. Должны ли мои дети убивать друг друга, выясняя, кто сядет на трон после отца? «Не все так плохо, – шепнуло довольное этой мыслью подсознание. – Зато твои дети могут убить его самого, лишь бы быстрее возглавить племя. И тебе не придется больше просыпаться с ним в одной кровати и чувствовать рядом этот запах». Нервная улыбка расцвела на моих губах. Надеюсь, Никлас не увидит этих мыслей, мне отчего-то не хотелось расстроить его сильнее. Как скоро я потеряю рассудок в этих стенах? Вряд ли получится держаться долго, ведь уже сейчас у меня дрожат руки. – Ты собираешься контролировать мое питание? – спросила я, отчего-то не смотря ему в глаза, будто от страха. – Я же говорил тебе, Джун, что планирую контролировать все. Альфа ухмыльнулся. Когда в дверь неловко постучали, Никлас рыкнул, будто дикий зверь, не желавший делиться добычей. У отца когда-то была такая собака: она рычала каждый раз, когда кто-то проходил мимо ее полной еды миски. Забавная была зверюга, слуги боялись ее до дрожи в голосе. Ункар убил ее, когда собака укусила моего брата, желавшего поиграть с несчастным животным именно в обеденный час. Стоит ли говорить о том, что меня до этого кусали многократно? Прежде, чем отворить дверь, Никлас распустил балдахин, велев мне оставаться в кровати. Плотная красная занавеска скрыла пространство от посторонних глаз, и я не знала, для чего это было сделано. Чтобы гость не увидел меня или чтобы я не увидела гостя? Я попыталась пробраться в голову своего альфы, используя метку, но… Но что-то будто кольнуло меня под языком. Я услышала, как Никлас тихо выругался, почувствовав мою вероломную попытку ворваться в его мысли. – Завтрак, мой господин. Я определенно услышала голос женщины, женщины в годах, уставшей уже к раннему утру. Наверняка бета, беты совсем не пахнут. Бетам не нужно прятаться, принимать настойки из успокаивающих трав, им не нужно раз в месяц лежать в постели, исходя потом, не нужно царапать стены в неуемном желании лечь под альфу, задрав задницу вверх. Мир страшно несправедлив. – Вели людям поспешить, – только и сказал альфа, принимая из рук служанки поднос. – Я планирую вернуться пораньше. Он не благодарил. Я слышала, что Никлас обращается со своими подданными весьма и весьма неосторожно, но мне никогда не доводилось видеть его отношение самой. Слухи ходили самые разные, и некоторые говорили о том, что молодой альфа убивает по нескольку человек в неделю. Многое из услышанного казалось выдумкой, ведь не могли люди терпеть такого тирана, правда? Но сейчас мне начинало казаться, что все могло быть. Я до сих пор не знала, насколько жестоким в глубине души оставался мой альфа. Никлас сам отодвинул шторки балдахина, и только тогда я осмелилась выйти из кровати, завернувшись в одну из шкур. Мягкая и теплая, я не знаю, кому она принадлежала раньше, мышцы тела какого животного обтягивала эта кожа. До чего же я буду беспомощна в лесу, правда? – Это – рысь, – отозвался Никлас. Очевидно, отголоски моего разума доходили до него назойливым эхом. – Голодные рыси опасны, Джун, и тебе не стоит подходить к ним, если вдруг окажешься в лесу. – А я могу там… – «оказаться», я не успела договорить. – Нет, – отрезал альфа. – Ешь. На моей тарелке оказались два вареных яйца, несколько ломтиков вяленого мяса, горстка очищенных лесных орехов и сдобная булочка, поверх которой положили огромный кусок свежего сыра. На тарелке Никласа переливались в свете утра жирные ломтики бекона, лежали несколько жареных яиц, какая-то неизвестная мне бобовая культура в красноватом соусе… Я не хотела спрашивать, что это. Я действительно хотела есть. – Ты такая тощая, Джун. Под платьем этого никогда не было видно, – сказал он почти с досадой. – Тебя не кормили дома? – Разочарован? – спросила я тихо. – Можешь вернуть меня обратно, если тебе что-то не нравится. – Нет, нет. Все, что мне не нравится, мы можем исправить, – улыбнулся альфа, отбив у меня желание отвечать. – Я буду рад помочь тебе исправиться, Джун. Я метнула в альфу недовольный взгляд, будто охотничью стрелу. Обо мне заботились, как подобает. Нет, сверх меры внимания мне не доставалось. Я – не наследница рода, не помощница для отца, не его замена. Просто омега, маленькая хорошенькая омега, единственной задачей которой является пассивный поиск подходящего жениха. Должно быть, воспитания отца хватило, чтобы долг свой я смогла исполнить. Ела я медленно, чтобы потянуть время. Я старалась не смотреть Никласу в глаза. Вдруг он... Вдруг он снова захочет взять меня? Меж ног все еще саднило, будто меня проткнули ножом, будто у меня до сих пор идёт кровь, живот болел. Я откусила от мяса кусочек, удивившись его мягкости. – Я больше люблю дичь, но ты – такая неженка... – Откуда тебе знать, неженка ли я? – спросила я, отчего-то обидевшись на него. – Ты так забавно пищала вчера ночью, – ухмыльнулся альфа. – Мне нравится, как ты скулишь, Джун. Однажды ты заскулишь при мне. Может, я смогу убежать, сдружившись с кем-то из его слуг? Может, кто-то сжалится надо мною? Эти мысли заставили меня выпрямить спину. Я отвернулась, сделав вид, что не услышала его, но по нашей связи Никласу передалось моё разочарование. Задело ли оно чувства альфы? Да. Разворошило его непомерную гордость, заставив ту расправить плечи. Альфа, в конце концов, всегда должен возвышаться над своей омегой, а для этого ее нужно осаждать. Завтрак оказался вкусным, но не таким, к которому я привыкла. Слишком сытно для столь раннего утра. Я отложила большую часть мяса и вареные яйца в сторону, надеясь, что альфа не будет настаивать. Никлас разделался со своей порцией весьма быстро. Удивительно, но ел он осторожно, не как дикий зверь, коим и являлся. Наверное, сейчас он еще будет стараться выглядеть хоть сколь-нибудь прилично передо мной. – Ты поэтому такая тощая, да? Я думал, что возможной причиной являются твои бесконечные танцы. Тебе нужно есть больше. Давай, – он придвинул отставленную в сторону тарелку чуть ближе. – Я больше не могу, с меня хватит, – ответила я, плотнее прижимая к себе снятую с живого существа шкуру. – Уверен, в твой ротик влезет ещё много, – противно ухмыльнулся альфа, – Хорошо. Наверное, тебе не по себе после вчерашнего, сейчас можно... Но, Джун, если ты собираешься поступать так всегда, – он поймал мой взгляд. – тебе не понравятся последствия. Глупости. Он пугает меня "последствиями" уже второй раз, и это звучит жалко. Я знала, что Никлас хочет щенков, как можно больше щенков, чтобы я не выходила из спальни, возясь с ними. Я нужна ему здоровой и сытой, он не причинит мне вреда. Он будет стараться, чтобы я оставалась в необходимой форме достаточно долго. – Ты видела, как кормят гусей? – спросил он, и я быстро мотнула головой. Гусей мы никогда не держали. – Через огромный шланг, его пихают им прямо в глотку, массируя шею птицы, чтобы не подавилась. – Хорошо, что я – никакой не гусь. Никлас сладко улыбнулся, навис над столом, чтобы бегло погладить мою щеку. Отвратительно. Живот мой резко скрутило болью. От непривычной пищи или от вчерашней близости – не знаю, я лишь положила на него ладонь. Альфа обеспокоенно взглянул на меня, снова поднимаясь с места. Он не подходил, вместо меня выбрав окошко, пропускавшее скудный осенний свет. Никлас медленно отодвинул штору. – Я вернусь к тебе вечером, до этого момента будь умничкой. Мне жаль, что приходится тебя покинуть, но у меня есть дела. – Чем мне заняться? – спросила я тихо, радуясь тому, что Никласа не будет рядом целые сутки. – Можно посмотреть сад? Альфа тихо хохотнул, прикрывая рот ладонью. Его взгляд... Он умилялся моему вопросу? Неужели я звучу так наивно? Да, должно быть, ведь Никлас не удостоил меня ответом, словно тот висел в воздухе. Я сдалась под его взглядом, чувствуя, как млеет внутри меня омега, омега довольная и сытая вниманием своего альфы. Властного, такого, каким ему и положено быть. Ей все равно, что её считают беспомощной и глупой, все равно, что альфа будет насиловать её едва ли не каждую ночь, что ее комфорт значит для него крайне мало. Почему же я не могла отдаться во власть инстинкту и стать такой же счастливой, как омега, запертая внутри меня? – Сад… – задумчиво говорил мой альфа. – Подойди ко мне, я хочу подарить тебе кое-что. Никлас говорил холодно, слишком холодно и серьёзно. Это недобрый знак. Я нахмурилась, чувствуя, что ничего хорошего меня не ждёт. И все же, альфа отдал мне приказ, мне, омеге, на которую один теперь имел все права. Я поднялась, плотно стискивая зубы, заставляя себя послушно идти вперед. Меж ног саднило, точно меня исполосовали ножом, а раны осыпали солью, чтобы те заживали как можно дольше. Я поморщилась, но альфа не издал и звука, будто ему было все равно. «Будто», – подумала я с досадой. Наверное, это – естественно. Наверное, мне всегда будет больно после ночи с ним, всегда я буду чувствовать себя такой грязной, такой использованной. Я подходила к Никласу медленно, стараясь держать обернутую вокруг плоского тела шкуру как можно крепче. Она не должна упасть и оставить меня голой перед ним, это могло бы вызвать ненужное желание. – Иди ко мне, – Никлас раскрыл руки для объятий, приглашая меня прижаться к его груди. – Я знаю, солнышко, тебе больно, но все пройдёт, это – естественный ход вещей. Я дам тебе перерыв. Перерыв? Должно быть, мое воодушевление передалось ему по призрачной связи меж нами, и Никлас довольно улыбнулся. Это – безумие, но все же... Мне казалось, что он не врет сейчас. Я не знаю, как так вышло, но я действительно прильнула к его груди, уткнувшись в неё носом, вдыхая глубже, словно его запах нравился мне. В спальне было тепло, тепло и уютно, но что-то заставило меня искать тепла Его тела, жаться ближе. Я поддалась этому порыву. Мой альфа замурлыкал, будто довольный сытый кот, а я тихо всхлипнула, осознав, что проиграла, что смирилась. Никлас погладил меня по все ещё спутанным волосам, и мне особенно сильно захотелось расчесать их, смыть с тела его запах. Интересно, смогу ли я принять ванну до визита врача? – А что за подарок? – спросила я, будто любопытный ребёнок. – Ты хочешь дать мне немного одежды? – Одежда лежит в сундуке, можешь надеть что угодно, – ответил альфа, перестав мурчать для меня. – Я хочу подарить тебе нечто иное, куда более важное. Он развернул меня к окну. Свет больно ударил по глазам, будто все это время я сидела в кромешной темноте подземелья. Никлас медленно подвёл меня к самому подоконнику, чтобы я могла видеть происходящее, видеть все, что позволит мутное стекло. Сад, красивый и мирный, редкие прохожие старались идти по нему быстро, не оглядываясь по сторонам, а иногда и прикрывая лица ладонью, будто от солнца, которого не было... Все они – беты, слуги при тереме Никласа. Я поднесла руку ко рту, понимая, отчего те так спешили скрыться. Беты старались быстрее обойти три столба, разделивших сад на две равные части, установленные ровно под моим окном. На столбах я смогла разглядеть три тела, замотанных в обрывки ярко-красных платьев, алевших в воздухе, будто флаг чужого племени. Те самые девушки, что провожали меня утром к жениху. Меня затошнило, я отступила от мутного стекла, подозревая, что желудок мой вот-вот вывернет наизнанку, и весь завтрак, проглоченный мною, останется лежать на полу. Искривленные в гримасе боли лица девушек, пусть и прикрытые волосами, запечатлелись моим разумом навсегда, я еще увижу их в своих ночных кошмарах, вспомню, как вчера днем те хихикали за столом. Кажется, мне пришлось вскрикнуть от страха, ведь Никлас сжал мою ладонь в своей. Я чувствовала, как тело сотрясает нервная дрожь, как Никлас пытается вернуть меня на место, как он приподнимает мой подбородок двумя пальцами, заставляя смотреть в это чёртово окно. Он ослабил защиту, и по связи, соединявшей меня и моего альфу, я поймала его восторг. Это именно та реакция, которой он так ждал, так хотел, так жаждал. Именно то, что ему было нужно сейчас. – Тебя никто не обидит, – шепнул он в моё ухо. – Никогда не обидит, Джун. – Меня сейчас вырвет, – ответила я, пытаясь вырваться из рук альфы. – Ты – больной, ты – ненормальный ублюдок. Они не сделали ничего плохого, они… – Они расстроили тебя, – притворно-расстроенно ответил мне Никлас, – В следующий раз я приглашу тебя посмотреть, как умерщвляют предателей, Джун, – альфа подался назад, позволяя мне развернуться к его груди, куда угодно, лишь бы не видеть эти лица, – Будь здесь осторожна, Джун, никто к тебе не придёт, кроме лекаря, – Никлас поцеловал меня в лоб, отпустив. – Я дарю тебе безопасность, разве это не замечательно? – Замечательно, – ответила я дрожащим голосом, не зная, кто еще может поплатиться за мою неосторожность. – Счастливой дороги. Я не сомневалась в том, что его указа никто не ослушается.